Интертекстуальность в произведениях Б. Акунина

Функции интертекста в произведениях Бориса Акунина

Б. Акунин выбирает для своих романов материал, преломленный и запечатленный изящной словесностью XIX в., стилизуя каждый свой роман в духе какого-нибудь классика. «Калейдоскоп чужих текстов» из классической литературы органично вплетается в текст его романов для того, чтобы завязать литературную игру с читателем-эстетом, ценителем, прежде всего, классической русской литературы. В интертекстуальном пространстве романов Б. Акунина появляются темы и мотивы из романов «Преступление и наказание», «Идиот», «Братья Карамазовы» Ф. М. Достоевского, узнается стиль «Ревизора», «Мертвых душ» Н. В. Гоголя. Реминисценции позволяют Б. Акунину создать колорит исторической достоверности, иллюзию реальности воссоздаваемого XIX в.

Читатель-знаток русской классической литературы легко узнает в чиновнике Эрасте Фандорине вечного титулярного советника Акакия Акакиевича Башмачкина из повести «Шинель». Сходство не буквально, оно проявляется в сюжетной составляющей, касающейся биографии персонажей. Оба героя рано лишились родителей и были вынуждены пробиваться в жизни самостоятельно, без всякой протекции. Фандорин, как и Башмачкин, переписывает документы. Но дальнейшие пояснения автора убеждают читателя, что перед ним совсем другой герой. Это молодой чиновник, красавец, переписывание документов ему не по душе, он мечтает о настоящем деле, о раскрытии какого-нибудь преступления.

Школа-эстернат английской баронессы леди Эстер в этом же романе заставляет вспомнить школу-интернат во втором томе «Мертвых душ» Н. В. Гоголя. В сюжетной коллизии романа Б. Акунина в школе-эстернате дети-сироты обучаются по оригинальной методике; в результате они должны захватить весь мир. Довести талант до совершенства — это и метод героя романа «Весь мир театр» режиссера Ноя Ноевича, руководствующегося своеобразной теорией актерской игры: не нужно делать ставку на актеров, которые могут играть любые роли, нужно помочь довести до совершенства узкое дарование актера, который талантлив только в одном амплуа.

В приеме, оказанном чиновнику по особым поручениям Бубенцову («Пелагия и белый бульдог»), почти повторяются сюжеты из «Ревизора», «Мертвых душ» Н. В. Гоголя. В считанные дни чиновник Бубенцов произвел в Заволжске настоящий триумф, покорив все «стратегические» пункты: администрацию, полицию и общественное мнение. Оба авантюриста использовали знакомство в высших кругах в своих интересах. Чичиков — чтобы приобрести как можно больше «мертвых душ», Бубенцов — с целью продвижения по службе. Стилистическая аналогия с «Ревизором» ощутима в романе «Статский советник», где в роли высокого чиновника выступает князь Пожарский: «Приехавший по именному повелению из Петербурга чиновник требует Вас сей же час к себе. — И, рассмеявшись, поправился. — Вернее, прибыл к вам сам и требует только одного — чашки крепкого кофе» Акунин, Б. Статский советник. — М.: Захаров, 2002. — С. 106.

Надежды отца Митрофания на помощь губернаторши, способной направить в нужное русло деятельность «отцов» города, напоминают «Выбранные места из переписки с друзьями» Н. В. Гоголя. Известно, что Н. В. Гоголь путь к развитию управления губернией искал через сердце «русского помещика», «губернаторши». Так же поступает и Митрофаний, придавая огромное значение нравственному преобразованию общества через губернаторшу.

Реминисценции из произведений Ф. М. Достоевского продолжают литературную игру с читателем: портрет Бежецкой в серебряной рамке («Азазель») — портрет Настасьи Филипповны («Идиот»); вечеринка у Бежецкой ассоциируется с приемом у Настасьи Филипповны; страсть графа Зурова к Бежецкой может напомнить читателю страсть Рогожина к Настасье Филипповне. Имена героев Б. Акунина — Эраст и Лиза («Азазель») -ассоциируются с повестью Н. М. Карамзина; история поручика Улича, рассказанная графом Зуровым («Азазель»), напоминает историю поручика Вулича («Герой нашего времени»). Приезд Эраста Петровича в Москву через несколько лет, проведенных в Японии («Смерть Ахиллеса»), — это почти переложение возвращения из Швейцарии князя Мышкина.

Но Б. Акунин имитирует не только стиль русской классики, но и ее темы и идеи, правда, своеобразно их интерпретируя. Такой идеей в повести «Декоратор» является идея «красота спасет мир». Читатель должен узнать эту мысль Ф. М. Достоевского, почти утратившую свой изначальный смысл, в преступлениях героя романа Б. Акунина маньяка Соцкого, убивающего некрасивых женщин с целью сделать их красивыми: «Я вижу Красоту под вшивыми одеждами, под коростой немытого тела. Как могут они гнушаться Божьим даром — собственным телом! Мой долг и мое призвание — понемногу приучать их к Красоте. Я делаю красивыми тех, кто безобразен» Акунин, Б. Особые поручения. — М.: Захаров, 2002. — С. 310. Здесь же мы видим намек на другого маньяка-эстета — героя «Парфюмера» П. Зюскинда. Эта тема перекликается с патологической неприязнью к красоте другого персонажа серии о Фандорине, актера-злодея Мефистова в романе «Весь мир театр»: «Я терпеть не могу красоток и всяческих красивостей. Один некрасивый писатель сказал глупые слова, которые всякие болваны без конца повторяют: „Красота спасет мир“. Не спасет, а погубит! Настоящая красота не мозолит глаза, она сокрыта и доступна немногим избранным. Будь моя воля, на каждое смазливое личико я ставил бы огненное клеймо, чтоб оно не сияло своей конфетной миловидностью!» Акунин, Б. Весь мир театр. — М.: Захаров, 2010. — С. 84.

Эпоха девятнадцатого столетия, которую выбрал писатель, является эпохой разгула: преступности, нигилизма и терроризма, а также эпохой, зараженной идеей самоубийств — проклятием и болезнью XIX в. Б. Акунин обращается к теме самоубийств в монографии «Писатель и самоубийство», над которой работает параллельно с циклом о Фандорине, а также с романом «Любовница смерти», в котором центральным мотивом являются самоубийства молодых поэтов. Обращение писателя именно к этой теме объясняется настоятельной потребностью разобраться в вопросе, которым задавались многие: «Допустимо ли самоубийство, не нарушает ли оно правил „честной игры“, в которой участвует каждый из живущих?» Чхартишвили, Г. Писатель и самоубийство. — М.: Захаров, 2006. — Т. 1. — С. 7. Автор рассматривает этот вопрос через призму писательской судьбы, т.к. полагает, что творческому человеку, литератору эта проблема особенно близка из-за трудности примирения с мыслью, что он кем-то сотворен, если не мог сам себя создать, то сможет себя уничтожить. Но в детективе «Любовница смерти» важна разгадка таинственных самоубийств, а не глубины психологии самоубийцы. Перед читателем разворачивается цепочка событий: поэты, как люди эмоционально незащищенные и впечатлительные, принимали знаки, сфабрикованные руководителем клуба Просперо, за настоящие знаки, посылаемые смертью, и воспринимали их как руководство к действию.

Но не только сюжеты, темы русской классики XIX в. Б. Акунин искусно сочетает с детективной интригой. В ансамбль «других текстов» включена и зарубежная классика: образ Э. Фандорина — сплав черт Шерлока Холмса, Вильгельма Баскервильского, принца Флоризеля; образ монахини Пелагии — отца Брауна и мисс Марпл. Жанр воспоминаний в форме дневника дворецкого (роман Б. Акунина «Коронация») напоминает воспоминания дворецкого в романе К. Исигуро «Остаток дня». Легко узнается и роман П. Зюскинда «Парфюмер» в романе Б. Акунина «Декоратор».

Сюжетные, образные и стилистические ассоциации, заимствованные из классической литературы, безусловно, обогатили язык и стиль самого Б. Акунина, а вместе с тем подняли и уровень его детективов в глазах читателей. Нужно отметить, что реминисценции, аллюзии в романах писателя носят эксплицитный характер, облегчая читателю поиск ответов на филологические загадки. После очередной аллюзии «остается чистая цепочка событий, поддающаяся логическому осмыслению, прогнозу и анализу, но не возведению в статус общечеловеческой Прото-Ситуации» Данилкин, Л. А. Убит по собственному желанию: послесловие // Особые поручения. — М.: Захаров, 2002. — С. 315. Впрочем, писатель сам определяет свое место, называя себя «массовиком-затейником». И все же ансамбль «других текстов» в романах Б. Акунина выполняет важную функцию — возвращает читателей к великой классической литературе, возбуждает интерес молодого поколения к истории России. Размышления Фандорина о демократии, либерализме делают романы Б. Акунина необычайно созвучными нашему времени.

Таким образом, мы можем говорить о разнообразии интертекстем в произведениях — сюжетные, образно-описательные, стилистические, композиционные.