За что убили В.А. Моцарта?

27 января 2016 года исполняется 260 лет со дня рождения великого Моцарта. В отличие от 250-летнего юбилея, превратившегося на родине композитора — в городе Зальцбург — в форменный психоз, когда именем Моцарта не названа была разве что туалетная бумага (хотя и в этом твёрдой уверенности быть не может), предстоящее празднование не будет принципиально отличаться от ежегодного распорядка: с 22 по 31 января в Зальцбурге пройдет удлиненная на пару дней «Неделя Моцарта» (Mozartwoche), собственно, и всё. Сегодня Моцарт — один из самых благодатных материалов для самых разнообразных спекуляций: гений, не доживший до тридцати шести лет, был не только «жертвой» педагогических амбиций своего папы Леопольда, не только страдал хроническим непониманием со стороны супруги, но также занимал видное место в истории масонского движения. Зачем он там оказался? Что было нужно Моцарту от масонов и как масоны хотели использовать Моцарта? Почему им этого не удалось? И, наконец, кто и за что убил одного из самых солнечных, одного из самых жизнерадостных, одного из самых великих?

Долгие годы у нас говорить о масонстве как об источнике революционных волнений было не принято, поскольку мутная, внешне аполитичная концепция масонства якобы не вписывалась в марксистскую теорию исторического материализма, хотя если вспомнить о том, что за всеми «мастерами-магистрами» великих лож и их якобы независимых филиалов стояли серьезные финансовые интересы, вопрос о том, действительно ли в основе идеологии масонства лежит невинное эзотерическое самосовершенствование человека, окажется риторическим. Ко всему прочему, эволюция масонства от оперативного (средневековые строительные профсоюзы, исчерпавшие себя уже к XVII в.) к спекулятивному (современные наднациональные финансовые институты) настолько запутана, а истинные цели этого «братства» настолько хорошо замаскированы, что даже использование документов, доступных непосвященным (Конституция Андерсена, Шведский устав, Шотландский устав, Библия Короля Якова, Библия Джорджа Вашингтона и т. д.), лишь вводит в заблуждение.

Логических противоречий в структуре масонства так много, а системы ритуальных отправлений и опознаваний друг друга настолько вариативны, что не могут не вызвать подозрений в чрезмерной нарочитости. Любая попытка системного описания масонского движения очень напоминает решение гигантского математического уравнения с несметным количеством неизвестных, и пролить свет на суть этого загадочного явления, на мой взгляд, можно только посредством нудного отшелушивания с этого явления его декоративной мишуры. Например, современные масоны называют себя эзотерическими сообществами, не делающими различий между религиозными конфессиями (что хорошо) и уважающими законы и правительства тех стран, на территории которых они действуют (что неправда). Строго говоря, самоидентификация, содержащая противоречия, как минимум, уже настораживает. Далее: в большом количестве доступных справочников по этике масонства не упоминаются такие гении, как Леонардо да Винчи, Исаак Ньютон, Вольфганг-Амадей Моцарт или Лев Николаевич Толстой, довольно скептически относившиеся к финальным целям и задачам тайных обществ, в которых они состояли. Ну, и наконец, зачем людям для само- (подчеркиваю — САМО-) развития объединяться в какие-то сообщества, связанные секретной закрытостью собраний с изощренно запутанной иудейско-христианской символикой? Почему масонская символика украшает ключевую мировую валюту, не говоря уж про герб США? Таких вопросов, вызывающих аллергию у людей, не умеющих анализировать информационные потоки, довольно много. Между тем, настоящее эссе не претендует на академическую основательность, а является лишь попыткой приблизиться к осмыслению той роли, которую сыграл в нашем миропонимании Вольфганг-Амадей Моцарт.

Известно, что искусство как одна из четырех форм взаимодействия человека с окружающим миром и самим собой, в отличие от науки, религии и философии, направлена на самую неподконтрольную часть нашей человеческой природы — на эмоции. Несложно научиться скрывать свои эмоции, но лишь немногие могут их не испытывать. Любой человек, умеющий вызывать своей художественной деятельностью определенные эмоции, оказывается не просто востребованным, но и значимым для общества (вспомним о роли и социальном статусе известных актёров, музыкантов, художников и писателей). Таких людей очень выгодно использовать как в маркетинговых (участие в рекламных проектах), так и в политических (участие в избирательных кампаниях, в представительных органах и т. д.) целях. Одним из таких людей был и остаётся В. А. Моцарт.

Если абстрагироваться от многотонной моцартианы, связанной с сугубо теоретическим анализом «вклада Моцарта в мировую музыкальную культуру», мы обнаружим, что взаимодействию Моцарта с «вольными каменщиками» посвящено не так уж и много работ, а связь между гибелью автора «Волшебной флейты» и масонством некоторые исследователи называют «примитивной легендой». С другой стороны, нельзя не заметить, что серьезные ученые старательно избегают этой темы, но не потому, что версия убийства Моцарта не имеет под собой весомых оснований (до нас дошли довольно любопытные воспоминания современников Моцарта, прямо указывавшие на симптомы, напрочь исключающие достоверность официально названной причины смерти), а потому что это убийство тесно связано с той ролью, которую играло творчество Моцарта в истории глобального социально-политического противостояния. Сегодня, к сожалению, ни одно из известных нам исследований этой роли Моцарта в истории человечества не обладает стройной завершенностью, поскольку их авторы никак не могут преодолеть своей искренней зависимости от того или иного отношения к параноидальной «теории заговора». Серьёзно рассуждать на эти темы в сегодняшних условиях может только камикадзе, но мы рискнем прогуляться по этому «минному полю», тем более что факты, как бы их ни передергивали, всегда остаются фактами и умному человеку всё говорят сами за себя.

Моцарт вступил в масонскую ложу в 1784 году (по одним сведениям, к этому шагу музыканта сподвиг его папа, по другим — друг композитора Отто фон Гемминген) почти одновременно с Йозефом Гайдном. В этой же ложе состояли и Сальери, и Шиканедер, и Готфрид ван Свитен — сын разработчика ртутной «от всех болезней» терапии барона Герарда ван Свитена. Метаконфессиональная идеология служения Великому Архитектору Вселенной, который признавался источником всего сущего не только Фомой Аквинским, но и Жаном Кальвиным, из учения которого и перекочевал в первую фундаментальную «конституцию масонства» Джеймса Андерсона (1723), будоражит умы теологов и философов и по сей день. Не удивительно, что официально декларируемые масонские идеалы всеобщей свободы, равенства и братства воодушевляли Моцарта не только как художника, но и как человека, уставшего от унизительно зависимого положения при католическом дворе зальцбургского архиепископа Иеронима фон Коллоредо. Лекциями Игнаца фон Борна — гроссмейстера венской ложи «К истинному согласию» и близкого друга Моцарта — и была вдохновлена роковая «Волшебная флейта», либретто которой изобилует таким количеством нумерологических, религиозных, философских и фольклорных символов, что многие, даже весьма серьезные исследователи творчества Моцарта, никак не могут прийти к общему мнению о том, высмеял ли Моцарт масонские идеалы в этом «зинг-шпиле» (попросту говоря — оперетте) или же прославил. Однозначный ответ на этот вопрос даёт не только сама партитура оперы, но и её название: сегодня вряд ли кто-то будет сомневаться, что буйный темперамент авторов либретто (а Моцарт принимал довольно активное участие в редактировании текста Шиканедера) не мог не отразиться в символике этого, на первый взгляд, довольно невинного произведения.

Напомню, что в древнегреческой мифологии флейта становится фаллическим символом именно в руках (во рту) мужчины. Как мы все помним, в «Волшебной флейте» этот инструмент из рук не выпускает именно принц Тамино. У серьезных исследователей мифологии и фольклора это желание авторов оперы назначить символ мужской потенции и главный источник жизни на роль универсального средства-лекарства от всех проблем и ключом ко всем дверям даже удивления не вызовет (ср. фольклорно-сказочные «палочку-выручалочку», «волшебную палочку» и пр. фаллическую символику). Говорить о том, что братьям-масонам была непонятна эта саркастическая символика «Волшебной флейты», и вовсе смешно. На фоне фривольных мелодий оперы, которые даже в самом богатом воображении не вяжутся с серьезностью масонских ритуалов, вся масонская обрядовая символика кажется попросту оскверненной. Сегодня бы в России Моцарта за такое произведение, скорее всего, посадили бы года на три за нанесения увечий «чувствам верующих». Но даже если воспринимать всерьез легко считываемые уже во вступлении к опере (а также в хоровых частях «Волшебной флейты») «масонские трезвучия», то и в этом случае ни в одну концепцию, отрицающую пародийную суть оперы Моцарта, не вписывается образ Папагено.

В своей скандально известной работе, посвященной заговору мирового сионизма против Моцарта, Матильда фон Людендорф (1937) утверждает, что прообразом Тамино был сам Моцарт, проходящий все масонские испытания на пути к освобождению из лап революции Марии-Антуанетты (Памины) и к финальному просветлению через своё героическое самоотречение. Признаться, я не вижу в этом взгляде на предмет ничего привлекательного или хоть сколько-нибудь остроумного, а вот мысль о том, что Папагено является карнавальным двойником Тамино, не просто лежит на поверхности, но и идеально вписывается в общий пафос оперы, десакрализующий масонство как таковое. Мне думается, что именно образ Папагено, который своим аморальным поведением, враньём, алкоголизмом, отказом соблюдать послушания и бесконечным желанием секса, идеально соответствует нашему представлению о самом Моцарте, который, по некоторым сведениям, после странной гибели своего друга фон Борна якобы занимался созданием собственной масонской ложи «Пещера». Сторонники масонского заговора предполагают, что именно это намерение, ставшее (по некоторым данным, именно благодаря Сальери!) достоянием «вольных каменщиков», и привело композитора к гибели, а премьера 30 сентября 1791 г. «Волшебной флейты», магистральной идеей которой стало прославление секса как универсального решения всех проблем, только подлила масла в огонь.

Сразу оговорюсь, что для меня довольно убедительными выглядят только две версии гибели Моцарта: убийство-отравление и убийство через нанесение черепно-мозговой травмы. Никакие доводы в пользу естественной смерти композитора от «острой просовидной лихорадки» (= от гриппа) подтверждений в свидетельствах современников не находят. Версия отравления (в отличие от черепно-мозговой травмы, описанной Готфридом Тихи) подтверждена многочисленными исследованиями, включая наиболее фундаментальное медицинское «заключение» Кернера, Дальхова и Дуды (см. Dalchow. J., Duda G., Kerner D. «W. A. Mozart. Die Dokumentation seines Todes.» — 1966). Сегодня всё еще обсуждается вопрос об отсутствии в рукописях Моцарта последних дней жизни так называемого «ртутного тремора», который со стопроцентной достоверностью указывал бы на химический состав самого яда, но это уж, как говорится, вопрос о верёвке и о названии мыла в доме повешенного. Остальные все симптомы ртутного отравления были на лицо, и компетентность людей, отрицающих главную причину смерти композитора, не может не вызывать подозрений.

Напомню, что здоровьем Моцарта, ухудшимся после премьеры «Масонской мессы», занимались два серьезных для своего времени доктора — Николаус Клоссет (домашний врач семьи) и Матиас фон Саллаба. Не странно ли, что таким докторам вдруг понадобился совет масона Готфрида ван Свитена, имевшего доступ к многочисленным «ртутным разработкам» своего знаменитого папы?.. Сегодня, опираясь на выводы ученых и свидетельства современников (прежде всего, Георга Николауса фон Ниссена) мы можем со стопроцентной уверенностью говорить, что это точно был не грипп, указанный в эпикризе Клоссетом (никто из ближайшего окружения Моцарта после его смерти так и не заразился, да и никаких эпидемий в эти дни в Вене не было), и это точно был не сифилис (тип сыпи и описанные симптомы никак не указывают ни на первичную стадию заболевания, но и даже на вторичные проявления этой болезни). Если откинуть невнятные, но навязчивые сомнения, вполне естественные для думающего человека, и принять едва ли не очевидную версию убийства композитора, то всё еще возникает вопрос о мотивах, среди которых самой опасной в силу своей параноидальной убедительности кажется мне версия ритуального убийства.

О том, кто как и когда начал давать яд Моцарту, можно строить только догадки: точных сведений на этот счёт, разумеется, нет. Но тот факт, что за ходом «операции по ликвидации гения» наблюдали довольно серьезные токсикологи (включая самого ван Свитена), которые не могли не зафиксировать не свойственных для обычной «лихорадки» изменений состояния композитора, довольно любопытен. Неслучайно о смерти композитора не было объявлено общественности. Неслучайно были организованы довольно странные похороны (у вдовы Моцарта и без попечительства ван Свитена было достаточно средств, чтобы оплатить все расходы по высшему разряду). «Не-случайностей» в истории этой смерти как-то уж слишком через край.

Чтобы понять, о чем тут речь, достаточно вспомнить о довольно распространенном почитании мощей святых в христианской традиции. Дело в том, что человек, посредством своего служения Богу в любой из четырёх сфер приложения своих усилий (будь это наука, искусство, философия или религия), грубо говоря, своим трудом (послушанием, репетициями, исследованиями, размышлениями) настраивает (или выстраивает, если говорить в терминологии «вольных каменщиков») свой собственный канал связи с Творцом. Конечно, удаётся это единицам, но если этот «канал открывается», то уже не закрывается потом даже после смерти мастера (вспомним предсмертные слова Святой Матроны Московской: «Приходите ко мне после смерти за помощью как к живой»). Интерпретировать эти взаимоотношения Земной жизни со своим Создателем, можно как угодно вплоть до полного растительно-амёбного их отрицания, но мне думается, что в искусстве такими «мощами», излучающими спасительно-оздоровительный Свет, являются собственно сами художественные произведения. Именно поэтому совсем неудивительно, что после премьеры «Волшебной флейты», ставшей программой новой конституции нового — моцартианского — масонства, «расстроенные» братья-масоны не стукнули композитора по голове поленом (что-то похожее, напомню, приключилось с великим обладателем Панацеи — основателем современной фармакологии, медиком, мистиком и алхимиком Парацельсом), а заказали умирающему Моцарту «Масонскую мессу» — последнее из законченных произведений композитора (именно после премьеры этой мессы 18 ноября 1791 года Моцарт оказался прикован к постели, видимо, получив роковую дозу яда). Масонское братство не только никогда не было монолитной организацией, но, напротив, всегда отличалось своей разношерстностью и едва скрываемой конкуренцией ландмарок и лож между собой. О том, что Моцарта могли «заказать» англо-саксы, много и довольно эмоционально, а местами даже убедительно пишет выдающийся эссеист и философ Лев Гунин.

В своей работе «Жизнь Моцарта и её тайны» Л. Гунин (2003) интерпретирует иезуитское издевательство над Моцартом при жизни и его буквально «собачью смерть» и похороны как казнь масонами собрата-отступника в особо-садистской форме. Тема насильственно мученического расставания Моцарта с жизнью (а Моцарт умирал в страшнейших муках: понос, рвота, опухшие суставы, — несложно себе представить, что это был за ад!) легко укладывается в концепцию ритуального убийства как финальное «доведение до святости»: гениальность присутствует, канал прямой связи с Космосом открыт, чудеса в виде художественных шедевров так и льются. Что еще не хватает для полного диагностического комплекта «святости»? Правильно! Мученической смерти. Вот её якобы и организовали. На мой вкус, всё это слишком красиво и совершенно непрактично. Напомню, что подобные «экзекуции» имело бы смысл проводить в случае желания сделать «мученика» своим знаменем. В истории же масонства, как я отметил, имя Моцарта упоминается довольно неохотно.

Здесь же можно было вспомнить полумистическую историю с черепом и загадочной гибелью всех сотрудников венского кладбища Святого Марка, где был в общей могиле похоронен Моцарт. До сих идут споры о том, была ли через десять лет (как положено) перекопана братская могила, были ли извлечены и идентифицированы останки композитора и т. п. Сегодня можно с уверенностью утверждать только то, что возможность такая была. Во-первых, Моцарт был похоронен, по-видимому, в отдельном гробу и в могиле не на двадцать человек, как утверждают некоторые историки, а в гораздо скромной по размеру яме, рассчитанной на четверых взрослых и двоих детей. Напомним в этой связи и о похищении черепа Гайдна, который был собратом Моцарта по масонской ложе, то есть почитание «костей» среди масонов вполне вписывалось в общехристианскую традицию, отсутствующую в иудейских обрядах, на что Л. Гунин внимания почему-то не обращает, хоть и указывает постоянно на связь венских масонов с мировыми сионизмом.

Также сомнительной кажется связь, выстраиваемая Л. Гуниным между самоубийством мужа ученицы Моцарта Магдалены Хофдемель — Франца Хофдемеля — и попыткой самоубийства того же Антонио Сальери (не говоря уж о полумифическом покушении на самоубийство ученика и помощника Моцарта — Франца Ксавера Зюсмайера, закончившего и оркестровавшего моцартовский «Реквием»). Такие соположения очень напоминают параноидальное жонглирование фактами, которые и без насильственного обрамления довольно красноречивы. Например, тот же Хофдемель как один из наиболее вероятных кандидатов в исполнители масонского приговора Моцарту, в отличие от «своей жертвы» (если всё было так на самом деле), был похоронен в отдельной (!) могиле. Напомню, что несмотря на все указы Иосифа II, в отдельных могилах разрешалось хоронить… иудеев. И здесь версия Л. Гунина находит себе прекрасное подтверждение: это загадочное «самоубийство» Хофдемеля очень похоже на ликвидацию заказчиком исполнителя. Мог быть Хофдемель отравителем Моцарта? Вполне. При условии хороших отношений с лечащими докторами и «консультантами» (прежде всего, с ван Свитеном), но таких сведений у нас нет, поэтому мы можем на эту тему только фантазировать. В целом же наблюдения и замечания Л. Гунина весьма продуктивны. Более того, каталог вопросов Л. Гунина к исследователям последних дней жизни Моцарта, отрицающих его убийство, впечатляет. Впрочем, как уже отмечалось, в аргументации исследователя есть и свои шероховатости.

Например, Л. Гунин считает, что Моцарта похоронили в «могиле для нищих» в наказание за отступничество от масонской клятвы, тогда как пристальное рассмотрение так называемого «Могильного вопроса» (Grabfrage, в своих рассуждениях Л. Гунин ссылается на исследование Дитриха Шульца «Похоронный вопрос»), вынуждает признать, что организатор похорон — барон Герард ван Свитен — сделал всё, чтобы тело Моцарта не было найдено, и дело тут не в посмертном «наказании» (насколько мне известно, никого из других именитых отступников масоны так не наказывали). Как известно, на похороны не была допущена вдова Моцарта Констанца, хотя в дошедших до нас воспоминаниях утверждается, что она «сама не поехала». Здесь исследователи забывают как-то объяснить тот странный факт, что женщина, которая в первые мгновения после смерти мужа хотела покончить жизнь самоубийством, через пару дней вдруг в довольно стабильную сухую погоду сама отказалась ехать на кладбище, которое, к слову, находилось всего в двадцати минутах езды от места отпевания её любимого мужа, да и потом 18 лет не навещала кладбище, очевидно, зная, что там тела мужа нет и никогда не было. Ссылки на обычай организации похорон в связи с особым порядком зимнего погребения при Иосифе II являются анахронизмом: Моцарт умер во время правления брата Иосифа — Леопольда II, отменившего многие из абсурдно-утилитарных нововведений брата (включая и порядок похорон, жутко раздражавший горожан).

Не будем забывать, что неслучайно на похоронах Моцарта присутствовал и Антонио Сальери. В этой связи версия убийства Моцарта Сальери, получившая гениальное воплощение в известном произведении А. С. Пушкина, не совсем «клеветнически-фальшива», как может показаться: Сальери был не только профессиональным коллегой Моцарта, но и довольно близким приятелем, и также коллегой по масонской ложе, то есть легко мог знать об опасности, грозящей собрату, вышедшему из-под контроля «горкома партии». То, что Сальери не принимал непосредственного участия в отравлении Моцарта, сегодня можно считать практически доказанным, но возможность спасти собрата у Сальери всё-таки была.

Непричастность Сальери к гибели Моцарта активно отстаивает в своей статье «В защиту Антонио Сальери» Борис Кушнер (1999). Это эссе, содержащее анализ довольно большого объема материалов, страдает странной для автора-математика (а Б. Кушнер является профессором математики Питтсбургского университета) логической нестройностью и непоследовательностью. Так, например, у Б. Кушнера прямо указывается на то, что правила захоронения, установленные Иосифом II во время похорон Моцарта уже не соблюдались, но при этом в подтверждение своей версии о том, почему никто из близких и знакомых Моцарта не присутствовал при его захоронении, автор ссылается на эти же самые не соблюдавшиеся уже правила. Далее не менее странным кажется объяснение того факта, что из нескольких сотен смертей, зафиксированных в дни гибели Моцарта, официальная медицинская причина указана только у Моцарта. Б. Кушнер объясняет это повышенным вниманием к жизни и здоровью национального достояния Австрии, но при этом не объясняет, как это национальное достояние оказалось в общей могиле за 8 гульденов. Но самым любопытным моментом в противоречивом исследовании питтсбургского профессора математики является упоминание о сумасшедших гонорарах, которые вдова Моцарта начала собирать сразу после смерти мужа.

Одно исполнение «Реквиема» принесло вдове композитора 1340 гульденов (чуть больше 20 000 евро на наши деньги). Далее последовали гонорары в 1500 гульденов и т. д., и т. п. Причем весомая часть этих гонораров приходилась на загадочные посторонние пожертвования то ли от императорской фамилии, то ли от масонских лож. На основании этого Б. Кушнер задает резонный вопрос: зачем же убийцам помогать вдове убитого? На что следует вполне закономерный ответ, как говорится, вопросом на вопрос: а не стоило ли поискать Б. Кушнеру ответ в масонской литературе, а также в широко известных обязательствах масонов, касающихся, в первую очередь, заботы о семье погибшего собрата. Заметим также, что способ ухода из жизни никак не отражается на исполнении братством своего долга перед семьей собрата. Более того, столь щедрая поддержка Констанцы Моцарт могла быть платой за её молчание об обстоятельствах смерти и похорон, а точнее исчезновения тела её мужа. Почему масоны не убрали саму Констанцу? Она была для этого слишком глупа и слишком жадна: её, в отличие от Моцарта, купить было несложно. К тому же она не была гением. А это в любом исторически значимом убийстве, напрямую не связанном с финансовыми интересами, — один из самых главных мотивов.

Обозначив две взаимоисключающие версии смерти Моцарта, замечу, что я не разделяю полностью ни идей устранения немецкого гения «мировым сионизмом», разрушающим самоидентичность национальных элит и культур, ни версии гибели композитора «от насморка», хотя насильственность смерти Моцарта, как уже было показано выше, у меня сомнений не вызывает. А вот причины этого убийства я вижу в области создания своеобразного антимифа, создания новой концепции отношений человека с религией и Богом, получивших своё отражение в «Волшебной флейте», ставшей символом жизнерадостности и оптимизма, очищенных от сусально-дидактической добродетельности и щедро сдобренные грубой карнавальной символикой.

Именно в «Волшебной флейте» гений Моцарта, как это сегодня принято говорить, срывается с тормозов и крушит всё на своём пути: и католицизм, и масонство, и всю современную ему этику, прославляя культ наслаждения жизнью как единственный источник её воспроизводства на Земле! Если трезво оценить традиционные религиозно-политические догматы, прямо или косвенно направленные на сокращение человеческой популяции на Земле, то мы увидим отсутствие принципиальных различий между монашеским остракизмом сексуального начала в человеке и безбашенной защитой ЛГБТ прав сексуальных меньшинств: высшая форма всех фундаментальных религий (монашество), как и борьба ЛГБТ за взаимоотношения, не направленные на продолжение рода, ведут в общем итоге к одному и тому же — к сокращению жизни на земле. В этой связи противостояние этих организаций, преследующих по сути одни и те же цели, кажется ярчайшим подтверждением глупости обеих сторон (ср. «в этой речке утром рано утонули два барана»).

Естественно, что солнечный гений Моцарта, врезающийся в память знаменитым дуэтом Папагены и Папагено, мечтающих о многочисленном потомстве, вне зависимости от религиозно-ритуальных отправлений, вне зависимости от самосовершенствования или какого бы то ни было самоограничения, не просто восходил к культу карнавальной радостно-разнузданной вседозволенности, но и вызывал горячее одобрение народных масс, никак не понимавших и не принимавших непреложности причинно-следственных связей между радостью и горем, между удовольствием и наказанием за него.

В «Волшебной флейте», которую безо всяких натяжек можно считать настоящим философско-религиозным завещанием композитора, Моцарт создаёт новую модель служения Богу через бескрайнее умножение Жизни на Земле. Умножение через наслаждение, через удовлетворение своих самых естественных и самый приятных потребностей — потребностей в еде, питье, сексе и радости. Мог ли выжить среди масонов человек, достигший такой степени неуправляемости? Мог ли выжить среди светского общества человек, столь высокохудожественно освятивший аморальность? Мог ли выжить среди людей человек, открывший им самый простой и самый естественный способ служения Небу? Да нет, конечно. Многие гении уходили из жизни против своей воли, обнародовав истину, развенчивающую веками насаждаемые мифы: всё, что не направлено на защиту, сохранение и преумножение жизни на Земле, преступно. Преступны конфессиональные противостояния, преступны пенеритарные системы, изолирующие от общества людей, не причинивших вреда здоровью или жизни, преступны любые запреты, связанные со стремлением человека к обзаведению потомством. Как настоящий гений, Моцарт сделал страшную для мировых элит вещь: он художественно развенчал бесконечно шутовскую природу любых этикетно-религиозных отправлений, включая систему государственного насилия. Де факто Моцарт приравнял, а точнее сравнял с землей обе социально-политические модели, связанные с насилием над человеческой природой, ведь и социально-истерическая, иначе революционно-демократическая формация (Царица Ночи и её «пятая колонна»), и самодержавная религиозно-тоталитарная модель («вертикаль власти» волшебника Зарастро и его «политбюро») — одинаково равнодушны к жизни конкретного человека, одинаково беспощадны к ней, одинаково паразитичны по отношению к ней, одинаково — преступны… И в этой связи моцартовский анархический памфлет-завещание идет вразрез с любой из традиционных теорий социально-политического устройства мира.

Неважно, кто именно убил Моцарта. Для нас важно, что за него никто из сильных мира сего не заступился, никто не спас гения, в который раз освятившего Свободу человека от предрассудков и системной детерминированности, свободу от навязанных постулатов и мифов как высшую божественную ценность!

Развенчивать мифы — это тоже самое, что критиковать заведомо плохое исполнение: ума много не нужно, а самооценка критика при этом повышается. Совсем другое дело — декодировать миф, расшифровать его подоплёку и разложить её на понятные современному человеку смысловые составляющие (= «герменевтические атомы»): это занятие намного более сложное и рискованное. масонский моцарт композитор музыкальный И дело здесь не только в том, что любая осечка в такой интерпретации мифа лишает её автора права называться в определенных кругах авторитетным специалистом (синим пламенем пусть горит эта зависимость от мнения увенчанных титулами дураков!): самым опасным в таком декодировании мифа оказывается риск оказаться правым. Самым страшным в такой работе становится риск увидеть в мифе то, что было скрыто от многих глаз в течение многих десятилетий или даже веков, ибо, как показывает судьба одного из величайших гениев всех времен и народов, обнародование таких озарений мировые элиты никому никогда не прощают…