Ги ДЕБОР ОБЩЕСТВО СПЕКТАКЛЯ

30 ноября 1994 года в маленькой деревне в Оверни, без двух дней месяц не дожив до своего 63-летия покончил с собой (как покончили с собой вскоре после него Мец и Делез) Ги-Эрнест Дебор «писатель, стратегический мыслитель и авантюрист», как он сам себя определял. Вряд ли сам Дебор возражал бы против полуанонимности своей смерти, поскольку действительно был «секретным философом», любителем тайн и заговоров. За десять лет до того он удалился в глубинку и тогда же запретил демонстрацию своих кинематографических опусов. Тогда же его имя в предпоследний раз попало в поле зрения средств массовой дезинформации в связи с гибелью его друга, мецената и издателя Жерара Лебовичи, убитого в ночь на 5 марта 1984 года четырьмя выстрелами в подземном паркинге на авеню Фош. Лебовичи до такой степени преклонялся перед Дебором, что в специально для этой цели купленном парижском кинозале на протяжении многих лет круглосуточно демонстрировал фильмы философа.

После него осталось семь книг: «Мемуары» (в соавторстве с Асгером Йорном, 1959), «Общество спектакля» (1967), «Полное собрание кинематографических сочинений» (1978), «Комментарии к «Обществу спектакля» (1988), «Суждения об убийстве Жерара Лебовичи» (1985), «Панегирик» (1989), «Эта дурная репутация…» (1993). Осталось множество опубликованных под различными псевдонимами и до сих пор не идентифицированных текстов.

Осталось — четыре короткометражных и два полнометражных фильма, в которых столь же последовательно, как любые социальные иллюзии, Дебор отрицал сам кинематограф. Осталась «эта дурная репутация», романтический образ провидца и пророка и — очень малодостоверных сведений о его частной жизни. Разве что дата рождения, 28 декабря 1931. Разве что сведения о трех годах обучения в лицеях По и Канн. В дальнейшем его биография растворяется в последовательности интеллектуальных авантюр XX века. Несомненно, что он был оккультным гением, «серым кардиналом» майских событий 1968 года во Франции, да и не только в ней одной. Но он же написал: «Реки революций возвращаются к истокам, чтобы течь снова». Он слишком хорошо знал, что ничего в мире изменить нельзя, но упорно, пожалуй что и в одиночку, хранил в европейской культуре сюрреалистическое представление о тотальном бунте, тотальном отказе.