Языковые средства реализации оппозиции «свой-чужой» в английском языке

Переходя непосредственно к рассмотрению языковых средств реализации оппозиции «свой-чужой», следует указать, что семантика «свойственности-чуждости» проявляется на разных уровнях языка. К экспликантам указанной семантики относят единицы прагматического, словообразовательного, синтаксического уровней (Кишина 2009:13). Однако по общему признанию приоритетное положение занимают единицы лексического уровня (Кишина 2009:13; Богомазова 2015:42). На данный момент освещение получили лишь отдельные аспекты исследуемой оппозиции, в частности лексико-семантический уровень и синтаксическая сочетаемость ряда слов, ряд некоторых синтаксических конструкций. Начнем наш обзор с лексического уровня.

Как мы могли наблюдать в пункте 1.2.1., к базовым средствам выражения оппозиции «свой-чужой» в русском языке относят в первую очередь лексемы свой и чужой (см. Ю. С. Степанов, В. Н. Торопов, А. Б. Пеньковский, Вяч. Вс. Иванов и др.). Той же логики ученые придерживаются, обращаясь к проблеме языковой репрезентации «свой-чужой» в английском языке. Так, Т. В. Алиева, рассматривая концептуальную оппозицию «свой-чужой», т. е. состоящую из концептов «свой» и «чужой», высказывает мысль о том, что ядро данных концептов можно выявить с опорой на анализ словарных дефиниций «self» («свой») и «other», «alien» («чужой»), исходя из того, что в англоязычной лингвистической литературе для обозначения данной оппозиции используются именно эти слова. Автор приводит дефиниции из толкового словаря А. С. Хорнби:

Self, n. 1. person’s nature, special qualities; one’s own personality; 2. one’s own interests or pleasure.

Other, adj., pron 1. an additional one; a different one; 2. when one member of a group is compared with any ~ member of the group, other is usually used; 3. Different.

Alien n. (legal or official use) foreigner who is not a subject of the country in which he lives.

Alien, adj. 1. foreign; 2. alien (to), differing in nature or character; 3. contrary or opposed (to).

Проведя анализ, автор заключает, что содержательные признаки концепта «свой» в англоязычной концептосфере являются следующими: 1) я; 2) такие, как я; 3) мои качества и особенности; 4) качества и особенности таких, как я; 5) мои интересы; 6) интересы таких, как я; 7) то, что доставляет мне удовольствие; 8) то, что доставляет удовольствие таким, как я (Алиева 2008:217).

В работе А. Ф. Юлдушбаева встречается более длинный ряд лексем в английском языке, которые ученый относит к вербальной репрезентации концепту «чужой»: strange, alien, another, unfamiliar, host, odd, strangely, stranger (Юлдашбаев 2011).

Проводя исследование на материале англоязычных фильмов, А. Ф. Юлдушбаев отмечает, что лексема alien употребляется преимущественно в форме существительного и прилагательного и обладает такими же функционально-семантическими параметрами как лексема strange (Юлдашбаев 2011). Среди еще одной базовой лексемы, по мнению отечественных ученых, можно выделить лексему own (там же). Об этом свидетельствует и вариант перевода оппозиции «свой-чужой» отечественными учеными как the semantic opposition 'own-alien' (см. Кишина 2011). Подробнее на лексеме own мы остановимся ниже, поскольку ее относят в группу дейктиков.

В некотором смысле близкой к лексеме other может считаться лексема another, которая может передавать несколько значений 1) ещё один, другой (такой же); 2) новый, еще один похожий, второй; 3) другой, иной, отличный. (Юлдашбаев 2011).

Лексемами, отражающими не только пространственную чуждость, но и психологическую, можно считать лексемы visitor, newcomer, stranger. Так по линии «свой-чужой» может возникать такое противопоставление по временному критерию, как permanent resident («свой») — stranger («чужой») (Емельянова 2012:53).

В рамках вербальной реализации оппозиции «свой-чужой» представляют особый интерес такие неопределенные местоимения как someone и somebody. Долгое время считалось, что значения неопределенных местоимений someone и somebody тождественны, однако, в своем обстоятельном исследовании О. Н. Селиверстова приходит к выводу, что someone используется тогда, когда внимание говорящего сосредоточено не только на событии в целом, но и на личности участника. Somebody выбирается в случае, когда в центре внимания говорящего стоит само событие или «сам факт заполнения „ролевых“ позиций, выступающих в качестве ингредиентов описываемого события» (Селиверстова 1988: 127) (цит. по Емельянова 2012:58). О. Н. Селиверстова отмечает, что «Somebody часто избирается для того, чтобы подчеркнуть небрежное и даже пренебрежительное отношение к участнику события» (Селиверстова 1988: 117) (там же: 59). Someone используется, как правило, с последующей идентификацией референта неопределенного местоимения, что «может свидетельствовать о потенциальной готовности говорящего включить обозначенный данным неопределенным местоимением объект в «свой» мир, границы которого весьма подвижны и могут меняться в зависимости от различных, в том числе психологических, факторов (там же: 60).

Некоторые исследователи предлагают выделять целые лексико-семантические группы в рамках оппозиции «свой-чужой». Так, проводя анализ романа М. Митчелл «Унесенные ветром», А. А. Аминова и Р. М. Планкина выделили довольно большую тематическую группу «семья, родство», т. е. репрезентирующую «своих». Указанная группа включает следующие лексемы: son (сын), brother (брат), father (отец), lover (любимый), husband (муж) и др.; own (свой), native (родной), home (родной), dear (дорогой), darling (дорогой), relatives (родственники), relations (отношения), kinsfolk (родственники), the same blood (дословно оно означает одной крови, в литературном переводе — родственная душа) (Аминова, Планкина 2014:54−55). Можно условно выделить группу лексем «межличностные отношения», куда представляется возможным отнести слова с семой «друг», т. е. тоже репрезентирующих «своих»: friend, special relationship, ties, to stand with, on the same side, ally, alliance (Алиева 2008:209). Причем исследователь уточняет, что «друг» может иметь как положительное значение, так и отрицательное (там же).

Помимо тематической группы «семья, родство», в романе М. Митчелл «Унесенные ветром» выделена также группа «общество», репрезентирующая оппозицию «свой-чужой» через антонимические пары, такие как: rich men (богачи) -poor men (бедняки), white folks (белые господа) — black, darky (черные) и др. (Аминова, Планкина 2014:58) Весьма употребительной в указанном романе для обозначения «чужих» является лексема outcast в значении изгой (там же:59).

В качестве языковых средств репрезентации оппозиции «свой-чужой» выделяют также этнонимы или названия наций, народов, племен и т. п. Выработка этнонима является признаком осознанного выделения этнической группы из числа других (Рахимбергенова 2008:8). Этноним позволяет осуществить этническую идентификацию (там же). В романе М. Митчелл «Унесенные ветром» выделены такие этнонимы как Irish, Germans, Poles и др. (Аминова, Планкина 2014:56−57). Этнонимы стали объектом интереса и в работе Т. А. Цебровской. Помимо «обычных» этнонимов типа Scot (s), Scotsman, Scotswoman, Scottish (people) и Scotch, ученый приводит ряд экспрессивных этнонимов в британском варианте английского языка. Например, экспрессивные этнонимы, направленные против ирландцев: Irish amnesia — означает «простить, но не забыть»; Irish blame — обвинение других в собственной глупости и др. (Цебровская 2014).

Среди частотных номинаций отношений между своими и чужими выделяются следующие — divide (an important difference between two people), gulf (a large and important difference between people or groups), gap (a large difference between people or groups). Как можно заметить, ключевым словом оказывается difference — something, that makes one thing or person not the same as another thing or person. (Емельянова 2012:56).

Для англоговорящих людей характерна более отчетливая градация или отграничение своего от не-своего. Понятия privacy и private property в английском языке имеют гораздо больший вес, чем, например, в русском, где присутствует некая коллективность и общность (Юлдашбаев 2011; Емельянова 2012). В связи с этим, в английском языке территориальный аспект конфликта между «своими» и «чужими» довольно частотен, а вторжение (лексемы invasion, intusion, trepass и др.) носит в буквальном смысле пространственный характер (Емельянова 2012: 50). На основе проанализированного материала автор выделяет специальный термин turf war, а также не зафиксированное словарем сочетание turf battle, в котором существительное turf помимо основного значения a piece of earth with the short grass that is growing on it (Macmillan), обладает еще одним значением: informal, an area that one person or group considers to be their own. Таким образом, turf помимо своего прямого пространственного значения (т.е. когда носители употребляют его, говоря о конкретных помещения или в более общем смысле о территории), может употребляться, когда речь идет о «несанкционированном вторжении» в чужие дела. Аналогично употребляется существительное territory (там же: 51). Обозначение «своей» территории может обозначаться также через выражения my room (своя территория) и my things (личные вещи) (Емельянова 2012:66).

Указание на «чужое» пространство может осуществляться лексическими единицами, выражающими идею «удаленности», например, наречные частицы и предлоги off, away и др., префикс существительных и прилагательных out, имеющего значение «отдаленности» (outlyingудаленный) или неизвестности (strange land, unknon country, mysterious valley). «Чужое» пространство мыслится как нечто неизвестное, не принадлежащее персонажу или находящееся за пределами «своего» пространства (Мазанова 2004:17).

Довольно большой пласт лексики, отражающий оппозицию «свой-чужой» выделен учеными, занимающимися дискурс-анализом. Так, к «чужим» относят в англоязычном политическом дискурсе такие слова и словосочетания как: communist/ communism, authoritarian / authoritarianism, imperialist / imperial / imperialism, autocrat / autocracy, illiberal, expansionist / expansionism, neoconservative (neocon), fascism, dictatorship/dictator, nationalism/nationalist, totalitarian, racism, Nazi/Nazism, (religious) fundamentalism/fundamentalist, hardline (politics/politician), command politics и др.; словосочетания, в которых выражается отрицание демократических принципов: to avoid democracies, aversion to democracy, disregard for the democratic process and human rights. Ряд слов имеет неодназначный статус, т. е. в зависимости от контекста ОНИ могут относиться и к «чужим» и к «своим», например, government, Establishment, Сabinet, politicians (Алиева 2012:183). Соответственно, лексемы democracy / democratic, freedom / free, liberal / liberalism относятся к семантике «свойственности», «своего» и носят позитивную оценку для носителей английского языка (там же:184).

В качестве компонентов и, с некоторой долей условности, этапов формирования социальных связей выступают разные виды контактов, для которых выделяют следующие типы: пространственный и перцептивный как его разновидность, физический, психический и социальный (Емельянова 2012: 61). Зрительное восприятие актуализируется главным образом за счет глаголов to see, to watch, слуховой — to hear; выделяют также перцептивно-контактные глаголы вроде meet, encounter, которые отражают «личное» событие, а именно — вхождение нового лица (там же: 62). Установление контакта выражается через глаголы говорения (tell, ask, talk, say и др.), глаголы установления контакта через различные средства коммуникации (phone, call) (там же). Контексты включения объекта в свою сферу: to agree with/ stay with/ choose/ marry/ pay/ trace someone и др. (Емельянова 2012: 63). Несмотря на то, что указанные глаголы рассматриваются в сочетании с неопределенными местоимениями someone, somebody, на наш взгляд, их можно причислять к лексическим средствам реализации оппозиции «свой-чужой», независимо от того, идут ли они в сочетании с названными местоимениями или нет.

Согласно мнению А. А. Матвеевой, к одному из основных маркеров категории «свой-чужой» относится дейксис (Матвеева 2007:113). Напомним, что дейксис — это указание как значение или функция языковой единицы, выражаемое лексическими и грамматическими средствами (Лингвистический энциклопедический словарь, 1990). В сферу дейксиса входит «указание на участников речевого акта (ролевой дейксис) — говорящего и адресата… выражается различными видами местоимений…; указание на предмет речи…; указание на степень отдаленности высказывания… выражается указательными местоимениями и частицами…; указание на временную и пространственную локализацию сообщаемого факта (хронотипический дейксис), выражается местоименными «наречиями…Дейксис как один из способов референции противополагается номинации; это противопоставление нейтрализуется в ролевом дейксисе (там же). В рамках оппозиции «свой-чужой» дейксис выполняет функцию «разграничителя» «своих» и «чужих», указывая на наличие или отсутствие принадлежности к личному пространству своего «я». То, что включается в личную зону, центром которой является «я», становится «своим», а то, что находится вне личной зоны, характеризуется как «чужое». Идея «чужого» соотносится с негативной оценкой (Матвеева 2007:113). Среди дейктических средств, реализующих компонент свой, исследователи выделяют местоимения we, this, наречие here (там же), можно отнести сюда также местоимения my, own как употребленные отдельно, так и в паре (например, my own) (Юлдашбаев 2011) и др. Стоит указать, что конструкция с местоимениями my, own имеет значение «обладания, наличия, принадлежности чего-либо» (там же). К дейктическим средствам, реализующим компонент «чужой» относят, соответственно, местоимения she, her, it, itself, they, that, those, there, other, наречие else, префикс anti и т. д. (Матвеева, 2007:117). В своей исконной функции дейктик this реализует указание на степень отдаленности объекта высказывания (this — used to talk about the person or thing nearest to you) (Матвеева 2015:222). В комбинации со словами man, person и именем человека, используемое многократно и сочетающееся с уничижительной интонацией позволяет исключить характеризуемое лицо из круга «своих» и указать на его «чужесть» (пр. this seymour) (Матвеева 2015: 221−222).

Местоимения особо широко исследуются представителями дискурс-анализа. Так, например, Е. Н. Василенко вслед за Б. Ю. Норман отмечает, что личные местоимения представляют собой ориентиры, необходимые для совершения речевого акта и отображают уникальное деление всех объектов действительности на три категории с точки зрения познающего мир человека: я — ты — все остальное (Норман 1999:43) (цит. по Василенко 2012:98).

Э.А. Бочарова отмечает, что на морфологическом уровне оппозиции «свой-чужой» наиболее частотным способом ее объективации являются местоимения мы/we, наш/ours (Бочарова 2013:10) Кроме того, местоимение мы/we обладает способностью реализовать широкий спектр значений, таких как: общенациональное мы, коллегиальное мы, метонимическое мы, актуальное мы, призванные обозначить интенцию говорящего идентифицировать себя с определенной социальной группой (выделено мной. — Т.А.) (там же). Я, оценивающего мир относительно себя, в политическом дискурсе занимает совокупное МЫ как репрезентант социальной общности людей (Кишина 2011:177). Мэтт Дэвис отмечает, что в дискурс-анализе довольно широко освещен вопрос о We-inclusive (мы-инклюзивное или включающее) и we-exclusive (мы-эксклюзивное или исключающее), например, в работе N. Fairclough (1989) (Davies 2013:198). Н. Фейрклаф (Norman Fairclough) в качестве яркого примера использования we-inclusive (т.е. включающего автора и читателя) и приводит колонку редактора из газеты Daily Mail. Используя we-inclusive, газета словно говорит от своего лица, лица читателей и всех «верно мыслящих», т. е. скрыто заявляет о своем авторитете (Faiclough 2001:106). Таким образом, на основе вышесказанного, мы можем заключить, что местоимение we (мы) является маркером принадлежности к определенной социальной группе. Однако столь важная роль как групповая идентификация принадлежит не только местоимениям we и they. Некоторые западные ученые стали обращать внимание на роль местоимений us и them, приписывая им способность обозначать ин-группы (своих) и аут-группы (чужих, других, иных) (Bishop and Jaworski, 2003) (цит. по Davies 2013:193).

Как мы могли убедится, лексический уровень репрезентации оппозиции «свой-чужой» в английском языке действительно обширен. На данный момент пока не появилось специальных исследований, посвященных классификации именно лексических единиц. Что касается синтаксического уровня оппозиции «свой-чужой», он стал объектом многочисленных исследований в дискурс-анализе. Так, существует целое пособие, посвященное оппозиции в новостном дискурсе Opposition and Ideology in News Discourse, автором которого является Мэтт Дэвис (Matt Davies). В указанном издании существует раздел The Role of Syntactic Frames in Opposition Triggering (Davies 2013: 43−93). В нем исследователь приводит многочисленные таблицы с классификацией синтаксических фреймовых категорий. Поскольку список данных категорий довольно большой, в данной работе мы лишь приведем некоторые примеры синтаксических конструкций: X not Y (выражает разницу между парой X и Y в пользу X); X rather than Y (менее категоричная конструкция, выражающая немного большее предпочтение X); X and Y (выражает равнозначность X и Y); whether X or Y (создает выбор между двумя взаимоисключающими понятиями); the distinction/ division / difference between X and Y и др. (Davies 2013: 44, 60−62). В последней конструкции мы можем заметить уже рассмотренные нами лексемы distinction, division, difference. Кроме того, Мэтт Дэвис, рассуждая о дальнейших перспективах в изучении реализации оппозиций в языке, утверждает, что исследователи довольно мало уделяют внимания таким ключевым элементам синтаксиса как connectors (конекторы) и negators (негаторы) (Davies 2013:200).

Еще одна интересная синтаксическая конструкция, an Х of mine — my X, рассматривается в работе Анны Вежбицкой. Исследователь, рассуждая о значении и употреблении слова friend, приходит к выводу, что конструкция a friend of mine в отличие от my friend cвязана с исключением предмета речи из личной сферы субъекта (Вежбицка 2001:84) Вслед за А. Вежбицкой, Емельянова О. В. приходит к мнению, что структуру типа that husband of hers можно считать еще более выразительной в плане актуализации неприятия объекта, принадлежащего «чужому» миру (Емельянова 2012: 67).

В качестве вывода по данному разделу можно отметить, что оппозиция «свой-чужой» находит свое выражение на различных языковых уровнях. Обзор исследований, посвященных языковой репрезентации оппозиции «свой-чужой» в английском языке показал, что наиболее эксплицитными уровнями являются лексико-семантический и синтаксический. На данный момент языковые средства, реализующие оппозицию «свой-чужой» в английском языке, освещены фрагментарно и до сих пор не произведена классификация данных средств.

Так, например, местоимения us и them не рассматривались в качестве маркеров групповой идентификации наряду с местоимениями we и they. Попытка заполнить этот пробел предпринимается в Главе 2 настоящего исследования.