Анархизм после Октябрьской революции. 
Махновщина

Анархическая палитра осени 1917 года мало изменилась по сравнению с предшествующим периодом. На арене межпартийной борьбы по-прежнему находились представители анархо-коммунизма, анархо-синдикализма и индивидуалистических течений. Ведущее положение в российском анархизме занимали анархисты-коммунисты, но так продолжалось недолго, и уже в апреле — октябре 1918 года силам правящего режима удалось нанести ряд ощутимых ударов по федерациям и ассоциациям анархо-коммунистов в Москве, Петрограде, Вологде, Брянске и других городах и фактически «обесточить» данное направление анархизма. Осенью 1918 года в Москве была воссоздана Московская федерация анархических групп и проведена работа по созыву І Всероссийского съезда анархистов-коммунистов. С этого момента фактически можно считать, что руководство анархо-коммунистическим движением в стране взяла в свои руки Всероссийская федерация анархистов-коммунистов.

В 1919 году в Москве создается Всероссийская федерация анархической молодежи (ВФАМ), имевшая филиалы в 23 городах страны. Анархистов разных направлений объединяла идея экономической несостоятельности политики большевиков и, в частности, их приверженности догматам марксизма, методам политического насилия, отстранения трудящихся от управления производством. Единую же свою концепцию в этих и других областях анархисты не смогли выработать, хотя имелись некоторые разработки об «экономической трудовой революции».

Несколько более энергично, чем другие анархисты, пытались действовать в 1917 — 1918 году анархисты-синдикалисты, имевшие значительный опыт практической работы в рабочих объединениях и союзах (фабзавкомах, профсоюзах и др.) и значительную «заграничную практику» за период эмиграции в 1914 — 1917 годах. По мнению анархистов-синдикалистов, на следующий день после социальной революции государственная и политическая власть должна быть уничтожена и создано новое общество под руководством федерации синдикатов, отвечающее за организацию производства и распределения. Как и анархистам-коммунистам, синдикалистам также пришлось (уже в советской России) пережить несколько расколов и дроблений на более мелкие течения. Крупным объединением синдикалистов в указанное время был Союз анархо-синдикалистской пропаганды «Голос Труда», имевший отделения и издательства в двух столицах.

Наряду с анархо-коммунистами и синдикалистами осенью 1917 — весной 1918 года активно заявили о себе анархо-индивидуалисты. Братья Владимир и Абба Львовичи Гордины обосновали идеологию пананархизма, базирующуюся на идее всеобщей и немедленной анархии и якобы отвечающую стремлениям толп босяков и люмпенов. Осенью 1920 года Гордин заявил о создании новой разновидности пананархизма — анархо-универсализма, соединявшего в себе основные положения различных направлений анархизма с признанием идеи мировой коммунистической революции.

Вскоре идеи модернизации подвели идеологов анархизма к признанию «классического» анархизма несостоятельным и заставили разработать концепцию анархо-биокосмизма (лидер — А.Ф.Агиенко), видевшего идеал анархии в максимальной свободе отдельной личности (в том числе на бескрайних просторах Вселенной) и признававшего помимо права на бытие в космосе также принцип индивидуального бессмертия и воскрешения из мертвых.

Одним из родоначальников анархо-гуманизма в 1918 году стал А. А. Боровой, талантливый ученый-юрист и общественный деятель, ставивший вопрос о создании более совершенного общественного порядка со свободными людьми. Еще дальше шли немногочисленные представители неонигилизма (лидер — А.Н.Чернов) и махаевщины (лидер — Я.В.Махайский), отрицавшие право на существование различных институтов общественного и государственного устройства и высказывавшие (Махайский) резко отрицательное отношение к интеллигенции (см. лист № 7 данной лекции).

Таким образом, как и в дореволюционный период, российские анархисты отличались от представителей других партий и течений своей пестротой, идейной разобщенностью и организационной неразберихой. Это сковывало усилия ряда здравомыслящих анархистов, пытавшихся создать из массы формирований «единый анархизм», который мог бы пользоваться доверием большинства трудящихся.

Анархисты со своими лозунгами борьбы за свободу личности против государственных институтов были приемлемы для большевиков только до той поры, пока не мешали осуществлению их собственных планов государственного строительства. Появление же анархических настроений среди деклассированных элементов городского населения и части рабочих, солдат и матросов представляло значительную опасность для претворения в жизнь большевистских планов, правящая партия, естественно, не могла допустить возникновения подобных ситуаций в масштабе всей страны, хотя проколы, конечно же, случались (это и события весны 1918 года в Туле, Коврове, Колпино, на уральском Березовском заводе, взрыв в здании МК РКП (б) в Леонтьевском переулке в Москве в январе 1919 года, Кронштадское выступление в 1921 году, и в других местах).

В реальном противоборстве с большевиками анархисты и их сторонники из числа оппозиционных партий имели, конечно, мало шансов на успех. Ликвидация очагов бандитизма, предпринятая силами ВЧК — ОГПУ по всей стране в 20-х годах, лишила сторонников «вольной» жизни последнего пристанища и свободы, открыв им двери в места «не столь отдаленные». Уменьшение притока сил в сои организации, изрядно подпитывавшиеся в свое время за счет полууголовных элементов, сразу же ощутили «идейные» анархисты.

Верхушка движения, не имевшая после смерти П. А. Кропоткина в феврале 1921 года подлинного руководителя и теоретика, опять раскололась на несколько направлений. Значительное число анархистов заявило о кризисе движения, его перерождении, своем желании трудиться на благо народа и вступило в РКП (б). По данным партийной переписи 1922 года, в рядах РКП (б) насчитывалось 633 анархиста разных течений. Другая часть духовному гнету и дискриминации предпочла эмиграцию. Оставшиеся в стране приверженцы анархии пытались проводить агитационно-пропагандистскую работу, используя для этого любые возможности. В конечном итоге к концу 20-х — началу 30-х годов действующих анархистов-практиков в стране практически не осталось. В 1940 году прекратил окончательно свое существование Музей П. А. Кропоткина в Москве, действовавший около 17 лет. Еще страшнее оказалась судьба людей, исповедовавших идеи анархии, — многие из них исчезли бесследно в лагерях ГУЛАГа.

МАХНОВЩИНА. В истории революции и анархистского движения едва ли сыщется другая столь же туманная и противоречивая фигура как Нестор Иванович Махно. Еще при жизни о нем ходили слухи самые невероятные.

Махно был из бедных крестьян. Рос он в многодетной семье младшим ребенком без отца, и с детства сидела в нем глубокая, до беспамятства, до истерических припадков доходящая нервность. С 7 лет он стал служить подпаском, потом батрачил. Учителем (как почему-то некоторые считают) Махно никогда не был, да и не успел бы им стать, поскольку поступив в шестнадцать лет учеником столяра на одно из предприятий Гуляй-Поля, скоро связался с анархистской группой и стал участвовать в «экспроприациях».

В черных масках и черных одеждах экспроприаторы требовали у местных богачей денег «на голодающих». После ограбления в октябре 1907 года почтовой кареты, во время которого были убиты почтальон и пристав, группой всерьез занялась полиция. В 1908 году четырнадцать человек было арестовано, четверо из них «раскололось», свалив всю ответственность за убийства на Махно. Военный суд первоначально приговорил его к 20 годам каторги, но затем он в связи с несовершеннолетием отбывал наказание в московской Бутырской тюрьме. Здесь Махно впервые познакомился с «идейным» анархистом Петром Аршиновым.

2 марта 1917 года Февральская революция дала Махно свободу. Он возвращается в Гуляй-Поле, где его избирают председателем Крестьянского Союза, выдвигают в общественный комитет, делают главой крестьянских депутатов. Как анархист, революционер крайнего толка, Махно выступал за немедленные радикальные преобразования, не дожидаясь созыва Учредительного собрания. 1 мая 1917 года гуляйпольцы требуют изгнать из правительства десять министров-капиталистов. В июне на предприятиях села установлен рабочий контроль; при Совете рабочих и крестьянских депутатов создан комитет батраков, чья деятельность направлена против помещиков и кулачества. В августе во время похода Корнилова на Петроград Махно организовал Комитет защиты революции, который разоружил помещиков и буржуазию в районе. На районном съезде Советов анархистская группа гуляйпольцев призвала крестьян игнорировать распоряжения Временного правительства и Центральной Рады, предложила «немедленно отобрать (у церкви и помещиков) землю и организовать по усадьбам свободные сельскохозяйственные коммуны, по возможности с участием в этих коммунах самих помещиков и кулаков»; к октябрю земли были захвачены и распаханы.

В сентябре в Гуляй-Поле приехал чиновник для наказания участников разоружения буржуазии; Махно предписал ему «в 20 минут покинуть Гуляй-Поле и в два часа — пределы его революционной территории»; до самого германского нашествия никто больше не беспокоил этот странный «советский район».

Когда Украина была занята немцами, Махно приехал в Москву для изучения обстановки. Здесь, если верить Махно, состоялась его встреча с Лениным и Свердловым. Вождь большевиков отметил, что крестьянство заражено анархизмом, но заметил также, что это может ускорить победу коммунизма над капитализмом и его властью, и что анархизм крестьян — временная и скоролечимая болезнь.

Никакой руководящей роли партии Махно не признавал, для него «низовой» районный Совет — самодостаточная организация, в которой только и может быть непосредственно выражена воля народа. Иерархия Советов — абсурд; пролетарское государство — вредная фикция, поскольку государство олицетворяется чиновниками и фактически они являются всем.

В этот период Махно взаимодействует с большевиками: он вошел в судебную комиссию Александровского ревкома, которая рассматривала дела арестованных советской властью. Но многое в практике Советов его не удовлетворяло, и он вернулся в Гуляй-Поле. Здесь он принимает участие в организации сельскохозяйственных коммун в бывших помещичьих имениях.

Не симпатизируя большевикам, «оседлавшим» революцию, Махно в то же время понимал, что ни одна из оппозиционных партий, включая левых эсеров, не имеет вождей масштаба Ленина, ни сил для организации революции. В сознании Махно, как и крестьянства в целом, уживались не только коммунистические уравнительные представления о справедливости, но и дикая ненависть к «белой кости», недоверие к интеллигенции, стремление побольше урвать у «буржуйского» города.

Махно начал свой социальный эксперимент как правоверный анархист — с декларации о самоопределении народа, с «вольных» Советов, гражданских свобод, идеологического плюрализма. Еще осенью 1919 года в занятом махновцами Екатеринославе печатались, помимо махновской, газеты эсеров, левых эсеров, большевиков. Однако вскоре «народовластие» сменяется военным диктатом, не признающим законов. Диктатура проявлялась в особой, дикой, «крестьянской» форме, которая окрасила течение «махновщина» кровавым символом уничтоженных противников — красных командиров, коммунистов, сочувствующих советской власти крестьян, белой интеллигенции. Махно оказался в числе тех «освободителей» человечества, благодаря фанатизму которых идея равенства и свободы привела к противоположным результатам, для которых показателем жертвенности стало число жертв, брошенных на алтарь Идеи, и борцов, павших в борьбе за нее.

Личность Махно соответствовала представлениям крестьянства об идеальном вожде: грамотный (но не интеллигентный), умный (но не искушенный в политике, дипломатии, экономике), хитрый (но недальновидный — отличный тактик, скверный стратег), неприхотливый, не терпящий болтовни, казенщины, прежде всего полагающийся на силу, на пулеметы, на «рубку». Власть привлекала его внешними (типичными для крестьянского сознания) атрибутами: коляска; тройка коней мышиной масти; мундиром венгерского гусара; хлебом-солью на рушнике; титулом «батька» в сочетании со званием красного командира.

Но напряженность в отношениях махновцев с большевиками объяснялась не только личными качествами «батьки». Командарм Скачко, говоря о причинах растущих трений с Махно, предупреждал: «Мелкие местные чрезвычайки ведут усиленную кампанию против махновцев и в то время, когда те проливают кровь на фронте, в тылу их ловят и преследуют за одну лишь принадлежность к махновским войскам… Так дольше продолжаться не может: работа местных чрезвычаек определенно проваливает фронт и сводит на нет все военные успехи, создавая такую контрреволюцию, какой ни Деникин, ни Краснов никогда создать не могли…».

Роковую роль в развитии отношений с Махно сыграл Троцкий, который был, как известно, сторонником крайних мер в отношении колеблющихся и непокорных. Приехав на Украину и узнав, что Махно назначил в Гуляй-Поле четвертый районный съезд независимых от большевиков крестьянских советов, Троцкий увидел в этом неприкрытый призыв к мятежу. Четвертого июня 2-я Украинская армия, в которую входили две бригады Махно, была расформирована. В тот же день в харьковских новостях появилась уничтожающая статья Троцкого «Махновщина». Шестого июня — приказ Троцкого о ликвидации махновщины, запрещение съезда, предание его делегатов суду трибунала, объявление Махно вне закона. Восьмого числа — приказ Троцкого № 133 «Перебежчикам к Махно — расстрел».

Белоказаки прорываются в «вольный район» и вырубают крестьянский полк во главе с путиловцем С.Веретельниковым. Девятого июня несколько большевистских полков с севера вторгаются в «вольный район», громят махновские Советы и коммуны.

Еще седьмого июня красные прислали Махно бронепоезд с просьбой держаться до последнего. 11 или 12 июня в бронепоезде, глее действовал совместный штаб махновцев и 14-ой армии, были схвачены члены штаба Махно и 17 июня как изменники казнены в Харькове. Именно тогда Махно впервые нанес удар по красным…

В дальнейшем махновские армии ведут отчаянную и небезуспешную борьбу на два фронта: против белых и против красных. Осенью 1920 года состоялось последнее соглашение Махно с советской властью о совместных действиях против Врангеля. Соглашение сулило, в частности, обсуждение вопроса об автономии «вольного района». Однако после взятия Симферополя крымской армией Махно, в нарушение дарованной ей автономии, было приказано расформироваться и разоружиться; командиры этих частей были арестованы и расстреляны (за исключением командира конницы Марченко, которому с 200 сабель удалось уйти обратно через Перекоп). Сам Махно, окруженный в Гуляй-Поле, ничего не знавший о санкциях Фрунзе, чудом вырвался из ловушки.

В дальнейшем борьба анархистов опускается на уровень политического бандитизма. В июне 1921 года в последней битве с красными Махно потерпел поражение. Через 3 месяца беспрерывного преследования Махно, раненый в последний 12-й раз в голову, с горсткой оставшихся сторонников перешел румынскую границу. Махно в Румынии попал в концлагерь, бежал, потом сидел в польской тюрьме, а затем перебрался в Париж.

В Париже Махно жил бедно, среди людей, которых считал врагами, против которых воевал. В своих мемуарах пытался отстаивать честь своего имени — имени революционера. В 1927 году писатель Л. Никулин встретил Махно на улице. «Глубокий шрам пересекал его лицо справа от рта до уха. Он слегка хромал, временами тревожно озирался вокруг. Говорил теноровым певучим голосом. Как ни странно, он мечтал о возвращении на родину…».

Махно умер в 1934 году.