Заключение. 
Философия права: классический юснатурализм и историческая школа юристов

Сугубо юридический спор между А. Ф. Ю. Тибо и Ф. К. фон Савиньи по поводу кодификации германского права привел, в конечном итоге, к пробуждению национального правосознания немецкого общества. Как указывал Б. А. Кистяковский: «Во втором десятилетии того же (девятнадцатого — А. М.) столетия возник знаменитый спор между двумя юристами — Тибо и Савиньи — „О призвании нашего времени к законодательству и правоведению“. Чисто юридический спор этот имел глубокое культурное значение; он заинтересовал все образованное общество Германии и способствовал более интенсивному пробуждению его правосознания. Если этот спор ознаменовал окончательный упадок идей естественного права, то в то же время он привел к торжеству новой школы права — исторической»¹.

Современные исследователи обоснованно утверждают, что идеи исторической школы права имели амбивалентное влияние на развитие немецкой правовой доктрины. С одной стороны, ориентация Ф. К. Савиньи на «воссоздание» аутентичного смысла римского юридического наследия привела к формированию школы пандектистов, ориентированных на специально-юридическое исследование комплекса юридических конструкций с перспективой формирования рационально устроенного и унифицированного законодательства. С другой стороны, идея «национального духа» как первоисточника правогенеза не могла не способствовать формированию уже в 40-х гг. XIX столетия школы германистов, выступавших против реципирования немецким правом римского юридического наследия, за исследование сугубо национальных корней в германском обычном народном праве (Я. Гримм, К.-Г.-К. Безелер, И. К. Блюнчли, О. фон Гирке, И. Ф. Кирульф, и др.)^[1][2]. «Идеи Савиньи, имевшего весьма значительное духовное влияние, породили в немецкой мысли два противостоящих друг другу и в равной мере ссылавшихся на него течения: пандектистов — теоретиков, стремившихся построить рациональное и унифицированное право путем толкования Corpus juris civilis, и германистов, желавших отыскать глубинные корни немецкого обычного и народного права», — пишет Р. Кабрияк¹.

Поскольку как пандектисты, так и германисты, в конечном итоге, стремились к аутентичной кодификации германского права, постольку Германское гражданское уложение (1899), по свидетельству В. Кнаппа, «явилось компромиссом между тенденциями, основанными, с одной стороны, на римском праве, с другой — на старогерманском праве»^[3][4]. «Одним из следствий влияния „исторической школы права“, — пишет О. А. Омельченко, — было возникновение национальных научных школ изучения собственных историй права и государства, объясняемых уже в связи с общим движением истории, политики и, что немаловажно, истории культуры»^[5].

Помимо влияния на развитие немецкой юридической доктрины, спор Ф. К. Савиньи с А. Ф. Тибо в значительной степени повлиял не только на правовую доктрину Австрии^[6], но и в целом на всю историю кодификации^[7], включая доктринальные основания ГК швейцарского кантона Цюрих (1853—1855)^[8], диспозитивный характер многих норм Гражданского кодекса Испании (1889)^[9], проявился в спорах сторонников и оппонентов кодификации гражданского права в Японии в конце XIX столетия; идеи Ф. К. Савиньи были заимствованы Ассоциацией адвокатов, добивавшейся в конце XIX века отклонения Гражданского кодекса штата Нью-Йорк^[10]. В современную эпоху спор Савиньи и Тибо был вновь актуализирован в связи с дебатами вокруг Европейского гражданского кодекса¹.

Если, следуя герменевтической философской традиции, принять конвенциональную трактовку научного знания (Т. Кун, П. Фейерабенд, И. Л. Честнов^[11][12]) и признать, что адекватность научной теории прежде всего выражается в ее способности актуализировать соответствующий дискурс в научном сообществе (А. В. Поляков^[13]), то следует отметить, что как классический юснатурализм, так и историческая школа права оказались весьма плодовитыми, что, разумеется, было бы невозможно без актуальности и адекватности теории.

Без школы естественного права Нового времени невозможно представить «возрожденное естественное право» в России конца XIX — начала XX вв. и в западной Европе и США второй половины XX в. Во многом на приеме противопоставления идеям и методологическим установкам естественно-правовой школы сформировалась историческая юриспруденция, концепции юридического позитивизма и социологическое направление правопонимания.

В свою очередь «первый историзм» школы Ф. К. Савиньи заложил фундамент историко-правовых исследований в западной юриспруденции XIX и XX вв., способствовал развитию научных доктрин, придерживающихся принципа историзма в числе которых «целевая юриспруденция борьбы» Р. фон Иеринга, социологическое учение о праве О. Эрлиха, социологические концепции понимания права С. А. Муромцева, М. М. Ковалевского, Н. М. Коркунова, учение о праве предтечи американского правового реализма О. Холмса^[14].

Нельзя не заметить и генетической связи между воззрениями на общество исторической школы с ее акцентуацией органической циклической модели социогенеза и различными культурно-цивилизационными типологиями государственности (Н.Я. Данилевский («Россия и Европа», 1869), О. Шпенглер («Закат Европы», 1918), А. Дж. Тойнби («Цивилизация перед судом истории», 1947), С. Хантингтон («Столкновение цивилизаций», 1993)).

Несомненно влияние исторической школы юристов на учение Н. Я. Данилевского об обособленных, локальных «культурно-исторических типах». Так, Н. Я. Данилевский утверждал: «Всякое племя или семейство народов, характеризуемое отдельным языком или группою языков, довольно близких между собою для того, чтобы сродство их ощущалось непосредственно, без глубоких филологических изысканий, — составляет самобытный культурно-исторический тип. /…/ Начала цивилизации одного культурно-исторического типа не передаются народам другого типа. Каждый тип вырабатывает ее для себя при большем или меньшем влиянии чуждых, ему предшествовавших или современных цивилизаций». По мнению ученого, каждый народ, составляющий культурно-исторический тип «развивал самостоятельным путем начало, заключавшееся как в особенностях его духовной природы, так и в особенных внешних условиях жизни, в которые он был поставлен»¹.

Принимая во внимание политический контекст того исторического времени, когда романист А. Тибо ратовал за введение на территории Германии гражданского кодекса, наподобие Кодекса Наполеона, не только основоположники немецкой исторической школы, но и большинство германских юристов могли бы подписаться под словами Н. Я. Данилевского: «Начала, лежащие в народе одного культурно-исторического типа (которые при самобытном развитии должны принести самые богатые плоды), могут быть искажены, уничтожены, но не могут быть заменены другими началами, составляющими принадлежность другого культурноисторического типа, иначе как с уничтожением самого народа, то есть с обращением его из самостоятельного исторического деятеля в этнографический материал, имеющий войти в состав новой образующейся народности».

Помимо этого, русский мыслитель отрицал «жизненность» общечеловеческих, универсальных начал, на основе которых пытались сформировать правовую систему классические юснатуралисты XVIII в.: «Понятие об общечеловеческом не только не имеет в себе ничего реального и действительного, но оно уже теснее, ниже понятия о племенном, или народном, ибо это последнее по необходимости включает в себя первое и, сверх того, присоединяет к нему нечто особенное дополнительное, которое именно и должно быть сохраняемо и развиваемо, — дабы родовое понятие о человечестве в реальном его значении получило все то разнообразие и богатство, в осуществлении к какому оно способно. Следовательно, общечеловеческого не только нет в действительности, но и желать быть им — значит желать довольствоваться общим местом, бесцветностью, отсутствием оригинальности»^[15][16].

Благодаря широкому распространению в юридическом сообществе философских установок немецкой исторической школы кардинально изменилось профессиональное видение естественного права. В социологическом направлении правопонимания наличие общих правовых институтов у многих народов предпочитают объяснять не общей природой человека, как это делали Аристотель, стоики, схоласты и юснатуралисты XVII—XVIII столетий, а действием сходных исторических факторов и условий¹, а само естественное право более не толкуется в рационалистическом ключе, а отождествляется со спонтанно образующимся в «фактических отношениях» во «внутренних союзах» общества «свободным» социальным правом (Л. Гумплович, О. Эрлих, Г. Канторович, и др.)^[17][18].

Если рассмотреть вопрос о научном потенциале и степени влияния естественно-правовой и исторической школ на российский политикоправовой дискурс, то можно отметить, что обе школы имеют достаточно глубокие корни в российской правовой доктрине.

Классический юснатурализм в его «просветительской» версии (Вольтер, Д. Дидро, К. А. Гельвеций, Ж.-Ж. Руссо) оказал влияние на политику «просвещенного абсолютизма» Екатерины II. Юридическое образование в первых российских университетах в XVHI в. базировалось на курсах естественного права в трактовках С. Пуфендорфа^[19], Хр. Вольфа, И. Канта. Традиция русского либерализма (А. Курбский, И. Тимофеев, В. Т. Золотницкий, А. Н. Радищев, А. П. Куницын и др.) во многом берет свои истоки из школы естественного права. На переосмыслении постулатов классического юснатурализма и немецкой классической философии (И. Кант, И. Г. Фихте, Г. В. Ф. Гегель и др.) в России II пол. XIX в. строят самобытные политико-правовые учения идеалистической направленности предтечи (В. С. Соловьев, Б. Н. Чичерин) и представители (П. И. Новгородцев, Е. Н. Трубецкой, И. В. Михайловский, А. С. Ященко, В. М. Гессен, Б. А. Кистяковский, С. А. Котляревский, К. А. Кузнецов, Н. А. Бердяев, Б. П. Вышеславцев, Е. В. Спекторский, И. А. Ильин) «возрожденного естественного права».

Историческая школа права оказала, пожалуй, еще более масштабное и пронизывающее воздействие на российскую юридическую науку и образование, поскольку в гораздо большей степени соответствовала архетипам русской культуры. Можно указать на общеизвестную теорию «официальной народности» министра С. С. Уварова «самодержавие, православие, народность» (1833), которая не только в точности выражала идеологические установки немецкой исторической школы, но и во многом отражала патриархальное общественное сознание крестьянства — большинства русского народа того времени¹. Нельзя не заметить и тесной взаимосвязи между постулатами исторической школы и воззрениями на русскую культуру и историю славянофилов.

Н. В. Устрялов писал: «Что же касается аналогий, всегда более или менее приблизительных, то правильнее было бы сопоставить славянофилов с идеологами немецкой исторической школы юристов. По устремлениям своего мировоззрения славянофилы были принципиальными консерваторами, блюстителями предания, устоев старины. Очень характерно, что обычное право они предпочитали закону, подобно вождям исторической школы, усматривавшим, как известно, в обычае непосредственное проявление народного духа и потому считавшим его за наиболее совершенную форму права»^[20][21]. И. И. Царьков в числе интеллектуальных источников, повлиявших на формирование идей славянофилов указывает германский романтизм в лице Ф. Шеллинга, Ф. Шлегеля, И. Гердера и германскую историческую школу права в лице Г. Гуго, Ф. Савиньи, Г. Пухты. И далее указывает: «Как представители германского философского и юридического направлений отвергли рационализм и формально-юридическое объединение общества во имя форм „непосредственного сопереживания“ и „духовного единства“, так и в лице славянофилов отечественная общественная философия отвергла принцип классического либерализма (рационального права) во имя единства и „цельности“ человеческой жизни. В первом они заметили только лишь отрыв знания от нравственности как пагубную автономность разума, приводящую к победе „требования эгоистического“ индивидуализма и распаду общества»^[22]. К примеру, видный представитель славянофильства И. С. Аксаков отмечал: «Суд должен твориться по разуму и по совести, и только, уже при невозможности применить совесть ко всем условным явлениям гражданской жизни или в среде чисто условных отношений, общество прибегает к опоре внешнего закона… Живой обычай выше мертвой буквы закона, совесть выше справедливости внешней. Таков принцип, который должен господствовать в судопроизводстве» (курсив мой — А. М.)¹.

Помимо отмеченного, нельзя забывать и о том, что первые поколения русских профессоров права 30—60-х гг. XIX в. обучались непосредственно у главы исторической школы Ф. К. фон Савиньи, что не могло не отразиться и на направлениях их научной деятельности: исследования 30—70-х гг. XIX в. (С.В. Пахман, Д. И. Мейер, И. Е. Энгельман, К. Д. Кавелин, Н. Л. Дювернуа, В. И. Сергеевич и др.) в сфере частного права, за редкими исключениями, являлись историко-правовыми по своему характеру^[23][24]. Начиная с 40-х гг. XIX в. система юридического образования в России преимущественно основывалась на постулатах исторической школы права^[25].

В чуть большей или меньшей мере идеи исторической школы права повлияли на исследования таких русских ученых как К. А. Неволин, А. Г. Станиславский, М. А. Дьяконов, И. И. Дитятин, А. Д. Градовский; ведущие представители консерватизма (К. П. Победоносцев, Л. А. Тихомиров) и либерального консерватизма (Б. Н. Чичерин, И. А. Ильин) в России XIX в. в своих политико-правовых воззрениях также испытали значительное влияние исторической школы.

Во многом на основе противопоставления эмпирической методологии исторической и социологической школ на рубеже XIX и XX веков в России формируется школа «возрожденного естественного права», основывающаяся на неокантианских постулатах нравственного идеализма (ранний П. И. Новгородцев, Е. Н. Трубецкой, В. М. Гессен, С. Л. Франк, И. А. Ильин). При этом принципиальный перенос акцента с природного, рационального на духовное, нравственное в качестве источника нового, возрожденного естественного права, выступающий чуть ли не «визитной карточкой» «школы» П. И. Новгородцева в дореволюционной России, также не мог состояться без опыта актуализации основоположниками исторической школы «духа народа» в качестве изначального источника единственно подлинного права. Если, как указали представители юридического позитивизма, естественное право относится к этике, представляя собой право «должное», идеальное, а не действительно существующее^[26], и если, как утверждали «истористы» во главе с Ф. К. Савиньи, право своим первоисточником имеет самобытное национальное сознание, то не остается никакой иной альтернативы, кроме как определить естественное право как правовой идеал¹, что и сделали многие представители «возрожденного естественного права» (Р. Штаммлер, П. И. Новгородцев, В. М. Гессен и др.). Поддержанная многими представителями «возрожденного естественного права» идея Р. Штаммлера о естественном праве с меняющимся содержанием или «эволюционного естественного права» (В. М. Гессен) также обязана своим формированием идее органичного развития права, впервые актуализированной в профессиональном и доктринальном правосознании школой Ф. Савиньи^[27][28]. Как справедливо указывал О. Э Лейст: «Концепция естественного права с изменяющимся содержанием дала возможность соединить рационалистический гуманизм классических доктрин естественного права XVII—XVIII вв. с историкосоциологическим подходом к правосознанию»^[29].

Более того, можно утверждать, что и социологическое направление юриспруденции в России испытало на себе значительное воздействие естественно-правовой и немецкой исторической школ. Так, по мнению Г. Ф. Шершеневича, основной научной идеей в творчестве выдающегося представителя дореволюционного «социологизма» С. А. Муромцева была «идея творчества по началу закономерности», объединяющая в себе естественно-правовую идею творчества и идею «истористов» о закономерном развитии права^[30]. Сам С. А. Муромцев указывал, что «современное воззрение соединяет вместе верный элемент обоих учений — естественного и исторического, и отбрасывает их ложные элементы»^[31].

Применительно к правовой доктрине современной России необходимо отметить, что достаточно сильны как позиции ученых («западников»), идеологически ориентирующихся на конвергенцию российской правовой системы с западной традицией права, желающих «реанимировать», в той или иной модернизированной форме, идеалистический рационализм школы естественного права (С. С. Алексеев, В. С. Нерсесянц, В. К. Бабаев, В. А. Четвернин, А. П. Семитко, В. В. Лапаева, и др.)^[32], так и идеологические установки исследователей («славянофилов»), стремящихся отстоять качественную самобытность национальной русской культуры и правовой системы¹, не признающих действенность западноевропейских идеологем в качестве фундамента российской правовой системы (В. Н. Синюков, В. П. Малахов, А. В. Поляков, А. М. Величко, В. В. Сорокин, А. А. Васильев, и др.)^[33][34][35], что, несомненно, соответствует исходным философским постулатам немецкой исторической школы права.

«За спиной» первых стоит пост-нюрнбергское международное публичное право, идеологические константы конституционного права и всей системы права России, вызванные к жизни печальным опытом побежденного и провозглашенного post factum советского тоталитаризма, традиции космополитизма, либерализма и рационализма в западной философии, вся классическая немецкая философия права (И. Кант, И. Г. Фихте, Г. В. Ф. Гегель) с ее верой во всеобщность и неизбежную прогрессивность правогенеза, «объективная» необходимость находить или, по крайней мере, имитировать общие ценностные «ориентиры» с западным миром, объективно господствующим в экономическом отношении (К. Маркс), а также экономические и политические интересы крупных межнациональных корпораций, весьма эффективно эксплуатирующих идею «объективно» шествующей по планете глобализации, и, помимо всего прочего, вульгарные формы индивидуализма, прагматизма, гедонизма и — в целом — ценностного «анархизма» (релятивизма) любой «сенсорной культуры» (П. А. Сорокин).

Не менее внушительными предстают и «соратники» по идеологическому фронту второй группы мыслителей, в числе которых традиционная концептуализация истории России допетровской эпохи, современное политическое руководство России с весьма податливыми средствами массовой информации, формирующими общественное «мнение» любого информационного «общества», Русская Православная Церковь с многовековой идеей «Москва — третий Рим», приводящей «в движение» всевозможные формы национального эгоцентризма, подавляющее большинство монархистов, консерваторов и националистов, многие представители русской дореволюционной философии права (поздний П. И. Новгородцев, Е. Н. Трубецкой, И. В. Михайловский, С. Л. Франк, И. А. Ильин, и др.), а также «львиная» доля обыденного «этикоцентристского» правосознания россиян современности, представляющего, на наш взгляд, «ценностное ядро» культуры современной России.

Наиболее остро идеологическая борьба двух конфликтующих «блоков» российских ученых современности разворачивается в пространстве, как выразился бы Л. И. Петражицкий, политики права, что, собственно говоря, вовсе не удивительно. Достаточно полно позиция первой группы ученых в отношении российской правовой системы проявляется в таких вопросах как государство и общество, гражданское общество и правовое государство, правовой нигилизм, правовая культура, типологии государственных и правовых систем, право и государство в эпоху глобализации и др. Высшими точками напряжения «дискуссии», подчас провоцирующими яркие словесные пассажи, для второй группы ученых-юристов выступают такие темы как права человека и свобода личности как высшие ценности права, либертарная концепция правопонимания, концепция правового государства как идеала политического развития России и др. Стоит ли повторять, что любая идеологическая дискуссия изначально иррационально основывается на принятой системе ценностей, и поэтому к юридической науке в строгом смысле слова отношения не имеет: невозможно сконструировать рациональный дискурс на идеологическом «фронте».

Опосредованное влияние философско-правовой традиции исторической школы юристов в современной юридической компаративистике выражается в стремлении некоторых ученых укоренить классификацию правовых семей в «исконных культурно-правовых основах». Отталкиваясь от этой философско-правовой посылки, В. Н. Синюков предлагает выделять славянскую правовую семью^[36]. Когда В. Н. Синюков указывает на культурно-историческую, религиозно-этическую и морально-психологическую общность славянских народов, становится ясно, что речь идет о единстве духа, национально-культурных «корней», из которых, по мнению школы Ф. К. Савиньи, и произрастает позитивное обычное, доктринальное и кодифицированное право. Нельзя не отметить, что для исследователей, придерживающихся «западнических» позиций, принадлежность российской правовой системы к романо-германской семье рассматривается как безоговорочный постулат — поскольку формально-юридическое, «техническое» родство не вызывает сомнений, а идейные основания правовых систем, естественно или рефлексивно связываемые с современной идеологией «западной традиции права», видятся безусловно универсальными, инвариантными по отношению к национально-культурному контексту¹.

Адекватность правовой действительности воззрений о подлинном праве двух школ правопонимания видится нам также и в том, что их представители пытались найти удовлетворявшую их идеологическим установкам теорию, объяснявшую наличие постоянных, неизменных оснований в правовой действительности, которые со времени ранних греческих философов в истории политико-правовой мысли считались базовыми, сущностными.

Выражая философскую «картину мира» своего исторического времени, как версия юснатуралистов, так и версия представителей исторической школы права являлись не социологическими, а метафизическими по своему характеру: неизменная, умозрительно/интуитивно постигаемая и внесоциальная сущность права виделась им изначально и всецело заданной объективным источником (разумной природой человека, духом народа), а не формируемой постоянно в процессе юридически значимой социальной коммуникации.

Отвергая метафизические основания рассматриваемых школ в качестве адекватной концептуализации природы права, следует отметить, что не только любая правовая система, но и всякая система социального регулирования существует в «рамках» «человекоразмерной» (антропогенной) среды (какую право объективно не в состоянии игнорировать), представленной как «природными» ограничениями (естественным нормами)^[37][38], заданными физиологическими факторами и социальными потребностями человека (так называемая «природа человека»), так и национально-культурными особенностями того или иного народа^[39] (так называемый «дух народа»), которые, не являясь сущностью права, тем не менее, несомненно, оказывают (как и любая «среда» в отношении открытых «систем»), через общественное правосознание, самое непосредственное воздействие на характер и содержание как социального неофициального, так и государственно оформленного позитивного права.

• [1] Кистяковский Б. А. В защиту права (Задачи нашей интеллигенции) // Кистяковский Б. А. Философия и социология права. СПб., 1998. С. 362.
• [2] Ср.: «В 40-х годах XIX столетия в Германии под влиянием распространившегосяв то время увлечения идеей национальности, появилось патриотическое учение о необходимости самобытного развития единой немецкой нации, и возникла школа юристов-германистов. Германисты отрицали справедливость господства римского права в Германии, как права чужого для немецкой нации, содержащего в себе мертвый уже материали лишь понапрасну тормозящего развитие германского права, отличного от римскогопо своему духу и по своим основным принципам». Дормидонтов Г. Ф. Система римскогоправа. Общая часть. Казань, 1910.
• [3] Кабрияк Р. Кодификации. М., 2007. С. 72.
• [4] Кнапп В. Крупные системы права в современном мире // Сравнительное правоведение: сборник статей. М., 1978. С. 230. Воззрения юристов германистическойгруппы существенно повлияли на регулирование ГГУ правовых институтов собственности и юридических лиц. См., например: Виноградов П. Г. Очерки по теории права. М., 2010. С. 141—142. Ср.: Иоффе О. С. Цивилистическая доктрина промышленного капитализма // Иоффе О. С. Избранные труды по гражданскому праву. М., 2003. С. 67.
• [5] Омельченко О. А. История политических и правовых учений (История ученийо государстве и праве): учебник для вузов. М., 2006. С. 431.
• [6] Цвайгерт К., Кетц. X. Указ. соч. С. 247—248.
• [7] О. А. Омельченко подчеркивает, что особое философско-правовое и методологическое воздействие историческая школа права оказала на теорию законодательстваи кодификации в европейском правоведении. Омельченко О. А. Указ. соч. С. 434.
• [8] См.: Цвайгерт К., Кетц. X. Указ. соч. С. 258.
• [9] Ср. с оценкой значения диспозитивных норм французским ученым Ж. Корню, который утверждает, что именно с их помощью «законодатель принимает во внимание… всю совокупность социальных, экономических и исторических соображений… В соответствии с этими данными он разрабатывает идеальную модель, т. е. типовое решение, которое представляется ему наилучшим образом приспособленным к социальной среде, для которой оно предназначается». Cornu G. Droit civil. Paris, Montchrestien, 2003. P. 336.Цит. по: Барьер Ф., Дидье Ф. и др. Цивилистические правовые традиции под вопросом.М., 2007. С. 124.
• [10] Кабрияк Р. Указ. соч. С. 71; Цвайгерт К, Кетц. X. Указ. соч. С. 361—362.
• [11] См.: Кабрияк Р. Указ. соч. С. 71—72; Рудоквас А. Д. Неопандектистика и европейское право (вступительное слово к дискуссии) // Древнее право, lus Antiquum. 2005.№ 1 (15). С. 146—155.
• [12] См.: Кун Т. Структура научных революций. М., 1977. С. 267; Честнов И. Л. 1) Актуальные проблемы теории государства и права. Эпистемология государства и права: учебное пособие. СПб., 2004. С. 19—20, 54—56; 2) Критерии научности теории права (тезисы). (http: //www. le galphilosophy. гu/)
• [13] Показателен в этом плане эпиграф к одному из научных докладов исследователя"Антрополого-коммуникативное обоснование прав человека": «Прогресс в науке возможен не тогда, когда научное сообщество овладевает идеей, а когда идея овладеваетнаучным сообществом». Поляков А. В. Антрополого-коммуникативное обоснование правчеловека (доклад) // Права человека: вопросы истории и теории: Материалы межвузовской научно-теоретической конференции. Сост. Е. В. Тимошина, Н. А. Чекунов. СПб., 2004. С. 3.
• [14] См.: Иеринг Р. фон Избранные труды. В 2 т. СПб., 2006; Эрлих О. Основоположениесоциологии права. Пер. с нем. М. В. Антонова. СПб., 2012; Ковалевский М. М. Историкосравнительный метод в юриспруденции и приемы изучения истории права. М., 1880;Муромцев С. А. Определение и основное разделение права // Избранные труды по римскому и гражданскому праву. М., 2004; Коркунов Н. М. Лекции по общей теории права.СПб., 2004, и др.
• [15] Данилевский Н. Я. Россия и Европа. М., 1991. С. 88.
• [16] Там же. С. 123.
• [17] См.: Муромцев С. А. Естественное право (jus naturale) / Очерки общей теории гражданского права // Муромцев С. А. Избранные труды по римскому и гражданскому праву.М., 2004. С. 438; Коркунов Н. М. Лекции по общей теории права. СПб., 2003. С. 118.
• [18] См.: Гумплович Л. Основания социологии. СПб., 1899. С. 313; Эрлих О. Указ, соч. С. 477—494; Синха С. П. Указ. соч. С. 183.
• [19] Г. Ф. Шершеневич отмечал, что российская политическая элита XVIII в. полностьювосприняла представления о естественном праве С. Пуфендорфа, одновременно выступавшего за признание ряда политических прав, прежде всего, свободу совести, и вместес тем создавшего концепцию полицейского государства. См.: Шершеневич Г. Ф. Историяфилософии права. СПб., 2001. С. 311—327.
• [20] Ср.: «Локальность крестьянского мира и его строгая иерархичность в значительнойстепени воспроизводились на высших уровнях власти. Таковой (патриархально-индивидуальной) была ментальность большинства населения, и либерально-индивидуалистические устремления части интеллигенции, естественно, не могли найти сочувствияи понимания среди крестьян». Плеханов Г. В. История русской общественной мысли. М., 1918. Т. 1. С. 111.
• [21] Устрялов Н. В. Политическая доктрина славянофилов. Харбин, 1925. С. 40.
• [22] Царьков И. И. Указ. соч. С. 311—312. Ср.: «В XIX в. вытеснение естественной школыправа исторической школой права сопровождалось в России распространением идейславянофильства». Бойцова В. В., Бойцова Л. В. Российская школа сравнительного права: традиции и инновации // Ученые записки. Сб. научных трудов юридического факультета РГУ. Вып. 4. Ростов н/Д, 2002. С. 240.
• [23] Аксаков И. С. О мировом суде // Полное собрание сочинений. В 5 т. Т. 4. М., 1886.С. 566. О различиях между мировоззрением славянофилов и основателей исторической школы см.: Васильев А. А. Государственно-правовой идеал славянофилов. М., 2010.С. 201—202.
• [24] См.: Шершеневич Г. Ф. Наука гражданского права в России. М., 2003. С. 56—80.
• [25] См.: Шершеневич Г. Ф. Указ. соч. С. 46—49.
• [26] См.: Austin J. The Province of Jurisprudence Determined, Being the First Part of a SeriesLectures on Jurisprudence, or the Philosophy of Positive Law. L., 1861. P. 233—235; Козли-хин И. Ю. Джон Остин // Козлихин И. Ю., Поляков А. В., Тимошина Е. В. История политических и правовых учений. СПб., 2007. С. 327—328.
• [27] Ср.: Мухаев Р. Т История политических и правовых учений: учебник для вузов. М., 2004. С. 571.
• [28] Известный русский мыслитель Г. В. Флоровский отмечал: «Начавшееся недавно"возрождение естественного права» представляет собою опять-таки всего лишь последовательную реакцию рационалистического духа против того весьма скромного интуитивизма, который лежал в основе «исторической школы» юристов". Флоровский Г. В. Из прошлого русской мысли: сборник статей. М., 1998.
• [29] Лейст О. Э. Сущность права. Проблемы теории и философии права. М., 2002.С. 206.
• [30] Шершеневич Г. Ф. С. А. Муромцев как ученый // Сборник статей, посвященныйСергею Андреевичу Муромцеву. М., 1911. С. 89.
• [31] Муромцев С. А. Образование права по учениям немецкой юриспруденции. М., 1886.С. 33; 2) К учению об образовании гражданского права. С. 432—433.
• [32] См.: Алексеев С. С. Восхождение к праву: поиски и решения. М., 2002. С. 346—375, 378—396, 500—533, и др.; Он же. Тайна и сила права. М., 2009. С. 89—135; О
• [33] О Нерсесянц В. С. Право — математика свободы. М., 1996; Он же. Философия права. М., 2002; Он же. Философия права: либертарно-юридическая концепция // Вопросы философии. 2002. № 3; Он же. Сравнительное правоведение: либертарно-юридическая концепция // Ежегодник сравнительного правоведения. М., 2002; Четвернин В. А. Современная либертарная теория права о типах правопонимания // Труды МГЮА. 2003.№ 10; Он же. К вопросу о типологии правопонимания // История государства и права.2003. № 6; Семитко А. П. Развитие правовой культуры как правовой прогресс. Екатеринбург, 1996. С. 148—204, 282—299; Он же. Русская правовая культура: мифологическиеи социально-экономические истоки и предпосылки // Государство и право. 1992. № 10;Лапаева В. В. Персоноцентристский подход к правопониманию как актуальная задачароссийской юриспруденции // Право и общество в эпоху перемен. Материалы философско-правовых чтений памяти академика В. С. Нерсесянца. М., 2008. С. 227—243, и др.
• [34] Ср.: «Консервативно-славянофильская и западническая полемика в XIX веке, когдапроизошло явное столкновение двух символических универсумов — Западной Европыи России — явно не закончена до сих пор, несмотря на открытое взаимопроникновениеинституциональных порядков и схем их легитимации». Овчинников А. И. Антиномияпонимания и объяснения в юридической науке // Философия права. 2003. № 1.
• [35] См.: Синюков В. Н. Российская правовая система.

  Введение

  в общую теорию. М., 2010; Малахов В. П. Философия права. М., 2002. С. 405—417; Он же. Основы философии права. М., 2005. С. 157—162; Он же. Самопротиворечивость идей в русской философии права // Философия права в России: история и современность. Материалытретьих философско-правовых чтений памяти академика В. С. Нерсесянца. М., 2009.С. 37—46; Поляков А. В. Общая теория права: проблемы интерпретации в контекстекоммуникативного подхода. СПб., 2004. С. 474—488; Величко А. М. Государственныеидеалы России и Запада. Параллели правовых культур. СПб., 1999; Он же. Философиярусской государственности. СПб., 2001; Он же. Нравственные и национальные основыправа. СПб., 2002. С. 89—118; Иванников И. А. Проблемы государства и права Россииначала XXI века. Ростов н/Д, 2003. С. 331—343; Сорокин В. В. Понятие и сущность правав духовной культуре России. М., 2007; Он же. Юридическая глобалистика. В 2 т. М., 2010;Васильев А. А. Государственно-правовой идеал славянофилов. М., 2010.

• [36] См.: Синюков В. Н. Указ. соч. С. 201—202, 207, 21А—219. О славянском праве пишети В. И. Лафитский (См.: Лафитский В. И. Сравнительное правоведение в образах права.М., 2010. С. 200—274).
• [37] См., например: Алексеев С. С. Теория права. М., 1994. Ср.: Синюков В. Н. Указ, соч. С. 71.
• [38] См.: Тарасов Н. Н. Право в системе социального регулирования // Теория государства и права. Под ред. С. С. Алексеева. М., 1998. С. 210; Мальцев Г. В. Социальныеоснования права. М., 2007. С. 518—520.
• [39] Ср.: «Культурные ограничения, накладываемые семьей, религией, войной, средствами коммуникации и т. д., являются биопсихологическими рамками, по-разномузаполняемые культурным содержанием…». Синха С. П. Указ. соч. С. 89.