Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Традиции В. Скотта в русском историческом романе 19 века

Дипломная Купить готовую Узнать стоимостьмоей работы

Среди действующих лиц романов Скотта есть исторические и вымышленные персонажи. Связь истории и вымышленной интриги в его романах органична. Скотт сформулировал свой метод создания персонажей (метод исторической живописи). Портретов в романе нет, и не может быть, т. к. все в нем подчинено замыслу художника. Понятие исторического персонажа почти сливается с понятием вымышленного персонажа. Разница… Читать ещё >

Традиции В. Скотта в русском историческом романе 19 века (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Содержание

  • ВВЕДЕНИЕ
  • ГЛАВА 1. КОНЦЕПЦИЯ ИСТОРИИ В ИСТОРИЧЕСКИХ РОМАНАХ В. СКОТТА
    • 1. 1. Философия истории В. Скотта. Соотношение исторических и вымышленных персонажей
    • 1. 2. Своеобразие композиции исторического романа В.Скотта. Фольклорные образы в воссоздании национальной истории
  • ГЛАВА 2. ВЛИЯНИЕ В. СКОТТА НА РУССКИЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ РОМАН XIX ВЕКА
    • 2. 1. Традиции В. Скотта в историческом романе М. Н. Загоскина «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году»
    • 2. 2. Романтический исторический роман И. И. Лажечникова («Последний Новик»)
  • ЗАКЛЮЧЕНИЕ
  • СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Счастливая же развязка любовной интриги наступает в конце романа, когда влюбленные Луиза и Густав встречаются после нескольких лет разлуки. Их свадьба совершается по воле Петра I, а непосредственно хлопотала за счастье своей подруги Луизы Екатерина Алексеевна, императрица, в юности Кете.

Таким образом, судьбы Луизы, Адольфом и Густавом складываются на фоне исторического события: за эти несколько лет Ляфляндия становится подданной России, а не Швеции. Герои активно участвуют во всех военных событиях. Такое построение сюжета сближает роман И. И. Лажечникова с романами В. Скотта, у которого судьбы вымышленных героев развиваются на фоне исторических событий, в которых они принимают активное участие.

Следует отметить, что в своем романе И. И. Лажечников постарался объективно описать героизм как тех, кто сражался на стороне русских, так и тех, кто сражался на стороне шведов. Так в эпизоде битвы под Гуммельсгофом, автор прославляет героизм русских солдат и офицеров.

Само сражение автор описывает живописно, используя метафоры, эпитеты и сравнения. Вот, например, описание боя при Гуммельсгофе, в котором русские потерпели поражение, но показали героизм: «Поражение ужасно. Все, что может избегнуть огня и меча шведского, спасается бегством. Полуектов со своим полком и несколькими орудиями спешит на помощь; за ним вслед и Кропотов; им навстречу толпы бегущих; свои сшиблись со своими, смяли их и внесли между них на плечах ужас и торжествующего неприятеля. Все связи между русскими разрушены; голоса начальников не слушаются, начальники сражаются как рядовые; пушкари бросают свои пушки; знамена отданы, и там, где еще веют по воздуху два из них, защищают их лично со своими лейбшицами Кроптов и Полуектов. Ни один из них не бежит от верной смерти. Первый, кажется, ищет ее.

Наконец, весь израненный, он обхватывает древко знамени и вместе с ним падает на землю, произнося имя друга, Новика и бога. Шеведы дают знак Полуектову, чтобы он сдался в плен. «Не отдамся живой, не расстанусь с тобой, Семен Иванович!, — восклицает он, отправляя на тот свет нескольких переговорщиков о плене. Утомленный, истекая кровью, он спорит еще с двумя переговорщиками и, наконец, разрубленный ими, отдает жизнь богу» [9, c.

284].

В другом эпизоде автор отдает дань уважения геройству смелых и отважных шведов. Кроме эпизодов с братьями Траутфеттерами, заслуживает особого внимания эпизод со шведом Вульфом, большим другом и первым мужем Кете, который сразу же после бракосочетания расстается со своей женой с тем, чтобы взорвать шведских гарнизон. Это ему удается, при этом погибает несколько батальонов русских войск при подходе к гарнизону (местечко Мариенбург). Автор не скрывает от читателя того, что месть русского военачальника пала на бедных жителей местечка и на шведов, находившихся по договору в русском стане, а местечко Мариенбург было разорено без следа. После этого события госпожу Вульф (Кете) называли «прекрасною супругою несносного трубача». А что касательно Вульфа, то

автор говорит о нем следующее: «Вульф сдержал слово: и мертвеца с таким именем не нашли неприятели для поругания его. Его могилою был порох — стихия, которою он жил. Память тебе славная, благородный швед, и от своих, и от чужих!» [9, c. 395].

Итак, мы прежде остановились подробно на вымышленных героях — образах братьев Траутфеттеров и Луизе, вокруг которых развивается одна из линий сюжета романа. Другим важным персонажем, является вымышленный персонаж Вольдемара, он же Владимир, он же Последний Новик. Траутфеттеры, Луиза и Последний Новик прямо не сталкиваются друг с другом в романе, они связаны посредством других персонажей, например Кете. Владимир также принимает активное участие в исторических событиях, происходящих в Лифляндии. Остановимя на этом образе более подробно.

Судьба Последнего Новика наиболее таинственна в романе. О нем говорят, вспоминают, принимают участие в его жизни многие персонажи романа, как исторические, так и вымышленные. Вначале мы узнаем его как Вольдемара. Он появляется в сопровождении слепца Конрада, с которым вместе странствует в Лифляндии. Кете при помощи Вульфа знакомится с двумя странниками. На вопрос Кете: «Откуда они?», Вольдемар отвечает, что «мы просто странники, идем куда глаза взглянут и сердце позовет». На вопрос «Чем же вы живете?» Вольдемар отвечает: «Искусством нашим. Я играю на гуслях, товарищ мой на скрипке и поет».

Сразу становится понятно, что Вольдемар не склонен к откровенности. Только при слове «отечество» «вся сила души его вылилась наружу, как будто в этом роковом слове заключалась единственная власть, могущая приводить ее в движение. Он затрепетал; глаза его засверкали, как мрачная туча образдившею ее молниею; лицо его, доселе помертвевшее, оживилось пробежавшим по нем румянцем;

стан его распрямился; изгладились следы бедствий с лица его и заменилисб печатью возвышенных чувств. «Отечество? Помню ли я его? люблю ли его?», — произнес странник, и несмотря на то, что голос его

дрожал, он казался грозным вызовом тому, кто осмелился бы оскорбить его сомнением в любви к родине. Но вдруг, будто испугавшись, что высказал слишком много, он погрузился опять в то мрачное состояние, из которого магическое слово вывело его" [9, c. 54]. Автор не скупится на метафоры и сравнения, чтобы передать те чувства, которые вызывают в Вольдемаре воспоминания о родине. Но сначала мы не можем понять, почему такие чувства вызывает у него слово «отечество», т. к. ничего не знаем о Вольдемаре. Его биографиятайна, интрига открывается нам постепенно, в ходе развития сюжета.

Кете приглашает Вольдемара и слепца Конрада на день рождения Луизы, желая тем самым сделать ей музыкальный подарок. Но прежде чем Вольдемар появляется на этом празднике, среди русских офицеров заходит разговор о Последнем Новике, или как говорит рассказчик Глебовский «я спою вам песню русского Новика». Так впервые на страницах романа появляется словосочетание, ставшее заглавием романа. В романе автор поясняет лексическое значение слова «новик»: «До царствования Петра I дети боярские или из недорослей дворянских начинали службу при дворе или в войске в звании „новика“. Когда новик поступал ко двору, должность его состояла в том. чтобы прислуживать во внутренних палатах царских или присматриваться к служению высших придворных, стряпчих и стольников» [ 9, c. 167].

Далее офицер Глебовский рассказывает историю Последнего Новика, любимца царевны Софьи Алексеевны, которая «желая отличить его от других детей боярских, носивших это звание, из-под руки запретила им так называться. За нею все называли его Последним Новиком. Имя его затвердили и за пригожим сиротою удуржали; об отеческом прозвище его не смели спрашивать или по обстоятельствам умалчивали» [9, c. 168]. Затем Глебовский говорит об уме и гордости Последнего Новика, который смел перечить царевичу Петру, за что был удален в село Софьино.

Впоследствии Последний Новик принял участие в третьем стрелецком бунте и был казнен. Глебовский упоминает, что про Последнего Новика еще говорили, что он имел необыкновенный дар к музыке и к поэзии. Слушавший

весь этот рассказ Глебовского офицер Кропотов зарыдал. Никто из офицеров не мог объяснить причину такого его поведения. Прослушав эту историю, мы еще не можем пока связать ее с Вольдемаром: все по-прежнему покрыто мраком тайны, как и странное поведение полковника Кропотова.

В следующем эпизоде романа, связанном с Вольдемаром, мы видим его одного без слепца встречающимся в вечернем лесу с Ильзой. Из их разговора и дальнейших его действий можно понять, что он помогает русским, выступая здесь в качестве проводника. С его помощью русские одерживают легкую победу над шведами. Однако русские думают, что Вольдемар — швед. Но читателю уже известно, что он христианин (русский). Когда скомандовали; «К молитве», Вольдемар, как ему казалось никем не замеченный, пал на колена, в трогательном благоговении повторял молитву за солдатом". Здесь же говорится о «преступлении» из-за которого Вольдемар может «ближним своим служить только ночью, потаенно» [9, c. 192]. Значит, русские его ближние, какое же претупление он совершил?

В следующем эпизоде с Вольдемаром, уже от сам, приоткрывает немного завесу тайны, рассказывая о тех страданиях, которые он испытывает от такой жизни. Своему воспитателю, с которым он встречается в Лифляндии — Адаму Биру он говорит, что служит отечеству: «пресмыкаюсь, обманываю, продаю других; себя… свои меня ищут, чтобы погубить, чужие готовы предать при первом случае на погубление… даже от ближайших мне должен я себя скрывать; самый этот слепец не знает, кто я, откуда, кому работаю; даже тебе, кому открыто мое злодейство, кому я всем обязан, тебе не смею поверить своих дел и намерений» [9, c. 232−233].

На дне рождения Луизы от агента Паткуля, Никласзона, мы узнаем, что Вольдемар — лазутчик Шлиппенбаха, шпион, ищущий с неутомимостью гибели русского войска. Следовательно, официально Вольдемар — шведский шпион, но в тоже время он еще и русский шпион. Значит, он ведет двойную игру. Во время битвы под Гуммельсгофом Вольдемар в пылу сражении раскрывает карты и переходит на сторону русских. Это происходит в момент,

когда он слышит призыв русского офицера Вандбольского: «Дети! Кто любит свою родную землю, тот подаст мне святое знамя, хоть умереть при нем». Вольдемар «исторгает из земли первое русское знамя», затем переносится к Вандбольскому и, спасая ему жизнь, водружает затем русское знамя. Однако признаться в этот момент русским, кто он такой, ему помешала Ильза.

Главная тайна Вольдемара раскрывается в следующем эпизоде, после чего автор начинает называть его Владимиром. Это случается во время встречи Владимира с Андреем Денисовым, который от имени инокини Сусанны (царевны Софьи Алексеевны) разыскивает в облике раскольника Владимира. Из разговора Владимира и Андрея Денисова становится ясно, что Владимир и Последний Новик — одно лицо. В душу Владимира Денисов закладывает подозрение, что он не сын Кропотова, о чем он догадывался все эти годы. Интрига на этом не заканчивается.

В следующем эпизоде Владимир встречается уже с Паткулем. Тот зачитывает ему завещание Кропотова, но Владимир уже знает, что его родители не Кропотовы. А в это время в России Денисов сообщает всем, что Последний Новик жив. Движимый местью, Владимир отправляется на поиски своего «гонителя». Поиски Денисова приводят Владимира в деревню староверов Нос на Чудском озере. Автор показал здесь жизнь, обряды, суеверия староверов, их невежество. Вместе с Владимиром мы на какой-то миг сталкиваемся в далеком XVII веке с нравами староверов.

Владимир застает жителей деревни на кладбище, где все лежат в новеньких гробах. Староверы поверили, что грядет конец света, «страшный час». Владимира жители деревни принимают за «антихриста». Дальше мы узнаем, насколько это действительно невежественный народ, и как легко может изменяться его мнение с одной точки зрения на другую. Убедившись в том, что конца света не будет, люди хотели побить камнями и бросить в воду уставщика (надзирателя за порядком во время богослужения) Антипку, который и предрек им это событие. Антипка поспешил скрыться, вслед же ему многие

кричали: «Не хотел искупить своего прегрешения мученической смертью. Достоин есть отлучения от церкви и общежительства» [9, c. 402]. Владимира же народ принимает уже за «благовестителя». «Смотря теперь на мое торжество, — думал он, — кто не сказал бы, как легко управлять народом суеверным и невежественным!

Но что скажет тот, кто видел бегство уставщика Антипа?". Владимир на какое-то время остается у носовцев, чтобы возбудить тех и соседние деревни против учения и владычества здесь Андрея Денисова, и это ему удается. Впоследствии тот оказывается без сподвижников в момент своей смерти. Владимир же, странствуя далее в поисках Денисова, находит в других деревнях раскольников еще больше ожесточенного суеверия: «В одном месте запашиванцы, утомленные поклонами, которые клали в день по триста земных и семьсот поясных, изнуренные сорокадневным постом в запертом сарае, умирали с голода или пожирали другу друга. В ином месте закупывали десятками перекрещенцев разного возраста и пола. Это называлось обновление водою.

Обновление огнем было не менее ужасно…" [9, c. 406]. Следует отметить, что в романе есть и другие сцены, связанные с жизнью староверов. Автор, помимо того, что показал события северной войны, отразил еще и другие моменты русской истории, например церковную реформу, приведшую к появлению староверов.

Но вернемся к Владимиру. Так, скитаясь, Владимир подходит к Царскому Селу (в романе автор употребляет старое название — Сварамойза). Здесь он узнает, что Андрей Денисов не оставил своих попыток извести его: Владимир в розыске за большую награду. Здесь же, наконец, проясняется то, что его настоящая мать — царевна Софья Алексеевна. «Бумага произвела свое действие; яд мщения разлился по всему телу Последнего Новика (так будем звать Владимира, в котором узнали мы это несчастное, гонимое судьбою существо)…Он же до конца волос он весь — мщение; он ничего не видит, кроме своего гонителя» [9, c. 413]. Последний Новик находит Андрея Денисова.

" Блеснул топор… и убийство совершено". В этом эпизоде автор

усиливает сцену описанием буйства природы: «Дождь лил ливня; погода бушевала… Земля горела под ним; огненные пятна запрыгали в его глазах. Когда дождь хлестал по лицу, ему казалось, что сатана бросал в него пригорщины крови. Шатаясь, побрел он, сам не зная куда. Образ на груди давил его; он его сорвал и бросил в кусты» [9, c. 415]. Даже убив своего злейшего врага, погубившего всю его жизнь, Последний Новик испытывает жесточайшие муки совести. Автор в качестве контраста приводит то, как поступил с Андреем Денисовым тот, кто считался его товарищем. Андрей Денисов после удара Последнего Новика остался жив, но его преспокойно ограбил и еще живого «хладнокровно положил на костер» его спутник, последний товарищ, оставшийся при нем.

А Последнему Новику волею судьбы предназначена еще встреча с Петром I. Оказавшемуся на его корабле Последнему Новику, Петр I, не зная, кто он, дал укрыться царскою епанчею. Впоследствии государь прощает Последнего Новика «ради его заслуг нам и отечеству». Но в это время Последний Новик бесследно исчезает. На имя князя Вандбольского он отправляет повествование о своей жизни.

Все снова, как и много лет назад, посчитали Последнего Новика погибшим, так как нашли сорванный им образ. Но Последний Новик был жив. В качестве нищего он приходит годом позже к Новодевичьему монастырю, где состоялась его встреча с инокиней Сусанной. На последних страницах романа ему предстоит еще и встреча с Екатериной Алексеевной, но в ту пору Владимир был уже в монастыре в качестве схимника (монаха). Он спокоен и говорит императрице и Вандбольскому: «Я здесь на родине… здесь золотоглавая Москва с ее храмами и белокаменными палатами, с ее святынею и благолепием. Все тут, чего просил изгнанник, что он покупал ценою унижения и трудов необыкновенных.

А там, — прибавил Владимир, взглянув на небо со слезами на глазах, — как неугасимую лампаду, повесил я мои надежды; там, быть может, отец всеобщий и судия — нечеловек взглянет милосердным оком на двадцать годов тяжкого раскаяния".

Таким образом, в последнюю, как и в первую встречу читателя с героем, который на протяжении романа называется постепенно сначала одним, потом вторым, затем третьим именем, он всегда стремится к соединению с родиной, испытывает великую любовь к ней.

И. И. Лажечников образом главного вымышленного персонажа создал преданный родине, истинно русский национальный характер, готовый ценою жизни, искупить свою вину перед ней.

Таким образом, две линии сюжета, две интриги, связанные с Последним Новиком и братьями Траутфеттерами и Луизой, соединяют воедино все исторические эпизоды романа. Автор противопоставляет благородство, преданность, самопожертвование ради родины, дружбы, любви этих героев безнравственности, жестокости, коварству, зависти других (Никласзон, Андрей Денисов). Таким образом, в романе И. И. Лажечников не противоречит историзму (нравственной концепции) истории В. Скотта.

В романе И. И. Лажечникова следует отметить еще одно заимствование идей В. Скотта, которое заключается в языке романа «Последний Новик». Автор использует слова, уже устаревшие к моменту выхода романа в свет, но бывшие в обращении в начале XVII века, например, географические названия. Автор показал в романе также знание обычаев и языка лифляндских дворян и представителей из народа, которые преимущественно знали немецкий язык. И. И.

Лажечников точен даже в передаче акцента. Так Ильза говорит с русскими с акцентом, и автор совершенно точно передает это. На страницах романа мы слышим подлинно народную речь русских солдат. Например, солдат Карла говорит: «Зазнобила сердечушко; только вы, ребятушки, и заживите рану снадобьем пороховым, вырвете занозу штыком молодецким» [9, c. 146].

Особенного внимания заслуживает как образ, так и речь слепца Конрада. Это фольклорный персонаж, речь которого двусмысленна. Именно Конрад предрекает Кете ее блестящую будущность. Конрад предостерегает Владимира, когда тот, едва не поверив обманным речам Андрея Денисова,

едва не пошел за ним против царя Петра I и своего отечества. Слепец Конрад при этом произносит: «Как блестят маковицы церквей твоей родины! — произнес слепец по-шведски вдохновенным голосом.

В храме пылают тысячи огней; двери растворяются, а пастырь выходит с крестом навстречу молодому страннику" [9, c. 324]. В страннике здесь можно угадать Владимира, а в пастыре — Петра I. Так, в иносказательной форме слепец Конрад говорит о том, что Владимир навсегда потеряет родину, если послушает Андрея Денисова.

Таким образом, и в романе И. И. Лажечникова «Последний Новик» нашли отражение идеи исторического романа В. Скотта. Следующая наша задача заключается в том, чтобы объединить два русских исторических романа начала XIX века, которые мы рассмотрели выше, выявив в них общие характерные идеи В. Скотта.

Итак, мы можем выделить следующее:

Следует отметить, что романы М. Н. Загоскина и И. И. Лажечникова не противоречат нравственной концепции истории В. Скотта.

По-Скотту нравственное раскаяние и сострадание могут спасти человечество. Один из героев романа «Юрий Милославский», злодей боярин Кручина Шалонский накануне своей смерти приходит к моральному «очищению», что автор считал особенно важным, это одна из сильных сцен романа. В романе И. И. Лажечникова Последний Новик раскаивается в своем преступлении (попытке покушения на царя Петра I) и пытается искупить его, беззаветно служа отечеству. В конечном итоге он обретает родину, получив сострадание ближних, в том числе и прощение царя Петра I.

И в романе М. Н. Загоскина, и в романе И. И.

Лажечникова в повествовании присутствует герой, наивный простак, не имеющий определенных убеждений. В романе М. Н. Загоскина — это юродивый Митя, в романе И. И. Лажечникова — это слепец Конрад. Эти герои близки к главным вымышленным персонажам романов, и в том, и в другом случае, говорят они

двусмысленно, к тому же дают советы главным вымышленным героям романа, которых те прислушиваются. Такой же простак, либо шут присутствует и в романах В. Скотта.

В рассмотренных нами русских исторических романах изображены представители разных классов и сословий, при этом персонажи, принадлежащие к низшим классам, удостаиваются не меньшего внимания, чем персонажи из высших классов. Так, в романе «Юрий Милославский» с не меньшей, а даже с большей силой выписан народный персонаж Кирши наравне с боярином Юрием Милославским. В романе «Последний Новик» представлены самые различные социальные классы и группы населения — царь Петр I, военачальники, офицеры, например, образы полковников Кропотова, Полуектова, Вандбольского, а также простые солдаты, например, солдат Карла. Кроме русских образов, автор создал еще целую галерею образов лифляндцев — от дворян (братья Траутфеттеры, Луиза), до представителей из народа (Ильза). Такой прием у В. Скотта назывался «разложением нации на составные части» и шотландский романист широко его использовал в своих исторических романах.

В своих исторических романах М. Н. Загоскин и И. И. Лажечников следуют Вальтер-скоттовской концепции человека, согласно которой изменяющиеся исторические обстоятельства накладывают отпечаток не на характер, а на внешние формы — бытовые привычки, этикет, предрассудки, фольклор, т. е. нравы.

По Скотту, нравы и законы лишь придают окраску страстям. Так и авторы М. Н. Загоскин и И. И. Лажечников рассматривают человеческий характер своих героев как неизменный во все времена, изменяется только исторический фон. М.

Н. Загоскин в своем романе передает нравы и законы, существовавшие в начале XVII века, но черты характера его героев ничем не отличаются от современников автора. То же можно сказать и о романе И. И. Лажечникова, который в качестве исторического события рассматривает северную войну начала XIII века. Персонажи романов М. Н. Загоскина и И.

И. Лажечникова, точно также как и

романов В. Скотта, находясь в конкретной исторической описываемой авторами эпохе, чувствуют, думают, говорят и мыслят точно так же, как современники. Создается впечатление, что персонажи взяты прямо из жизни (образ запорожского казака Кирши из романа М. Н. Загоскина; образ Ильзы, солдата Карлы, полковника Полуектова).

Для исторических романов В. Скотта характерен так называемый «местный колорит», т. е. декоративное изображение нравов, стилей поведения и мысли, быта, культурных ландшафтов, антикварных предметов. В романе «Юрий Милославский» автор воссоздает этот «местный колорит», например, давая описание деревни боярина Кручины Шалонского или при описании простонародного постоялого двора. Стиль поведения и то, какими мыслями движим народ, мы можем наблюдать во время скороспешного венчания Юрия Милославского и Настасьи Шалонской. Такое поведение народа было характерно во времена Смутного времени, когда народные массы были движущей силой исторических событий. В романе «Последний Новик» автор воссоздает «местный колорит», прежде всего, на примере поместья и быта лифляндских дворян (замок Гельмет баронессы Зегевольд).

И. И. Лажечников дает точное описание исторических мест, там, где происходили события, связанные с Северной войной. Так автор даже указывает место, где были похоронены полковники Кропотов и Полуектов, погибшие во время битвы под Гуммельсгофом. Таким образом, автор передает стиль поведения, свойственный эпохе Петра I. Особенно удачно автор передал быт, нравы и суеверия староверов или раскольников, когда мы смогли наблюдать невежество жителей деревни староверов Нос, которые, поверив в конец света, приготовились ждать его на кладбище в саванах и новеньких гробах.

Другое несомненное сходство с идеями романов В. Скотта в русских исторических романах М. Н. Загоскина и И. И. Лажечникова можно найти в том, что они так же, как и В. Скотт, допускали вольное обращение с историческими фактами. Особенно много таких противоречий с

историческими фактами мы обнаружили в романе И. И. Лажечникова «Последний Новик». Автор постарался, как можно исторически точно передать исторические факты, касающиеся Петра I, лифляндского дворянина Р. Паткуля, придавая этому большое значение. В то же время в биографии Екатерины Алексеевны, он допустил довольно много вымысла. В романе будущая императрица близко знакома и принимает участие в судьбе главных вымышленных персонажей — Луизы Зегевольд, Густава Траутфеттера, Последнего Новика.

Слепец Конрад, также вымышленный персонаж, предсказывает ей будущее, заключающееся в царской короне. То же касается и Последнего Новика. Этот вымышленный персонаж автор «сделал» сыном царевны Софьи Алексеевны, что не имело связи с действительностью.

В. Скотт отбрасывал факты, если они мешали передавать дух изображаемой эпохи. Точно такую же цель преследовали и авторы русских исторических романов М. Н. Загоскин и И. И. Лажечников.

Особенностью романов В. Скотта являлось сложное переплетение сюжетных линий. В романе М. Н. Загоскина сюжет простой. А вот роман И. И. Лажечникова «Последний Новик» отличает сложный, запутанный сюжет, или лучше сказать, в романе две сюжетные линии, идущие параллельно друг другу. Интрига сюжета долгое время не разрешается, а только накаляется, это характерно как для интриги и тайн, связанных с судьбой Последнего Новика, так и для любовной интриги, связанной с любовным треугольником братьев Траутфеттеров и Луизы.

Наконец, еще одна особенность романов В. Скотта заключалась в том, что они были связаны всегда с национальной историей. В этом отношении роман М. Н. Загоскина — первый русский исторический роман, который все критики и современники единодушно отмечали, как национальный, русский роман. То же следует сказать и о романе И. И. Лажечникова «Последний Новик». Автор уже в предисловии к роману говорит о большой любви к отечеству и гордости за него.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Таким образом, в ходе проведенного нами исследования, заключающегося в анализе концепции истории в исторических романах В. Скотта на основе документальных источников, и в практическом исследовании влияния идей В. Скотта на русский исторический роман начала XIX века (М. Н. Загоскина «Юрий Милославский» и И. И. Лажечникова «Последний Новик»), мы можем сделать следующие выводы:

Философско-исторические выводы Скотта заключаются в том, что история имеет нравственный смысл. Историческое развитие Скотт представлял себе таким образом, что, несмотря на неисчислимую массу событий, бессмыслица их приобретает смысл, и человечество выходит на новые светлые и прямые пути. Скотт был противником учения Макиавелли, выразившегося в формуле «Цель оправдывает средства». Он писал, что «мы не должны делать зла даже тогда, когда оно может повлечь за собой добро». Скотт противопоставлял человеческой воле, даже воле монархов, фатализму, двигающими историей, аналитический разум и строгое понимание справедливости. Человек по Скотту, не может навязывать свою волю или свой произвол всему процессу жизни, потому что он не хозяин ее. Нельзя при помощи насилия совершать благие дела. Спасти может сострадание, нравственное чувство.

Следует отметить, что романы М. Н. Загоскина и И. И.

Лажечникова не противоречат нравственной концепции истории В. Скотта. Один из героев романа «Юрий Милославский», злодей боярин Кручина Шалонский накануне своей смерти приходит к моральному «очищению», что автор считал особенно важным, это одна из сильных сцен романа. В романе И. И. Лажечникова Последний Новик раскаивается в своем преступлении (попытке покушения на царя Петра I) и пытается искупить его, беззаветно служа отечеству. В конечном итоге он обретает родину, получив сострадание ближних, в том числе и прощение царя Петра I.

Исходя из определяющего значения истории для развития литературы, Скотт сформулировал задачи исторического романа. Основное отличие романов Скотта от исторических романов, предшествовавших ему, состоит в том, что он сосредотачивает свое внимание на характерах и страстях, которые он считает неизменными во все времена. По Скотту, историк-романист должен сохранять общие конститутивные особенности изображаемой им эпохи, ее нравы. Язык романа не должен состоять из слов позднейшего, чем описываемая эпоха происхождения. За непривычными нравами и чувствами описываемой эпохи нужно обнаружить неизменные страсти, которые волнуют человечество независимо от одежды и цивилизации. Писатель-художник, по мнению Скотта, становится историком тогда, когда он правдоподобно воскрешает прошлое и создает «дух подлинной реальности». Самое важное — возбудить сочувственное переживание, внушить симпатию к огорченным, виновным или обиженным людям. В этом он видел нравственную функцию литературы.

В своих исторических романах М. Н. Загоскин и И. И. Лажечников следуют Вальтер-скоттовской концепции человека, согласно которой изменяющиеся исторические обстоятельства накладывают отпечаток не на характер, а на внешние формы — бытовые привычки, этикет, предрассудки, фольклор, т. е. нравы. Авторы М. Н.

Загоскин и И. И. Лажечников рассматривают человеческий характер своих героев как неизменный во все времена, изменяется только исторический фон. М. Н. Загоскин в своем романе передает нравы и законы, существовавшие в начале XVII века, но черты характера его героев ничем не отличаются от современников автора. То же можно сказать и о романе И.

И. Лажечникова, который в качестве исторического события рассматривает северную войну начала XIII века. Персонажи романов М. Н. Загоскина и И. И. Лажечникова, точно также как и романов В.

Скотта, находясь в конкретной исторической описываемой авторами эпохе, чувствуют, думают, говорят и мыслят точно так же, как

современники. Создается впечатление, что персонажи взяты прямо из жизни (образ запорожского казака Кирши из романа М. Н. Загоскина; образ Ильзы, солдата Карлы, полковника Полуектова).

Среди действующих лиц романов Скотта есть исторические и вымышленные персонажи. Связь истории и вымышленной интриги в его романах органична. Скотт сформулировал свой метод создания персонажей (метод исторической живописи). Портретов в романе нет, и не может быть, т. к. все в нем подчинено замыслу художника. Понятие исторического персонажа почти сливается с понятием вымышленного персонажа. Разница между историческими и вымышленными персонажами лишь в том, что для первых Скотт пользовался кое-какими биографическими данными, а для вторых эти данные ему приходилось выдумывать. И для вымышленных персонажей Скотта нужен был огромный исторический материал, хотя другого рода. Историзм Скотта заключался не в точном соответствии романов с документами, а в воспроизведении психологии и проблематики эпохи, ее «души», которая может быть выражена как историческими, так и вымышленными персонажами.

В романах М. Н. Загоскина и И. И. Лажечникова также много исторических и вымышленных персонажей. Одни исторические лица выписаны с наибольшей точностью, в биографии других И.

И. Лажечников, например, допускает некоторый отход от исторических фактов. Так он постарался, как можно исторически точно передать исторические факты, касающиеся Петра I, лифляндского дворянина Р. Паткуля, придавая этому большое значение.

В то же время в биографии Екатерины Алексеевны, он допустил довольно много вымысла. В романе будущая императрица близко знакома и принимает участие в судьбе главных вымышленных персонажей — Луизы Зегевольд, Густава Траутфеттера, Последнего Новика. Слепец Конрад, также вымышленный персонаж, предсказывает ей будущее, заключающееся в царской короне. То же касается и Последнего Новика. Этот вымышленный

персонаж автор «сделал» сыном царевны Софьи Алексеевны, что не имело связи с действительностью. В. Скотт отбрасывал факты, если они мешали передавать дух изображаемой эпохи. Точно такую же цель преследовали и авторы русских исторических романов М. Н. Загоскин и И. И. Лажечников.

Своеобразие композиции романов Скотта определяется пониманием связи истории и частной жизни. В каждом историческом романе Скотт в центре изображает крупное историческое событие, в тесной связи с которым происходит действие. На этом фоне строится романтическая интрига, осложненная множеством авантюрных эпизодов.

В центре русских исторических романов начала XIX века также в центре крупное историческое событие. В романе М. Н. Загоскина «Юрий Милославский» — это последний период эпохи Смутного времени, в романе И. И. Лажечникова «Последний Новик» — это события Северной войны за выход Петра I к Балтийскому морю. На историческом фоне строится частная судьба вымышленных героев.

В романе М. Н. Загоскина в основе сюжета — интрига вымышленного персонажа Юрия Милославского. Композиция романа И. И. Лажечникова сложнее: интрига осложняется множеством авантюрных эпизодов: это и любовный треугольник, и сокрытая тайна главного героя, которая постепенно открывается читателю.

Особенность романов Скотта — сложное переплетение сюжетных линий действия. В то же время романы Скотта обладают строгим единством и развиваются в логической последовательности, которая закономерно приводит к логической развязке. Романтические приключения героев происходят в четко определенный исторический промежуток времени. В романах Скотта «роман-биография» часто сочетается с «романом-событием». Историческое событие подготавливается долгое время, и герой может пережить многое, пока созревает восстание или в битве погибнет государство. Так границы между «романом-событием» и «романом-биографией» стали стираться и исчезли почти совсем.

В романе И. И. Лажечникова мы наблюдаем схожие идеи. Так, за то время, пока соединяются, наконец, влюбленные Адольф Траутфеттер и Луиза Зегевольд, происходят большие исторические события, в которых они принимают активное участие. Во время разрешения любовной интриги в романе М. Н. Загоскина также проходит немалый промежуток времени, в продолжение которого претерпевают значительные изменения как взгляды и убеждения самих героев, так и окружающая их историческая обстановка.

Действие исторических романов Скотта связано с национальной историей. Он поднимает одну из важных проблем истории Великобритании — проблему сосуществования народов. Через образы героев в романах «Уэверли», «Роб Рой» и других, Скотт стремился показать национальную самобытность Шотландии. Скотт стремился показать все классы и сословия общества. Особенно много таких удач у Скотта при создании персонажей из народа, несущих в себе черты национального характера. Писатель создает народный образ вождя шотландских горцев, используя не столько портрет, сколько диалог. Особенно большое значение в диалоге имеет диалект, как незаменимое изобразительное средство. Скотт стремился показать шотландского крестьянина, который говорит на языке родной страны, на своем национальном языке. Так Скотту удавалось создавать подлинные национальные типы своих героев.

В рассмотренных нами русских исторических романах изображены представители разных классов и сословий, при этом персонажи, принадлежащие к низшим классам, удостаиваются не меньшего внимания, чем персонажи из высших классов. Так, в романе «Юрий Милославский» с не меньшей, а даже с большей силой выписан народный персонаж Кирши наравне с боярином Юрием Милославским. В романе «Последний Новик» представлены самые различные социальные классы и группы населения — царь Петр I, военачальники, офицеры, например, образы полковников Кропотова, Полуектова, Вандбольского, а также простые солдаты, например, солдат Карла. Кроме русских образов, автор создал еще целую галерею

образов лифляндцев — от дворян (братья Траутфеттеры, Луиза), до представителей из народа (Ильза).

Для исторических романов В. Скотта характерен так называемый «местный колорит», т. е. декоративное изображение нравов, стилей поведения и мысли, быта, культурных ландшафтов, антикварных предметов.

В романе «Юрий Милославский» М. Н. Загоскин воссоздает этот «местный колорит», например, давая описание деревни боярина Кручины Шалонского или при описании простонародного постоялого двора. Стиль поведения и то, какими мыслями движим народ, мы можем наблюдать во время скороспешного венчания Юрия Милославского и Настасьи Шалонской. Такое поведение народа было характерно во времена Смутного времени, когда народные массы были движущей силой исторических событий. В романе «Последний Новик» автор воссоздает «местный колорит», прежде всего, на примере поместья и быта лифляндских дворян (замок Гельмет баронессы Зегевольд). И.

И. Лажечников дает точное описание исторических мест, там, где происходили события, связанные с Северной войной. Так автор даже указывает место, где были похоронены полковники Кропотов и Полуектов, погибшие во время битвы под Гуммельсгофом. Таким образом, автор передает стиль поведения, свойственный эпохе Петра I. Особенно удачно автор передал быт, нравы и суеверия староверов или раскольников, когда мы смогли наблюдать невежество жителей деревни староверов Нос, которые, поверив в конец света, приготовились ждать его на кладбище в саванах и новеньких гробах.

Наконец, еще одна особенность романов В. Скотта заключалась в том, что они были связаны всегда с национальной историей. В этом отношении роман М. Н. Загоскина — первый русский исторический роман, который все критики и современники единодушно отмечали, как национальный, русский роман. То же следует сказать и о романе И. И. Лажечникова «Последний Новик». Автор уже в предисловии к роману говорит о большой любви к отечеству и гордости за него.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ Аксаков С. Т. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 4. с. 90.

Аксаков С. Т. «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году»: рецензия // Московский вестник.- 1830. № 1. с. 75.

Белинский В. Г. Полное собрание сочинений. Т. XIII.- М., 1948. с. 225.

Долинин А. История, одетая в роман: Вальтер Скотт и его читатели.

М.: Книга, 1988. 317 с.

Дьяконова Н. Я. Скотт // Английский романтизм: Проблемы эстетики / Под ред. М. П. Алексеева.

М.: Наука, 1978.-с. 75−103.

Загоскин М. Н. Юрий Милославский, или русские в 1612 году: Исторический роман в трех частях / Посл. и примеч. Вл. Муравьева.

Новосибирск: Новосибирское книжное изд-во, 1986. 288 с.

Ивашева В. В. В. Скотт // История зарубежной литературы XIX века. Ч. 1 / Под ред. А. С. Дмитриева.

М.: Изд-во Моск. ун-та, 1979. 306−326.

Лажечников И. И. Басурман. Колдун на Сухаревой башне. Очерки-воспоминания / Сост., вступ. ст., примеч. Н. Г. Ильинской.

М.: Сов. Россия, 1991. 528 с.

Лажечников И. И. Последний Новик: Роман.

М.: Худож. лит., 1990. 510 с.

Надеждин Н. И. С чего должно начинать историю? // Литературные прибавления к «Русскому инвалиду» на 1837 год.- № 14.

Песков А. Исторический роман нашего времени // Загоскин М. Н. Рославлев или русские в 1812 году: Исторический роман / Вступ. ст. и коммент. А. Пескова.

Новосибирск: Новосибирское книжное изд-во, 1987. с. 3−20.

Пирсон Х. Вальтер Скотт: Пер. с англ., послесл и коммент. В. Скороденко.- 2-е изд.- М.: Книга, 1983. 240 с.

Пушкин А. С. Капитанская дочка. Проза.

М.: Худож. лит., 1984. 287 с.

Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 10-ти т. Т. VII.- Л., 1978. с. 73.

Реизов Б. Г. Творчество Вальтера Скотта.

М.; Л.: Худож. лит, 1965. 499 с.

Шайтанов И. О. Вальтер Скотт // История зарубежной литературы XIX века: Учебник. В 2-х ч. Ч. 1 / Под ред. Н. П. Михальской.

М.: Просвещение, 1991. с. 88−104

Эйшискина Н. М. Вальтер Скотт: Критико-библиографический очерк.

М., 1959. 111 с.

Показать весь текст

Список литературы

  1. С. Т. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 4.- с. 90.
  2. С. Т. «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году»: рецензия // Московский вестник.- 1830.- № 1.- с. 75.
  3. В. Г. Полное собрание сочинений. Т. XIII.- М., 1948.- с. 225.
  4. А. История, одетая в роман: Вальтер Скотт и его читатели.- М.: Книга, 1988.- 317 с.
  5. Н. Я. Скотт // Английский романтизм: Проблемы эстетики / Под ред. М. П. Алексеева.- М.: Наука, 1978.-с. 75−103.
  6. М. Н. Юрий Милославский, или русские в 1612 году: Исторический роман в трех частях / Посл. и примеч. Вл. Муравьева.- Новосибирск: Новосибирское книжное изд-во, 1986.- 288 с.
  7. И. И. Басурман. Колдун на Сухаревой башне. Очерки-воспоминания / Сост., вступ. ст., примеч. Н. Г. Ильинской.- М.: Сов. Россия, 1991.- 528 с.
  8. И. И. Последний Новик: Роман.- М.: Худож. лит., 1990.- 510 с.
  9. А. Исторический роман нашего времени // Загоскин М. Н. Рославлев или русские в 1812 году: Исторический роман / Вступ. ст. и коммент. А. Пескова.- Новосибирск: Новосибирское книжное изд-во, 1987.- с. 3−20.
  10. Х. Вальтер Скотт: Пер. с англ., послесл и коммент. В. Скороденко.- 2-е изд.- М.: Книга, 1983.- 240 с.
  11. А. С. Капитанская дочка. Проза.- М.: Худож. лит., 1984.- 287 с.
  12. А. С. Полное собрание сочинений: В 10-ти т. Т. VII.- Л., 1978.- с. 73.
  13. . Г. Творчество Вальтера Скотта.- М.; Л.: Худож. лит, 1965.- 499 с.
  14. Н. М. Вальтер Скотт: Критико-библиографический очерк.- М., 1959.- 111 с.
Заполнить форму текущей работой
Купить готовую работу

ИЛИ