Семантическая композиция. 
Система художественных образов в поэзии Ниралы и Джайшанкара Прасада

Обратимся теперь к рассмотрению мотивов стихотворения:

Таблица 9.

В первой строфе действие выражено плюсквамперфектом. В строфе всего две глагольных формы: абсолютив «взяв» и плюсквамперфект «пришел». Задается временная отнесенность к прежде происшедшему. По сравнению с остальными строфами действий в первой строфе крайне мало (в каждой строфе в среднем по четыре глагольных формы). Рефрен в начале стихотворения задает вполне конкретный план: «в тот день…». В строфе конкретный план поддерживается с помощью указательного местоимения ближнего плана, относящегося к слову «город»: «в этот неизвестный, близкий город». Обращает на себя внимание и характеристика нищего, на которую отводится целых два стиха, что также делает сам образ довольно конкретным. Само слово «нищий» вынесено в самый конец строфы, поэтому можно сказать, что именно на него приходится основной акцент. Единственная финитная форма глагола также в последнем стихе. Таким образом, первая строфа вводит читателя в конкретный, внешний план и в план некого прошлого, действия в котором уже совершены.

Во второй строфе есть несколько форм глаголов, все они употреблены в претерите, поэтому отнесенность к «предшествующему» прошлому отсутствует. Очевиден полный параллелизм синтаксической структуры строфы: претерит первого стиха (причастие совершенное «взалкали») совпадает с претеритом в третьем (причастие совершенное «разлилась»), а конструкция с инфинитивом второго стиха («пришли просить») повторяется полностью в четвертом («заспешила отдать»). Подобный параллелизм конструкции придает более яркий смысловой контраст всей строфе. Люди таким образом противопоставляются реке, потоку. Люди возжелали, захотели обрести что-то и пришли просить себе, а река, напротив, перелилась через край и заспешила отдать свое богатство. Таким образом, во второй строфе происходит постепенный переход из области конкретного в область более абстрактного, внешний план сменяется на внутренний.

В третьей строфе продолжают использоваться глаголы в претерите. Каждый стих является законченным предложением, имеет свой субъект и предикат. Все субъекты во множественном числе. Продолжается тема предыдущей строфы, то есть речь идет о людях. Кроме того, здесь также повторяется параллелизм синтаксических конструкций, как и во второй строфе. Претерит в первом стихе («раскрыли») совпадает с претеритом в третьем («не удержали»), начинательная конструкция с глаголом «lagnв» в претерите из второго стиха («начали шутить») — с такой же конструкцией в стихе четвертом («стали чувствовать себя ограбленными»). И снова наблюдается контраст: люди обрадовались (полученному богатству), начали шутить, но их сердца не удержали подола, подставленного под подаяния, а души ощутили себя ограбленными. Таким образом, автор показывает яркое противопоставление внешней радости и внутреннего разочарования, чувства опустошения.

Полный параллелизм синтаксических конструкций во второй и третьей строфах, единство темы, уход от конкретного плана к более общему, от внешнего к внутреннему плану после первой строфы, — это все объединяет вторую и третью строфы.

Глагольные формы четвертой строфы стоят в прошедшем общем времени. В данной строфе деятель всего один (по аналогии с первой строфой), а глагольных форм — четыре (совпадает со средним количеством глаголов в строфах стихотворения). Здесь есть отсылка к первой строфе — упоминание о разбитой чаше. Однако образ нищего больше не появляется в стихотворении. Главным действующим «героем» в строфе становится сок, который заполняет непригодную, казалось бы, для подношений чашу и даже не может в неё вместиться. Два глагола из первых двух стихов (наполнять/наполняться, вмещать/вмещаться) конверсивные, то есть могут быть и переходными, и непереходными. Поскольку иной субъект действия отсутствует, следует предположить, что действие совершает сам сок, чему можно найти подтверждение в третьем стихе («сам, удивленный, не понимал» — однозначно ясен субъект действия).

Таким образом, видно, что наиболее сильное сходство в отношении синтаксических конструкций у второй и третьей строфы. Первая и четвертая строфы связывает образ разбитой чаши. Заключительная строфа на фоне остальных выглядит более насыщенной: в ней использована одна форма прошедшего общего времени (с опущенной связкой), а также претерит, форма прошедшего продолженного времени, абсолютив и еще один претерит. В данной строфе сконцентрировано наибольшее количество мотивов во всем стихотворении, причем, все формы разные. Таким образом, Прасад создает определенный стилистический эффект: нарушается уже привычная читателю структура произведения, его монотонность, происходит разрушение читательских ожиданий. Поэту удается обратить особое внимание читателей на содержание строфы.

Важным будет остановиться подробнее и на рефрене, который повторяется перед каждой строфой стихотворения («в тот день, когда на жизненном пути…»). Правила образования сложноподчиненных предложений хинди подразумевают вторую часть в подобных конструкциях, наличие главного предложения и придаточного. В данном стихотворении придаточное есть, а главное отсутствует (впрочем, лишь по формальному признаку: отсутствует союзное слово «тогда»). Опущение союзных слов характерно в большей степени для разговорного языка, возможно, тем самым автор придает стихотворению разговорную интонацию. В то же время можно попытаться вставить пропущенное «тогда» и завершить конструкцию сложного предложения. Не удастся это сделать в первой строфе, которая представляет собой простое распространенное предложение, в котором лишь одно сказуемое. Во второй строфе два субъекта, соответственно построить сложноподчиненное предложение будет легко. Восстановить конструкцию можно таким образом: «в тот день, когда на жизненном пути взалкали глаза людей, сами устремились что-то просить, [тогда] разлилась сладостная река и заторопилась отдать свое накопленное богатство». То же самое можно проделать и в третьей строфе. Однако в третьей строфе в каждом стихе свой собственный субъект действия: цветы, глаза, сердца и души. Поэтому союзное слово можно вставить после любого из стихов. На помощь могут прийти знаки препинания: после второго стиха точка с запятой отделяет последующие два стиха. Получаем следующее: «в тот день, когда на жизненном пути цветы раскрыли лепестки, сердца начали шутить; [тогда] сердца не удержали подол, подставленный под дождь подаяний, опечаленные души почувствовали себя ограбленными».

В четвертой строфе деятель один, все действия совершаются им (сок наполнял, не вмещался, не понимал, был спрятан). Первые два стиха от последующих вновь отделяет точка с запятой, следовательно, логичнее всего поставить пропущенный союз именно после второго стиха. «В тот день, когда на жизненном пути наполнял сок разбитую чашу, даже силой не вмещался в неё; [тогда], сам удивленный, не мог понять, где же был спрятан такой ароматный?».

В заключительной строфе сначала невозможно найти место для союза. Здесь всего три деятеля, но в состав строфы входит еще одно сложноподчиненное предложение. «Колючки надели жемчуг, который собирала надежда» — на стыке второго и третьего стихов вставить союз не удастся, равно как и на стыке следующих: «который собирала плача / надежда, поняв, что обрела свое богатство». Однако в первых двух стихах есть резкое переключение временных планов: «в тот день, когда на жизненном пути шел благой дождь счастья, колючки надели жемчуг». Смена временных планов (прошедшее общее и претерит) является своеобразным сигналом того, что опущенное союзное слово может стоять именно на их стыке. Таким образом, если вставить союз после первого стиха, получится законченная синтагма: «в тот день, когда на жизненном пути шел благой дождь счастья, [тогда] колючки надели жемчуг, который собирает, плача, надежда…».

Можно сделать вывод, что среди всех строф данного стихотворения заключительная строфа наиболее «нестандартная» по стилистике и грамматике. В её состав входит еще одно сложноподчиненное предложение с придаточным определительным. Нигде в стихотворении не найти соотносительного союзного слова «тогда», возможно, оно намеренно опущено автором, чтобы придать стихотворению разговорную интонацию. Несмотря на это, союзное слово может быть легко восстановлено. Пропуск особенно заметен в заключительной строфе из-за резкой смены временных планов. Таким образом, можно говорить о том, что довольно ровный ритм стихотворения ускоряется к последней строфе, тем самым акцентируется внимание на образе «надежды».

Говоря об эмоциональной окраске стихотворения, необходимо упомянуть, что в нем часто повторяется эпитет «madhu» (сладкий, вкусный, медовый; мед, нектар): он характеризует и просьбу нищего о милостыне, и разливающийся поток, стремящийся отдать свое богатство, и сок, который наполняет разбитую чашу, и благостный дождь, который проливается и дарит жемчужины колючкам. Словно бы все в мире проникнуто сладостью, которая недоступна людям.