Актуальность темы
Мифологический ландшафт Европы — освоенное мифологическое пространство — зиждется на четырех «узлах силы», фиксируется четырьмя мифогеографическими локусами, в которых, собственно, и зарождалась европейская культура. Первый мифогеографический локус — классическая мифология Средиземноморья (Греция и Рим); второй — германо-скандинавская мифология севера Европы (бассейны Балтики и Северного моря, Норвегия и Исландия), третий — славянская мифология — протянулся от полабских земель на восток (территория обитания славянских племен, от острова Рюген до Днепра и озера Ильмень); наконец, четвертый локус — это мифология Британских островов, своего рода «плавильный тигель», в котором смешались воедино мифологические традиции кельтов и германцев, эпические мотивы бриттов, саксов, галлов и франко-норманнов, фольклорные сюжеты англичан, шотландцев, валлийцев и ирландцев.
На мифологической карте Европы Британия издревле занимала особое положение. И главная причина — ее географический статус: остров. В символике мифопоэтической традиции остров — образ иного, потустороннего мира, мира, с которым связаны все представления о чудесном, волшебном, магическом. По словам А. и Б. Рисов, именно так воспринимали Британию континентальные галлы: «Иной Мир всегда расположен за текущей водой. Для кельтов Галлии это. по-видимому, была Британия». Вряд ли будет преувеличением распространить галльское воззрение на Британию, трактовать его как общеевропейское. Подтверждением тому, что подобное «расширение» правомерно, служат многочисленные попытки самых разных племен и народов утвердиться в Британии, — попытки, которые нельзя объяснить исключительно территориальной экспансии, стремлением к территориальным захватам, характерным, терминологии Л. Н. Гумилева, для этносов в стадии пассионарного подъема.
На наш взгляд, эти попытки объяснились в том числе и желанием приобщиться к чудесам острова, который рисовался этим народам в полном соответсвии с замечательным описанием в поэме Гальфрида Монмутского «Жизнь Мерлина».
Островное положение Британии и соотнесенность через него с потусторонним миром превратили его в «сакральный центр» европейского Северо-Запада, этакий мифопоэтичгский прообраз метрополии той самой империи, над которой никогда не заходит солнце. Как и подобало сакральному центру, мифологическая Британия притянула к себе и впитала всемифопоэтическиетрадиции ступавших на ее землю народов — и романтическую мифологию островных кельтов, и куда более «приземленную» и жестокую мифологию кельтов континентальных, и героическую мифологию германцев и скандинавов, и даже «имперскую» мифологию римлян и мистическую идеологию христианства. А впитав, породила уникальный сплав — мифологию Британских островов, в которой христианский святой, дядя Иисуса, Иосиф Аримафейский оказался первым хранителем Священного Грааля, имеющего явно кельтское «происхождение», а скандинавский бог-кузнец Велунд преобразился в покровителя путников «угодника» Вейленда (само имя которого Wayland соотно-силось с понятием пути); в которой рогатый бог континентальных кельтов Цернунн трансформировался в Старого Ника, то бишь дьявола, римские лары и Пенаты хранители домашнего очага уступили место брауни и хобгоблинам, а доблестные Племена богини Дану кельтов островных скрылись в волшебных холмах-сидах и с течением лет обернулись проказливыми фейри: в которой, наконец, некий бритский «военачальник Артур», под несомненным британо-скандинавским влиянием, превратился в образец рыцаря, идеального правителя идеального королевства и в которой удачливы разбойник, промышлявший в окрестностях Ноттингема, стал «принцем воров» -Робин Гудом.
