Специфика гендерных проблем и их отражение в науке и литературе

К вопросу об истории гендера

Тема гендера весьма актуальна и значима, так как вопрос о межполовом различии существовал во все времена и интересовал людей разных возрастов и национальностей так же, как и политика, экономика, религия и так далее. Мужчины стремятся узнать женщин, а женщины — мужчин. Так было всегда и везде. У каждого пола свои черты, присущие именно ему. Благодаря им, мы и различаем мужчину от женщины и наоборот. Однако, говоря о поле, мы подразумеваем биологический аспект. Существует социально-культурологический аспект — в этом случае стоит употреблять термин «гендер».

Следует указать, что данный теоретический аспект поможет лучше понять и разобраться в женских и мужских образах непосредственно в романе М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени».

Термин гендер, имеющий в английском языке значения `пол' и `грамматический род', используется также для разграничения соотносительных, но различных понятий? «пол в биологическом аспекте» (англ. sex) и «пол как социально-культурный феномен» (англ. gender). Подчеркивая это важное различие, Е. И. Трофимова замечает, секс — биологическое, а гендер — культурно-символическое определение пола. Такие конструкты культуры, как «женственное» и «мужественное», могут описываться только с учетом использования этого понятия, поскольку появляется возможность выйти за пределы только биологического описания. Термин гендер подчеркивает не природную, а социокультурную причину межполовых различий. То есть, «женское», «мужское» суть биологические, данные от природы половые различия, а «мужественное» и «женственное» могут описываться только с учетом и использованием этого понятия, поскольку появляется возможность выйти за пределы только биологического описания". По словам В. Шапиро, гендер — это «осознанное значение пола, социокультурная манифестация пребывания мужчиной и женщиной, освоенные характеристики, ожидания и модели поведения» [3, с. 60]. Таким образом, термин gender, первоначально употреблявшийся в англоязычных исследованиях «для обозначения проявлений пола в поведении человека», является своеобразным «полем пересечения» биологического и культурного проявлений в человеке.

Рассматриваемый термин, введенный в научный оборот западными лингвистами в 70-х годах прошлого столетия для социокультурной характеристики пола, обычно определяется через представление о совокупности тех или иных особенностей. Так, под гендером понимают `совокупность стереотипных представлений о межполовых различиях, обусловленных социальными, культурно-историческими, религиозно-этническими и психологическими причинами'; `совокупность социальных ожиданий и норм, ценностей и реакций, связанных с поведением мужчин и женщин'. По образному замечанию Н. А. Овчаренко, гендер — это «культурная маска пола, т. е. то, что мы думаем о поле в границах наших социокультурных представлений» [4, с. 541]. Сравним также трактовку рассматриваемого термина в «Словаре гендерных терминов»: `совокупность социальных и культурных норм, которые общество предписывает выполнять людям в зависимости от их биологического пола' [5]. Социокультурная природа гендера дает основание трактовать его как «конвенциональный идеологический конструкт, в котором аккумулированы представления о том, чту значит быть мужчиной и женщиной в данной культуре» [6, с. 3].

Одновременно в ряде исследований подчеркивается не статичный, а динамичный характер гендера, его процессуальность, поскольку в данном случае важно учитывать культурную обусловленность пола, его «ритуализованный» характер, по-разному проявляющийся в различных культурных и языковых сообществах на различных этапах их развития. Именно это «позволяет подойти к феноменам мужественность и женственность не как к неизменной природной данности, а как к динамическим, изменчивым продуктам развития человеческого общества, поддающимся социальному манипулированию и моделированию» [7]. «Гендер, — замечает Е. С. Гриценко, — это не то, что индивид имеет, а то, что он/она делает. С этой точки зрения гендер не просто существует, а постоянно производится, воспроизводится, а также меняется в результате конкретных действий индивидов, заявляющих свою идентичность» [6]. Сказанное позволяет в конечном итоге определить гендер как «непрерывный процесс продуцирования обществом различий в мужских и женских ролях, ментальных и эмоциональных характеристиках при речевом поведении» [8, с. 38]. Процессуальность как характерная черта гендера отмечается и О. А. Ворониной: «Под гендером понимается сложный социокультурный процесс конструирования обществом различий мужских и женских ролей, поведения, ментальных и эмоциональных характеристик. При этом мужское и женское на онтологическом и гносеологическом уровнях существуют как элементы культурно-символического ряда, при котором маскулинное автоматически маркируется как приоритетное и доминирующее, а феминное — как вторичное и подчиненное» [9, с. 104−105].

Живучесть и консерватизм представлений о качествах и нормах поведения мужчин и женщин вполне закономерны: «модель гендерных отношений исторически выстраивалась таким образом, что половые различия располагались над индивидуальными, качественными различиями личности мужчины и женщины. Уже у Платона можно встретить убеждение в отличии всех женщин от мужчин: «…по своей природе как женщина, так и мужчина могут принимать участие во всех делах, однако женщина во всем немощнее мужчины» [10]. В то же время, как отмечает Е. П. Ильин, в личности обоих полов имеются как мужские, так и женские начала, которые часто обозначаются понятиями «инь» и «ян», заимствованными из китайской литературы. Инь означает деликатность, мягкость, нежность, чувствительность, утонченность, хрупкость, прелесть, т. е. женские черты; ян — стойкость, решительность, силу, энергию, выносливость, т. е. мужские черты. Инь ассоциируется с утонченностью зимнего узора на окне, ян — с прочностью сосны [11].

Формированию гендерного неравенства во многом способствовало христианство, т.к. Библия изначально узаконивает «ответственность» женщин за первородный грех: «Жене Бог сказал: умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей; и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою» (Быт., 3: 16). В Первом послании к Тимофею св. апостола Павла постулируется «вторичность» женщин, поскольку они сотворены Богом из ребра Адама, и их безусловная подчиненность мужьям: «Жена да учится в безмолвии, со всякою покорностью; А учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии, ибо прежде создан Адам, а потом Ева; И не Адам прельщен, но жена, прельстившись, впала в преступление» (Тим., 2: 11−14).

Об архаичности гендерных стереотипов свидетельствует и то, что один из них, утверждающий представление об интеллектуальной неполноценности женщин, излагается в законах Вавилонского царя Хаммурапи, принятых в XVIII веке до нашей эры. В законе говорится, что женщина должна постоянно находится в зависимости от своих мужчин вследствие собственной глупости: от отца — в детстве, от мужа — в зрелости и от сына — в старости.

Природа гендерных стереотипов описывается в философских, психологических и культурологических текстах. Аристотель в работе «О рождении животных» утверждал, что женское и мужское начала принципиально различны по своему предназначению: если первое отождествляется с телесным, с материей, то второе — с духовным, с формой. В трудах других древнегреческих философов отражен взгляд на женщину как на неполноценное, ущербное существо. Так, Сократ говорил: «Можно считать счастьем, что ты родился мужчиной, а не женщиной». Платон считал, что души трусливых и недостойных мужчин после их смерти переселяются в женщин. «Римский поэт Ювенал в своей сатире говорил, что нет тяжбы, в которой причиной ссоры не являлась бы женщина. Всем известно выражение Cherches la femme — ищите женщину. Так, по слухам, говаривал в XVIII в. поручик парижской сыскной полиции Габриель де Сартин в тех случаях, когда не удавалось найти мотив того или иного преступления. С тех пор это принцип неоднократно декларировался в литературных произведениях: у Александра Дюма-отца в романе „Могикане Парижа“, где женщины обличались как виновницы всех несчастий, у И. С. Тургенева в романе „Рудин“, где Пигасов при рассказах о катастрофах и бедствиях спрашивал „А как ее зовут?“, подразумевая женщину, по вине которой случилась беда» [11].

Мужское начало у многих авторов трактуется как зачинающее, женское — восприемлющее; первое — инициативно, второе — рецептивно, первое — деятельное, второе — страдательное, первое — динамическое, второе — статическое.

Не только в русской (восточнославянской), но и в западной культурах основное влияние на формирование гендерных стереотипов оказали патриархальное сознание и христианская религия, следствием чего явилось, по словам Величенко, «подчиненное положение женщины, непризнание ее полноценной личностью, представление о более низком ее интеллектуальном и моральном уровне» [12]. Вместе с тем существенно учитывать, что для российского национального сознания характерны коллективизм, соборность, любовь, смирение и самоотверженность, «милость к падшим», приоритет моральных оценок над правовыми, стремление руководствоваться не столько правом, сколько «сердцем». Поскольку именно для женщины характерны альтруизм, самоотверженность, любовь и милосердие, то рождается идея о «женской душе» России. Н. А. Бердяев писал: «У русского народа есть государственный дар покорности, смирения личности перед коллективом. Русский народ не чувствует себя мужем, он все невестится, чувствует себя женщиной перед колоссом государственности, его покоряет сила» [13, с.35−36]. Особое отношение к женщине и ее моральным качествам основывается и на распространенном в России культе Богородицы, в поклонении святым мученицам и блаженным. «Вследствие этого в России — особое отношение к моральным качествам женщины, и гендерные моральные стереотипы рассматриваются не как препятствия на пути становления равноправия мужчин и женщин, а как признак более тонкой душевной организации женщин и важности обладания этими качествами женщинами» [12].

Гендерные стереотипы имеют огромную социальную значимость, поскольку их наличие и неуклонное соблюдение обеспечивают стабильность общественной жизни: «Обществу для оптимального функционирования важно, чтобы каждый из его членов занимал строго определенную социальную „ячейку“ и свято исполнял предусмотренные для нее ритуалы. На языке житейском это означает то, что женщина должна быть женщиной, а мужчина — мужчиной. Первой отводились застенчивость, забота о детях, домовитость и целомудрие. Второму, соответственно, предписывались мужество, напор, горячий конь и отсутствие сантиментов» [14].

В современных гендерных исследованиях отмечается, что мужчины обычно склонны к занятиям спортом, мало беспокоятся о собственной внешности и почти не боятся старости, выполняют роль кормильца семьи, обладают развитым интеллектом, стремятся к власти, лидерству и успеху. Стереотипные мужские качества вербализуются при этом набором аксиологически значимых имен прилагательных: сильный, неэмоциональный, стойкий, логичный, рациональный, объективный, независимый, свободный, активный, честолюбивый. Женщины в то же время характеризуются как не склонные к занятиям спортом, беспокоящиеся о своей внешности, боящиеся старости, проявляющие привязанность к семье, обладающие тонкой интуицией, в большой мере нуждающиеся в защите и поддержке. Стереотипные феминные качества определяются перечнем иных аксиологически маркированных адъективов: слабая, добродетельная, эмоциональная, нежная, легкомысленная, непоследовательная, уступчивая, услужливая, зависимая, пассивна, робкая, застенчивая.

По данным анкетирования современных студентов, полученным С. Ю. Воскресенской, «стереотипу фемининности соответствуют наборы таких качества, как доброта, нежность, ласковость, загадочность, красота, заботливость, а стереотипу маскулинности — напористость, целеустремленность, суровость, серьезность, решительность, энергичность» [15, с. 11].

В ходе эксперимента, который провели американские психологи Дж. Уильямс и Д. Бест, испытуемым из 25 стран было предложено использовать 300 наиболее употребительных прилагательных, описывающих личностные черты, для характеристики мужчин и женщин. Авторы эксперимента выявили, что мужчинам приписывались 48 слов, а женщинам — 25. Типичный мужчина, в соответствии с распространенными гендерными стереотипами, был наделен следующими характеристиками: агрессивный, активный, амбициозный, бесстрастный, властный, громкий, грубый, дерзкий, доминирующий, жестокий, жестокосердный, заносчивый, изобретательный, инициативный, искусный, крепкий, ленивый, логичный, мудрый, мужественный, напористый, недобрый, независимый, неорганизованный, неосторожный, неотесанный, несносный, неумолимый, неэмоциональный, оппортунистический, прогрессивный, рациональный, реалистичны, самоуверенный, серьезный, сильный, склонный к риску, суровый, трезвомыслящий, тупоголовый, убедительный, уверенный, хвастливый, храбрый. «Среднестатистическая» женщина в то же время была определена участниками эксперимента как боязливая, добрая, жеманная, женственная, зависимая, застенчивая, кроткая, любопытная, мечтательная, мягкая, мягкосердечная, нежная, очаровательная, покорная, привлекательная, приятная, разговорчивая, сексуальная, сентиментальная, слабая, спокойная, суеверная, тревожная, чувствительная, эмоциональная [11].

В большинстве мировых культур «мужское» отождествляется с духом, логосом, активностью, силой, рациональностью, светом, наполненностью, в то время как «женское» — с материей, хаосом, природой, пассивностью, слабостью, эмоциональностью, тьмой, пустотой, бесформенностью. Во многих древних мифологиях луна, земля и вода трактуются как женское начало, а огонь, солнце и тепло — как мужское. Мужчина выступает как носитель активного, социально-творческого начала, а женщина — как пассивно-природная сила. Противоположны и социальные роли, предписываемые мужчинам и женщинам. Первые являются преимущественно «инструментальными», а вторые — «экспрессивными».

Характерная особенность гендерных стереотипов — их исторически обусловленная изменчивость. Общеизвестно, что в современном бурно изменяющемся мире происходит их постепенная, но неуклонная трансформация, проявляющаяся в феминизации мужчин и маскулинизации женщнин. Сравним: «Мужчины медленно, но верно сдают свои позиции доминирующего класса» [14]. Д. Исламова, подробно анализируя довольно распространенные стереотипные суждения («Дело женщины — домашнее хозяйство и воспитание детей»; «Принятие решений — мужское дело»; «Молчи, женщина, твой день — 8-е Марта»; «Женщина без мужчины — неполноценный член общества»; «Все бабы — дуры»; «Все мужики — сволочи»; «Все они одинаковые» и др.), приходит к выводу о том, что проблема гендерного неравенства — это, прежде всего, проблема консервативности нашего мышления, вследствие чего чрезвычайно важно сформировать в обществе новое видение гендерных проблем [16].

В сознании носителей каждого национального языка формируется языковая картина мира, которая неизбежно «коррелирует с гендерными нормами и идеалами, репрезентациями, стереотипами» [17]. Сказанное позволяет утверждать, что в каждой национальной культуре существует гендерная картина мира — «совокупность представлений, составляющих такое видение человеком реальности, где вещи, свойства и отношения категоризуются при помощи бинарных оппозиций, стороны которых ассоциируются с мужским или женским началом» [8, с. 17]. Таким образом, гендерные стереотипы как «культурно и социально обусловленное мнение о качествах, атрибутах и нормах поведения представителей обоих полов» закономерно находят отражение в языке [19, с. 13].

Общество не только формирует и поддерживает гендерные стереотипы, но и вербально «наказывает» людей за отступление от них. Так, ярлыки «мужеподобная женщина» или «не мужик, а баба» воспринимаются представителями того или иного пола как обидные, унизительные и оскорбительные. Так, в период предвыборной кампании в России и США «распространенной стратегией дискредитации кандидата мужчины является акцентуация немужественности (Глазьев плачется, Кэрри мямля)» [6, с. 37], что, естественно, оказывает влияние на позицию избирателей. Таким образом, гендерно обусловленные модели поведения задаются не природой и физиологическими особенностями людей, а «конструируются» обществом, из-за чего понятие «гендер» нередко поясняется словом конструкт.

Проявления гендерных стереотипов активно исследуются в социологии, психологии, истории и других гуманитарных науках. Вполне закономерно, что гендерная маркированность естественных языков также не могла не привлечь внимания ученых: «Язык не просто зеркало гендера, он помогает конституировать его. Тем самым это один из способов предписывания гендера» [20].

Важно при этом учитывать, что язык как объективно существующее общественное явление бесстрастно отражает сложившееся на протяжении многих веков «гендерное неравенство», о чем одним из первых говорил Бодуэн де Куртене: «Это проявляющееся в языке мировоззрение, рассматривая мужской элемент как первичный, женский — как производный, противоречит логике и чувству справедливости» [21, с. 31]. Приведенное высказывание выдающегося лингвиста рассматривается сторонниками феминистской лингвистики как методологическое обоснование необходимости поиска и исправления «языковых несправедливостей». Так, в соответствующих исследованиях польских ученых нередко встречаются такие формулировки, как «язык приписывает различные социальные роли», «язык конструирует гендерные различия», «в языке укоренены гендерные стереотипы», язык «выступает как средство «внушения, внедрения в глубины сознания мысли о том, что женщина является как бы производным от мужчины», язык расставляет «лингвистические ловушки» и т. п. Между тем подобная стереотипная терминология «внушает мысль о некотором языковом произволе, если не гендерном беспределе, чинимом языками по отношению к незаслуженно обойденному вниманию равноправному субъекту социальной и экономической жизни» [21, с. 32].