Влияние английского языка на облик города СПб 18-19 вв

Английский парк стал первым пейзажным парком в Петергофе. Он был разбит еще при Екатерине II. Устройством парка занимались английский садовый мастер Джеймс Медерс и архитектор Джакомо Кваренги. В качестве композиционного центра парка был выбран живописный пруд с извилистыми берегами и островками, который появился на этом месте еще при Петре I, в 1720

Этот пруд образовался в результате перегораживания земляной плотиной протекавшего в глубоком овраге западнее Нижнего парка Троицкого ручья. Позже Английский пруд был соединен с Ропшинским каналом, и начал наполняться ключевой водой, от него вода через шлюзы поступала в Верхнесадский канал и на Западную сторону Большого каскада [3, c. 60].

В 1734 году на прилегающей к пруду лесистой территории был устроен зверинец, в котором для охоты содержались дикие кабаны. Зверинец, соответственно, был назван Кабаньим. В 70-х годах 18 века зверинец был упразднен, на его месте планировалось создать парк в английском, или пейзажном, стиле. Авторами замысла парка Кваренги и Медерс, созданный по их проекту парковый ландшафт отличался живописностью пейзажей и искусным использованием естественного водоема, очертаниям которого была придана нарочитая прихотливость.

В августе 1781 года, когда сам парк был уже создан, началось строительство парковых сооружений. Первым из них стал «Березовый домик», построенный по проекту Кваренги. Домик представлял собой небольшую сельскую хижину с бревенчатыми стенами, обитыми снаружи берестой, и покрытой соломой крышей. Неказистость фасада домика была обманчивой, внутри него скрывались нарядные интерьеры гостиной, овального зала и шести маленьких комнат с зеркалами, изысканной орнаментальной росписью и паркетными полами.

Кроме березового домика, в Английском парке было построено еще много небольших строений, одним из которых является, к примеру, «Собственная дача».

Особую прелесть Английскому парку придавали одиннадцать мостов, которые были оформлены в виде руин, или ограждены нарочито грубо обработанными глыбами, балюстрадами и стволами деревьев [10, c. 205].

Одновременно с Березовым домиком возводился «Новый петергофский дворец», позднее названный Английским. Предполагалось, что дворец станет «домом уединения», предназначенным исключительно для проживания в нем Екатерины II во время ее приездов в Петергоф. Английский дворец представлял собой монументальное трехэтажное здание с коринфскими колоннами и широкой гранитной лестницей, ведущей прямо на бельэтаж. Он выглядел очень эффектно в окружении пышно разросшихся деревьев. Строительство Английского дворца завершилось в 1794 году, получившееся в итоге здание стало одним из шедевров русского классицизма.

Вплоть до 1917 года Английский дворец служил местом летнего пребывания иностранных гостей и дипломатов, приезжавших на приемы в Петергоф. В его залах устраивались выставки картин и публичные концерты.

Архитектор Чарльз Камерон проработал в России с 1779 года вплоть до своей смерти в 1812 году. Среди его творений: Павловский дворец и новое оформление помещений в Царском Селе.

В конце декабря 1977 года Екатерина II подарила своему сыну в честь рождения первого внука земли в долине реки Славянки. С тех пор и началась история города Павловска. На этих землях была построена усадьба, которая со временем стала называться «Село Павловское». Через некоторое время на этой территории были построены два небольших деревянных дворца — Паульлюст («Павлова утеха») и Мариенталь («Долина Марии») [11, c. 83].

В 1780 году строительными работами в усадьбе занялся Чарльз Камерон, который был любимым архитектором Екатерины II. После того, как он пришел, значительно изменились масштабы строительных работ, проводимые в усадьбе.

Шотландский архитектор Вильям Гести спроектировал ряд наиболее известных петербургских мостов. А Адам Менелас до 1855 года был императорским архитектором.

Английская община всегда была небольшой и сохраняла тесные связи с родиной. После октября 1917 почти все англичане эмигрировали.

К середине XIX века британская община составляла уже 2100 человек, и ее члены активно участвовали в промышленной, торговой и культурной жизни Санкт-Петербурга. Известны были благотворительные общества и больницы, газета. И сегодня в архитектуре города можно увидеть английские мотивы: это мосты и дворцы, во всех основных книжных собраниях имеются книги, приобретенные более века назад в библиотеке Британского торгового представительства и в магазине «Воткинс и Ко». А бывшая бумагоделательная мануфактура Хоберта превратилась в часть объединения «Бумага» [9, c. 119].

Ткацкая мануфактура Торнтона является составляющей фабрики имени Тельмана. До сих пор действует клиника, которую первоначально финансировал Джейкоб Вилли. Все мы знаем Английскую набережную и Английский проспект, Шотландскую и Манчестерскую улицы.

Английская — одна из трех первых набережных Петербурга, наряду с нынешними Петровской и Дворцовой (нынешними — потому, что при возникновении они никаких названий не имели). Она протянулась на 1260 метров (это четвертая часть всей длины гранитной набережной невского левобережья), соединяя две столичных верфи, на которых строился почти весь Балтийский парусный флот — Адмиралтейскую и Галерную. От площади, в центре которой вознесся на своем бронзовом коне «Медный всадник», простерший руку над Невой, над юным городом своей мечты, над всей Россией — до канала, отделявшего Галерный двор от жилой застройки соседних морских слобод. И эта набережная теснее других связана с флотом, с его началом и развитием [7, c. 174].

С начала 19-го столетия Английская набережная (название «Аглинская» линия впервые появляется в 1777 году и идет от той же церкви) энергично застраивается новыми богатыми особняками, владельцы которых находились в первом ряду столичной знати.

2.

2. Отражение английского языка в русском языке

Существует огромная литература, посвященная роли Байрона в русской поэзии. Данная тема не является предметом этой работы, но в контексте вопроса о восприятие «байронического героя» следует отметить, что с начала 20-х годов поэзия Байрона приобретает в России особую известность. В письмах писателей и просто рядовых представителей российской культуры того времени то и дело мелькает его имя с отзывами о его произведениях. О Байроне и его героях беседуют в литературных салонах. Известную роль в знакомстве русских читателей с творчеством Байрона сыграло то обстоятельство, что в Италии 20-х гг. было много русских, которые отмечали его популярность среди итальянцев. В Россию передавались рассказы о Байроне, о его участии в революционной борьбе. В то же самое время в реакционных русских кругах, параллельно с ростом влияния и популярности Байрона, усиливалось настороженное отношение к нему, отчасти поддержанное европейской реакционной печатью и тем более крепнувшее, чем очевиднее становилась его роль в итальянском революционном движении [2, c.85].

Несмотря на недовольство придворных кругов, быстро растут переводы произведений Байрона вначале с французского, но затем и с английского подлинника. В журналах печатаются статьи о Байроне, появляются его портреты. Не все дозволялось цензурой к публикации в России. Так, сатира «Бронзовый век» и «русские» главы «Дон Жуана» были запрещены, и проникали к читателю контрабандой. Это было вызвано гневным осуждением крепостного права в России и язвительными замечаниями в адрес русских императоров, содержащихся в этих произведениях. В 20-х годах П. А. Вяземский, наряду со многими будущими декабристами, был одним из первых, кто правильно понял в России политическое значение поэзии Байрона и дал оценку его творчеству именно с этой стороны: «Байрон, который носится в облаках, спускается на землю, чтобы грянуть негодованием в притеснителей, и краски его романтизма сливаются часто с красками политическими». До Байрона доходили известия о русских переводах его произведений.

Он вряд ли мог знать о тайных дворянских обществах в России. Но он знал о непосредственной поддержке, оказываемой итальянским карбонариям со стороны многих русских. Байрона интересовала не только Россия 18 века, Россия Екатерины II. Он считал, что и в России будет услышан голос свободы, чему свидетельствует строфа из шестой песни «Дон Жуана» [12, c. 59]:

…and now rhymes wander

Almost as far as Petersburgh and lend

A dreadful impulsu to each loud meander

Of murmuring Liberty’s wide waves, which blend

Their roar even with the Baltic’s …

Усиление интереса к Байрону в русских читательских кругах стояло в прямой связи с обострением общественно-политического недовольства в широких кругах русской дворянской интеллигенции и активизации тайных обществ, вроде Союза Спасения и Союза Благоденствия. Произведения Байрона итальянского периода находили в России быстрый отклик, прежде всего потому, что они будили вольнолюбивые мечтания, отвечали нарождавшимся общественным оппозиционным настроениям.

Таким образом, Байрон и как поэт, и как борец, и как создатель «байронического героя» стал на определенное время центральной фигурой русской культурной и общественно-политической жизни.

По прошествию десятилетий, когда байронизм как явление утрачивал свою актуальность и значимость, имя Байрона не исчезает бесследно из контекста русской культуры. Представляет определенный интерес оценка творчества Байрона, данная знаковыми фигурами русской культуры второй половины-конца19 столетия.

В статье, посвященной творчеству А. С. Пушкина, Владимир Соловьевпервый крупный русский философ, ставший известным в Европе, дает сопоставление поэзии и взглядов Пушкина с Байроном.

Соловьев, будучи глубоко религиозным мыслителем, отдавая должное Байрону, не может согласиться с «гигантской», как он пишет, претензией Байрона к Творцу. Философ, работая над этой статьей в самом конце 19 столетия, прекрасно понимал бунтарскую направленность поэзии Байрона. Он был убежден, что Байрон восставал не только против окружающей его действительности. Бунт Байрона и его героев, — против самих основ мира и его создателя. А этого Соловьев не мог принять и простить Байрону [9, c. 173].

Интересна оценка, данная Байрону, другим крупным деятелем русской культуры рубежа 19−20 вв. Дмитрием Мережковским. В объемном труде под названием «Пушкин», Мережковский рассматривает влияние байронизма на культурную и литературную жизнь России 20−30 гг. 19 столетия. По мнению Мережковского, образом Евгения Онегина Пушкин развенчивал все привлекательные для русского читателя стороны байронизма.

Несколько позднее, но очень близко по смыслу к мнению Д. С. Мережковского, было высказано мнение одного из лидеров русского символизма Вячеслава Иванова. В статье «Два маяка» он подчеркивает, что Пушкин своими литературными героями развенчивал «байронического героя» [10, c. 128].

Теперь, по прошествию без малого двух столетий с момента вхождения Байрона и «байронического героя» в круг русской культуры, можно предположить, что уместны все вышеприведенные точки зрения. Байрон был и в центре русской культуры 20−30-х гг. 19 столетия, но его влияние и влияние «байронического героя» не только сходило на нет с учетом времени, но и сознательно преодолевалось как Пушкиным и Лермонтовым, так и другими деятелями культуры.

Заключение

Уже не одно столетие проблема соотношения языка и культуры занимает умы многих известных ученых, но по сегодняшний день этот вопрос остается дискуссионным: одни полагают, что язык относится к культуре как часть к целому, другие — что язык лишь форма выражения культуры, третьи — что язык не является ни формой, ни элементом культуры. Тем не менее одним из преимуществ использования языка в качестве средства коммуникации, по сравнению с невербальной коммуникацией, является то, что язык лучше передает намерения говорящего, поскольку язык более выразителен. В языковых знаках речевого этикета заложены, а в речи реализуются социальные сигналы. Поэтому вполне естественно то, что в разных культурах эти сигналы разные, и, более того, есть смысл говорить о существовании разных (суб)

культур даже внутри одного общества, поскольку ясно, что любое общество в любой момент своего существования неоднородно, многолико, и что наряду с общими для всех нейтральными выражения, для каждого слоя и пласта есть свой набор этикетных средств. И есть осознание того, что в контактах с иной средой необходимо выбирать или стилистически нейтральные, или свойственные этой среде средства общения, так как этот фактор является одним изрешающих в обеспечении эффективности процесса межкультурной коммуникации.

Следует особо отметить характер взаимообусловливающей билатеральности между языком и культурой. Язык как лингвокультурологический феномен впитывает в себя все богатство культуры, в то же время как любая национальная культура в немалой степени связана с характером и спецификой конкретного языка.

Вместе с тем язык представляет собой целый мир, способный лексически и семантически охватить всю многогранную культуру, все многосложное общество. Если рассматривать язык в качестве системообразующего элемента культуры, то последнюю можно интерпретировать как семиотическую систему. В связи с этим классическая культура была относительно замкнутой семиотической системой, и, чтобы осуществить общение с другой культурой, необходимо было расшифровать коды ее закодированной системы. Хотя язык и культура являются разными семиотическими системами, они имеют некоторые общие черты, например, это формы сознания, отражающие мировоззрение человека, они существуют в диалоге между собой; и культуре, и языку присущи нормативность и историзм, их субъект — это всегда индивид или социум, личность или общество.

Бергельсон М. Б. Межкультурная коммуникация как исследовательская программа: лингвистические методы изучения кросс-культурных взаимодействий//Лингвистика и межкультурная коммуникация. Вестник МГУ. Сер.

19. 2001. № 4. 166 с.

Верещагин Е. М., Костомаров В. Г. Язык и культура.

М., 1990. 63 с.

Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание.

М., 1996. 289 с.

Жинкин, Н. И. Язык. Речь. Творчество. — М., 1998.

Коул, М. Культура и мышление // Психологический очерк; под ред. А. Р. Лурия. — М.: Прогресс, 1977. — 262 с.

Лич Э. Культура и коммуникация: Логика взаимосвязи символов. К использованию структурного анализа в социальной антропологии [пер. с англ.] / Э. Лич. — М.: «Восточная литература» РАН, 2001. — 142 с.

Пунин А. Л. Петр I и Кристофер Рен К вопросу об англицизмах в архитектуре петровского барокко в Санкт-Петербурге // Архитектура мира № 5, 1996

Сепир, Э. Язык, раса, культура // Избранные труды по языкознанию и культурологии. — М, 1993.

Серебренников, Б. А. О материалистическом подходе к явлениям языка. — М., 1983.

Улуханов И. С. Культура и цивилизация: этимология, история, семантика, соотношение с языком//Исследования по славянским языкам.

С., 1996. 158 с.

Чеснокова А. Н. Британцы в Петербурге — СПб., 2002

Cross A. G. By the Banks of the Neva. Cambridge, 1997.