Радио — более радикальное средство актуализации ранних стадий литературы

Радио продолжило освоение характерных для второго и третьего десятилетия XX в. кинематографических экспериментов. Однако оно могло это сделать лишь на начальном этапе, когда органичные для него структуры до конца открытыми и освоенными еще не были. Открытие этих структур радио произойдет по мере этого, как оно осознает свою миссию в ассимиляции и актуализации фольклора ставших в первой половине XX в. проблемой первостепенной важности потому, что на этом этапе решалась первоочередная задача культуры — превращение в публику наэлектризованной идеей модерна пассионарной массы. В этой ситуации фольклор стал основой развития культурной традиции, позволившей эту задачу решить.

Вопрос об осуществлении радио специфических функций, способствующих актуализации фольклорного сознания, требует подробного освещения. В решении той задачи функции радио невозможно переоценить. Как известно, в культуре фольклорные тексты развивались и функционировали не только помимо кинематографа и печатного станка, но даже помимо письменности как таковой. Эффект появления радио исследователи нередко сводят к частным и второстепенным причинам (например, к тому, что благодаря техническим особенностям радио актуальной становится массовая потенциальная аудитория литературы, музыки, театра и даже кино). Но эффект радио к этому не сводится. Как в свое время кино произвело в культуре подлинную коммуникативную революцию, став средством воспроизведения и интерпретации культурных ценностей, так радио следует считать следующей коммуникативной революцией. Эффект радио превосходит его технические способности преодолевать время и пространство. Воздействие его на культуру велико, ведь, согласно утверждению М. Маклюена, оно «вернуло к жизни древний опыт родовых паутин глубокого племенного вовлечения»⁶⁵. Но сущность воздействия радио заключается прежде всего в возрождении пластов культуры, связанных с устным фольклором. Если даже сделанного самим радио в этом направлении не так много, то все равно активизацию этих пластов культуры оно стимулировало. Опираясь на массовые процессы культуры, такие пласты оказались в свое время способными поглотить островки имевших место в истории городской культуры опережающих вариантов развития искусства⁶⁶. Даже если эти процессы непосредственно в развитии искусства проявились не столь заметно, тем не менее, в процессах его восприятия и усвоения они многое определяли.

В 30-е годы особенно актуальными оказались устные пласты развития искусства. До этого времени они существовали, оказывая на культуру огромное воздействие. Но в 30-е годы создавалась объективная ситуация, когда в количественном отношении носители фольклорного сознания стали преобладать. Радио активизацию этого пласта стимулировало⁶⁷. Осуществляя функции «клапана», через который в культуру с четвертого десятилетия стала интенсивно проникать и расширяться устная традиция, радио, тем самым, способствовало переориентации кино. В этом десятилетии кино к экспериментам радио оказывается чувствительным не потому, что радио демонстрирует необычные, художественные эксперименты, а потому, что, опираясь на устное слово, оно легче находит контакт с массовым фольклорным сознанием, многое в это десятилетие в культуре определявшим.

С этого момента кино не может не быть не звуковым. Эксперименты кино со звуком становятся актуальными. Как следствие этих общекультурных процессов изобразительная культура кино падает. Историки не заметили, как кино пережило в своем развитии следующую революцию. Оно не могло ее не пережить, поскольку представившая для культуры огромную ценность его связь с массовой аудиторией должна была продолжаться. Фольклорное сознание, взрыв которого в массовых формах происходил с помощью радио, отныне становится определяющей основой контактов кино с массовой аудиторией. Прорыв в культуру массового фольклорного сознания привел к понижению роли столь существенной для развития кино предыдущего десятилетия документальной фиксации видимого мира. Неосвоенность этого направления в развитии кино тоже объяснялась давлением фольклорного сознания, нейтрализуемого в 20-е годы традициями городской культуры.

Огромные пласты фольклора не сохранились или сохранились лишь в том случае, если по той или иной причине оказывались зафиксированными в письменности или в продуктах книгопечатания. Но даже и в том случае, когда фольклор становился достоянием письменности или книгопечатания, эти последние для его функционирования часто оставались неорганичными, ибо тяготели к устной традиции, импровизации, синкретизму, что позднейшей дифференциации видов искусства и гипертрофированному развитию книгопечатания на поздних этапах истории культуры противоречило. Именно по той причине, что сущность фольклора связана с устной традицией, радио оказывалось стихией, способной реабилитировать фольклорные пласты культуры. В осуществлении этой функции оно было незаменимым средством. Преимущественное развитие радио получает не в 20-е, а именно в 30-е годы, когда культура, выйдя за пределы традиций, формировавшихся в контексте городов (а как известно, городская культура и способствовала появлению печатного станка и развитию книгопечатания), оказалась перед необходимостью актуализировать свои древние, мифологические и фольклорные пласты. Несмотря на способность техники использовать радио уже в первые десятилетия XX в., его развитие происходит лишь на том этапе, когда без опоры на средство реабилитации фольклора культура развиваться не могла.

Таким образом, развитие радио тоже следует рассматривать в русле литературной традиции, как в русле этой традиции мы рассматривали три первых десятилетия развития кино (традиция лубочная, традиция литературного ренессанса XIX в., традиция, связанная с литературной периферией (журналистикой)). Если кинематограф входил в культуру как средство зрительной актуализации разных этапов литературного развития (и прежде всего, раннего, связанного с авантюрным типом повествования), то радио появлялось в культуре как средство возрождения традиции, связанной с устным бытованием литературы. «Литературные произведения не только читают, их даже слушают и смотрят, — писал М. Науман, — даже когда книга уже существовала и чтение уже не было редким явлением, произведения чаще слушались, чем читались, так как их читали друг другу. Такой литературный жанр как драма, лишь частично принадлежит к области литературы, а поэзия лишь в последнее время стала чисто литературным жанром. Чтение распространялось и стало по-настоящему массовым лишь в эпоху романа»⁶⁸.

Анализируя «Шинель» Гоголя, В. Эйхенбаум обратил внимание на то обстоятельство, как писатель любил и умел публично читать свои произведения. Это стремление писателя к устному рассказыванию сюжета не случайно. Закономерности рассказывания для построения его произведений очень многое значат. Исследователь характеризует такое построение как сказ, в котором слова и фразы «выбираются и сцепляются не по принципу только логической речи, а больше по принципу речи выразительной, в которой особенная роль принадлежит артикуляции, мимике, звуковым жестам и т. д.»⁶⁹. Особенно чувствительным радио оказывалось именно к таким элементам литературного произведения. Можно утверждать, что радио способствовало выявлению сказовых элементов звучащей в эфире литературной классики. Это было специфическое прочтение литературы, не отрицавшее, а дополнявшее ее кинематографическое прочтение. В этом смысле опыт прочтения с помощью радио классической литературы должен быть объектом изучения «рецептивной» эстетики.

Культуру радио возвращало не только к тому периоду, когда не было ни книгопечатания, ни даже письменности, но и к той, уже поздней ее стадии, когда любили читать вслух или просто слушать чтение книги. Не следует забывать о том, что даже поздние периоды истории культуры свидетельствуют, что ранние формы чтения книги никогда не исчезали. Например, еще в конце XIX в. в демократических слоях населения книги не читались, а прослушивались. «Большинство рабочих — пишет Н. Рубакин, — жило при фабрике, то семьями, то артелью. Зимою, в рабочей казарме чтения шли из вечера в вечер, перед одними и теми же слушателями и, большей частью, с одним и тем же чтецом»⁷⁰. Н. Рубакин отмечает, что таким образом прослушивались сочинения Майн Рида, Эмара, Жюль Верна, Купера, Вальтер Скотта. Совместное прослушивание книг было характерно не только для рабочих и не только для тех, кто не умел или не привык читать. В XIX в. коллективное прослушивание книги было популярным в среде студенчества, молодежи. Об этом свидетельствует Ф. Достоевский, рассказывая, как в среде знакомых читали и перечитывали «Мертвые души»:

Тогда это бывало между молодежью, сойдутся двое или трое: «а не почитать ли нам, господа, Гоголя!» — садятся и читают, пожалуй, всю ночь⁷¹.