Лоуренс и религия: мировоззренческие основы творчества

По мнению некоторых критиков, Христианство было злейшим врагом Лоуренса. Сам же писатель во время написания романа «Радуга» говорит о себе как о глубоко верующем христианине: «Я был воспитан на Библии», — утверждает писатель, хотя в начале 20-х годов он утрачивает веру, объясняя это тем, что церковь, которую он посещал, не поддерживала идеи нововведений и дальнейшего развития. Также нельзя не отметить тот факт, что Лоуренс интересовался различными религиями, и поэтому думать о Иисусе как о единственном сыне Бога для него было неприемлемым. Тем не менее, писатель утверждал, что такая фигура как Христос восхищала его [13, 175].

Лоуренс всегда делал различие между Иисусом — историческим лицом и Иисусом, последователи которого проповедуют Христианство сегодня. Последние, по его мнению, лишили Христианскую традицию такого важного элемента как «тело», тем самым неправильно трактуя религию [14, 5].

Терри Райт, который видел в творчестве Лоуренса попытку сделать такую сложную и необычную книгу как Библия более понятной, интерпретируя события, описанные в ней на свой манер, утверждает, что Христианство не всегда было противопоставлено отношениям между полами. Бил Лоуэдер, профессор университета Мёрдок в западной Австралии, специалист в области Нового Завета, говорит о неправильном понимании креста как символа в Христианстве. Смерть Христа являет собой своего рода откровение того, что происходит, если алчность и насилие берут верх над человеческой природой [14, 8]. В своем письме к Мидлтон Муррей Лоуренс писал: «Чем дольше я живу, тем менее симпатичен мне Иисус Христос: кресты, гвозди и все такое! Он просто завел нас в тупик» [15, 4].

Лоуренс, как он сам впоследствии признавался, многие годы, публично называл себя атеистом: «По всем правилам, установленным религией, я являюсь атеистом, ибо не имею ни малейшей веры ни в частную жизнь после смерти, ни во вмешательство в эту частную жизнь какого бы то ни было божества… Для начала: наши верования обязывают нас всеми возможными способами возблагодарить саму жизнь за то, что мы существуем — за все наши эстетические и этические цели и ценности, за все наши радости иногда понимаем, сами себя объявляя атеистами, что можем одновременно быть и верующими, и неверующими, но вот сказать так не можем, потому что слово „верующий“ слишком часто претендует на то, чтобы быть синонимом слову „христианин“». Он явно чувствовал этот кажущийся парадокс, куда более остро, чем любой другой писатель его эпохи.

Д.Г. Лоуренс особенно ценил острое ощущение бытия, способность реагировать на любые проявления всего сущего, хотя наиболее сильно это свойственно обычно простой природе, он требовал сознавать «общую природу» вещей. Д. Г. Лоуренс увлекался естествознанием, был историком природы и писателем. Он ценил больше «общую природу» вещей, нежели остальные, более очевидные свойства и достоинства «их красоту, их социальный и политический вес, их моральное значение… Все было отброшено в тень тем ослепительным откровением, подобным ядерному взрыву и способным изменить все вокруг, что их присутствие в нашей жизни, их бытие просто значительно важнее, чем-то, зачем они существуют или для чего они предназначены» [5, 15].

По концепции Лоуренса, современная «механическая цивилизация» обезличивает человека, подавляет в нем гордого, красивого зверя. Под ее воздействием люди из свободных, морально чистых, бескорыстных индивидов, ощущающих себя частью вселенной, превращаются в «социальные существа» [16, 56], в рабов «объективной реальности» [16, 54], одержимых собственническими стремлениями. Рабами в современном обществе являются представителм как высших классов, считающих деньги божеством, так и низших классов, восстающих против этого божества, ибо они также «кастраты духа», утратившие цельность, самобытность, единство со вселенной, способность сильно чувствовать. Отрицая классовую борьбу и не приемля социализм, Лоуренс мечтает об очищении человека от всего социального, об освобождении его от интеллектуализма. Он считает, что лишь возрождение первобытных инстинктов может сделать тусклую, безрадостную жизнь человека полноценной и яркой, восстановить гармонию между ним и вселенной, гармонию в отношениях между людьми. Противопоставление личности обществу, возвеличение некой мистической силы в человеке ведет Лоуренса в конечном итоге к культу сильной личности.

Ранние романы Лоуренса — «Белый павлин», «Сыновья и любовники», первая часть «Радуги» — отражают некоторые существенные черты современной ему действительности, раскрывают психологию людей и отношения между ними. В дальнейшем, стремясь вырвать своих героев из социальной обстановки и поставить из лицом к лицу с вселенной, стараясь передать то, что по его мнению, лежит за внешней объективной реальностью — жизнь единственно в его глазах, скрытого «другого я», — Лоуренс отказывается от создания конкретных, реальных образов. Так стремлении превознести личность превращается в свою противоположность — личность в его творчестве исчезает, предстает лишь как воплощение эротических импульсов, темных, таинственных сил.

Концепция Лоуренса отразилась и на композиции его произведений, ставшей разорванной и сумбурной, и на его языке. Стараясь передать интенсивность внутренней жизни своих персонажей, проявления их «другого я», он впадает в торжественно-приподнятый тон, часто прибегает к символам, к необычным эпитетам, настойчиво повторяя их, как заклинания.

Представителей модернистских течений этого периода объединяет тенденция уйти от насущных проблем действительности, причем каждый избирает свой способ ухода. Лоуренс стремится вернуться назад и создает идеал «естественного человека», освобожденного от всех социальных обязательств [2, 357−359].