Вторая волна русской эмиграции

Вторая мировая война породила новый поток русских эмигрантов. Это были граждане Прибалтийских республик, не желавшие признавать советскую власть; военнопленные, справедливо опасавшиеся возвращения домой; молодые люди, вывезенные с оккупированных фашистами территорий в Германию в качестве дешевой рабочей силы; наконец, это были люди, сознательно вставшие на путь борьбы с советским тоталитаризмом. По далеко не полным данным к 1952 году только в Европе было 452 тысячи перемещенных граждан СССР. 548 тысяч русских эмигрантов прибыло в Америку в период с 1941 по 1950 гг. The Encyclopedia Americana: International Edition. Vol. 37. — N.Y., 1993. — P.525.

Во второй волне русской эмиграции было не мало людей, посвятивших себя литературному творчеству. Среди них Иван Елагин, Ольга Анстей, Дмитрий Кленовский, Борис Нарциссов, Валентина Синкевич, Сергей Максимов, Борис Филиппов, Леонид Ржевский, Владимир Юрасов ЕЛАГИН Иван (наст. фам. Матвеев) (1918;1987) — поэт, преводчик, литературовед;

АНСТЕЙ Ольга (Матвеева-Филиппова) (1912;1985) — поэтесса;

КЛЕНОВСКИЙ Дмитрий (Крачковский) (1892−1976) -поэт, критик.

Для Дм. Кленовского русский язык — способ выражения души:

Есть в русском языке опушки и веснушки, Речушки, башмачки, девчушки и волнушки,.

И множество других, таких же милых слов.

(Есть в русском языке…).

Язык сближает поэта с родиной. Тема России постоянно звучит в его лирике:

Я служу тебе высоким словом, На чужбине я служу тебе…

(Родине).

НАРЦИССОВ Борис (1906;1982) — поэт, критик, переводчик;

СИНКЕВИЧ Валентина (р. 1916) — поэтесса, критик, издатель;

МАКСИМОВ Сергей (Пашин) (1916;1967) — прозаик, поэт, драматург;

ФИЛИППОВ Борис (Филистинский) (1905;1991) — прозаик, поэт, критик, литературовед, библиограф;

РЖЕВСКИЙ Леонид (Суражевский) (1905;1986) — прозаик, драматург, критик, языковед, литературовед;

ЮРАСОВ Владимир (Жабинский) (1924;1996) — прозаик, журналист, поэт. и многие другие. С первой волной новых изгнанников объединяло политическое неприятие советской реальности, связь с дореволюционной культурой, горечь изгнания и горечь ностальгии. Если беженцы первых послевоенных лет испытали ужасы революции и гражданской войны, то на долю эмигрантов второй волны выпал или сталинский ГУЛАГ, или ощущение «вины» за свое происхождение и страха за свое будущее. Как вспоминает З. Шаховская, первыми, послереволюционными, эмигрантами «вторая волна была признана за свою» З. Шаховская «Одна или две русских литературы?» — L’age d’Homme, 1981, С. 58. Многие из писателей первой волны оказывали помощь младшим коллегам.

По единодушному мнению критики наибольший вклад в развитие русской литературы второй волны русской эмиграции принадлежит именно поэтам.

Характерно, что почти все из них начинали с политических стихов, часто даже сатирических. Иван Елагин в стихотворении «Амнистия» проклинает убийц своего отца, ему же принадлежат «Политические фельетоны в стихах. 1952;1959». Николай Моршен в стихотворениях «Тюлень» и «Вечером 7 ноября» противопоставляет человека тоталитарному обществу. Таким образом, в эмиграции поэтам надо было, прежде всего, освободиться от давящей атмосферы прежней жизни и лишь затем перейти к более объективному и глубокому изображению реальности и своих переживаний. Социальные темы почти у всех крупных поэтов все чаще переходят в философские, мировосприятие обретало гармонию, появляется тоска по родине:

…нас чужим давило бытом,.

сбивало с речи, с пути и ног.

Но карта — нет, еще не бита, И Слово не покинуло порог…;

пишет на чужбине Валентина Синкевич (род.1926).

Я люблю одну Россию ;

Невозвратно дорогую;

И сейчас, под шорох липы И жужжанье пчел прилежных Вдруг и страстно захотелось Погрустить о ней немного Светлой пушкинской печалью. ;

С тоской, печалью и ностальгией пишет Владимир Марков.

С болью вспоминает родину Иван Елагин (Матвеев). Каждый раз, когда речь заходит о советской власти, Елагин вспоминает свою растоптанную жизнь:

Еще жив человек,.

Расстрелявший отца моего.

…

Живет на покое.

И дело привычное бросил.

(Амнистия) Боль Елагина стала болью его поколения:

О России — кромешная тьма…

О, куда они близких дели?

Жизнь в Америке не изменила поэзии Елагина; осталась прежней обостренная искренность его стихов, их простота и ясность. Новыми лишь были небоскребы и огни Америки, вошедшие в его строки:

Вот он город мой неузнаваемый, Город каменной моей судьбы…

(Дождь бежал по улице на цыпочках…).

Небоскребы упрятались в марево.

…

И опять не звана и не прошена,.

Тень моя обозначилась рядом,.

…

Эти кубы, параллелепипеды, И углы, и бетонные плиты!

Тень! С тобой из орбиты мы выбиты, Тень! В чужую орбиту мы вбиты, ;

Поэт отказывается принять окружающее, которое в свою очередь холодно и равнодушно к нему, не принимает и не ждет его.

Вторая волна русской эмиграции дала достаточно высокий всплеск и прозаического творчества. Если писатели первой волны повествовали, в основном, о дореволюционной России, то предметом повествования писателей второй волны была жизнь родины в преддверии второй мировой войны, непосредственно в годы и в первые послевоенные дни. Отличало их от советских авторов то, что героями своих книг они делали людей, не нашедших места в советской жизни: интеллигентов, не принимавших жестокостей тоталитарного режима, крестьян, разочаровавшихся в колхозной действительности; репрессированных рядовых граждан, общим для которых было стремление к преодолению идеологической зашоренности и страха. Персонажам зачастую предстояло пройти тернистый путь страданий, испытаний, метаний между родиной и чужбиной. Такие проблемы легко прослеживаются в рассказах таких писателей, как Владимир Юрасов, Сергей Максимов, в лагерных повестях Бориса Филиппова, Леонида Ржевского и прочих.

В качестве итога выше сказанного о второй волне русской эмиграции отмечу, что литература русского зарубежья в 40−50е годы составляла достойную конкуренцию весьма небогатой на шедевры советской литературе, задушенной послевоенными постановлениями ЦК ВКП (б) по вопросам искусства, и говорить о её падении или измельчении было бы нелепо. Основными темами творчества по-прежнему оставались политическое неприятие советской реальности, связь с дореволюционной культурой, горечь изгнания и горечь ностальгии, а также жизнь родины в годы второй мировой войны. Но вторая волна становится уже как бы переходной между первой и третьей. С годами постепенно меняются ценности, угасает прежняя идеализация дореволюционной России, появляются новые тенденции (ненависть к врагу, тема войны), новые веяния. Но они остаются последователями первой волны, представителями исконного «русского зарубежья», хранителями русской культуры и языка.