Историография в Древнем Риме

Сохранение памяти о прошлом с давних пор считалось в Риме занятием, достойным патриция и угодным богам. Однако понимание истории у римлян до их встречи с греческой культуры было очень примитивным. Источниками для первых римских историков служили родовые предания и жреческие анналы государственного архива. Жрецы-понтифики в Риме вели из года в год особые календари, в которых кратко записывались основные события, происшедшие в тот или иной день, например, кого из сограждан удостоили высшими почестями — избранием в консулы, преторы, цензоры, с кем из соседей вели переговоры, а с кем войны, какие знамения посылали римлянам боги и какие меры были приняты для предотвращения гнева небожителей. Кроме того, туда вносились тексты государственных документов. Эти записи делались на выбеленных досках (отсюда наше «альбом»), которые выставлялись на форуме для всеобщего обозрения, а потом хранились в храме в назидание потомству. Непосвященным пользование этими досками воспрещалось.

Постепенно календарные записи образовали своеобразную хронику официальной — государственной и религиозной — жизни Рима. Свои записи понтифики вели строго хронологически и только называли события, не описывая их; стиль их был предельно деловым и жестким, без каких-либо литературных украшений.

В такой летописи не было записей о причинах и следствиях событий, т. е. никак не фиксировались тенденции изменений в римской жизни: хроника протягивала «линейную» связь между прошлым и настоящим, но того, что мы бы назвали собственно «историческим», в ней не было. «История» подменялась хронологией.

Когда Рим вышел на мировую арену и римляне узнали о существовании у других народов исторических трудов, появилась потребность дополнять погодные записи (анналы) историей. Но они столкнулись с непредвиденными трудностями: оказалось, что в латинском языке почти не было слов для обозначения исторических и философских понятий и идей.

Ранние римские историографы, так называемые анналисты (первый из них, Квинт Фабий Пиктор, создал свое сочинение на греческом языке ок. 210 — 205 гг. до н.э.), унаследовали из летописных источников обычай рубрикации событий по годам. Катон Старший (234 — 149) пытался отойти от формы анналов и в своих «Началах» распределял события не по годам, а в зависимости от однородности фактов, — в такой группировке событий уже можно уловить тенденцию к осмыслению того, что стоит за фактами. Младшие анналисты (вторая половина II в. до н. э. — первая половина I в. до н. э.), находясь под влиянием греческой риторики, смотрели на историографию, прежде всего, как на литературу.

Первая концептуальная история Рима, появившаяся во II в. до н. э., принадлежит греку Полибию: он ищет единые закономерности мировой истории и осмысляет судьбу Рима как ее часть.

Полибий, как и первый римский литератор, прибыл в Рим в качестве пленника. Впоследствии Цицерон скажет о нем: «Наш Полибий».

«Всеобщая история» Полибия — ценнейший источник для понимания сложного пути взаимодействий средиземноморских культур. Как человек и политик, приветствовавший обогащение Рима греческой культурой, Полибий надеялся на то, что и римляне, в свою очередь, будут рассматривать его родину не как «добычу римского народа», а как партнера, пусть и более слабого, но могущего дать победителям и новым владыкам мира то, чего им не взять силойкультуру и образованность. И здесь его ждало двойное разочарование: римляне видели во всем греческом угрозу старым добрым нравам и военному могуществу Рима, а его соотечественники, видели в нем, Полибии, предателя.

Таким образом, ранняя римская историография обнаруживает качественное своеобразие в способах осознания действительности. Если греки пытаются осмыслить общие предпосылки факта или явления, выстраивая «идеальные схемы» реальных феноменов, то для римлян важнее всего эмпирическая конкретика. 3, с. 107 — 110.