Типология НПР и НАП в художественном тексте

Типы НПР

На нынешнем этапе лингвистических исследований нет общепринятой модели классификации типов НПР. У разных исследователей свой подход к этому вопросу. Как мы уже указывали, существует два подхода к изучению НПР: грамматический и стилистический. Из этих двух подходов родились два принципа классификации НПР: по грамматическим признакам и по стилистическим признакам. В этой части работы мы будем рассматривать типологии НПР представленных направлений.

Представителем классификации этих типов нарратологического повествования по грамматическим признакам можно считать В. Шмида. В. Шмид рассматривает НПР как вид текстовой интерференции. Выдвинув отличающие НПР свойства, автор дает довольно стройное определение НПР: «это отрывок повествовательного текста, передающий слова, мысли, чувства, восприятия или только смысловую позицию одного из изображаемых персонажей, причем передача ТП (текста персонажа) не маркируется ни графическими знаками (или их эквивалентами), ни вводящими словами (или их эквивалентами)» [Шмид 2008: 214].

Этот исследователь выделил восемь признаков для различения текста нарратора и текста персонажа: тема, оценка, лицо, время, указательные системы, языковая функция, лексика, синтаксис. На основании наличия признаков, сближающих НПР с текстом нарратора или с текстом персонажа, выделяется три типа НПР:

• 1. основной тип — отличается употреблением времен текста персонажа. В тексте персонажа может употребляется и настоящее время, и прошедшее время, когда время текста персонажа и время текста нарратора совпадает, оппозиция текста нарратора и текста персонажа нейтрализована;
• 2. второй тип — отличается употреблением прошедшего нарративного времени; прошедшее время в таком типе НПР не обозначает прошлое персонажа;
• 3. несобственно-прямое восприятие — нарратор передает восприятие персонажа, не облекая передачу в формы выражения, свойственные персонажу. В несобственно-прямом восприятии признаки темы и оценки заимствуются из текста персонажа, все остальные из текста нарратора [Шмид, 2008: 214−217]. Несобственно-прямое восприятие отличает отсутствие оформления этого вида реакции в обычном речевом или просто во внутреннем речевом акте (например, в форме внутреннего монолога). Но отсутствие речевого сопровождения при получении персонажем того или иного внешнего воздействия на его восприятие, не мешает персонажу, тем не менее, образно воспринимать эти внешние воздействия. Так, например, в приводимом в работе Шмида фрагменте из «Двойника» Ф. М. Достоевского присутствуют такие указания на восприятие персонажем неожиданного появления двойника, как «прохожий быстро исчезал в снежной метелице», «пешеход…совсем неожиданно теперь опять перед ним появился» [Шмид, 2008: 217]. Невыраженные в речи реакции персонажа на эти внешние воздействия: в темноте, в тревожной обстановке метели — эти восприятия именно выделенными лексическими единицами указывают на внутренний ответ персонажа на указанные воздействия.

В дополнение к этому, Шмид выделяет еще две отдельные формы НПР — несобственно-прямой монолог и НПР в диегетическом повествовании. По В. Шмиду, несобственно-прямой монолог — это внутренний монолог, который передается в шаблоне НПР. В диегетическом повествовании повествующий ''я'' также может передавать текст раннего повествуемого ''я'' шаблоном НПР, но по признакам лица, времени, дейктика, языковой функции уже невозможно различить текст нарратора и персонажа, «только тема и оценка позволяют сделать вывод о говорящей инстанции» [Шмид, 2008: 219].

В своей работе «Несобственно-прямая речь в языке художественной литературы (на материале анималистической прозы) Е. Е. Беличенко представила более сложную модель. Она написала: «прием НПР реализуется в тексте на 3-х уровнях: грамматико-морфологическом, синтаксическом и лексическом. Каждая группа приемов характеризуется большим разнообразием признаков». К грамматико-морфологическому уровню Е. Е. Беличенко причислила такие признаки как «художественное время», «грамматическое время» и «коммуникативные регистры»; к синтаксическому — «синтаксическая структура», «пунктуация», «конструкции экспрессивного синтаксиса»; к лексическому — «указательные частицы», «метатекстовые элементы», «предикаты внутреннего состояния» [Беличенко, 2006:18].

К ученым, которые изучают НПР, делая акцент на стилистической составляющей этого вида нарратива, относятся М. М. Бахтин, Е. В. Падучева Н.А. Кожевникова, Л. А. Соколова.

В [Соколова, 1968:22] автор так определяет эту разновидность повествования: «Несобственно-прямая речь есть способ изложения, заключающийся в совмещении субъектных планов автора и героя». Данное определение подчеркивает двойственный характер НПР, но не ограничивает ее форму и структуру организации. Отмечая эту неоднозначность, автор отмечает, что, говоря о группах НПР, нужно проводить анализ языкового оформления этой структуры; необходимо говорить о стилистическом эффекте, производимом каждой из подгрупп; нельзя забывать о таких внешних признаках НПР как ее длительность, отчетливость границ между НПР и авторским контекстом и так далее.

Одним из основных компонентов при классификации групп НПР Л. А. Соколова считает степень взаимодействия автора и героя [Соколова, 1968:24]. Не считая корректным отмечаемый другими авторами такой аспект взаимодействия автора и персонажа, как наличие или отсутствие оценки героя автором [Соколова, там же], а также указывая, что в основе выделения НПР лежит стилистический эффект, Л. А. Соколова делит НПР на три типологических типа.

В основу первой классификации положен принцип взаимодействия нарратора и персонажа. Согласно этому принципу, НПР делится на 3 разряда: в первом разряде нарратор уступает место персонажу; нарратор с позиции внутренней фокализации описывает психологическое состояние персонажа. НПР такого типа отличается «большей или меньшей длительностью» [Соколова, 1968:25]. Можно сказать, что этот принцип почти полностью повторяет то, что Шмид называет несобственно-прямым монологом.

Второй разряд «отличается более тесным взаимодействием автора и героя речь персонажа постоянно перемежается авторской и отличается меньшей продолжительностью» [Соколова, 1968:26]. В приведенных автором примерах НПР такого типа сплетается с прямой и косвенной речью, и, благодаря сочетаемости разных форм передачи чужой речи, создается эффект диалогов между нарратором и персонажем. Но в противоположность В. Шмиду, Л. А. Соколова относит к НПР и текст персонажа, который предваряется вводящим словом, маркируется эксплицитными словами речи или графическим знаком. Например: «Потом она оправилась в свою комнату: как ей там все улыбнулось!» «И вдруг ей пришла мысль: могло ли быть в каком-нибудь случае лучше для ее любимца Гриши, если б он никогда не существовал?» [Соколова, там же].

Третий разряд называется элементом НПР, который в самом деле является НАП, о котором мы будем подробно говорить в дальнейшем.

Вторым основанием, по Соколовой, для деления НПР служит ее содержание — внутренняя речь персонажа, внешняя речь персонажа или его точка зрения. Автор отмечает, что с мыслью о том, что содержанием НПР является внутренняя речь персонажа, согласны большинство авторов, занимающихся рассмотрением этой проблемы. Что касается возможности для внешней речи — диалогической или монологической — стать содержанием НПР, то это утверждение приходится доказывать, поскольку существуют работы, в которых утверждается, что НПР не может воспроизводить кем-то уже произнесенную, чужую речь. Однако, утверждение, что «использование несобственно-прямой речи для передачи состоявшейся речи /монологической или диалогической/ не является чем-то случайным», находит подтверждение и в примерах [Соколова, там же]. Таким образом, формулируя принципы функционирования этой группы, автор делает большой акцент на внешней речи персонажа, считая, что «внешняя речь, образцы диалогов (не воображаемых, а действительно имевших место)» [Соколова, там же] могут передаваться при помощи НПР. В примерах наблюдаются те случаи, когда внешняя речь персонажа вводится графическим знаком или вводящими словами, но речь персонажа уже в большей или меньшей степени трансформирована нарратором для разных случаев нарративных эффектов. По Шмиду, такие формы передачи текста персонажа не принадлежат к НПР. Китайский нарратолог называет их «гибридной» НПР [Шэн Дань, 2001:294].

Третьим основанием для деления НПР, по мнению Соколовой, «является указание на то, кем ведется повествование — самим автором или заменяющим его рассказчиком (образ автора)» [Соколова, 1968:34]. В нарратологии такая формулировка — автор, образ автора — не допускается, так как в нарратологии считается, что повествовательный текст ведется от нарратора, творцом повествовательного текста является нарратор, а автор — это тот, кто сотворил нарратора и дословно записал историю, которую рассказывает нарратор. Судя по приведенным в рассматриваемой работе примерам, можно решить, что тут «заменяющий автора рассказчик» является диегетическим нарратором. Таким образом, сутью данного разряда является диегетичность нарратора.

Термин «гибридная конструкция», выдвинутый М. М. Бахтиным похож на определение НПР: «Мы называем гибридной конструкцией такое высказывание, которое по своим грамматическим (синтаксическим) и композиционным признакам принадлежит одному говорящему, но в котором в действительности смешаны два высказывания, две речевые манеры, два стиля, два „языка“, два смысловых и ценностных кругозора. Между этими высказываниями, стилями, языками, кругозорами, повторяем, нет никакой формальной — композиционной и синтаксической — границы; раздел голосов и языков проходит в пределах одного синтаксического целого, часто — в пределах простого предложения, часто даже одно и то же слово принадлежит одновременно двум языкам, двум кругозорам, скрещивающимся в гибридной конструкции, и, следовательно, имеет два разноречивых смысла, два акцента» [Бахтин 1975:118]. М. М. Бахтин выделил следующие виды гибридной конструкции:

• 1. Разоблачающие слова нарратора сливаются с разоблачаемой чужой речью, «где прямой авторской речью является придаточное предложение, а главное — чужой речью» [Бахтин, 1975:119].
• 2. Псевдообъективная мотивировка. Например:

Но мистер Тит Полип застегивался на все пуговицы и, следовательно, был человек с весом.

Бахтин отмечает, что в таком случае по всем формальным признакам мотивировка — авторская, по существу, лежит в субъективном кругозоре персонажей или общего мнения. К псевдообъективной мотивировке относятся «подчинительные союзы и союзные слова (так как, потому что, по причине, несмотря на проч.), все логические вводные слова (итак, следовательно и т. п.)» [Бахтин, 1975:118].

3. Чужая речь вставлена в оправу речи нарратора [Бахтин, 1975:118].