Модус художественности данного стихотворения элегический (от гр. elegos — жалобная песня) — результат эстетического переосмысления «внутренней обособленности частного бытия. Элегическое «я» состоит из цепи мимолетных состояний «внутренней жизни», «живой грусти об исчезнувшем», «прощального настроения», «таинства печали». «Я» уже «событийной границы», которая осталась в прошлом и принадлежит «всеобщему бытию других».
Хронотоп уединения, характерный этому стихотворению, — это любовное созерцание прошлой жизни. Светлая грусть элегического «я» отчетливо проступает в почти во всех строфах стихотворения, начиная со второй строфы. В стихотворении также печально оплакивается не только утрата близких, хотя и этот мотив наполняется особенно актуальным смыслом:
Мы теперь уходим понемногу В ту страну, где тишь и благодать.
Может быть, и скоро мне в дорогу Бренные пожитки собирать.
но и уход в небытие целой эпохи:
Знаю я, что в той стране не будет Этих нив, златящихся во мгле.
Оттого и дороги мне люди, Что живут со мною на земле.
Наблюдается также жанровая доминанта элегии, основанная на совмещении временных планов (прошлого и настоящего), замкнутость, закрытость, переходность элегического состояния, смешанную природу чувств лирического субъекта.
Гармония противоречий, лежащая в основе стихотворения, реализуется в субъектной организации произведения: носителем речи является условное элегическое «я», которое характеризует отчужденность от лирического настоящего и некоторая ироничность. Традиционализм жанровой формы элегии выражается в известной формульности (образы «бренности» и «прекрасного сонма», «тишь и благодать» и устойчивости мотивного комплекса (мотивы одиночества, странничества, бренности человеческого существования, воспоминания об ушедших годах.
В качестве факультативных признаков жанровой модели выступают трехчастная композиция, традиционно элегический размер — пятистопный хорей.
