Индивидуальные черты повести «Гранатовый браслет» А.И. Куприна сквозь призму функционирования средств художественной выразительности языка

Особенности художественного стиля в повести «Гранатовый браслет» А. И. Куприна. Роль художественных деталей в повести.

Большое место в рассказе занимают музыка и природа. Осенний пейзаж придает повествованию прощальное настроение: «деревья бесшумно и покорно роняли желтые листья». Музыка выступает в рассказе как сила, помогающая человеку прозреть. Слушая сонату Бетховена, любимое произведение Желткова, Вера Николаевна слышит голос влюбленного в нее человека и понимает, что любовь, «о которой мечтает каждая женщина, прошла мимо нее».

Исключительная роль принадлежит пейзажу. Описания природы предвосхищают события, помогают понять внутренний мир героев. События происходят осенью, порой печальной и унылой. Это время года ассоциируется с расставанием, умиранием всего живого.

В первой главе рассказа описание природы предвещает плохой исход: «наступили отвратительные погоды», и даже обещает смерть: «пусть неделю повыбрасывало трупы рыбаков в разных местах берега», но все же «погода вдруг резко и совсем нежданно переменилась, что-то хорошее, светлое случилось с героями «Гранатового браслета»: «наступили тихие безоблачные дни, таких не было даже в июле» — как напоминание о чем-то добром и прекрасном, что произойдет с Верой.

А.И. Куприн передает состояние природы с помощью метафор («тяжело лежал густой туман»), сравнений («мелкий, как водяная пыль, дождик»), эпитетов («ласковому соленому ветерку»). Искусное использование ярких и выразительных художественных средств языка делает произведение необыкновенно красивым и доказывает, что Куприн — мастер и волшебник слова. Природа также помогает определить характер героев. Вера и Анна Николаевна обладают уникальным зрением и восприятием всего прекрасного. Она увидела, что в «лунном свете есть какой-то розовый оттенок», но над ней все смеялись, хотя художник, человек, все примечающий, сказал, что давно об этом знает. О тонком восприятии героинь говорят и метафоры, используемые в разговоре: «А мухоморы! Точно из красного атласа и вышиты бисером». Вера и Анна обладают удивительной чувствительностью, природа вызывает у них бурю эмоций и чувств. Автор наделил героев также прекрасным обонянием: «только белая акация пахла … да и та конфетами», а Анна сделала для себя открытие, что морская вода пахнет резедой. Тонким слухом, уникальным обонянием, осязанием, зрением обладают честный, благородный, искренний генерал Аносов, Вера Шеина и Анна Фриессе. Веру и Анну Николаевну кроме любви к природе объединяет также любовь ко всему прекрасному.

Об утонченном вкусе Анны говорит подарок, сделанный Вере, — записная книжка, купленная в антикварном магазине. Еще одна вещь, подаренная княгине, говорит о том, кто ее преподнес. Муж, уезжая, положил на столик «прекрасные серьги из грушевидных жемчужин». Дорогое украшение, но холодное, одаренное не от души. Василий Львович даже не сказал теплые слова поздравления жене.

Вере Николаевне подарили еще одно украшение, «низкопробное», но преподнесенное от всего сердца. Гранатовый браслет был для Желткова очень дорого и ценен, как фамильная драгоценность, и вложил он в свой подарок больше чувств, чем князь Шеин. А сколько любви и преданности было в его словах: «…я осмелюсь препроводить Вам мое скромное верноподданническое подношение», «на всем свете не найдется сокровища, достойного украсить Вас».

Желтков любит искренне, но безответно, и это чувство обладает разрушающей силой: в жизни его больше ничего не интересует. Он готов умереть, только бы Вера Николаевна была счастлива. «Смешная» фамилия Желтков произошла от реальной — Желтков, человек, который тоже был безнадежно, трогательно и самоотверженно влюблен. А желтый цвет является символом печали и разлуки.

Печальные чувства «Г.С.Ж.» понимает Василий Шеин, он чувствует, что присутствует при «громадной трагедии души». И только товарищу прокурора не подвластны пониманию чувства, боль и страдания Желткова. Разговаривая с ним, он делает жест, точно бросает правой рукой на землю от груди какой-то невидимый предмет. Его слова превратились в брошенную «невидимую тяжесть». Он черств и жесток в обращении с людьми, не щадит их чувств, и, конечно, он никогда искренне не полюбит и никогда не поймет Желткова. И только Вера Шеина осознала, что это была «настоящая, самоотверженная, истинная любовь», что она пересекла ее жизненный путь. В «Гранатовом браслете» А. И. Куприн показал «в нежных звуках» и доказал, что любовь способна полностью преобразить человека, открыть ему необъятную глубину его внутреннего мира. Искусно используя преобразительные средства языка, через описания природы, речевую и портретную характеристики, писатель превосходно изобразил героев, их мысли, чувства. Создание такой великолепной жемчужины русской литературы, как «Гранатовый браслет», говорит о таланте и мастерстве писателя и подтверждает, что А. И. Куприн — настоящий художник слова, певец, провозглашающий искреннюю любовь.

Для князя Шеина великая и трагическая любовь Желткова — лишь повод для карикатур в домашнем альбоме. Не зная Желткова, он уже презирает его за принадлежность к низшему сословию, полагая, что тот пишет непременно «вопреки всем правилам орфографии», а его чувства — запоздалая и пошлая пародия на давно отживший романтизм: «…бурное море страсти, клокочущее в моей груди. Твой взгляд, как ядовитый змей, впился в мою истерзанную душу…» И какими прекрасными и высоко-поэтичными оказались подлинные письма Желткова! Брат Веры в подарке Желткова видит не только повод для оскорбления фамильной чести, прежде всего, это для него «чудовищная поповская штучка», дешевая вещица, которую можно подарить только горничной Даше. Этим людям неведомы ни глубокие чувства, ни безоглядная самоотверженность в любви. Желтков в духовном отношении намного превосходит их обоих.

Стоит отметить сложное обхождение автора с повторяющейся деталью. Душевное состояние героини в начале произведения и в финале можно проиллюстрировать изменением погоды на день именин: «В середине августа, перед рождением молодого месяца, вдруг наступили отвратительные погоды, такие, как свойственны северному побережью Черного моря… Но к началу сентября погода вдруг резко и совсем нежданно переменилась. Сразу наступили тихие безоблачные дни, такие ясные, солнечные и теплые, каких не было даже в июле».

Отмеченная роль пейзажной детали позволяет охарактеризовать образ героини через портретное и психологическое, заложенное в ней. Внутренняя форма произведения создается с опорой на этот образно-смысловой пласт.

Подарок Желткова — гранатовый браслет — один из основных символов повести, детально описывается автором. «Он был золотой, низкопробный, очень толстый, но дутый и с наружной стороны весь сплошь покрытый небольшими, старинными, плохо отшлифованными гранатами. Но зато посредине браслета возвышались, окружая какой-то странный маленький зеленый камешек, пять, прекрасных гранатов-кабошонов, каждый величиной с горошину. Когда Вера случайным движением удачно повернула браслет перед огнем электрической лампочки, то в них, глубоко под их гладкой яйцевидной поверхностью, вдруг загорелись прелестные густо-красные живые огни» [3, с. 136].

Автор заставляет не только саму героиню, но и читателя на мгновение застыть, рисуя у себя в воображении тот самый гранатовый браслет.

В данном случае эта деталь выполняет символическую функцию.

Символика камня, проходящая лейтмотивом в творчестве А. И. Куприна, находит свое место и в этом произведении.

В повести автор использует поверье о том, будто магическими свойствами наделены лишь унаследованные или подаренные, но никак не покупные камни. Желтков в письме к Вере подчеркивает, что посылает ей не купленное украшение, а камни, издавна ставшие в их роду семейной реликвией. И особенной силой обладает самый маленький камешек — редкостный зеленый гранат: «По старинному преданию, сохранившемуся в нашей семье, он имеет свойство сообщать дар предвидения носящим его женщинам и отгоняет от них тяжелые мысли, мужчин же охраняет от насильственной смерти» [4, стр. 43].

Среди художественных особенностей повести можно отметить характерное для нее детальное портретное описание, выполняющее различные функции.

Например, детальное описание характера и внешности Анны имеет вспомогательное значение. Оно призвано оттенить облик княгини Веры. «По внешности они до странного не были схожи между собой. Старшая, Вера, пошла в мать, красавицу-англичанку, своей высокой гибкой фигурой, нежным, но холодным и гордым лицом, прекрасными, хотя довольно большими руками и той очаровательной покатостью плеч, какую можно видеть на старинных миниатюрах» [5, стр. 178].

«Анна, наоборот, унаследовала монгольскую кровь отца, татарского князя… Она была на полголовы ниже сестры, хотя несколько широкая в плечах, живая и легкомысленная, насмешница. Лицо ее сильно монгольского типа с довольно заметными скулами, с узенькими глазами, которые она к тому же по близорукости щурила, с надменным выражением в маленьком, чувственном рте, особенно в слегка выдвинутой вперед полной нижней губе, — лицо это пленяло какой-то неуловимой и непонятной прелестью, которая заключалась, может быть, в улыбке, может быть, в глубокой женственности всех черт, может быть, в пикантной, задорно-кокетливой мимике. Ее грациозная некрасивость возбуждала и привлекала внимание мужчин гораздо чаще и сильнее, чем аристократическая красота её сестры» [5, стр. 67].

В этом описании Анне отведено больше места, чем главной героине. Женщина, которую полюбил Желтков, выступает сначала в некотором отдалении от читателя.

Интересна портретная детализация главного героя. Сцена прихода к Желткову представителей правящей касты — сюжетный и драматический узел рассказа. Здесь мы впервые видим человека, который до этого был незримым героем повествования. Здесь сталкиваются носители разных, духовных начал и намечается трагический финал, который подготовлен всем повествованием По сюжету Желтков — лицо страдающее, он — обвиняемый. И в начале сцены рисуется тягостное состояние, в котором оказался герой рассказа.

Внешний облик этого человека вполне соответствует печальному и затаённо-страстному лиризму его письма, в котором он поздравлял княгиню Шеину со днем ангела. Вместе с тем его внешность усиливает впечатление того, что он жертва. Почти все в нем говорит о робком, застенчивом характере. Здесь писатель прибегает к интересному приему. Он дает два рисунка, слагающиеся в художественный портрет Желткова. Первый из них — это рисунок фигуры героя: «Лица хозяина сначала не было видно: он стоял спиной к свету и в замешательстве потирал руки. Он был высок ростом, худощав, с длинными пушистыми мягкими волосами».

Лицо Желткова вначале не показано. А все движения его свидетельствуют о глубокой растерянности. Он в замешательстве потирает руки, а затем:

«Худые, нервные пальцы Желткова забегали по борту коричневого короткого пиджачка, застегивая и расстегивая пуговицы».

И, наконец, писатель показывает его лицо. Это второй рисунок:

«Теперь он стал весь виден: очень бледный, с нежным девичьим лицом, с голубыми глазами и упрямым детским подбородком с ямочкой посредине».

Все в этом облике подтверждает первое впечатление о нежной и застенчивой натуре, все, кроме одной детали, говорящей о целеустремленности и упорстве характера. Деталь эта — упрямый подбородок.

А. И. Куприн в «Гранатовом браслете» активно использует не только портретную детализацию, но и вещную художественную деталь, выполняющую символическую функцию.

Ярким примером является роза как повторяющаяся, а точнее, варьирующаяся деталь, символическое наполнение которой по мере развития действия усиливается.

Впервые о розах А. И. Куприн упоминает в экспозиционной части повествования. В зарисовке предосеннего увядания сада им отведена едва ли не центральная роль: «…розовые кусты еще давали — в третий раз за это лето бутоны и розы, но уже измельчавшие, редкие, точно выродившиеся».

Писатель реалистически правдив и одновременно поэтичен в деталях. Трудно отследить, как, в какой именно момент наблюдательность натуралиста оборачивается художественной метафорой, но, тем не менее, сразу видно, что измельчавшие розы связаны с душевным миром княгини Веры, срезающей в эту минуту в осеннем саду цветы к именинному столу.

«Прежняя страстная любовь к мужу давно уже перешла в чувство прочной, верной, истинной дружбы» [6, с. 96].

Позднее, уже к концу вечера, обнаружится, что срезала в саду Вера именно розы, хотя там: «Доцветали разноцветные махровые гвоздики, а также левкой — наполовину в цветах, а наполовину в зеленых стручьях, пахнувших капустой, розовые кусты еще давали — в третий раз за это лето — бутоны и розы — но уже измельчавшие, редкие, точно выродившиеся. Пышно цвели своей холодной, высокомерной красотою георгины, пионы и астры, распространяя в чутком воздухе осенний, травянистый запах» [7, с. 84].

Две маленькие розы, вынутые из вазы, розовую и карминную, она подарит старику-генералу, любимому «дедушке», услышавшему розовый запах из сада.

Обратимся к потаенному смыслу подарка. Княгиня Вера вдевает в петлицу пальто генерала Аносова две маленькие розы. Один цветок розовый, другой карминный, то есть ярко-красный. Один символизирует Веру, другой Анну. Анна страстная по своей натуре. Она охотно предается флирту, любит азартные игры, посещает места с сомнительной репутацией, но в то же время никогда не изменяет мужу, отличается искренней набожностью. Красная роза символ страстей людских и одновременно страстей (страданий) Христовых. В Анне есть и то и другое. Вера («розовый цветок») более нежная, утонченная, более спокойная и холодная. Сестры такие же разные, как эти две розы, вдетые в петлицу пальто Аносова в знак любви и привязанности.

Примечательно, что важнейшая для понимания идейно-художественного смысла центральная часть рассказа — беседа с мудрым стариком Аносовым — начинается с его воспоминания, подсказанного запахом роз. В деталях А. И. Куприн как всегда точен.

Его герой вспоминает, что «летом в жару ни один цветок не пахнул, только белая акация… да и та конфетами».

Бытовая приземленность этой детали еще сильнее подчеркивает контраст между обыденным и возвышенным, что очень важно для понимания замысла автора, ведущего читателя к кульминации повествования о любви «единой, всепрощающей, на все готовой, скромной и самоотверженной.

В таком контексте роза становится символом изысканности, утонченности чувств.

«Пришли мы, помню я, в Букарест и разместились по квартирам. Вот как-то иду я по улице. Вдруг повеял на меня сильный розовый запах, я остановился и увидал, что между двух солдат стоит прекрасный хрустальный флакон с розовым маслом. Они смазали уже им сапоги и также ружейные замки. „Что это у вас такое?“ — спрашиваю. „Какое-то масло, ваше высокоблагородие, клали его в кашу, да не годится, так и дерет рот, а пахнет оно хорошо“. Я дал им целковый, и они с удовольствием отдали мне его. Масла уже оставалось не более половины, но, судя по его дороговизне, еще, по крайней мере, на двадцать червонцев» [8, с. 134].

Эта история служит прелюдией к разговору Веры Николаевны и Аносова о настоящей любви.

Среди мини-новелл, составляющих воспоминания старика Аносова, есть одна, занимающая особое место. В том же Бухаресте, по его словам, произошел «трогательный случай»: молодой офицер «пламенно и бесповоротно» влюбился в «прехорошенькую болгарочку», хозяйку дома, где он остановился на постой. Романтично и простодушно повествует старик о том, как «взгляды встретились», «пробежала искра», как состоялось «объяснение без слов»: «Однажды, во время танцев, вечером, при освещении месяца, я вошел в сенцы, куда скрылась и моя болгарочка. Увидев меня, она стала притворяться, что перебирает сухие лепестки роз, которые, надо сказать, тамошние жители собирают целыми мешками. Но я обнял ее, прижал к своему сердцу и несколько раз поцеловал. С тех пор, каждый раз, когда являлась луна на небе со звездами, спешил я к возлюбленной моей и все денные заботы на время забывал с нею. Когда же последовал наш поход из тех мест, мы дали друг другу клятву в вечной взаимной любви и простились навсегда» [8, с.137].

В этой картине сухие лепестки роз лишь маленькая деталь, но ее психологическая мотивировка многопланова. Здесь и замешательство, неловкость, и нетерпение, и некий элемент обыденности («тамошние жители собирают целыми мешками»), и, конечно, искренность чувств, их подлинность.

Сразу за бесхитростной повестью старого воина следует эпизод проводов. Оставшись с Аносовым наедине, Вера очень серьезно и заинтересованно внимает размышлениям о том, «что люди … разучились любить. Она откровенно рассказывает ему свою историю, слыша в ответ едва ли не главную сентенцию всего повествования: «…может быть, твой жизненный путь, Верочка, пересекла именно такая любовь, о которой грезят женщины и на которую больше не способны мужчины» [11, с. 139].

До самой развязки сюжета роза находится на периферии повествования. В этой детали нет ничего навязчивого, нарочитого, а напротив, есть достоверность, естественность и некий, возможно неочевидный, подтекст. Впрочем, он становится явным в финальном эпизоде посещения княгиней Верой квартиры Желткова и ее прощания с покойным. Все предшествующие сцены с упоминанием розы выстраиваются в единую смысловую цепочку, как только мы читаем: «…Вера …вынула из бокового кармана кофточки большую красную розу, подняла немного вверх левой рукой голову трупа, а правой положила ему под шею цветок». Именно «в эту секунду» она поняла, «что та любовь, о которой мечтает каждая женщина, прошла мимо нее» [12, с.141].

Символичность красной розы, положенной в гроб, отчетливо просматривается в контекстуальных связях с другими деталями, упомянутыми в рассказе в связи с традиционной символикой розы как идеала совершенства. Образ розы тесно связан и с мотивом любви как религиозного служения. Об этом говорят многочисленные мелкие детали: тайное католичество Анны — сестры главной героини, название улицы, на которой жил Желтков, — Лютеранская, наконец, судьба браслета. Он отдан бывшим владельцем квартирной хозяйке с просьбой повесить браслет на «изображение Матки Боски» в католическом храме.

Будучи связанными с изображением различных сторон действительности и выражением различного отношения автора к изображаемой действительности, детали в тематическом и эмоционально-экспрессивном отношении у А. И. Куприна бесконечно разнообразны.

Писателя можно назвать мастером художественного слова, так как выразительная, счастливо найденная деталь — свидетельство мастерства писателя.