Заключение. "Свое", "другое", "чужое" в травелогах Антона Ашкерца

Подводя итоги, можно отметить, что травелог — это пограничный, синкретичный жанр литературы, который сочетает в себе документальные и литературные элементы. Он является одним из основных источников имагологии. Для имагологии базовой оппозицией является дихотомия «свое-другое (чужое)». Другое изобретается и используется как средство самоидентификации. Травелог — это описание путешествия, непосредственного контакта с иной культурой, и он является способом описания, репрезентации и репродукции образа Другого. Важной чертой травелога для имагологии является презумпция его объективности в описании Другрго. Травелог является также частью ориенталистического дискурса и средством ориентализма, потому что важнейшим Другим для формирования европейских идентичностей является именно Восток. При этом разграничить понятия «другое» и «чужое» порой бывает сложно или вовсе не представляется возможным. Границу между этими категориями можно провести с помощью отношения культуры-реципиента к наблюдаемой культуре. «Чужой» вызывает неприятие и страх, является врагом. «Другой» же вызывает скорее интерес, однако его невозможно соотнести с собственным сообществом.

Ашкерц всегда увлекался Востоком и Россией и мечтал о путешествии туда. На его творчество повлияла русская литература и восточная эстетика. Ашкерц принадлежал к среднему классу либерально настроенной интеллигенции одной из провинций на периферии Австро-Венгерской империи. Все это влияло на формирование его идентичности.

Отношение Ашкерца к иному и его идентификация основываются на:

• — традиционном для Европы дискурсе ориентализма по отношению к Турции и Восточной Европе;
• — положении Словении как этнического меньшинства в составе Австро-Венгерской империи;
• — Этноцентрическом понятии нации на основе языкового родства, и как следствие этого, панславизме;
• — Художественнной литературе (прежде всего русской);

Для определения своей идентичности Ашкерц создает и использует двоих «других» — внешнего и внутреннего.

Ашкерц, причисляя себя к европейской культуре, противопоставляет себя наиболее важному для формирования европейских идентичностей восточному «Другому». Это, прежде всего, Турок и кавказские народы. Он воспринимает этого «Другого» посредством ориентализма. Опасный «чужой» на Кавказе колонизирован Россией, там восточный «варвар» почти приручен, Турция же сама выступает в роли колонизатора, к тому же, славянских народов, однако Османская империя уже не столь сильна, она доживает свои последние дни.

Следуя европейской традиции, к восточному «Другому» Ашкерц относит также Россию и южнославянские страны. Отношение к региону Восточной Европы двоякое, пограничное, это недо-Европа, подвергшаяся «мягкой ориентализации». Эти страны не вызывают страха, но скорее интересуют Ашкерца, однако полная идентификация с ними оказывается невозможной.

Второй используемый «Другой» — внутренний. Этот немецкий «Другой» возник в ответ на империалистическую колонизаторскую политику по отношению к славянам. Ашкерц враждебно относится к немцам и зачисляет их в категорию «чужого».

Ашкерц — русофил, и придерживается панславистических взглядов. Русская литература во многом повлияла на взгляд Ашкерца на Россию. Именно благодаря ей он видит Кавказ глазами Лермонтова и Пушкина. Он романтизирует Россию и видит в ней будущую всеславянскую империю. Такие устремления основываются на историческом австро-венгерском империализме. Этноцентризм, основанный на языковом родстве (и во многом позаимствованный у немецких романтиков с идеями пангерманизма) и устремления к возвеличиванию славянских стран на мировой арене делают славянский язык и выход к морю символами империалистической силы и власти. Тем не менее, Россия все-таки является не совсем Европой, это Восток, а потому она отстает в техническом и политическом развитии, занимая пограничное положение между Европой и Востоком, отношение к ней амбивалентно. Впрочем, как и к славянским Балканам. Однако Ашкерц оправдывает такое положение дел, обвиняя во всех бедах немцев в России и турок на Балканах.

Создав «Другого», Ашкерц использует его для формирования собственной идентичности. В процессе идентификации Ашкерц выстраивает оппозиции, основанные на базовой дихотомии «свое-чужое», однако причисляя себя к одной или другой стороне этих оппозиций, он часто противоречит себе. Некоторые из его оппозиций создают не дихотомию, а тройственное отношение, что позволяет ему использовать ту часть, которая больше ему подходит в конкретной ситуации. Таким образом, идентичность Ашкерца является смазанной и «плавающей» в результате наложения нескольких культур.

Данное исследование может быть расширено за счет привлечения сравнительного анализа образов «своего», «чужого» и «другого» в травелогах других словенских писателей в синхроническом и диахроническом аспектах.