Речь идет о практике насильственного умервщления («добровольной смерти») стариков и больных, массовых убийствах членов семей в случае военного поражения, а также о том, что оба народа, как это выяснилось с приходом русских, совершенно не «держались» аманатов (заложников), бросая их на произвол судьбы. Подобные родственные связи и отношения сильно поражали русских людей, их неизменно отмечали почти все современники, писавшие об этих «диких народах». И они, как будет показано ниже, оказали определенное влияние на русско-аборигенное взаимодействие.
У чукчей группы близко расположенных селений и стойбищ могли составлять более крупные территориальные объединения, размеры которых были различны. Их возникновение вызывалось не столько производственными задачами, сколько взаимоотношениями с другими народами и появившимися русскими. Эти объединения имели почти исключительно военный характер — для обороны и нападения. В XVIII в. (для более раннего времени таких сведений нет) эти военные объединения в момент наибольшей опасности и борьбы с русскими подчас приобретали характер «всенародного» ополчения, когда «под ружье» становилось все взрослое мужское население Чукотки. Однако они выстраивались не по родовому, а по территориальному принципу, имели временный, экстраординарный характер.
В целях организации военных действий у чукчей имелись руководители военных отрядов — «передовые», «впереди идущие», очоттэ — «повелевающие», эрмэчьыт — «силачи», «витязи», объединяющие вокруг себя небольшие дружины воинов (орачекыт). Во главе крупных объединенных отрядов вставали предводители, выбранные из числа глав семей или общин, отличавшиеся организаторскими способностями, силой, ловкостью. Но они исполняли свои функции только во время военных действий. Русские именовали их «главные тойоны» (Гурвич И.С., с.126).
У коряков также в случае войны могло произойти объединение нескольких поселков и стойбищ. Но, в отличие от чукчей, у них ни разу не встречается «всенародное» ополчение, в котором бы объединились все семейные общины, поселки и стойбища. Поэтому у коряков русские до второй половины XVIII в. не фиксировали наличие «главных князцов» («главнокомандующих»). Функции «военачальников» исполняли главы семейных общин (лучшие мужики) и князцы, а также «сильные люди», лучшие воины. Вот что по этому поводу в своем «Описании коряков» отметил Я. И. Линденау: «Только те роды, которые могли выставить больше воинов, всегда пользовались преимуществом перед другими, так как если созывался совет или сильнейший из Gitoepitschan’oe задумывал совершить нападение, то более слабые должны были действовать заодно с ним…» (Линденау Я.И., с.105).
Некоторые исследователи, указывая на подобные «военные» объединения и ряд других моментов, считают, что у коряков и чукчей существовало родовое устройство (или некое его подобие) и род объединял несколько семейных групп-общин. Однако большинство отвергает эту точку зрения, полагая, что у данных народов к моменту появления русских и позже не было родовой организации и соотвествуюших ей родовых институтов, а употребляемое русскими слово «род» на деле означало территориальные производственные группы.
Таким образом, социально — экономическая организация чукчей и коряков имела множество общих черт, наиболее важной из которых, отличительной от прочих сибирских народов, было отсутствие межродовой розни с одновременным наличием замкнутой, автономной родовой социальной структуры.
Заключение
Современная наука относит коряков и чукчей к северо-восточным палеоазиатам, отмечая при этом, что степень их близости между собой в языковом, культурном и генетическом отношениях была различной. Так, между чукчами и коряками прослеживается много общего в языке, материальной и духовной культуре. В то же время коряки не представляли собой монолитную этническую общность. Разделяясь по местам обитания и диалектам языка на несколько групп, одни из них (обитавшие на Берингоморском побережье) были более близки чукчам (считается даже, что коряки-алюторы генетически восходят к чукчам), другие (на севере Камчатки и Охотском побережье) существенно отличались от них. По этим причинам у названных народов исследователи выделяют несколько территориально-диалектных групп, хотя единого заключения по их численности, количеству и соотношению нет.
Как считают исследователи, экономика чукчей и коряков была комплексной, с выделением групп, ориентированных преимущественно на оленеводство, с одной стороны, и на морской зверобойный промысел (тюленей, моржей, китов), с другой. Очень важное место в жизни всех групп чукчей занимала охота на дикого оленя. Некоторое значение имели рыболовство и охота на дичь, диких животных (горных баранов, лосей, медведей, росомах, волков, лисиц, песцов). У коряков уже в самом начале знакомства с ними русских было засвидетельствовано наличие двух типов хозяйств: оседлых морских охотников и рыболовов, а также кочевников-оленеводов. Оленные коряки занимались разведением домашних оленей и охотой на диких оленей, других животных (горных баранов, медведей, лосей, зайцев и т. п.) и дичь. Причем в отличие от чукчей оленеводство у них было более развитое. Комплексный характер хозяйственной деятельности и возможность при необходимости переходить от кочевой формы жизнеобеспечения к оседлой, в зависимости от конкретной экологической и социальной обстановки, делали чукчей и коряков весьма резистентными по отношению ко всяким внешним воздействиям.
Основной социальной и производственной единицей у указанных народов являлась семья. Малые семьи объединялись в большие семейные группы-общины (патриархально-семейные общины), состоявшие из нескольких поколений. У коряков и чукчей в состав такой группы входило несколько (до 10 и более) взрослых мужчин (глав малых семей), связанных между собой узами родства. Эти семейные родственные группы составляли у оседлых вайдарную артель, у оленеводов — стойбище, которые были основными хозяйственными единицами, обладали общей собственностью на средства производства и домашних животных, вели совместное хозяйство, имели своих глав, которые фактически распоряжались имуществом и хозяйственной деятельностью.
Связи между семейными общинами были менее прочными, чем внутри общины между малыми семьями. Сохранялась их полная независимость друг от друга. Община могла с согласия других общин присоединиться к ним и в то же время, даже без предупреждения, прервать свое участие в любом деле и выделиться из селения в любой момент, В свою очередь каждое поселение (поселок, стойбище) было вполне независимо от других поселений и относительно замкнуто. Хотя не исключались ситуации, когда более сильные в экономическом отношении семейные общины могли подчинять себе более слабые.
Таким образом, социально — экономическая организация чукчей и коряков имела множество общих черт, наиболее важной из которых, отличительной от прочих сибирских народов, было отсутствие межродовой розни с одновременным наличием замкнутой, автономной родовой социальной структуры.
Антропова В. В. Вопросы военной организации и военного дела у народов крайнего Северо — Востока Сибири.//Сибирский этнографический сборник. — Л., 1957.
Вдовин И. С. Расселение народнойстей Северо — Востока Азии во второй половине XVII и начале XVIII века.//Известия ВГО, 1944, вып.
5. № 20.
Гурвич И. С. Этническая история Северо — Востока Сибири. — М., 1966.
Долгих Б. О. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в. — М., 1960.
Крашенинников С. П. Описание земли Камчатки. — М., 1949.
Крупник И. И. Культурные контакты и их демографические последствия в районе Берингова пролива.//Америка после Колумба: взаимодействие двух миров. — М., 1992.
Линденау Я. И. Описание народов Сибири. Историко — этнографические материалы о народах Северо — Востока. — Магадан, 1983.
Михайлова Е.А. К вопросу об отнокультурогенезе кореннокго населения крайнего Северо — Востока Азии.//Сибирь: Древние этносы и их культуры. — Спб., 1996.
Элерт А. Х. Народы Сибири в трудах Г. Ф. Миллера. — Новосибирск, 1999.
