Наконец, на периферии можно определить значение «случайность».
Специфика русского понимания судьбы является выявление отношения к судьбе как к Божественному волеизъявлению. Можно сказать и то, что такое понимание является доминантой в традиционной русской лингвокультуре, т. е. оно определяет многие моменты мировидения и поведения. Вместе с тем представляется тенденциозным тезис автора о сочувствии русских людей преступникам (отрицательное отношение к власти, угнетателям, представителям закона, действительно, весьма распространено и объясняется исторически длительностью крепостного права, но отсюда не вытекает самоотождествление с криминалитетом). Исторические катастрофы вовсе не оправдываются, фраза «Кто виноват?» является прецедентной для отечественной истории, другое дело, что мысль о доле личной ответственности за случившееся со всей страной не является доминирующей в массах. Впрочем, как известно, такая мысль не типична для массового сознания ни в каком сообществе [Карасик, 2002, 175−178].
Как отмечает И. В. Карасик, тенденциозность видна и в том, что в российском самосознании якобы непременно есть мистическое понимание пути России, такое представление вряд ли можно считать массовым или типичным, оно отражает позицию определенной группы людей. По-видимому, рассматриваемая словарная статья — это пример индивидуально-авторской полемической публицистики. Поставленные вопросы, однако, могут быть взяты в качестве ориентиров для социолингвистического исследования [Карасик, 2002, 178−182].
В то же время в лингвокультурологии доля субъективных наблюдений и выводов в целом значительна. Рассматриваемый лексикон практически не может претендовать на роль универсального интернационального толкового словаря, произвольность отбора концептов и свобода их толкований означают только то, что другие исследователи могут сделать словарь концептов на каких-либо иных методологических основаниях.
При сопоставлении на уровне мифологии и этимологии в русской и английской лингвокультурах присутствуют общие индоевропейские мотивы — суда, части и целого, слова и речи, жизни и смерти [Жданова, 2006, 53−54]. Однако в русской традиции можно обнаружить акцент на идеях суда и части — целого, а в английских концептологических истоках, в частности, в мифологии, где эти мотивы также присутствуют, специфическими оказываются и буквально централизируются мотивы предсказания, свободы выбора и активности человека (кельтская мифология), судьба как удача, везение (германская мифология), случая (античная традиция) Русская религиозная традиция, а также культура и философия, способствовали дальнейшему развитию в русском сознании идей суда, покорности, смирения, но также необходимости и возможности искупления и победы над материальными трудностями мира, собственно перерождения человека, его участие в общем деле. В то время как английская традиция формировала в сознании носителей языка идеи эмпиризма и рационализма, индивидуализма и приоритета собственных усилий, что отразилось и на дальнейшем развитии концепта.
Отметим, что для русского языка важна семантика «развития», которая не выражена, практически отсутствует в английском понимании концепта. В то время как для последнего акцентируется значение «конец, смерть» и «возможность, случайность», которые не находят выражения в структуре русского понимания концепта [Жданова, 2006, 53−54].
В русском языке одно из значений судьбы — «счастье», хотя оно в целом несколько периферийно. В английском к фреймовой структуре концепта добавляется уникальным образом слот «богатство, благосостояние», «процветание, успех».
Отличительным признаком русского концепта представляется наличие большого разнообразия стилистических синонимов, свидетельствующих о смысловой ценности данной ментальной единицы в различных стилях речи — просторечном, разговорном, книжном, фольклорном, высоком. Следует сказать, что в английском языке не выражена такая возможность, там практически полностью отсутствует система стилистических помет у слов, вербализующих данный концепт.
При этом существование таких дериватов как судьбинушка или долюшка в русском народнопоэтическом языке говорит о значительно эмоциональной нагрузке в восприятии и осмыслении судьбы носителями русского языка в целом.
Анализ словоупотреблений судьбы в текстах русского художественного дискурса показывает реализацию следующих слотовых структур. Судьба представляется русскому человеку как активное начало, живое существо, обладающее волей и навязывающее ее человеку (она испытывает эмоции и чувства, говорит, слышит, обладает властью, является причиной встреч и разлук людей, ведет человека, толкает, противодействует, помогает, дает задания и т. д.) и как пассивное начало, предмет, объект действия самого человека. Часто встречается метафора суда, воздаяния, а также связанная с ней метафора решения, приговора. Характерными являются также слоты судьба — мысль и судьба — слово, речь; часто встречается и слот судьба — дорога, путь [Жданова, 2006, 53−54].
В русском языковом сознании реализуются также слот судьба — нить, связь; судьба — чувство; судьба — время; судьба — пространство; судьба — целое, общее и часть.
С роком в русском языковом сознании связаны две основные слотовые структуры: рок — время, момент и рок — сила, орудие исполнения приговора.
Синтагматика других слов, связанных с концептом судьба (участь, доля, жребий, удел, крест, провидение, небо, звезда, планида), не имеет такого широкого и разнообразного спектра слотовых структур, как судьба и рок. Помимо очевидной метафоры суда, исполнения приговора и воздаяния, концепт судьба в русском языке связан также со слотом нечто, что дается, бросается сверху и далее принадлежит человеку, несется им как груз. [Жданова, 2006, 53−54]
Преобладающие чувства, которые вызывает судьба у носителей русского языка, — смирение, чувство неотвратимости, предопределенности. С судьбой можно бороться, но чаще всего это бесполезно, положительно оценивается внутренняя, но не внешняя борьба.
Необходимо вынести данную тебе часть, участь, долю, приговор, наказание; судьба является причиной изменения, движения человека. Судьба связана также с категориями пространства и времени, горизонтали и вертикали, так, судьба мыслится как дорога, рок — как точка, момент во времени, поворот дороги. Кроме того, судьба в русском языковом сознании, это то, что осмыслено, вербализовано.
Носителям английского языка судьба (fate, destiny, doom, lot, Providence, fortune, chance, luck) представляется следующим образом. Во-первых, как сила, предопределяющая течение событий. При этом она часто мыслится как живое существо — fate, destiny, fortune, providence. Эта сила вступает в определенные отношения с человеком, помогает и противостоит ему, дает и лишает чего-то, направляет, оценивается человеком позитивно и негативно. Прослеживается также, хотя и не так часто, связь английской судьбы с судом, принятием решения, вынесением и исполнением приговора (fate, doom). В английской лингвокультуре положительно оценивается идея протеста против этой силы [Жданова, 2006, 53−54].
Во-вторых, судьба мыслится как предмет, объект, вещество, субстанция (fate, destiny, lot, luck, fortune, chance). В этом случае судьба либо дается сверху, либо находится впереди и встречается человеку в определенный момент, он ищет ее или избегает, либо уже принадлежит ему. Судьба подвергается воздействию и со стороны человека.
Судьба осмысляется как связь, текст, весы, река/время, цель. Часто встречается слот смерть, конец, негативный результат.
Особую группу составляют слова fortune, luck и chance, частота использования которых значительно превосходит частотность остальных слов синонимического ряда. Стоящее за ними понятие редко осмысляется как сила, в этом случае она имеет непредсказуемый, двойственный характер. Чаще они представляются как предмет, субстанция, вещество, которое может выпадать, принадлежать, быть найденным человеком. Человек не может планировать, ожидать встречи с ними, эта встреча всегда неожиданна, случайна. Но в то же время то, что стоит за этими словами, предполагает активные дальнейшие действия человека, он может воспользоваться или пропустить предоставленную ему возможность. Показательным для понимания данной ипостаси концепта судьба в английском языке является частое употребление глагола try — пытаться, пробовать со словом luck.
Итак, в образный элемент концепта судьба в русском и английском языках входят, прежде всего, слоты:
Сила (часто персонифицированная), которая обладает властью судить и средствами воплощать приговор в действие (преимущественно в русском языке), но также является причиной движения человека по жизненному пути, дает и отнимает что-то.
Предмет, объект, который дается человеку этой силой, принадлежит ему, несется им.
Общими для русского и английского сознания являются образы «нити, связи», «части», осмысление судьбы в категориях пространства (вертикаль, горизонталь) и времени.
Доминантой в традиционной русской лингвокультуре, в менталитете русского народа является понимание Судьбы как Суда, отношение к происходящим в жизни человека событиям как к наказанию и возможности искупления, изменения человека, преодоления им самого себя, развития.
Характерной особенностью английской лингвокультуры является существование двух «полюсов» понимания судьбы, к которым тяготеют все вербализации этого концепта: судьба-fate (destiny, doom) и судьба-fortune (chance, luck). Отличительной особенностью первого «полюса» является идея «конца», «завершенности», «окончательности» [Жданова, 2006, 53−54].
Отметим, что в современном английском языке слова этого ряда играют все меньшую роль.
Второй «полюс» отмечен признаками «случайности» и «везения-невезения», он характеризуется в английском языке намного большей значимостью и связан с «ипостасью» Судьбы Играющей, двойственной, непредсказуемой, требующей активности самого человека [Жданова, 2006, 53−54].
Итак, в отличие от английского fate русский концепт ‘судьба' не включает признаки «случай», «совпадение», «риск», так же как и fate не содержит признаков «судить» и «судить заранее». Судьба-fate всегда оставляет субъекту право «свободной воли», человек может бросить вызов и противостоять судьбе-fate, в то время как русский концепт ‘судьба' не дает человеку права на выбор, ей следует покориться.
Именно свободная воля и определяет разницу между православием и католицизмом, между русским и западным отношением к жизни. Судьба включает всю жизнь и может рассматриваться как заданный путь жизни. Судьба понимается как божественное провидение, имеет высшее значение, становится испытанием для человека. Такое отношение к судьбе ведет к оправданию и принятию любых несчастий (в том числе и исторических катастроф) и действий (общеизвестно сочувствие русских людей к преступникам и заключенным) [Жданова, 2006, 53−54]. Попытки изменить судьбу не приветствуются. Противостояние судьбе осознается как иконоборчество и осуществляется, если взглянуть на революции в России с этих позиций, как антирелигиозное действие под лозунгами святого предназначения, т. е. как борьба против старой веры за новую веру. Поэтому, когда говорят о судьбах или путях России, то имеют в виду не только историю, а предназначение, особую мистическую миссию России.
ВЫВОДЫ:
В образный элемент концепта судьба в русском и английском языках входят, прежде всего, слоты: во-первых, сила (часто персонифицированная), которая обладает властью судить и средствами воплощать приговор в действие (преимущественно в русском языке), но также является причиной движения человека по жизненному пути, дает и отнимает что-то, во-вторых, предмет, объект, который дается человеку этой силой, принадлежит ему, несется им.
В отличие от английского fate русский концепт ‘судьба' не включает признаки «случай», «совпадение», «риск», так же как и fate не содержит признаков «судить» и «судить заранее». Судьба-fate всегда оставляет субъекту право «свободной воли», человек может бросить вызов и противостоять судьбе-fate, в то время как русский концепт ‘судьба' не дает человеку права на выбор, ей следует покориться.
Общими для русского и английского сознания являются образы «нити, связи», «части», осмысление судьбы в категориях пространства (вертикаль, горизонталь) и времени.
Доминантой в традиционной русской лингвокультуре, в менталитете русского народа является понимание Судьбы как Суда, отношение к происходящим в жизни человека событиям как к наказанию и возможности искупления, изменения человека, преодоления им самого себя, развития.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Каждый язык обладает своим способом в процессе концептуализции бытия. Единицей этого процесса является концепт как ментальное образование в сознании индивида. Концепт представляет собой некий выход на концептосферу социума, а значит и на культуру в целом, в то время как единица культуры концепт дефинируется фиксация коллективного опыта, который становится достоянием индивида.
Концепт состоит из единиц знаний, которые организованы вокруг некоторого понятия, но, в отличие от ассоциаций, содержат данные о существенном, типичном и возможном для этого понятия, мы говорим о фрейме. Фрейм имеет более или менее конвенциональную природу и вследствие чего конкретизирует, что в данной культуре характерно и типично, а что — нет.
Концепт «судьба» выступает важнейшей категорией сознания носителей русского и английского языка, с помощью него строится картина мира. Это концепт высшего уровня, относящийся к мировоззренческим универсалиям.
В образный элемент концепта судьба в русском и английском языках входят, прежде всего, слоты: во-первых, сила (часто персонифицированная), которая обладает властью судить и средствами воплощать приговор в действие (преимущественно в русском языке), но также является причиной движения человека по жизненному пути, дает и отнимает что-то, во-вторых, предмет, объект, который дается человеку этой силой, принадлежит ему, несется им.
В отличие от английского fate русский концепт ‘судьба' не включает признаки «случай», «совпадение», «риск», так же как и fate не содержит признаков «судить» и «судить заранее». Судьба-fate всегда оставляет субъекту право «свободной воли», человек может бросить вызов и противостоять судьбе-fate, в то время как русский концепт ‘судьба' не дает человеку права на выбор, ей следует покориться.
Доминантой в традиционной русской лингвокультуре, в менталитете русского народа является понимание Судьбы как Суда, отношение к происходящим в жизни человека событиям как к наказанию и возможности искупления, изменения человека, преодоления им самого себя, развития.
Наконец, общими для русского и английского сознания являются образы «нити, связи», «части», осмысление судьбы в категориях пространства (вертикаль, горизонталь) и времени.
Арнольд И. В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность. — СПб, 1999. — 444 с.
Арутюнова, Н. Д. Истина и судьба // Понятие судьбы в контексте разных культур. М.: Наука, 1994. С. 302−316.
Гуревич А. Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М. Индрик, 1993. — 328 с Гуревич А. Я. Человек и культура: Индивидуальность в истории культуры.
М.Наука, 1990 — 240 с.
Дейк, ван Т. А. Язык. Познание. Коммуникация [Текст] / Т. А. ван Дейк.
— М.: Прогресс, 1989. — 312с.
Демьянков В. З. Фрейм // Краткий словарь когнитивных терминов / Кубрякова Е. С., Демьянков В. З., Панкрац Ю. Г., Лузина Л. Г. Под общей редакцией Е. С. Кубряковой. М.: Филологический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова, 1996. С.187−189.
Жданова Н. В. Концепт «судьба» в русском и английском языках // Вестник Новгородского государственного университета 2006, № 36. С. 52−54.
Залевская А.А.
Введение
в психолингвистику. М. РГГУ, 1999. — 382 с.
Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. — Волгоград: Перемена, 2002. — 330 с.
Маслова В. А. Лингвокультурология. — М.: Академия, 2001. 208 с.
Никитин М. В. Курс лингвистической семантики. СПб. 1996 — 758 с.
Пименова М. В. Душа и дух: особенности концептуализации. — Кемерово: Графика, 2004. — 386 с. (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 3).
Попова З. Д. Стернин И.А. Когнитивная лингвистика. М.:АСТ, 2007. — 314 с.
Плоткин В. Я. Строй английского языка. — М., 1989. — 239 с.
Постовалова В. И. Картина мира в жизнедеятельности человека // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. Под ред. В. И. Постовалова — М., 1988 С. 8−69.
Проскуряков М. Р. Концептуальная структура текста: лексико-фразеологическая и композиционно-стилистическая экспликация. Автореф. дисс… д.филол. наук. СПб, 2000. — 330 с.
Прохоров Ю.Е. В поисках концепта. М. Флинта, 2008 — 176 с.
Серебренников Б. А. Человеческий фактор в языке. Язык и мышление. — М.:Наука, 1988. — 244.
Стернин И. А. Проблемы анализа структуры значения слова. — Воронеж, 1979. -156 с.
Филлмор, Ч. Фреймы и семантика понимания [Текст] / Ч. Филлмор // Новое в зарубежной лингвистике. Когнитивные аспекты языка. -
М.: Прогресс, 1988. — Вып. 23. — С. 52 — 92
Фрумкина Р. М. Психолингвистика. М.: Academia, 2001. 320 с.
Чудинов, А. П. Россия в метафорическом зеркале: Когнитивное исследование политической метафоры (1991—2000): Монография [Текст] / А. П. Чудинов. — Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т,
2001. — 238 с.
ИСТОЧНИКИ:
Английские и русские пословицы и поговорки / М. И. Дубровин. Москва: Просвещение, 1993. — 349 с.
Большой англо-русский словарь / И. Р. Гальперин, Э. М. Медникова. В 2 т. Т. 2. С. 811 -813
Кунин А. В. Англо-русский фразеологический словарь. М. 2006. — 571 с.
Ожегов, С. И., Шведова, Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений [Текст] / С. И. Ожегов, Н.
Ю. Шведова. — М: Азбуковник, 1997. — 944с.
Толковый словарь русского языка: В 4 т./ Под ред.Д. Н. Ушакова. — М.: Гос. ин-т «Сов. энцикл.» ;
ОГИЗ; Гос. изд-во иностр. и нац. Слов, 2007. // Электронный ресурс, режим доступа:
http://slovari.yandex.ru/dict/ushakov
LingvoUniversal (En-Ru) Англо-русский словарь общей лексики (The Universal English-Russian Dictionary): 100 тыс. статей. — 6-е изд., испр. и доп. ABBYY Software Ltd, 2004
Электронный ресурс, режим доступа:
http://lingvo.yandex.ru
Merriam-Webster Online Dictionary. 2009. Merriam-Webster Online. 10 May 2009 // Электронный ресурс, режим доступа:
http://www.merriam-webster.com/dictionary/.
The Compact Oxford English Dictionary of Current English //Электронный ресурс, режим доступа:
http://www.askoxford.com/concise_oed/way?view=uk
