Основные подходы к исследованию политической элиты в современном российском обществе
В литературе достаточно распространен взгляд, согласно которому интеллигенция как социальная группа представляет собой «продукт модернизации традиционных обществ», возникший по инициативе государства, но не получивший достаточного рынка труда и в силу этого не столько выполняющий конкретные специализированные профессиональные функции, сколько занимающийся распространением в обществе… Читать ещё >
Основные подходы к исследованию политической элиты в современном российском обществе (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
РЕФЕРАТ
ТЕМА:
" ОСНОВНЫЕ ПОДХОДЫ К ИССЛЕДОВАНИЮ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭЛИТЫ В СОВРЕМЕННОМ РОССИЙСКОМ ОБЩЕСТВЕ"
г. Волжский 2009 г.
Термин «элита» происходит от французского слова elite — что означает лучший, отборный, избранный, «избранные люди». В политологии элитой именуются лица, которые получили наивысший индекс в области их деятельности. Равнозначные понятия понятию «элита» — «правящая верхушка», «правящий слой», «правящие круги».
В своем первоначальном, этимологическом значении понятие элиты не содержит в себе ничего антигуманного или антидемократического и широко распространено в повседневном языке. Так, например, нередко говорят об элитном зерне, элитных животных и растениях, о спортивной элите и т. п.
Очевидно, что в человеческом обществе существуют естественные и социальные различия между людьми, которые обусловливают их неодинаковые способности к управлению и влияние на политические и общественные процессы, и это дает основания ставить вопрос о политической элите как носителе наиболее ярко выраженных политико-управленческих качеств. Поэтому так актуальна тема исследования элиты в современном российском обществе.
Цель данной работы заключаются в исследовании особенностей политических элит России, а основной задачей является изучение структуры, процесса формирования и внутренней иерархии.
Элиты присущи всем обществам и государствам, их существование обусловлено действием следующими факторами:
1. психологическим и социальным неравенством людей, их неодинаковыми способностями, возможностями и желанием участвовать в политике;
2. законом разделения труда, который требует профессионального занятия управленческим трудом как условия его эффективности;
3. высокой общественной значимостью управленческого труда и его соответствующим стимулированием;
4. широкими возможностями использования управленческой деятельности для получения различного рода социальных привилегий. Известно, что политико-управленческий труд прямо связан с распределением ценностей и ресурсов;
5. практической невозможностью осуществления всеобъемлющего контроля, за политическими руководителями;
6. политической пассивностью широких масс населения, главные жизненные интересы которых обычно лежат вне сферы политики.
Все эти и другие факторы обуславливают элитарность общества. Сама политическая элита внутренне дифференцирована. Она делиться на правящую, которая непосредственно обладает государственной властью, т. е. — это политическая элита власти, оппозиционную (т.е. контрэлиту), на высшую, которая принимает значимые для всего государства решения, среднюю, которая выступает барометром общественного мнения (включающая около 5% населения), административную — это служащие-управленцы (бюрократия), а также различают политические элиты в партиях, классах и т. д. Но разграничение политических элит не значит, что они не взаимно влияют и не взаимодействуют друг с другом.
Таким образом, элитарность современного общества — это реальность.
Устранить же политическую элитарность можно лишь за счет общественного самоуправления. Однако на нынешнем этапе развития человеческой цивилизации самоуправление народа — это скорее привлекательный идеал, утопия, чем реальность. Для демократического государства первостепенную значимость имеет не борьба с элитарностью, а решение проблемы формирования наиболее квалифицированной, результативной и полезной для общества политической элиты, своевременного ее качественного обновления, предотвращения тенденции отчуждения от народа и превращения в замкнутую господствующую привилегированную касту. Иными словами, речь идет о необходимости создания соответствующих институтов, которые обеспечивали бы эффективность политической элиты и ее подконтрольность обществу.
Уровень решения этой задачи во многом характеризует социальная представительность элиты, т. е. представление различных слоев общества, выражение их интересов и мнений в политической элите. Такое представительство зависит от многих причин. Одна из них — социальное происхождение и социальная принадлежность. Строго говоря, социальная принадлежность во многом определяется принадлежностью к элите, поскольку вхождение в элиту обычно означает приобретение нового социального и профессионального статуса и утрату старого. Непропорциональность в социальных характеристиках элиты и населения в современных государствах достаточно велика.
Так, например, сегодня в странах Запада выпускники университетов представлены элите значительно шире, чем другие группы. Это связано с достаточно высоким социальным статусом родителей. В целом же непропорциональность представительства различных слоев в политической элите обычно растет по мере повышения статуса занимаемой должности. На нижних этапах политико-управленческой пирамиды низшие слои населения представлены значительно шире, чем в верхних эшелонах власти.
Политическая элита — это большая социальная группа, обладающая определенным уровнем политического влияния и являющаяся основным источников руководящих кадров для институтов власти того или иного государства или общества.
Из выше сказанного следует, что элита охватывает наиболее влиятельные круги и группировки экономически и политически господствующего класса. Это люди, которые сосредоточили в своих руках большие материальные ресурсы, технико-организационные средства, средства массовой информации. Это профессиональные служащие, политики и идеологи и т. д. Но политическая элита — это не просто арифметическая сумма правителей и властителей. Это образование более сложное. Суть не только в том, что ее члены концентрируют в своих руках власть путем монополизации права на принятие решения, на определение целей, но это, прежде всего особая социальная группа, которая основана на глубоких внутренних связях входящих в нее политиков, идеологов и т. д. Их объединяют общие интересы, которые связаны с обладанием рычагами реальной власти, стремлением сохранить на них свою монополию, не допустить к ним другие группы, стабилизировать и укрепить позиции элиты как таковой, а, следовательно, и позиции каждого ее члена.
1. Политические элиты России
1.1 Особенности политических элит в России
Говоря о российской властвующей политической элите, в первую очередь нельзя не заметить, что груз исторических традиций политической культуры во многом, если не во всем, определяет методы политической деятельности, политического сознания и поведения новой волны «российских реформаторов», по природе и сущности своей не воспринимающих иных методов действий, кроме тех, которые были успешно использованы как ими самими, так и их предшественниками. Фактом, не подлежащим сомнению, много раз исторически доказанным, является то, что политическая культура складывается веками и изменить ее за короткое время невозможно. Именно поэтому политическое развитие сегодняшней России приняло такой привычный всем нам характер, лишь с небольшими оттенками либеральной демократии, тогда как, в настоящий момент существует ярко выраженная потребность в новом пути развития политических отношений.
В данный момент в России государственная власть характеризуется тремя основными признаками:
Ш первое — власть неделимая и не смещаемая (фактически можно сказать наследственная);
Ш второе — власть полностью автономна, а также полностью неподконтрольна обществу;
Ш третье — традиционная связь российской власти с обладанием и распоряжением собственностью.
Именно под эти сущностные характеристики российской власти и подгоняются принципы либеральной демократии, которая превращается в свою полную противоположность. На текущий момент центральная проблема российской политической системы — это реализация власти (в первую очередь ее разделяемость и смешанность). Исторический опыт российского парламентаризма (его развития) подтверждает одну интересную особенность: противостояние, а иногда и силовой конфликт, власти исполнительной, как лидирующей, и власти маргинальной законодательной. Подавление или даже уничтожение одной ветви власти фактически закрепляет всевластие другой, что, однако, исходя из мирового опыта, ведет к поражению действующего режима. Полной гармонии между этими ветвями власти быть и не может, но их четкое разделение и обеспечивает контроль общества над государственной властью.
1.2 Структура политических элит в России
Политическая властвующая элита Российской Федерации состоит из целого ряда группировок. При этом что характерно, мировоззренческие основания этих групп особой роли не играют, в реальности они выступают лишь идеологическим флером в политических дискуссиях. Идеи же справедливости, государственного порядка, эффективности власти разделяют все партии, что делает их выглядящими на одно лицо и мало отличимыми друг от друга. При этом социально-экономическое структурирование на местах, имевшее место несколько лет назад сменилось социально-политическим и даже этническим фактором, что свидетельствует о растущей политизации общественных настроений.
Современные властвующие политические элиты России состоят в основном из следующих социально-политических групп:
o бывшая партноменклатура (КПСС);
o бывшая демократическая оппозиция (Демократическая Россия);
o бывшие хозяйственные руководители низшего и среднего звена;
o бывшие комсомольские работники;
o работники различных органов самоуправления (райсоветов, горсоветов).
Кроме этого, можно принять во внимание и небольшой процент интеллектуальной элиты — интеллигенции. Указанные выше группы, как часть властвующей элиты, обладают рядом свойственных ей признаков:
- деятельность по принципу управленческих команд, жестко подчиненных главе исполнительной власти;
- обязательность существования личной преданности главе, первому лицу на любом уровне;
- наличие на каждом уровне соответствующих вождей с личной преданной командой;
- тщательно маскируемая вовлеченность в раздел и присвоение госсобственности (приватизация);
- обычна связь с организованной преступностью и непосредственное лоббирование ее интересов.
Эта градация, как уже говорилось, основана на исследованиях в провинции, но, опять же, она достаточно репрезентативна и для всей политической элиты Российской Федерации. В целом же, в политической структуре России можно выделить два основных блока, в основном постоянно сталкивающихся и изредка сотрудничающих друг с другом — это политические элиты и электорат столичных городов и провинции.
В провинции, на уровне областей, автономий, в последнее время выдвигается на первый план этнический фактор в силу прямой национальной разграниченности. Отсюда, как раз, и происходит замеченная выше группировка общественного мнения и политических элит вокруг национал-патриотических партий, движений и блоков.
2. Процесс формирования властвующей политической элиты России
Формирование российской властвующей политической элиты происходило по следующим этапам:
«перекраска» бывшей партийной номенклатуры в демократическую элиту;
выдвижение на руководящие посты бывших партбоссов низшего и среднего звена, при условии их преданности к бывшим первым лицам;
вытеснение из органов управления гуманитариев и замена их инженерно-техническими кадрами (в регионах — замена специалистами сельского хозяйства);
отсутствие системы кадрового отбора, рост численности руководителей, работающих по принципу «стремительного роста».
Истоки формирования современной политической элиты, несмотря на такое положение дел, лежат в интеллигенции.
Номенклатура имеет следующую структуру: элита (высший слой, работники управления, имеющие право принимать решения) и бюрократия (работники, выполняющие приказы элиты). Бюрократию обычно не касается смена руководителей, они не участвуют в политических баталиях, не состоят в партиях (люди 2-го и 3-го эшелонов управления). Отмечено, что тот небольшой (порядка 1% - 2%) слой интеллектуальной элиты сосредоточен не в самой политической элите, а в ее аналитических службах. Однако же, так называемые, «новые русские» имеют, например, более интеллектуальные корни, чем политическая элита (около 15% интеллектуальной элиты в средней полосе России содержат «новых русских»). Интеллигенция находиться, как бы, между элитой и номенклатурой. С одной стороны она питает кадрами власть, а с другой создает ей проблемы и ставит себя ей в оппозицию. Она как социальная группа стоит вне управления. Но в последнее время наблюдается возврат к формированию номенклатурно-семейных кланов и бюрократических династий, идет медленное увеличение числа бывших партийных работников и снижение численности, так называемых демократических работников, что в общем является положительным фактором.
О социальной неразвитости политических элит свидетельствует и ее замкнутость, функционирование по принципу корпоративных групп, нечеткость социальных функций, когда управленческие функции безграничны. Эта безграничность и приводит к тому, что она (элита) практически ни за что не отвечает. В нашей стране, политическая элита (особенно властвующая) как социальная группа, воплощающая в себе наиболее перспективные тенденции общественного развития, отсутствует. В лучшем случае, нам приходиться иметь дело с «перекрашенной» партийной номенклатурой, в худшем — с откровенно криминальными субъектами, допущенными к власти.
3. Внутренняя иерархия политической элиты
3.1 Классификация политической элиты
Многолетний мониторинг деятельности современных политических партий и политической элиты страны в целом привел к тому, что активной политической деятельностью, в том числе и созданием политических организаций, занимаются представители четырех основных классов:
1. люмпены и люмпеноиды;
2. бюрократия (чиновничество);
3. буржуазия (предприниматели);
4. интеллигенция.
Каждому из этих классов свойствен определенный тип мировоззрения, укорененный в основах их социального бытия. Представители этих классов способны навязывать свое видение мира остальному обществу — особенно очевидным это становится в условиях демократии, предоставляющей членам социума возможность выбора между различными типами мировоззрения.
В свою очередь, влияние процессов, охватывающих общество в целом, на политическую элиту имеет ограниченный характер. Оно не касается сути мировоззрения и сводится к изменению удельного веса различных элитных групп — выведению на авансцену одних и вытеснению на второй план, а то и вовсе на периферию других.
Определим вкратце суть каждого из указанных выше типов мировоззрения.
3.2 Люмпены
Люмпенов отличают две основные особенности — эгоцентризм и волюнтаризм. В центре мира любого люмпена помещается он сам, все остальное — лишь второстепенное приложение. Люмпен по определению — нравственный и социальный солипсист. Мир, по его глубокому убеждению, изначально в большом долгу перед ним и существует исключительно для того, чтобы поставлять ему разнообразные блага. Взять их немедленно, здесь и сейчас — в представлении люмпена его священное и неотъемлемое право. Причем единственное, что необходимо сделать самому люмпену, — просто протянуть руку. Мир же обязан подчиниться желаниям люмпена, и если не подчинится, тем хуже для мира. В этом случае он заслуживает уничтожения как недостойный существования. Всякий, кто отрицает право люмпена на беспрепятственное получение дармовых благ, — его кровный враг. Непоступление этих благ в безраздельное распоряжение люмпена — следствие происков разнообразных врагов, против которых допустимо бороться любыми методами.
Вообще, типичная для мировоззрения люмпенов установка — это борьба всех против всех. Необходимость же сплочения в мало-мальски дееспособный коллектив порождается особого рода корпоративной моралью, выражаемой формулой «дружить против кого-то». Наиболее типичные формы таких коллективов — шайка, банда, клиентела, сплотившаяся вокруг вождя, и т. п. Их императивом является т.н. «готтентотская мораль» («Плохо — это когда бьют нас, хорошо — это когда бьем мы»), однако на практике даже она соблюдается отнюдь не пуристически. Люмпен в принципе не способен иметь прочные привязанности и в любой момент готов бросить «своих», чтобы примкнуть к более удачливой шайке или клиентеле.
Люмпен внеидологичен, или, скорее, доидеологичен. До высоких материй ему нет никакого дела. В более или менее развитых обществах, предполагающих если не самостоятельную выработку, то свободный и сознательный выбор индивидуумом своего мировоззрения, люмпен-политик вынужден мимикрировать под какую-либо идеологию. Причем идеология для подобной мимикрии выбирается, как правило, довольно примитивная и, что характерно, весьма агрессивная к окружающему миру, полная ксенофобии и социальной озлобленности — националистическая, религиозно-фундаменталистская, право — и леворадикальная, т. е. такая, которая ставит исповедующего ее субъекта во главу мира, а всем, кто не желает этого признавать, отводит роль его злейшего врага. Подобные идеологии весьма благосклонны к насилию как методу достижения целей. Более того, этот метод является для них предпочтительным.
Отличие люмпеноида от люмпена заключается, по большому счету, только в том, что если люмпен всем своим существованием отрицает легитимность имеющей место социальной структуры, то люмпеноид некогда являлся ее частью, но, будучи из нее вытеснен, стал ее непримиримым врагом. В своем стремлении вернуть прежний порядок он проявляет себя таким же эгоцентристом, солипсистом и волюнтаристом, что и люмпен. По мнению люмпеноида, для восстановления некогда бывшего положения вещей, которое он считает единственно справедливым, достаточно совершить простой, но решительный шаг, и тогда в механизме мироустройства что-то щелкнет, и все встанет на свои места. И если кто-то не является горячим сторонником этого «простого шага», а тем более отрицает безусловную справедливость старого порядка, то этот кто-то — лютый враг люмпеноида, и в борьбе с ним хороши все средства.
Однако, поскольку люмпеноид пребывает в положении люмпена не «по рождению», а в силу обстоятельств, в его отношениях с себе подобными сохраняются следы социальной привычки. Поэтому сообщества люмпеноидов, как правило, отличаются большей устойчивостью. В душе люмпеноида есть место более или менее постоянным привязанностям, правда, они сильно обесцениваются повышенной склочностью и нетерпимостью. Тем не менее, единство на основе «готтентотской морали» в среде люмпеноидов носит более прочный характер, нежели в среде люмпенов. Во всяком случае, в борьбе против многочисленных «врагов» они способны на товарищескую взаимовыручку.
В отличие от люмпена, люмпеноид не чужд идейности. Он не притворяется приверженцем той или иной идеологии, он искренне верит в то, что пропагандирует. Мало того, в своих убеждениях люмпеноид довольно стоек — порой до фанатичности. Другое дело, что исповедуемые им идеологии — это как раз те, под которые и мимикрирует люмпен, т. е. национализм, религиозный фундаментализм, правый и левый радикализм и т. п. Причем в своем радикализме, нетерпимости, экстремизме и готовности к насилию люмпеноид может дать фору любому люмпену.
3.3 Чиновничество
Мир глазами чиновника — это строго иерархизированная структура, живущая по принципам «Всяк сверчок знай свой шесток» и «Ты начальник — я дурак, я начальник — ты дурак». Чиновник — отнюдь не эгоцентрист. Он понимает, что мир достаточно сложен, и для того, чтобы из нижней его точки переместиться в верхнюю, нужно много усилий и много терпения. Он готов запастись этим терпением и приложить эти усилия. Но за каждую достигнутую ступень иерархической лестницы чиновник требует награды, заключающейся в доступе к благам и привилегиям, закрепленным за данной ступенью. В отличие от люмпена, чиновнику свойственно чувство социальной ответственности. В предлагаемой им картине мира степень этой ответственности возрастает по мере приближения к самой высшей точке. Однако на практике это не совсем так, а очень часто — совсем не так. Нередко по мере приближения чиновника к высшей точке увеличивается только объем его полномочий и полагающихся благ и привилегий, тогда как ответственность умело распределяется среди подчиненных. Подобный нюанс, естественно, не афишируется. Зато чем действительно сильно чиновничество, так это высоким уровнем корпоративной, клановой спайки. Разумеется, элемент конкуренции в отношениях между чиновниками также весьма силен, но он существенно ограничен кодексом обязательств перед «своими». Нарушение этого кодекса чревато быстрым сходом с карьерной дистанции. Во внутренней этике чиновничества, как и у люмпенов и люмпеноидов, в значительной мере присутствует «готтентотская мораль», однако она введена в насколько возможно пристойные рамки. Все-таки целью бюрократа является продвижение к вершинам иерархической вертикали, наиболее зримо воплощенной в государственном аппарате, а излишне резкие движения в борьбе против «чужих» способны расшатать, а то и вообще разрушить эту вертикаль, лишив тем самым жизненного смысла все существование чиновничества как класса.
В принципе, чиновник — вовсе не раб идей. Даже в современном обществе в обыкновении представителей бюрократии всячески подчеркивать свою аполитичность, свой т.н. «прагматизм». Когда же необходимость публичной политической деятельности заставляет их формулировать свои идейные предпочтения, они проявляют изрядную гибкость, подстраиваясь под запросы избирателя. Тем не менее, все предлагаемые ими построения всегда насквозь пропитаны патерналистским духом, пронизаны видением мира как жесткой вертикали, полны апологии государства как высшего достижения человеческого духа. Чиновник — всегда государственник и практически всегда консерватор. Подобно люмпенам и люмпеноидам, он склонен весьма высоко оценивать значение насилия как метода политической практики. Другое дело, что в его понимании любое насилие обязательно должно быть освящено и санкционировано государством, т. е. это должно быть легитимизированное насилие, направленное на поддержание и укрепление существующей системы.
3.4 Предприниматели
Предприниматели видят мир скорее горизонтальным, чем вертикальным. Вертикальность в нем только частный случай, относящийся в основном к сфере взаимоотношений работника и работодателя. В мире, конечно, сосуществуют разнозначимые величины, но, во-первых, в силу динамичности мира трудно предугадать, какими они будут уже завтра, а во-вторых, в отношениях между ними отсутствуют элементы, какой бы то ни было подчиненности — они вполне равноправны. В связи с этим предприниматели склонны уважать даже незначительные «величины» — при условии, что те самодостаточны и обладают неким минимальным «капиталом», дающим им право голоса.
Несмотря на высокий уровень конкуренции, основной чертой, наиболее высоко котирующейся среди предпринимателей, является не столько жесткость в борьбе за прибыль, сколько гибкость, умение договариваться ко взаимной пользе, а также способность нести ответственность за принятые на себя обязательства. Именно способность договариваться и следовать достигнутым договоренностям воспринимается предпринимателями как главный залог успеха.
В принципе, отношения, практикующиеся между предпринимателями, можно охарактеризовать как договорные, или, в точном смысле слова, гражданские, на что, собственно, и указывает происхождение термина «буржуазия», «бюргеры» (т.е. горожане, граждане). Общественный договор, о котором писал Руссо [Руссо Ж.-Ж. 1998], — это и есть тип отношений, связывающий как представителей буржуазии между собой, так и в целом класс предпринимателей с пользующимся его поддержкой государством. Не зря парламентаризм — это способ достижения договоренностей, наиболее понятный буржуазии. Именно в парламенте каждая из сторон, опираясь на имеющуюся в ее активе поддержку избирателей, добивается наиболее выгодных для себя условий, признавая при этом необходимость нести некие обязанности перед социумом. Данная модель во многом воспроизводит повседневную предпринимательскую практику. Нельзя при этом не отметить, что идеал парламента для буржуазии — это парламент, избираемый в соответствии с имущественным цензом. Человек, не способный заработать, не имеет, по мнению предпринимателей, и права голоса, поскольку предъявлять права может только тот, кто несет обязанности, — иждивенцам в их мире места нет.
Как и чиновник, предприниматель отнюдь не идеократичен. Абстрактной идее он всегда предпочитает конкретный интерес. Тем не менее, его жизненный опыт убеждает его в необходимости гарантий личной свободы, частной собственности и общественной безопасности. Предприниматель, как правило, — стихийный либерал и сторонник имущественно-цензовой демократии. Он отнюдь не противник насилия как метода политической и правовой практики (должен же кто-то в случае чего силой оружия защитить его собственность и свободу), но и не принадлежит к его горячим сторонникам. Насилие для него — лишь один из инструментов решения проблем, и отнюдь не главный. Предприниматель всегда стремится разрешить коллизию путем переговоров и к силовым методам прибегает только в случае крайней необходимости.
Показательно в этом плане данное одним из сторонников плюралистской (т.е. антиэлитистской) теории Р. Далем описание управленческих методов мэра г. Нью-Хэвен (США): «Он был не центром пирамиды, но центром заинтересованного круга. Он редко отдавал приказы. Он договаривался, просил, призывал поучаствовать, очаровывал, давил, апеллировал, урезонивал, предлагал компромисс, настаивал, строго спрашивал, угрожал; он очень нуждался в поддержке других лидеров, которые тоже сами не командовали. Он не командовал, а, скорее, торговался» [Dahl 1961]. Вот типичный образец деятельности представителя буржуазной политической элиты, существующей в условиях не столько вертикальных, сколько горизонтальных связей.
3.5 Интеллигенция
В глазах интеллигенции мир в еще большей степени горизонтален. В нем вообще отсутствует иерархичность, а отношения между индивидуумами и группами лишены даже малейшего намека на подчиненность. Кроме того, для этого мира нет более значительных и менее значительных фигур. Каждый субъект воспринимается как имеющий право на собственную нишу и, следовательно, в любом случае обладающий правом голоса. В этом мире нет конкуренции, поскольку места в нем хватает для всех, кто готов жить в согласии с окружающими. Чувство социальной ответственности возведено интеллигенцией в ранг нравственного императива. Интеллигенция является единственным классом, представители которого чувствуют себя ответственными за состояние мира в целом. Отсюда ее идеократизм, готовность бороться не за конкретные интересы, а за идею. Отсюда ее рационалистический идеализм, уверенность в том, что если людям все объяснить, то они согласятся действовать исходя не из своей личной корысти, а из интересов всего общества. Отсюда ее готовность к самопожертвованию, готовность поступиться собственным благополучием ради общественного.
По сути, картина мира, выстраиваемая интеллигенцией, представляет собой то, что принято определять как «социалистический идеал», понимаемый не в казарменно-бюрократическом духе, а как максимально широкая социальная демократия, не приемлющая к тому же насилие как метод достижения политической цели. Интерпретируемая подобным образом социалистическая доктрина была рождена именно интеллигенцией. В реальной политической борьбе, однако, сливки с эксплуатации этой доктрины снимали и продолжают снимать, как правило, представители совсем других классов, охваченные стремлением отнюдь не к мировой гармонии, а к удовлетворению собственных, весьма прагматических, интересов и при этом не церемонящиеся в выборе средств. Так же прагматично они относятся и к самой интеллигенции, используя ее идеализм и готовность к самопожертвованию, а по достижении своих целей загоняя ее в гетто.
В литературе достаточно распространен взгляд, согласно которому интеллигенция как социальная группа представляет собой «продукт модернизации традиционных обществ», возникший по инициативе государства, но не получивший достаточного рынка труда и в силу этого не столько выполняющий конкретные специализированные профессиональные функции, сколько занимающийся распространением в обществе «европейского», «западного», современного образования и образа жизни [Российская элита 1995]. Как представляется, в данном случае вопрос о существовании интеллигенции как социальной группы подменяется вопросом о ее политической роли. Вряд ли будет правильным утверждать, что в США интеллигенции нет как таковой. Она есть (и с многими ее представителями многие из нас знакомы лично), но американская интеллигенция фактически лишена, что называется, «сословной спеси» — не в последнюю очередь, видимо, потому, что ее роль в политике трудно назвать сколько-нибудь самостоятельной. В России же эта «спесь» бьет из интеллигенции через край — и опять же в силу ее политической роли: на протяжении более чем столетия она вновь и вновь оказывается единственной силой, способной бросить вызов всевластию чиновничества. В каком-то смысле интеллигенция замещает отсутствие на политической сцене других классов. Стоит тем самим заняться политикой, и влияние интеллигенции резко падает.
Описанные выше типы мировоззрения не сложно выстроить своеобразную иерархию — по степени социальности их носителей. Люмпены и люмпеноиды, в силу своей асоциальности, займут в этой иерархии нижнюю ступень, интеллигенция, способная на самопожертвование ради общественного блага, — высшую, бюрократия и буржуазия — соответственно, вторую и третью. Установление такой иерархии позволяет определить степень зрелости любой политической элиты и степень участия общества в ее формировании.
Преобладание в политической элите люмпенов свидетельствует о крайней раздробленности общества и крайне напряженных, а то и враждебных отношениях между различными его составляющими. Обычно подобная ситуация — следствие глубочайшего кризиса, разрушающего систему социальных связей и ставящего общество на грань выживания. В условиях «войны всех против всех» старая элита, опиравшаяся на прежние социальные связи, лишается этой опоры, а на первый план выходят авантюристы, действующие по принципу «пан или пропал». Поскольку общество в целом стоит перед точно такой же дилеммой, оно и не может породить иных лидеров. Чтобы не ходить за примерами далеко — к эпохе Великого переселения народов, ограничимся отсылкой к России времен гражданской войны 1917;20 гг., когда значительная часть страны находилась под властью всевозможных батек и атаманов, или к Чечне 1990;х (особенно 1996;99 гг.).
Доминирование чиновничества свидетельствует о высокой степени организованности элиты, но слабости обратной связи между нею и остальным обществом, соединенном в одно целое во многом принудительно-механически, т. е. фактически самою же элитой. Бюрократия выступает в качестве активной стороны, общество — в качестве пассивной. Та легкость, с которой общество признает над собой господство элиты, объясняется не только его атомизированностью, но и тем, что внутриобщественные связи также строятся по принципу «господство — подчинение», т. е. носят патронально-клиентельный характер. Политическая элита в условиях господства чиновничества хотя и пополняет свои ряды за счет выходцев из прочих общественных классов, но делает это исключительно по инициативе вышестоящих инстанций и ими, же установленным порядком.
Буржуазность элиты говорит о том, что способ формирования элиты содержит в себе механизмы саморегуляции — выборность власти, партийная система, прочие институты гражданского общества. Наличие таких механизмов позволяет бескровно корректировать баланс интересов различных групп политической элиты, а кроме того, закладывает основы для обратного воздействия — общества на расстановку политических сил. Договорные, гражданские связи между представителями элиты в той или иной степени отражают гражданские связи внутри всего общества. В случае преобладания представителей буржуазии в политической элите социальная база последней достаточно широка, поскольку сама по себе буржуазия (если подразумевать под ней не узкий слой коммерсантов, а всех тех, основой чьей жизненной деятельности является частная инициатива и частная собственность) — достаточно массовый класс. Кроме того, прочие элитные группы, бюрократия и интеллигенция, также имеют возможность опереться на структуры гражданского общества — например, на профсоюзы — и таким образом выступать от имени рабочего класса и т. п.
Наконец, если в политической элите существен удельный вес интеллигенции (о ее доминировании речь пока не идет), это значит, что-либо интеллигенция выполняет политические функции других классов — прежде всего буржуазии (реальная ситуация), либо значительная часть политиков ориентируется непосредственно на общественные интересы, что, в свою очередь, объясняется высоким уровнем консолидированности общества, решенностью значительной части социальных проблем, готовностью сильного прийти на помощь слабому исключительно из альтруистических побуждений (ситуация скорее гипотетическая). В последнем случае социальная база элиты наиболее широка, а структура элиты наиболее соответствует структуре общества в целом.
Хотелось бы особо подчеркнуть, что описанная иерархия — всего лишь схема, своего рода линейка, а не попытка изложить реальную историю развития политической элиты.
Начать с того, что сами по себе перечисленные группы — люмпены, чиновники, предприниматели и интеллигенция — это, прежде всего идеальные типы, которые к тому же поддаются вычленению только с относительно недавних времен. На формирование политической элиты в течение даже не столетий — тысячелетий существенное влияние оказывали родовые и сословные отношения, а также господство религиозного мировоззрения, обусловливавшее сакральное отношение к власти. Так, бюрократия как класс — прямая наследница военно-феодального сословия (недаром в течение столетий ее высшие слои формировались по сословно-родовому принципу). Только полное искоренение родовых и сословных пережитков позволило бюрократии стать «классом в себе». Буржуазия как класс — несмотря на то, что зачатки гражданских отношений возникли еще внутри античной общины — также возросла в рамках феодального общества на базе одного из сословий. Вход в политическую элиту открылся для ее представителей только после зарождения парламентаризма и существенного ограничения сословного принципа. Интеллигенция может вести свою родословную от духовенства, но в сколько-нибудь развитом виде она вообще не укладывалась в рамки сословного строя, поэтому ее представителям если и удавалось войти в политическую элиту, то исключительно путем чиновной службы. Далее, люмпенов во все времена выносило наверх только в переходные эпохи, когда рушились прежние общественные отношения, а новые утвердиться, еще не успевали. Когда же переход завершался, на периферии политической элиты оседал довольно мощный слой люмпеноидов, грезивших о возвращении былого и находивших в этом отклик в тех слоях общества, которые так же тяжело адаптировались к новым реалиям. Однако только относительно недавно сколько-нибудь значительная прослойка люмпенов смогла цивилизоваться настолько, чтобы претендовать на роль хоть и низшей по статусу, но все-таки элитной группы. До этого — когда господствующие классы сами зачастую вели себя по отношению к остальному обществу откровенно грабительски, т. е. совершенно по-люмпенски, — собственно люмпенам оставалось разве что промышлять на большой дороге. Наконец, что касается люмпеноидов, то старая элита и социальные слои, на которые она опиралась, — питательная среда люмпеноидов — лишь в последние столетие-полтора (а в нашей стране речь вообще идет всего о нескольких десятилетиях) получили шанс остаться на политической сцене в качестве отдельной группы, а не быть физически уничтоженными.
Другой фактор, вносящий заметную путаницу в соотношение сил между различными группами политической элиты, — возрастной. В своем индивидуальном развитии человек проходит этапы, напоминающие ступеньки иерархии политической элиты (хотя некоторые люди еще в детстве проявляет способность к бескорыстной отдаче и самопожертвованию, а иные до самой старости остаются эгоцентристами и волюнтаристами). Но, в принципе, преобладание в обществе молодежи — одного из самых активных общественных слоев — создает благоприятные условия для выплывания на поверхность разного рода авантюристов. Недаром основными участниками революций и гражданских войн являются люди достаточно юного возраста. С другой стороны, к старости большинство людей начинает нуждаться в опеке, и потому весьма благосклонно относится к установлению патронально-клиентельных отношений между политической элитой и обществом. Поэтому увеличение в населении доли пожилых в значительной степени способствует укреплению позиций чиновничества. Наконец, пору зрелости, когда человек уже достаточно опытен, чтобы отличить золото от медной обманки, и еще достаточно уверен в своих силах, чтобы не нуждаться в покровителях, можно считать наиболее «гражданским» возрастом.
Заключение
Итак, в заключении я делаю вывод по данной работе о исследовании особенностей политических элит России, изучении структуры, процесса формирования и внутренней иерархии.
Сосуществование в любом развитом обществе всех четырех элитных групп, а также неравномерная индивидуальная эволюция разных их представителей, накладываясь на соответствующие тенденции в развитии общественных отношений, приводят в итоге к тому, что каждая из этих групп подразделяется на несколько подгрупп, воспроизводя ту же самую стратификацию, какая свойственна для всей политической элиты. Например, буржуазная политическая элита включает не только «чистых» предпринимателей, но и предпринимателей-люмпенов, предпринимателей-чиновников и предпринимателей-интеллигентов, причем соотношение между этими подгруппами более или менее точно повторяет те же пропорции, что существуют между люмпенами, чиновниками и интеллигентами в политической элите в целом.
Во всех обществах существовало, существует и, скорее всего, будет существовать и далее, разделение на два класса людей — класс правящих и класс управляемых. Первый, всегда более малочисленный, выполняет все политические функции, монополизирует власть, использует все преимущества, которые она дает, и управляет вторым классом в форме, которая, в зависимости от сложившейся политической обстановки, более или менее законна, демократична и обеспечивает классу правящих все необходимые для его нормального существования условия.
Прослеживая исторические аналогии, нетрудно заметить, что современные властвующие политические элиты сродни привилегированными кастами. В случаях с кастами, привилегированный правящий класс ограничен числом семейств, и факт рождения в одном из них является единственным критерием приближенности к правящий элите. Правящие классы всегда стремятся стать наследственными, зачастую любыми способами. Это актуально и в наши дни: несмотря на демократический принцип современных выборов можно заметить, что кандидат, добившийся успеха на выборах, обычно, обладает политической силой наследственного свойства. Наиболее четко это наблюдается в итальянском парламенте, где большая часть из заседающих законодателей — политики во втором и даже третьем поколении. Нельзя, также, не упомянуть и об английской Палате Лордов — высшем парламентском органе Великобритании, в котором участвуют политики, получившие титул лорда по наследству, правда, это в значительной мере можно отнести на счет консерватизма в общественных устоях и традициях Соединенного Королевства. В нашей стране наследственность властвующих политических элит тоже не редкость.
1. Автономов А. С. Средний класс и центризм. — Полития, № 1 (15), весна 2000 г., с. 110.
2. Воейков М. И. Средний класс: подходы к исследованию. — Полития, № 1 (15), весна 2000 г., с. 90.
3. Восленский М. С. 1991. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. М.: Октябрь.
4. Кодин М. И. 1998. Общественно-политические объединения и формирование политической элиты в России. М.: Фонд содействия развития социальных и политических наук, с. 78−79.
5. Коргунюк Ю. Г. 2000. Избирательные кампании и становление
6. Лапина, Н.Ю. 1995. Формирование современной политической элиты: Проблемы переходного периода. — М.: ИНИОН РАН, с. 41.
7. Российская элита: опыт социологического анализа. — М.: Наука, 1995, с. 15.
8. Охотский, Е.В. 1996. Политическая элита и российская действительность. М.: РАГС.
9. Понеделков А. В. Политическая элита: генезис и проблемы ее становления в России. — Ростов-на-Дону: Северокавказский кадровый центр ВШ, 1995.
10. Руссо Ж.-Ж. 1998. Об общественном договоре, или принципы политического права. — Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре. Трактаты. М.: КАНОН-пресс-центр: Кучково поле.