Критический труд о времени и происхождении латинских переводов Аристотеля, греческих и арабских комментариев, использованных учеными-схоластами, выполненный Амаблем Журденом в 1814-1819 году в Париже

Аннотация

Научное открытие Aristoteles Latinus, сделанное Амаблем Журденом, является одним из ведущих направлений в интеллектуальной истории. Данная публикация представляет новый материал с целью ввести в русскоязычную общественную науку одно из значительнейших течений в Европе и Америке, определяющих их историческое своеобразие. Амабль Журден собрал уникальный материал по истории аристотелизма XII—XIII вв., который кроме прочего, указывает и на значение, какое обрела философия Стагирита в XIX в., когда прояснялись новые интеллектуальные горизонты в мире знаний и весьма расширились геополитические и экономические реальности. Речь идет о XII—XIII вв.еках — эпохе, когда закладывались новые представления о социальных и экономических отношениях, о путях европейской цивилизации, на примере сцепления рациональных конструкций мысли, выросших в различных регионах Средиземноморья. Также говорится о традициях и языковых культурах, соединенных в единое знание. Речь идет о такой интеллектуальной протяженности, как Aristoteles Latinus (латиноязычная философия Аристотеля) в Средние века, в качестве важнейшего признака Средиземноморской цивилизации в глобальном движении translatio studiorum. Для данной публикации была выбрана Вторая глава книги.

Ключевые слова: Аристотель, Амабль Журден, переводы Аристотеля Было бы неверно отрицать, что знание греческого языка было потеряно на Западе в Средние века, а равно и утверждать, что этот язык изучался здесь с пользой и большое количество людей посвятили себя этим письменам. Все ведет к тому, чтобы считать, что этим языком владели многие ученые времен Карла Великого. Из древних хроник нам известно, что этот монарх приказал его изучать и рекомендовал во многих монастырях Германии. При Карле Лысом жил Скот Эриугена, переводчик Дионисия Ареопагита. Людовик Заика вел весьма активную переписку с императором Константинополя и присвоил ему титул Рсщфпухмдпхлпт, тогда как необходимо было Вбуйлехт. Принявшись с великим удовольствием подражать греческим обычаям, он пожелал сделать Компьень новым Константинополем и дал ему имя Карлополь. Один монастырь, основанный им в Бургундии, получил имя Alpha. Чуть позднее в то же время, несколько епископов заменили греческие слова по их значению. В монастыре Сент-Марциал де Лимож в X веке на дневной мессе в Пятидесятницу пели по-гречески Gloria, Sanctus, Agnus и т. д. В тот век невежества среди людей, которые отличались некоторым знанием этого языка, упоминают монаха Сент-Галла Экхарда и Ремигия Оксерского, одного из наиболее знающих людей века и другого, Ноткера, мы упоминали выше⁷. Последний придавал особое значение комментариям Оригена на «Песню Песней» и попросил ученика Соломона перевести это на латинский язык, если он найдет человека, сведущего в двух языках.

Связи Германии с Византией, Сицилии с Грецией, Римской церкви, а различные эпохи с церковью Константинополя, требовали переводчиком и постоянного знания греческого языка.

В одной части Франции греки были в достаточном количе-стве, чтобы обрести политический вес. К XII веку вместе с сарацинами и иудеями они разделяли плоды коммерции. Мы видим из древних документов, хранящихся в архиве области Буш-дю-Рон, процитированных доктором Прюнеллем⁸, что они платили за некоторые права монастырю Сент-Виктор и Монтмуар, устроившись в течение IX и X веков в Арле и Марселе. Одна община монахов-греков живет даже в Ориоле около Марселя.

Наконец, история и литературные памятники Рима передали тем векам славные воспоминания Афин, память об успехах, какие греки стяжали в науках, философии и литературе. Всякий, кто любит философию, естественно должен, направлять свои взоры к земле, где она сияла с таким блеском и искать высокого смысла в тех видах, в каких она воссияла; но обратимся только к двум примерам: Аделард из Бата обошел Грецию и Малую Азию в надежде обрести здесь неведомые на Западе знания. Иоанн Сальсберийский, если и недостаточно знал греческий язык, то и не пренебрегал им — он был в переписке с людьми, которые знали его в совершенстве. журден аристотелизм философия Однако, отметим, как важный факт, что среди ученых, знавших греческий язык и среди которых известен Иоанн Сарацин, невозможно обнаружить ни одного, который трудился бы над Аристотелем.

К концу XII века, в 1167 году особенные обстоятельства в университете Парижа пробудили интерес к греческому языку. Некто Гильом врач, а позже монах, принес в университет греческие рукописи из Константинополя. Позднее, через сорок лет столица греческой империи подпала под власть христиан и французский князь Балдуин был провозглашен императором армией крестоносцев. Но не было свидетельства о благоприятных результатах в том, что победа помогла изучению греческого языка и делала это более вероятным. Есть в той истории выводы прямо из фактов. Итак, на этот счёт есть очень ценные свидетельства.

Когда умерился гнев, открыто проявленный Иннокентием III против крестоносцев, после известия об их успехах и более всего, из-за единения греческой и римской церквей, папа принялся изымать из недр новой победы зерна ереси и помогать процветанию начал здравого верования.

Ранее Балдуин упросил его послать в Константинополь людей из различных религиозных конгрегаций, чтобы укрепить тем храм веры. Иннокентий написал по этому поводу прелатам Франции и, упомянув о письме Балдуина, говорит им: «Universitatem vestrum attente et hortamur, per apostolica vobis scripta mandates, quatenus pium ejus (Balduini) desiderium, quantum in vobis fuerit, promoventes, de singulis ordinibus viros moribus et scientis commendandos, ac in religione ferventes, ad partes illas destinare curentis, per quos novella illa plantatio, in disciplina Domini erudite, fructum reddat suis temporibus apportunum, et quod in eis mirabiliter est inceptum, ad laudem et gloriam Redemptoris mirabilius consummetur. Memoratos quoque libros (scil. Missalia, breviaria, caelestique libros S. Offici), quibus no solum abundare, sed superabundare vos nivimus, ad partes illas, saltem pro exemplaribus, mettere procuretis, ut et vestra abundantia illorum inopiam suppleant, et Orientalis Ecclesia in divinis laudibus ab Occidente non dissonet».

Это письмо было помечено 8 днем июня 1205 года. Другое адресовано тогда же университету Парижа:

«Magisrtis et scholaribus Parisiensibus… supplicavit (Balduinus) ut vos inducere ac monere apostolicis literis dignaremur, qutenus in Graeciam accedentes ibi studeretis literarum studium refermare, unde noscitur exordium habuisse… Universitate vestram rogamus… quatenus diligentius attendentes, quanto majors vestre difficultates et gravamina sunt perpessi, ut adolescintiae suae primitis imbuerent literalibus disciplinis, non taedeat plerosque vesrtrum ad terram argento et auro gemmisque refertam, frumento, vino et oleo stabilitam, et bonarum omnium copiis affluentes accedere, ut ad illius honorem et gloriam, a quo est omnis scientiae donum, sibi et aliis ibidem profociant, praeter temporales divinas et honors aeternae gloriae praemia recipituri».

Этот призыв к религиозным корпорациям и университету имел особой целью распространить среди греков свет истинной веры. Другое установление в жизни политической. Филипп Август — повелитель, навсегда прославленный покровительством, привилегиями и защитой искусств, чем и пользовались науки в его царствование — основал в Париже константинопольский коллегиум, чтобы дети греков приходили изучать латинский язык и забывали бы закоренелую национальную ненависть против латинян и после проявления любви и радушия хозяев, распространяли бы в свою очередь эти прекрасные качества среди греков к великой славе латинян. Может быть действуя таким образом монарх пожелал получить залог того, чтобы уберечь победителей Константинополя от легкомыслия и маловерия греков¹¹.

Я не льщу себя тем, что первым отмечаю такие обстоятельства, но историки философии и греческой литературы, никогда этого не делали, не сравнивали и не показывали следствий, какие вытекали из того, что касается введения философии Аристотеля и более широкого распространения греческого языка.

Действительно, учреждение греческой школы не увеличило престиж университета Парижа, столица Франции была уже в ту пору центром просвещения. Сюда приходили со всех сторон христианского Запада, и мы не можем назвать ни одного знаменитого доктора XII и XIII века, который не посещал бы школ Парижа. Именно так в первые века нашей монархии, французский язык познал достойную славу изящной словесности, оружия, всегда верного нашей земле, всегда готового увековечить память о нашем имени.

Так что, с тех пор мы обрели во Франции средства вполне доступные, чтобы изучать греческий язык, и знание его отсюда распространилось в соседних странах. Приобретение же манускриптов кажется горазда менее темным делом: частые связи с Константинополем давали возможность их приобретать. Посвятив себя знанию и воссоздавая библиотеки, около того же времени или чуть позднее Фридрих и его сын Манфред находят связи, какие объединили Сицилию и Грецию, и по многим направлениям собирают произведения греческой философии. Ордена святого Доминика и святого Франциска явились в сиянии на мировую площадку в стремлении возвыситься в усердии почитания, какое воздавали искусствам, основывая своё превосходство на просвещении, отличающем их от других религиозных конгрегаций, прививая вкус своему веку, они направились к философии и возвышенным суждениям, наполняя сторонниками Рим, большинство прелатур Греции, Малой Азии и Сирии. Они не могли обойти молчанием язык князя философов и текстов его произведений. Наконец, папы были заинтересованы в том, чтобы курия Рима имела людей, свободно говорящих на греческом языке и не только для соборов, акты которых переводились на греческий язык после взятия Константинополя¹².

Вместо сомнения в том, что греческий язык мог изучаться на Западе в XIII веке, нам следует удивляться тому, что этого будто бы не было, тем более, что были столькие причины и средства для такого рода изучения.

О Боэции и переводах, какие носят его имя. Легче определить время греко-латинских переводов Аристотеля по эпохе, в которой мы видим их употребление, чем отмечать автора, опубликовавшего перевод. В этом неопределенном положении небесполезно будет очистить путаные рассказы, поискать имена людей, которым приписывают подобные труды или которые могли бы их создать.

Но перед тем, как приступить к такому исследованию, я определенно сошлюсь на произведения философии Стагирита, какие были переведены Боэцием. Я принимаюсь за это дело по различным причинам: мнений о древности переводов Аристотеля; утверждения Авентинуса, относительно текстов Аристотеля, какими пользовался Альберт; упоминания святого Фомы, о некоем Боэции, который, кажется, переложил на латинский язык книги «О душе» и «О метафизике»; двойной отметки, по-ставленной в начале и конце перевода на манускрипте Королевской библиотеки; наконец, отметка издателя Произведений Боэция, утверждающего, что он видел в библиотеке в Италии латинскую версию «Физики», автором которой был Боэций; и самих произведений Боэция, к каким я собираюсь обратиться, как к первоисточникам.

Этот великий философ задумал передать на латинском языке плоды греческой мудрости. Что же касается методов перевода, то он стремился к истинному выражению оригинала более, чем к преимуществам стиля. В комментарии на книгу «Об истолкованиях» он как раз и говорит о своих следующих планах: «Mihi autem, si potentior divinitatis favor, haec sententia est, ut quanquam fuerint praeclara ingenia, quorum labor ac studium multa de his quae nunc quoque tractamus, latinae linguae contulerit, non tamen quemdam quodam modo ordinem filumque disponendo, disciplinarum gradus eriderunt; ego onme Aristotelis opus quodcumque id manus venerit, in romanum stylum vertens, eorum omnium commenta latina oration perscribam, ut si quid ex logicae artis subtilitatem, et ex naturalis acumine veritatis ab Aristotele conscriptum est, id omne ordinatum transferam, atque id quodam lumine commentationis illustrem, omnes Platonis dialoguos vertendo, vel etiam commentando, in latinam redigam formam. His peractis, non quidem contempserim Aristotelis Platonisque sententias in unam quodam modo revocare concordiam, et in his eos, non utplerique dissentire in omnibus, sed in plerosque quae sunt philosophia, maxime consentire demostrarem. Haec si vita otiumque supererit, cum multa hujus operis utilitate nec etiam laude contenderit, qua in re faveant operet, quos nulla coquit invidia» ¹³.

Можно отметить, что в этом комментарии речь совсем не идет о Метафизике. Логика, Мораль, Физика являются един-ственным предметом описания.

У нас есть другое свидетельство в письме Теодорика Боэцию, с пожеланием, какое ранее высказал правитель Бургундии, что хотел бы он иметь часы такого же вида и среди прочих приятных вещей, говоря о философии, Теодорик вспоминает о служении Боэция латинской письменности с помощью различных переводов:

«Translationibus enim tuis Pytagoras Musicus, Ptolomeus Astronomius, leguntur Itali: Nichomachus Arithmeticus, Geometricus Euclydes audiuntur Ausoniis: Plato Theologus, Aristoteles Logicus Quirinali voce disceptant. Mechanicum etiam Archimedem Latialem Siculis reddidisti, et quascumque disciplinas vel artes facunda Graecia per singulos viros eddidit, te uno auctore, patrio sermone Roma suscepit» ¹⁴.

Именно с логикой Аристотеля, Aristoteles Logicus, Боэций познакомил латинян. Он, ведь, ничего не сказал о Физике. Боэций ее перевел? Я обнаруживаю перевод процитированным только один раз во втором издании его комментария на книгу de Interpretatione… de quibus melius in physicis tractavimus, может быть, следует читать tractabimus¹⁵. Кроме того, пассаж довольно противоречивый с изменением одной буквы, его невозможно считать авторитетным; а если я считаю такое изменение возможным, так от того, что ни Кассиодор, ни другие историки Средних веков не приписывают Боэцию перевод Физики Аристотеля.

Мы не находим ни в произведениях этого философа, ни в письмах Кассиодора, никаких отметок о том, что тот перевел Метафизику.

Писатели Средних веков хранят на этот счет молчание. Гаимон выражается таким образом: Qui videlicet Boetius quam disertus fuerit in litteris secularibus, quamque fuerit Catholicus, ex eius comprobatur codicibus. Testatur hoc Arithmetica, nec non Dialectica, ipsa etiam omnium animis gratissima Musica ab eo translata, et Latinorum jam dudum eam desiderantium auribus delectabiliter infusa. Porro ejusdem de sanctae Trinitatis consubstantialitate Liber liquida ostenendit quam eximius suo, si licuisset, tempore sanctae Ecclesiae colonus extitisset".

К этому я прибавлю свидетельство Гонория и Сигиберта:

«Boethius patricius, vel consul, scripsit librum de Sancta Trinitate et alium de Consolatione et Quadrivium de graeco transtulit, id est Arithmeticam, Musicam, Geometriam, Astronomiam, Dialecticam, vero explanavit» ¹⁷.

«Boetius, vir consularis, conferendus vel praeferendus philosophis et secularibus et ecclesiasticis, quia nos ambiquos esse facit, an inter seculares, an inter ecclesiasticos scriptores fuerit illustrior, laudent eum saeculares quod Isagogas, quod Perihermenias, quod Cathegorias transtulerit de graeco in latinum et exposuerit, quod ante Praedicamenta? Quod libros de Topicis differentiis, de cognatione Dialectiae et Rhetoricae, et distinctione rhetoricorum locorum, de communi praedicatione potestatis et possibilitatis, de Cathgoriis et Hypotheticis Syllogismis libros et alia multa scripserit; quod Arithmeticam et Musicam Latinis scripserit. Nos ecclesiastici laudamus eum quod…».

Гильом Бретонец совершенно точно указывает, что до 1209 года не существовало перевода «Метафизики» и что она была переведена с одного экземпляра, принесенного как раз из Константинополя.

Винцент де Бове, живший в то время, когда философия Аристотеля изучается с таким блеском и Александр из Гэлса, Альберт и св. Фома трудились над комментариями, перечисляет произведения Боэция, известные в его время, и я не нахожу здесь ни Метафизики, ни Физики.

Наконец, Роджер Бэкон определенно говорит: «Boetius quidem fuit longue post SS. doctores qui primus incepit libros Aristotelis plures transferre. Et ipse aliqua logicalia et pauca aliis transtulit in latinum».

В результате разных свидетельств следует, что Боэций, названный св. Фомой и Авентинусом, не является Боэцием, патрицием и современником Кассиодора, и что последний перевел только трактаты по логике. Но, мы не можем все-таки отрицать — при наличии свидетельств современных писателей — что в начале XIII века не существовал переводчик по имени Боэций, труды которого открывают новый этап появления латинских книг Аристотеля. Может быть, этот Боэций никто иной, как Боэций из провинции Далмация, о котором рассказывают историки ордена святого Доминика: «Выдающийся богослов, опытный и вдумчивый философ, образованный в других ветвях человеческого знания — рассказывает Антуан из Сиены — он записал трактаты Аристотеля: De sensu et sensato, De morte et Vita, De Somno et Vigilia. Он составляет также произведение «О вечности мира». Антуан из Сиены и Леандр Альберти не указывают его возраста. Пио и Альтамара считают, что он умер в 1358 году, но не дают твердых доказательств.

Св. Фома указывает на признаки, по которым мы можем узнать переводы, отмеченные именем Боэций. Я переписал их очень тщательно и приложил к версии Метафизики, которая находится под тем именем в королевской библиотеке²⁴ и к текстам Альберта. Эта проверка убедила меня, что Альберт не использует версию, приписываемую святым Фомой Боэцию и что ее нет в манускрипте библиотеки.

Яков из Венеции. Первый достоверно известный переводчик — Яков, клирик из Венеции. Хроника Роберта Ториньи выражается на этот счет следующим образом в год 1128: «Jacobus, clericus de Venetia, transtulit de graeco in latinum quosdam libros Aristotelis et commentatus est, scilicet Topica, Analyticos priores et posteriores, et Elenchos, quamvis antiqua translatio super eos haberetur» ²⁵. Был ли это тот же переводчик, что Иоанн — автор греко-латинского перевода, цитированного Альбертом²⁶? Следует ли понимать текст Хроники буквально и нет ли какой-то иной интерпретации? Я оставляю эти вопросы на рассмотрение критиков.

О Роберте из Линкольна и Иоанне Базингестокесе. Более известным переводчиком, чем Иоанн из Венеции, является Роберт Гроссетест, епископ Линкольна, умерший в 1253 году. Роджер Бэкон ставит его в ряд писателей XIII века, отличавшихся более всего знанием древних языков²⁷. Со своей стороны, Матфей Парижский представляет его знающим одинаково греческий и латинский языки: vir in latino et graeco peritissimus²⁸. По его указанию клирик аббатства Сент-Альбан Николай перевел на латинский язык Завет двенадцати Патриархов²⁹.

Современные свидетельства показывают, что Роберт из Линкольна является автором полного перевода Этики, а также он добавил к нему комментарий из греческих комментариев. Сам Германн Германец, переводчик этого произведения, после, как изложил свое собственное произведение, в прологе на глоссы аль-Фараби к Риторике [Аристотеля] говорит следующим образом: «Reverendus pater magister Robertus, Lincolnensis episcopus ex primo fonte emanaverat, graeco videlicet, ipsus librum est completius interpretatus et Graecorum commentis praecipuas annexens notulas, commentatus».

Установлено, как мы видим далее, что Германн перевел Этику в 1240 году и Риторику в 1256. Следовательно, с 1240 года Роберт мог опубликовать свой перевод.

По правде говоря, это свидетельство находится в некоторого рода противоречии с Леонардом из Ареццо в одной заметке в конце перевода Этики, опубликованной Экхардом.

Леонард рассказывает в письмах о переводе Этики и критикует переводчика за перевод начала первой книги. А так как переводчика упрекают за то, что приписал перевод одному из братьев проповедников, он оправдывает себя тем, что автор говорит в proaemium, об англичанине и брате этого ордена: «Translatio novior a Britanno quodam traducta, cujus etiam proaemium legimus, in quo et fratrem se ordinis paedicatorum scribit, et rogatu confratrum de his transferendis laborem suscipisse» ³¹. Заметка, написанная Экхардом: «Finit liber Ethicorum Aristotelis ad Nicomachum, interprete (ut nonnulli astruunt) F. Henrico Kosbien, Ord., Frat., Praed. quem et omnes textus ejusdem philosophi traduxit dicunt, adjunct familiari explanatione litterali per totum, ac per primos sex libros ad singulos tractatus, interjectus quaestionibus et dubiis non minus fructuose quam succincte discussis» (Ex Parisiis, VI kal. Oct. 1500)³². Библиотека якобинцев дома Сент-Оноре в Париже исчезла в революцию, и я не смог узнать судьбу этого манускрипта. Экхард установил, что изложение там иное, чем у автора перевода, поскольку Леонард из Ареццо и Иоанн Аргиропулус его цитировали. Однако этот перевод является таковым, какой мы читаем у святого Фомы под именем Translatio vetus. Поскольку невозможно увидеть манускрипт, то трудно сказать что-либо о цитировании Леонарда и Аргиропулуса. Может быть, это — простые вкрапления. Автор заметки, написанной в 1500 г. без труда приписал комментарий самому переводчику. Однако, если автор этого комментария написал после Леонарда и Аргиропулуса, то как лицо, писавшее заметку, могло ошибиться относительно времени самого изложения?

Что касается принадлежности Генриху Козбъену перевода Этики, то видно, что это основывается на простой традиции, ut nonnulli astruunt³³. Леонард из Ареццо показывает нам, что переводчиком был англичанин, Britanuus. Если мы допускаем, что цитаты, указанные Экхардом — простые интерполяции, то proaemium, отмеченное знаменитым итальянцем и заметка на манускрипте из дома Сент-Оноре, согласуется с прологом Германна.

Единственное ценное возражение можно сделать — это то, что Роберт из Линкольна не был среди братьев Ордена святого Доминика. Но разве не известно, что в истории этого ордена в первые века была путаница и не было полного списка всех тех, кто входил в него? В итоге, свидетельство писателя современника Германна не ставится под сомнение каким-либо свидетельством иного времени, и его можно принять.

Точно так же я отношу к Роберту греко-латинский перевод комментария Евстафия. Этот перевод должно быть сделан в то же время, что и перевод Этики, поскольку перевод на всем протяжении един с комментарием.

Я соединяю в одном параграфе Роберта из [Линкольна] и Иоанна Базингестокеса из-за связи между ними. Иоанн был весьма искушенным в trivium и quadrivium, в греческих и латинских письменах. В молодости он путешествовал по Греции и изучил греческий язык у дочери архиепископа Афин. Эта молодая афинянка в возрасте двадцати лет углубилась во все трудные вопросы в свободных искусствах, и, хотя Иоанн долго учился в Париже, он сам признался, что весьма сомнительно, чтобы он мог улучшить ее знания. «Haec puella — говорит Матвей Парижский — pestilentias, tonitria. Eclipses et quod mirabilius fuit, terrae motum praedicens, omnes suos auditores infaillibiliter premunivit».

Иоанн дал знать Роберту о существовании греческого текста Завета двенадцати патриархов и передал ему сведения, по которым епископ Линкольна послал в Грецию добыть этот текст.

Согласно Матвею Парижскому, тот же ученый принес в Англию и научил своих учеников числовым обозначениям греков, их ценности и значениям. Также он перевел с греческого на латинский язык произведение, в котором — говорит тот же историк — artificiose et compendiose tota vis grammaticae continentur³⁵ и которому он дает греческое название Donat. Мы не исключаем того, что Роберт успешно изучал естественнонаучное знание, что написал комментарий к нескольким логиче-ским трактатам Аристотеля³⁶. Роджер Бэкон ставит его среди людей, которые с помощью математики сумели объяснить причины всех вещей и изложить вполне знания божественные и человеческие.

Склонность Роберта к знанию, познания в греческом языке Николая, ученика из аббатства Сент-Альбан и Иоанна в грече-ском языке; путешествия, пребывание последнего в Афинах; изыскания, касающиеся Завета двенадцати патриархов — все эти обстоятельства помогают вхождению на Запад некоторых греческих манускриптов и способствуют переводам произведений, которые еще не были переведены на латинский язык.

Фома из Кантипре и Генрих Брабантец. Царствуют огромные разногласия в отношении Фомы из Кантипре, Гильома Мербека и Генриха Брабанца, которым приписывают переводы Аристотеля и которых считают то как трех авторов, то как одного.

Темистий говорит: Et sunt qui scribunt eum (Thom. Cant.) graeci sermonis habuisse peritiam, et libros Aristotelis quorum usus est in scholis, transtulisse.

Генрих Гентский и Гилеманс не говорят об этом переводе, отмеченном Альберти и Беллармином.

Кольвенер в «Жизни Фомы из Кантипре» придерживается мнения, что тот не был автором перевода Аристотеля и что это сделал заново Гильом из Мербека, с кем часто путали Фому.

Кветиф и Экхард даже не пытались опровергнуть ложное утверждение и представляли Гильома, как истинного автора этого перевода.

Действительно, мы путали Фому и Гильома. Например, Антоний из Сиены приписывает последнему книгу Naturalis rerum, которая определенно принадлежит первому.

Однако если Фома не является автором нового греко-латинского перевода, созданного по просьбе святого Фомы Аквинского, возможно имелись ранее некоторые переводы произведений Аристотеля? Свидетельство современника Роджера Бэкона, поместившего этого прелата в число людей, обученных греческому языку, подтверждает эту связь. Между прочем, до того, как святой Фома написал Комментарий, Альберт уже опубликовал свой, а Винцент де Бове — Speculum majus, в котором мы находим употребление греко-латинского перевода.

Я посвящаю далее отдельную главу Гильому из Мербека.

Что касается Генриха Брабанца, мы путаем его с Генрихом Козбьеном. Или же мы создали из них нового писателя, такого, чьи латинские переводы были опубликованы под именем Генриха в XIII веке и автором которых не является Гильом из Мербека, как это допускают некоторые писатели. Действительно, кроме положительного свидетельства Авентинуса во многих манускриптах есть следующая заметка в конце четвертой книги арабо-латинского перевода Метеорологии: «Completus est liber Metheorum, cujus tres libros transtulit magister Girardus de arabico in latinum: quartum transtulit Henricus de graeco in latinum: tria vero ultima Avicenna capitula transtulit Aurelius de arabico in latinum». Что выделяет эту заметку, так это то, что писатель по имени Генрих был переводчиком с греческого языка. Мы знаем только один перевод, но возможно, что он опубликовал их несколько. Впрочем, как и перевод, который был использован Винцентом Бове и Альбертом, ясно, что автор жил раньше времени Гильома из Мербека, их современника.

Гильом из Мербека. Гильом — единственный, о ком много подлинных свидетельств всех людей, посвятивших себя изучению греческого языка в XIII веке; эти свидетельства касаются его знаний и неутомимой деятельности. Роджер Бэкон, его современник, судит об нем весьма строго: «Et Willielmus iste Flemingus — говорит он — ut notum est omnibus Parisiis literatis, nullam novit scientiam in lingua graeca de qua praesumit, et ideo omnia transfert falsa, et corrumpit sapientiam Latinorum» ⁵¹. Может быть поспешность, с какой Гильом публикует переводы, не позволяла ему придавать им желаемое совершенство. Однако же, именно Гильому писатели соглашаются отдать честь нового перевода Аристотеля, предпринятого по просьбе святого Фомы. Мы читаем в Славянской хронике, под 1273 годом: «Wilhelmus de Brabantia, ordinis Praedicatorium, transtulit omnes libros Aristotelis de gaeco in latinum verbum ex verbo, qua translatione scholares adhuc hodierna die utuntur in scholis, ad instantiam domini Thomae de Aquino».

Генрих де Гервордия, передавая этот факт, не избежал указанной выше путаницы, «Decimo septimo anno Richardi (id est 1271) Fr. Wilhelmus Brabantinus, Chorinchiensis, de ordine Fratrum Praedicatorum, rebus excessit humanis. Hic transtulit omnes libros Aristotelis naturalis et moralis Philosophiae et Metaphysicae de graeco in latinum, verbum verbo, quibus nunc utuntur in scholis, ad instantiam Fratris sancti Thomae de Aquino. Nam temporibus Domini Alberti, translatione veteri omnes communiter utebantur. Item Scripsit idem Wilhelmus librum de apibus gratiosum et librum de Naturis rerum».

После тех авторитетных указаний Бундер мог сказать: «Guilelmus Brabantinus de Moerbeka transtulit de graeco in latinum omnes Aristotelis libros naturales et morales ad instantiam beati Thomae Aquinatis».

Теперь обратимся к известным переводам Гильома. Вот их перечень, какие невозможно отрицать:

• 1. Simplicii commentum in libros Aristotelis de Coelo et Mundo. Манускрипт, какой видел Бундер в Генте⁵⁶, он приписывает перевод Гильому. Перевод много раз переиздавался под его именем⁵⁷, в особенности в Венеции в 1540 году. Королевская библиотека владеет экземпляром последнего издания. Текст Аристотеля, предложенный в Комментарии, является греко-латинским переводом книг «О небе и мире», экземпляр которой я отдал, и каким пользовался святой Фома Аквинский.
• 2. Procli Diadochi Tyrii, Platonici philosophi, Elevatio theologica… completa fuit translatio hujus operis Viterbii a frate G. Do Morbecca ordinis fratrum Praedicatorum, 15 kal junii, anno Domini 1268.
• 3. Tractatus Galeni de Alimentis… translatus de graeco in latinum anno 1277.
• 4. Liber Hippocratis de Pronosticationibus aegritudinum secundum, otu, lunae.
• 5. Procli Diadochi de decem dubitationibus circa Providentiam.
• 6. De Provedentia et fato et eo quod in nobis, ad Theodorum mechanicum.
• 7. De malorum subsistentiа.

Три последних произведения переведены Гильомом из Коринфа, который занимал там кафедру архиепископа в 1281 году. Произведения находились до революции в библиотеке Гранд-Огюстен в Париже.

• 8. Aristotelis Rhetoricae, libri III. Это первый из двух переводов Риторики, образец которого я приписываю Гильому в связи с заметкой на манускрипте Королевской библиотеки: «Explicit liber Rhetoricorum Aristotelis secundum translationem Guilielmi. Deo Gratias. Amen». На другом манускрипте заметка имеет дату 1281. Неверная заметка Лаббе. Фабрициус посчитал возможным приписать Гильому Дорофея. Эту ошибку Гарль не заметил, и она всплавает у Шнайдера.
• 9. Aristotelis Politicorum libri VIII. Шнайдер, не проверив, посчитал, что перевод принадлежал Гильому. Две заметки, одна из которых предшествует, а другая идет за ней в одном манускрипте Библиотеки Арсенала, подтверждают эту связь. Первая выглядит так: Incipit liber Aristotelis Politicorum a fratre Guilelmo ordinis Praedicatorum de graeco in latinum translatus. В конце произведения мы читаем: Hucusque transtulit immediate de graeco in latinum frater Gilielmus de ordine Fratrum Praedicatorum.

Шнайдер приписывает Гильому перевод Органона, Физики и Истории животных.

Мы не знаем точной даты смерти, но как представляется, что он жил еще после 1281 года.

О других переводчиках. Среди авторов греко-латинских переводов мы цитируем:

• 1. Варфоломей из Мессины, имя которого стоит на переводе «Великой Морали». Он жил в царствование Манфреда, короля Сицилии и посвятил ему свой труд.
• 2. Магистр Дуранд из Оверни поспособствовал переводу Экономии, если верить заметке в конце произведения: «Explicit Yconomia Aristotelis translata de graeco in latinum per unum archiepiscopum de Graecia et magistrum Durandum de Avernia latinum procuratorem Universitatis tunc temporis in curia romana. Actum Anagniae in mense augusti, in pontificates D. Bonifabii VIII anno primo».
• 3. Может быть следует добавить таких предшественников, как Михаил Скот и Кампано де Новара.

Из других писателей следует упомянуть тех, кто брались за памятники древнегреческой литературы, как языческой, так и священной и способствовали переводу их на латинский язык, хотя, кажется, произведения Аристотеля не встречаются в их трудах. Таким был во второй половине XI века Альфано, архиепископ Салерно от которого остался перевод «О природе человека» Немезия. В следующем веке Иоанн Бургундио из города Пиза переводит «Гомилии святого Иоанна Хризостома» и cвятого Георгия Нисского, «Трактат о католической вере» святого Иоанна Дамаскина⁷⁸ и некоторые произведения Галена. Мы должны также упомянуть среди древних интерпретаторов некоего Евгения, который, кажется, тот же писатель, о котором мы скажем дальше.

О переводах, время которых известно, а авторы не известны. Мы закончим главу, рассказав о некоторых переводах, авторы которых неизвестны, но время может быть определено.

Перевод комментария Симплиция на «Категории» завершен в марте 1266 года, читаем в следующей заметке: «Explicit Commentum editum super librum Praedicamentorum a magistro Simplicio qui fuit discipulus Aristotelis. In exemplari graeco, in praecedenti capitula de Motu, stabant quaedam pertinentia ad ultimum capitulum quae non erant figurata ubi debebant intrare, et non erant continua; et plena erant spatiis non scriptis, et corrupta erant et propterae non transtulit; erant autem quasi ad quantitatem mediae columnae hujus: sciat etiam hoc opus inspexerit, exemplar graecum valde fuisse corruptum, et in miltis locis nullum subjectum potui ex littera trahere; feci tamen quod potui; melius erat sic corruptum habere quam nihil. Translatum anno D. 1266, mense martii, per fratrem…». Эрхард считает, что Гильом из Мербека является автором перевода и связь эта имеет характер истины.

Может быть нам следует отнести к тому же автору перевод комментария Аммония на книгу «Об истолковании». Если мы не знаем точного времени, по крайней мере, в некотором смысле он может быть отнесен ко времени Альберта, поскольку его использует святой Фома.

Я не обнаружил свидетельства об авторах, переведших «Физику», трактат «О душе», «Метафизику», книгу «О рождении и тлении» и небольшие трактаты о естественной философии. Однако, во всяком случае их время не выходит за пределы 1210 года и скажу, даже до 1215 года. Указы, какие вводят в то время в университете Парижа, указывают на то несовершенное знание философских трактатов Аристотеля.

Мы находим два арабо-латинских перевода Физики, поэтому следует полагать, что Физика была переведена позднее с греческого языка. Действительно, видно, как Гильом, архиепископ Парижа, цитирует арабские комментарии и вполне возможно, что в ту эпоху имелась только одна арабо-латинская версия перевода.

Перевод комментария Александра на Метеорологию и текста, какой его сопровождает сделан в Никее в 1268 году. Перевод текста Аристотеля является тем, образец которого я даю.

Заметку, процитированную Захарией в «Itinerarium litterarium» ⁸⁶ и повторен М. Шнайдером, нам известна эпоха, в какую она была переведена «История животных», история такова:"Cujus graeca translatio complete est anno gratiae 1260, 10 kalend. Januarii. Thebis". Герард из Брольо пользуется переводом Михаила Скота.

У меня нет данных, относительно книг «О рождении и тлении», кроме того, что они были известны Петру из Оверни.

Перевод «Проблем», без сомнения, является таковым, о чем говорит Альберт в комментарии на книгу «Политика»: «Cujus ratio est in quodam libro de Problematibus quibusdam quem transtulit quidam, discandum imperatori Frederico de graeco in latinum, et sic incipit: Cum essem in Graecia, venit in manus mea». Манускрипты, какие я просмотрел не содержат этого пролога, но невозможно извлечь из этого обстоятельства какого-то вывода, против связи, какую я предлагаю, тем более, что цитаты, данные Альбертом и святым Фомой в книге «Проблем» соответствуют переводу, образец которого я опубликовал.

Небольшой трактат «О цветах», мне кажется, пришел в латинский язык в ту же эпоху и тем же путем. В манускрипте мы читаем заметку в конце «Проблем»: «Ultima particular quae est circa colores deficit hic, quia non erat in graeco exemplari; verum tamen de hoc se determinatum est in libro de coloribus, qui sequitur immediate post ipsum».

Как и книга «О линиях», часто связана с предшествующей, я предположил бы у одной и другой общее происхождение.

Я изложил авторитетное мнение, к которому отнес перевод Робертом Этики. Что касается переводов, известных под названием Ethica vetus и Ethica nova, то один и другой были, конечно, известны в 1215 году, поскольку есть предписание Роберта Курсона читать Этику в университете. Эта Этика не десять книг, поскольку Германн Германец перевел произведение Аристотеля с арабского языка, поэтому у латинян не было полного текста. Чем больше я смотрю на Ethica vetus, тем больше думаю, что она относится ко времени до схоластики. Ethica nova, напротив, появилась в XIII веке. Такие свидетельства я собрал, относящиеся ко времени и авторам греко-латинских переводов, использованных докторами-схоластами во второй половине XIII века.