Функционально-семантическое единство поэзии и обрядов западнорусской свадебной традиции: Усвятский район Псковской области

Обрядовый фольклор никогда еще не изучался столь интенсивно и плодотворно, как в последние десятилетия. Вероятно, этот мощный всплеск интереса к проблемам поэтики жанров народной лирики был обусловлен не только малой изученностью обрядово-лирической песенности по сравнению, например, с эпосом, со сказкой. Он связан и с общими тенденциями развития филологической науки, с ее новыми направлениями и методиками анализа произведений литературы и фольклора, с ее вниманием к малым формам и жанрам, к микроструктуре текста.

Активное изучение семейной обрядности, публикация материалов определенным образом связаны и со стремлением современного общества вернуться к общечеловеческим ценностям. В работах последних десятилетий более ощутимыми стали представления о народном свадебном обряде и его поэзии как о важнейшей эстетической и мировоззренческой категории, а также как о средстве духовного единения народа и его нравственного воспитания.

Новейшая литература только по русской свадьбе содержит сотни работ: специальные монографии, сборники статей и сообщений, учебные пособия и т. д. В 70−90-х годах изданы в сборниках, перепечатаны в антологиях календарного и семейного фольклора, внеобрядовой лирики многие архивные материалы, а также ценные и труднодоступные публикации прошлого. Часто, но, к сожалению, не всегда в современных изданиях обрядового фольклора тексты сопровождаются этнографическими комментариями, описаниями обрядовых действий, материальных компонентов ритуала, нотными записями напевов.

В исследованиях последних десятилетий показаны пути и возможности изучения устной лирической поэзии в разных аспектах, с применением различных методов. В трудах этнолингвистов, фольклористов, этнографов и искусствоведов русский народный свадебный обряд вырисовывается как фольклорно-этнографическая целостность — в системных отношениях с другими обрядовыми комплексами, семейными и календарными.

Другими словами, свадебный фольклор получил ту автономность, о которой в свое время писала A.B. Торопова.1 Исходя из специфики обрядовой поэзии, которая, по мнению исследователя, обусловлена прежде всего ее полифункциональностью и особым способом отражения действительности, A.B. Торопова предложила вывести весь обрядовый фольклор как общеродовое понятие за пределы искусственных для него рамок эпоса, лирики и драмы.

Вместе с тем, предпринимаемое в наши дни изучение русской свадьбы в системе родильно-крестильной и похоронной обрядности, а также календарных обрядов и поэзии годового цикла расширяет и существенно дополняет, уточняет современные представления о взаимодействии свадебного обряда и фольклора с другими обрядовыми и внеобрядовыми комплексами.

Сравнительно-типологическое исследование обрядовой поэзии разных видов и жанров имеет не только самодовлеющий интерес, хотя, действительно, многое познается в сравнении. В результате структурно-семантического анализа выявляются не только сходные, но и специфические черты поэтики, стиля и т. д. Изучение междужанровых и внутритекстовых взаимодействий имеет первостепенное значение для решения проблем исторической поэтики, для исследования сложнейших вопросов генезиса искусства слова.

Вслед за Е. В. Аничковым, А. Н. Веселовским, А.&-. Потебней, В. Я. Проппом, В. И. Чичеровым современные фольклористы и этнографы обращаются к сравнительному изучению свадебной и календарной обрядности, воссоздавая тем самым картину ее полнокровного бытия в естественных условиях народной праздничной культуры.2.

Так, например, до недавнего времени был крайне недостаточно изученным календарный и одновременно послесвадебный обряд весеннего поздравления молодоженов въюнишники, который стал объектом специального 2 исследования Л. А. Тульцевой. Рассмотрение относящейся к обряду терминологии, введение обширного этнографического материала, внимание к обрядовым деталям, наконец, учет обстановки, характера исполнения вьюнишных песен создает базу для анализа поэтических текстов, способствуя глубокому осмыслению их символики, особенностей композиции.

Л.А. Тульцева убедительно показывает, что в данной художественной системе дерево является ритуальным символом брака, и не без оснований рассматривает песенный мотив птиц, вьющих гнезда на его вершине, как связанный с концепцией мирового древа в различных мифологических системах.

В данной статье, как и во многих других исследованиях, ориентированных на выявление закономерностей фольклорноэтнографических процессов путем анализа конкретного материала, акцентируется внимание на значимости и важности самого факта вступления в брак, создания семьи, продолжения рода — с точки зрения жизненных интересов общества и судьбы отдельного человека.

Например, в содержательной статье Т. А. Агапкиной «Колодка» и другие способы ритуального осуждения неженатой молодежи у славян"4 на обширном сравнительном материале показаны семантическая разноплановость, полифункциональность и одновременно — внутреннее единство масленичных обрядов, связанных с безбрачием юношей и девушек, с их неспособностью, неумением или нежеланием вступить в брак.

Т.А. Агапкина всесторонне исследовала формы общественного осуждения, осмеяния «засидевшейся» молодежи, а также обрядовые действия, в том числе символические свадьбы, которые направлены на то, чтобы стимулировать будущие браки. Данная работа восполняет недостающее звено в научных представлениях о взаимодействии свадебной и масленичной обрядности, поскольку ранее наиболее обстоятельно был систематизирован материал о чествовании молодоженов на масленицу.5.

Изучение предсвадебной обрядности, поэзии молодежных календарных празднеств с главенствующей ролью в них половозрастных объединений имеет особую значимость и актуальность. Типология традиционных игрищ и развлечений неженатой молодежи, свадебные сюжеты в играх и хороводахпредмет рассмотрения в работах И. А. Морозова.6 Ученый пришел к важному выводу: основные мотивы и сюжетные ситуации игр с брачной символикой типичны для календарного и свадебного фольклора славян.

В сфере рассматриваемой проблематики плодотворно работает Т. А. Бернштам. Углубленное изучение севернорусской традиции, народной культуры Поморья позволило обнаружить богатейший материал, обстоятельно исследованный в статьях и монографиях.7 Предбрачная обрядность предстает здесь во многих ее ритуальных формах и бытовых проявлениях. Особо выделяется пора «жениховства» и «честна-похвальна-девочества», обставленная многочисленными обрядами, игровыми и хороводными песнями.

Исследователь традиционной культуры большое внимание уделяет проблеме народной игры в аспекте игрового поведения детей, подростков, молодежи, которое нацелено на подготовку к жизненным ролям. Сначала дети лишь подражали взрослым, затем мальчики участвовали в промыслах и т. п., а у девочек шло активное формирование и обучение будущей роли невесты, жены, матери.

Игра, гульба, веселье отождествляются в народном жизненном укладе с обучением зрелости, с «проигрыванием» ситуаций взрослой жизни, с правом создавать собственную семью. «Если игра не заканчивалась браком», то это считалось аномальным явлением: «считалось, что переход в зрелость не состоялся». 8.

В работах Т. А. Бернштам раскрывается значимость творческих возможностей участников обрядов, которые создают «молодой мир», новые культурные сущности. Порождающее начало в наибольшей мере присуще девичьим обрядам «растительно-рукодельного» характера. В молодежных играх и хороводах девичья группа «заплетала», «завивала» и «сновала» жизненную среду, где она созревала сама и выращивала своих брачных партнеров для перехода к совместным половым испытаниям". 9.

Эти примеры не исчерпывают богатства фольклорно-этнографических материалов такого рода и их исследований. В рамках настоящей работы принципиальное значение имеет признание важности всесторонней подготовки молодых людей к главному делу жизни: созданию семьи, рождению и воспитанию потомства.

Обращает на себя внимание тот факт, что традиционный уклад жизни крестьянской девушки, которая с раннего детства готовила себя к замужеству — предпочтительному перспективе остаться «в девках», «вековухой», противоречит многим обрядам, причитаниям и песням первой части русской свадьбы, где невеста демонстрирует нежелание выходить замуж. Сущность этого контраста не вполне ясна, многое раскроется в дальнейшем изложении результатов исследования. Очевидно, однако, что более полное привлечение материала может приблизить нас к более объективному пониманию свадебного обряда и фольклора, его смысловой доминанты, поэтики жанров и отдельных произведений.

Итак, в современных исследованиях наблюдается стремление выйти за рамки собственно свадебной обрядности, расширить круг привлекаемого для сопоставлений материала из других обрядовых комплексов и устно-поэтических жанровых систем, выявить взаимосвязи поэзии и обрядов календарного и жизненного циклов.

В то же время имеет место диалектически взаимосвязанный с отмеченным выше процесс локализации, сужения ареала углубленного изучения конкретных местных традиций. Действительно, обращение к материалам по свадьбе убеждает в том, что говорить об инвариантной схеме ритуала, о едином составе свадебного фольклора, общем поэтическом репертуаре и т. п. можно лишь принимая во внимание приблизительность, некоторую условность таких теоретических положений.

Абстрагированная от множества реальных воплощений отдельных традиций общерусская свадьба не отменяет подвижного, традиционно-вариативного реального мира свадебной обрядности, динамических соотношений в системе жанров и вариантов поэтических текстов.

В последнее время Д. М. Балашов выдвинул важную мысль, которой руководствовался вместе с коллегами в собирании, в подготовке к изданию и в теоретическом осмыслении материалов по севернорусской свадьбе, мысль о необходимости обнаружения и самого тщательного обследования локальных вариантов свадебной традиции. «Ибо народная свадьба, при всех ее изменениях, это не произвольный набор песен, причетов и обрядовых действий, а это всегда определенная, исторически сложившаяся целостность. Свадьба существует как целое и как целое должна быть изучаема». 10.

Данный путь изучения поэзии и обрядов русской свадьбы не единственно возможный, но, думается, один из самых надежных в настоящее время. Правомерны и реально осуществимы региональные исследования, которые, подчас приносят результаты, выходящие за рамки ограниченного материала, тех или иных конкретных задач. Особенно впечатляющи результаты работы этнолингвистов и фольклористов Института славяноведения и балканистики РАН по всестороннему, исчерпывающе полному исследованию традиционной народной культуры, устной словесности Полесья на общеславянском фоне.

Тщательный анализ материалов по Вологодской свадьбе, предпринятый в трудах Б. Б. Ефименковой, разработка проблем севернорусской причети, вопросов динамики ее музыкально-поэтических структур — с выходом в генетические аспекты изучения свадебных песен и причитаний — создает впечатление убедительности выводов этномузыковеда. Ибо за ними стоит большой труд собирания, систематизации, исследования огромного материала, который стал основой научных разысканий автора фундаментальных работ.11.

Основные мотивы свадебной причети, композиционные типы и структурная типология напевов и текстов — все это и многое другое анализируется Б. Б. Ефименковой с позиций функциональной обусловленности обрядом. Внимание исследователя привлекают также изменения в содержании и структуре свадебного ритуала — вплоть до обрядовых деталей, плачевых возгласов, поэтической фразеологии. Органично вписались в теорию Б. Б. Ефименковой результаты картографирования. На редкость полно представлена в данных работах обрядовая народная терминология, то есть метаописание, толкование семантики обрядово-поэтических форм самими исполнителями.

Методику этномузыковедческого системного исследования на материале севернорусской свадьбы разрабатывает В. А. Лапин.12 На региональном материале поставлены и отчасти разрешены многие вопросы изучения свадебной обрядности в исследованиях фольклористов Т. Б. Варфоломеевой, A.B. Гуры, В. И. Жекулиной, И. В. Зырянова, A.M. Кальницкой, И. М. Колесницкой, Е.Ф. Критски-Ивановой, В. П. Кузнецовой, A.B.

1 3.

Поздеева, Е. А. Самоделовой и др.

Проблемы фольклорно-этнографических материалов по русской свадьбе как таковых и их теоретического осмысления оказываются диалектически взаимосвязанными. Эти материалы обильны и разноплановы, и, хотя имеющиеся записи многочисленны, они неоднородны по качеству, полноте и последовательности фиксации материала, поэтому трудносопоставимы. В распоряжении исследователя русской свадьбы сравнительно немного описаний ритуала, выполненных по единой методике, которые дают полную и достоверную картину жизни обряда и фольклора. Определенные сложности создает и их разрозненность, а также труднодоступность дореволюционных периодических изданий.

Итак, содержание понятия русский народный свадебный обряд чрезвычайно разнообразно, изменчиво, почти неисчерпаемо. На фоне современных исследований представителей структурно-семиотического направления, в которых показана семантическая соотнесенность многообразных форм народной культуры с главным мифом, как он видится исследователям, 14 еще более настоятельно заявляет о себе задача всестороннего изучения конкретных фольклорно-этнографических фактов, специфики сюжетного и жанрового воплощения того или иного элемента общей системы.

Необъятность и одновременно фрагментарность имеющихся материалов по свадебной обрядности понуждает детально рассмотреть отдельную свадебную традицию — по необходимости в общерусской и, отчасти, восточнославянской перспективе. Центральное место в настоящей работе занимает системный анализ внутреннего семантического единства свадебного ритуала южной Псковщины, который и в настоящее время отличается хорошей сохранностью, редкой в наши дни полнотой и богатством его музыкально-поэтических и обрядовых, материальных компонентов.

Во многих работах по обрядовому фольклору анализируются отдельные составляющие традиционных ритуалов: словесные, обрядовые и т. д.- изучаются многие аспекты календарной, погребальной и свадебной обрядности. Исследование вычлененных элементов системы, подчас без должного соотношения с целым, на определенном этапе развития фольклористики было неизбежным, возможно, даже целесообразным, однако оно вряд ли может дать целостное представление об изучаемом явлении. Как известно, еще Н. Ф. Сумцов сетовал на отсутствие исследования, «в котором русская свадьба была бы рассмотрена в подробностях и было бы указано внутреннее единство ее составных частей». 15.

К сожалению, изъятые из целого элементы обрядового фольклора при «изолированном» рассмотрении нередко абсолютизируются в их автономности, сравнительно легко подстраиваются под чисто умозрительные концепции. К тому же и материал по традиционной праздничной культуре настолько обширен и многопланов, что в нем оказывается возможным найти обоснование любым прикрепляемым к нему теориям.

Отсюда — принципиально важное значение приобретает отбор текстов для анализа и этнографических описаний. Особую ценность представляют записи, сделанные по методике комплексного изучения устного народного творчества. Фольклорно-этнографическая реальность русской свадьбы, структурная ее целостность как системы взаимосвязанных и взаимообусловленных элементов не должна исчезать из поля зрения исследователя — независимо от конкретных задач и ракурсов изучения традиционной культуры.

Синтез фольклористического, этнографического и искусствоведческого аспектов анализа — характерная черта многих современных исследований, отмеченных поиском методики, которая приближает к постижению феномена русской свадьбы. Комплексный подход, метод системного анализа16 дает значительные результаты при рассмотрении синкретичных форм народного искусства, в том числе свадебного обряда и 11 фольклора.

Необходимое условие всестороннего исследования свадебного ритуала — изучение его материальных компонентов: обрядовой пищи, украшений, одежды и т. д. Методика современного изучения материальной культуры актуализирует подход к народному творчеству как к знаковой системе. Методологически значимы тезисы С. А. Токарева о двойной природе вещей, объектов этнографического рассмотрения, об опосредованных материальными предметами социальных отношениях.18.

Теоретическая разработка проблемы соотношения «вещности» и «знаковости» этнографических реалий дана в работах А. К. Байбурина. Полемизируя с еще не изжитым в науке о народном творчестве мнением об обязательной первичности практических и вторичности эстетических функций тех или иных объектов истории культуры, ученый обосновывает понятие «семиотический статус вещей». Это понятие вмещает в себя подвижное соотношение символических и утилитарных функций, присущее любому социально детерминированному объекту.19.

Огромные пласты традиционной культуры и быта: одежда, вышивка и т. п., — выявлены, систематизированы и исследованы в.

О П монографиях Г. С. Масловой. Народная одежда, орнамент русской вышивки рассматривается в контексте обрядов, устной поэзии и мифологических представлений.

Определяя роль народной одежды в обрядах, Г. С. Маслова выявляет ее полифункциональность, акцентирует внимание на особой значимости материальных компонентов русской свадьбы, связанных со взаимными одариваниями сторон жениха и V.

-. невесты, со свадебным нарядом, убором главных действующих лиц ритуала.

Вслед за Н. Ф. Сумцовым, Д. К. Зелениным и другими представителями науки о традиционной народной культуре современные исследователи разрабатывают проблемы типологии, разновидностей, терминологии, функций русского свадебного хлеба.21 Так, например, Л. С. Лаврентьева показывает ритуальную роль хлеба и других изделий из теста на всех этапах свадебного обряда. Обряды, в которых главная роль отводится зерну, хлебу и другой пище из зерна, направлены на то, чтобы наделить молодых благополучием, счастьем, весельем. В плане выявления семантической доминанты свадебного ритуала актуально также следующее наблюдение Л. С. Лаврентьевой: середина коровая, которую дружка отдает на свадебном пиру молодым, символизирует гармонию между родами жениха и невесты. По мнению исследователя, «в народных представлениях с серединой связаны зарождение новой жизни, символика счастья, богатства». 22.

Поэзия русской свадьбы никогда еще не изучалась так интенсивно, как в последние десятилетия. Более четко и терминологически точно осознается теперь как структура ритуала в целом, так и функции в нем жанров свадебного фольклора. Создание жанровой классификации обрядовой поэзии, исследование поэтики жанров свадебных песен, причитаний, величаний, приговоров — в их специфике и взаимосвязях, выявление соотношений исконно обрядовых и новых элементов ритуала — это одновременно и достижения, и актуальные проблемы современных исследований.

В связи с общими тенденциями развития фольклористики и конкретными задачами создания Свода русского фольклора целый ряд исследований был посвящен вопросам жанровой систематизации. При анализе принципов дифференциации жанров свадебного фольклора обнаруживается, что эта общефольклорная проблема на обрядовом материале стоит наиболее остро.

Обратимся к частному вопросу жанрового разграничения свадебных песен и причитаний. Например, Т. Ф. Пирожкова выделяет песни и причитания по признаку соотношения в них событийного и психологического начал: в плачах изображаются переживания невесты, в песнях — обрядовые действия.24 Однако в причитаниях описываются различные реальные и вымышленные события, а в песнях передаются чувства и настроения невесты и других свадебных персонажей.

В исследовании севернорусских причитаний В. П. Кузнецовой убедительно раскрыта взаимосвязь текста и.

Л с обрядового действия. Таким образом, отмеченные Т. Ф. Пирожковой противопоставление песни и причитания по принципу события — эмоции не универсально, поэтому не может стать надежным критерием жанровых разграничений.

Сравнительному рассмотрению песен и причитаний посвящена специальная работа Н. П. Колпаковой. Характеризуя различия этих жанров в способе отражения действительности, автор статьи «Некоторые вопросы сравнительной поэтики (Причет и песня)» указывает на его способность живописать конкретную «бытовую обстановку вокруг невесты, ее трудовые занятия» и т. п. Песня «о том же самом говорит иначе — обобщая, поэтизируя, украшая». 26.

Н.П. Колпакова отмечает, таким образом, большую художественную проницаемость плачей, их способность впитывать детали реальной жизни. Но нельзя забывать и о поэтической условности этого жанра, о его способности как идеализировать действительность, так и изображать ее в подчеркнуто негативном плане. Возражение здесь вызывает не противопоставление как таковое, а трактовка сущности этого контраста.

Правомерно выдвигая в качестве жанрообразующего признака способ исполнения произведений, Н. П. Колпакова характеризует причет как «отдельный голос, передающий субъективные переживания невесты». А песня — это «широкое, многоголосное и обобщающее поэтизированное отражение.

О 7 обряда в его основных тематических преломлениях". В данном противопоставлении сближаются позиции Н. П. Колпаковой, В. П. Аникина, Т. Ф. Пирожковой и некоторых других фольклористов.

Дифференциация жанров отмечается Н. П. Колпаковой и на уровне стиля, сюжета, композиции. Высказывается довольнотаки спорное суждение: «у причета чаще всего нет стройно.

2 8 развивающегося сюжета и композиционной завершенности". Законы сюжетосложения и поэтической архитектоники песен и причитаний имеют существенные различия, однако в полноценных, не разрушенных текстах своя стройность и завершенность присуща каждому из этих жанров.

Во многих исследованиях поэтики свадебных песен и причитаний эти жанры разграничиваются по преобладающей композиционной форме — соответственно — диалога и монолога. Вместе с тем, в структуре довенечной части свадьбы, в предсвадебных обрядах имеет место форма живого диалога: на монологическое обращение — плач невесты ей монологом-причитанием отвечают подруги, родственницы. Диалог разворачивается в ритуале и как коммуникативный акт, и как композиционный прием. Еще более сложная картина взаимодействия монологических и диалогических форм наблюдается при исполнении плача, например к красоте, на фоне свадебной песни на ту же тему, а также в традициях, где бытует сольное и коллективное голошение.

Проблема жанровой классификации обрядового фольклора активно разрабатывается в статьях и монографиях Ю. Г. Круглова. В составе русской свадьбы ученый выделяет три типа обрядов: магические, юридическо-бытовые и ритуально-игровые, — и в прямом соответствии с этим делением — три группы произведений свадебного фольклора. «Утилитарно-магические» жанры рассматриваются как собственно обрядовые, а третья разновидность носит, по мнению автора, лирический характер, что проявляется в отношении участников свадьбы к происходящему в ритуале.

Несомненно, в поэзии и обрядах русской свадьбы представлено и эстетическое, и ритуально-магическое начала, в живой стихии ритуала неразрывно связанные — вследствие полифункциональности и синкретизма всех его составляющих. Ю. Г. Круглов оперирует важным понятием «доминантная функция» того или иного обрядового элемента. Но где надежные критерии для ее корректного выделения?

В классификации Ф. М. Селиванова представляет интерес опыт обнаружения жанровых симметричных пар «1) песни заклинательно-побудительные и песни-закрепки, констатирующие результаты и следствия обрядовых действий- 2) песни величальные и песни корильные». 30.

Если попытаться подвести предварительные итоги современным разысканиям в области жанровой дифференциации и систематизации свадебного фольклора, нельзя не заметить нечеткости в обосновании самих принципов классификации. При обращении к конкретному материалу обнаруживается, что песни эротического содержания, заклинательные формулы, свадебные загадки, припевки, присловья, приметы не входят, как правило, в общепринятые жанровые схемы.

Так называемая лирическая свадебная песня нуждается в более точной терминологии и — в рамках внутрижанрового деления — в более основательной дифференциации. Качественно неоднородны корильные песни. Одни исполняются как негативная реакция на скупое вознаграждение за величание. Пение же большинства песен-насмешек, как правило, не мотивируется ни личными качествами свахи, дружки, тысяцкого, жениха, невесты и других их адресатов, ни внешними параметрами обрядового поведения данных персонажей. Совсем иное дело — глубинная мифологическая семантика их ритуальных функций, которая почти не учитывается в характеристике жанра.

Обращает на себя внимание тот факт, что большинство предложенных исследователями жанровых схем выстроено на некоем абстрактном срезе фольклорно-этнографических материалов по свадьбе. При этом цитаты из различных в региональном и историческом плане источников, изъятые из контекста их реального бытия, нередко создают лишь видимость полноты охвата материала, не отражая объективной картины жизни свадебного фольклора.

В аспекте данной проблематики не потерял остроты и актуальности вопрос о специфике изучения обрядового текста, который самым тесным образом увязан и с принципами публикации свадебного фольклора. В фольклористических исследованиях русской свадьбы можно наблюдать прямо противоположные точки зрения на проблему целесообразности рассматривать свадебную поэзию в свете этнографии.

Так, в статье «Вопросы классификации и публикации русского свадебного фольклора» Ю. Г. Круглов как на отрадное явление указывает на увеличение количества изданий свадебной поэзии без подробного этнографического комментария, что, на его взгляд, «способствовало лучшему изучению свадебного.

31 фольклора как искусства слова".

Однако результаты многих современных исследований, о которых частично упоминалось выше, наглядно демонстрируют то, что учет внетекстовых этнографических связей устнопоэтического произведения не мешает выявлению его художественного своеобразия. Более того, именно в процессе анализа специфики взаимоотношений слова и обрядового действия оказывается возможным определить творческую природу свадебной песни, причитания, величания и т. д. как произведения традиционного народного искусства.

3 2.

В свою очередь, как справедливо отмечает В. П. Аникин, и во многих этнографических трудах поэтический текст оказывается на периферии исследования, выполняя подсобную роль источника цитат, которые используются авторами без должного внимания к их художественному и смысловому контексту.

В настоящей диссертации тексты свадебного фольклора анализируются во взаимосвязях и взаимодействиях с обрядовыми действиями, в системных отношениях^ с миром персонажей (ритуала!, в контексте материальных атрибутов свадебного обряда и некоторых других его составляющих.

Вопрос о жанровой специфике фольклорных текстов в теоретическом аспекте освещен в методологически значимых трудах В. Я. Проппа и его продолжателей. В существующих определениях жанра общность объединяемых в одну группу произведений по праву считается важнейшим признаком. Однако далеко не всегда поэтика осознается как такая совокупность художественных приемов, в которых преломляется специфика отражения действительности.

И поскольку своеобразие жанров устной словесности определяется прежде всего тем, какая реальность и как в них отражена, в центре внимания многих работ по русской свадьбе стоит проблема выявления эстетических взаимоотношений фольклора и действительности. Современное научное осмысление этой ключевой проблемы фольклористики применительно к свадебной обрядности дает широкий спектр мнений исследователей.

Например, в монографии Р. П. Потаниной содержатся крайне спорные положения о взаимодействии поэзии и исторической действительности, прежде всего, имеются в виду суждения о «пережитках» и «отголосках» в русской свадьбе «брака умыканием» и «брака купли-продажи». Так, обряд прощания невесты с красотой освещается здесь следующим образом: «В далеком прошлом главное назначение обряда заключалось в сборе денег. В нем нашли отражение отголоски древних обычаев, связанных с куплей-продажей». 33 Возникновение жанра причитания Р. П. Потанина связывает с порабощением русской женщины, с потерей ею «человеческих прав». В целом этот жанр трактуется лишь как прямое отображение темы бесправия невесты.

Обоснованная критика аналогичной позиции в изучении поэзии и обрядов русской свадьбы Н. М. Элиаш, 34 ее историко.

— 5 с этнографического подхода прозвучала в работах Г. А. Яхиной. Не имея возможности в рамках данной работы осветить многочисленные высказывания историков и этнографов по проблемам исторического развития форм брака и семейной обрядности, ограничусь суждением К. В. Чистова. Он приходит к выводу, что способ изучения свадебного ритуала «по наличию и интенсивности пережитков» «не оправдал себя ни в историческом, ни в типологическом отношении». По авторитетному мнению ученого, данный метод «препятствует изучению подлинно архаических и устойчивых элементов», в ряду которых — совместная трапеза участников обряда, обмен дарами и т. д.36.

Для выявления объективной картины взаимодействия свадебной поэзии и действительности важное методологическое значение имеют исследования проблемы типологии этнографических связей фольклора Б. Н. Путилова.37 В этих работах ученый показывает многообразие типов внутренней зависимости между устно-поэтическими произведениями и их обрядовым контекстом, подчеркивает непрямой, опосредованный сферой обрядности, характер отражения действительности.

В последние десятилетия активно разрабатывается проблема взаимосвязей свадебной и похоронной обрядности. Вслед за А. ван Геннепом, В. Тэрнером, О. М. Фрейденберг, В. Я. Проппом современные исследователи ставят и решают вопросы происхождения, функций, поэтики свадебных причитаний и проблемы семантики ритуала в целом в связи с инициационным обрядовым комплексом, с мифологическими представлениями о смерти, о противостоянии двух миров, «этого» и «того света», в.

3 8 свадебной обрядности, в связи с культом предков-духов домашнего очага39 и т. п. В жанровой системе пинежского свадебного ритуала плач и смех рассматривается В. В. Варгановой как две ипостаси символической смерти-возрождения невесты, закономерно сменяющие друг друга в ходе свадьбы.40.

Подводя итог современным научным разысканиям по вопросу о семантической сущности свадебного ритуала, С. М. Толстая в статье «Символика девственности в полесском свадебном обряде» приходит к такому выводу: «мотив „перехода“, смены биологического и социального статуса», который прежде всего относится к невесте, является, «по общему мнению, смысловой доминантой свадебного обряда как типичного rite de passage». 41.

Славянская обрядовая инициация, как она реконструируется на основе косвенных источников, могла быть одним из важнейших оснований свадебного ритуала, но не единственной его мировоззренчески значимой составляющей. Об этом свидетельствует фольклорно-этнографический материал народной свадьбы, рассмотренный в диалектическом единстве составных частей, а также историография исследований традиционной обрядовой культуры.

Например, в трудах О. М. Фрейденберг понятие «производительный акт» в категориях плача-смеха, которое привлекается В. В. Варгановой для обоснования ее собственной концепции, входит в обширный круг универсалий. В их числене менее значимые для изучения смысловой доминанты свадьбы концепты «поединка», «еды», процессии". 42.

Не отрицая значимости выявления универсалий традиционной культуры, следует иметь в виду тот очевидный факт, что живые, реальные творческие процессы в фольклоре несводимы к обобщенным до схемы характеристикам. Общие, сходные элементы в разветвленных жанровых системах классического фольклора находятся в различных структурно-смысловых сопряжениях. Чрезвычайно актуальной представляется задача обнаружения специфики жанрового воплощения таких элементов, способов взаимодействия типических, формульных и других компонентов внутри жанра как определенной системы.

Итак, данный, по необходимости краткий, историографический экскурс дает возможность приблизиться к пониманию того, что такое народная свадьба в современном научном осмыслении, каковы предварительные итоги, проблемы и перспективы ее дальнейшего изучения.

Особое значение для настоящей работы имеет анализируемый фольклорно-этнографйческий материал, поскольку он дает возможность цельного и объемного видения исследуемого объекта. Главное место в нем отводится свадебной традиции южной Псковщины, русско-белорусского пограничья и, в первую очередь, Усвятского района Псковской области. Этот выбор обусловлен несколькими причинами.

Во-первых, обрядовый фольклор южной Псковщины, даже в современном его бытовании, отличается богатством и устойчивостью древнейших его слоев: заговоров, песен земледельческого календаря, похоронных причитаний, бытовых плачей, свадебной поэзии. Этой редкой сохранности традиционной народной культуры, в которой обнаруживаются как самобытные, так и общие для всех восточных славян архаичные черты, способствовало, в частности, длительное инонациональное окружение и несколько изолированное положение в стороне от крупных промышленных центров.

Во-вторых, этот интереснейший вариант западнорусской свадебной традиции крайне недостаточно изучен. До второй половины XX в. данный регион Северо-западной этнокультурной зоны был белым пятном в фольклористике. Первые записи усвятского фольклора были сделаны в конце 60-х гг. И. И. Земцовским и — параллельно — автором данной работы, тогда студенткой ЛГУ. С 1971 года в регионе проводится планомерная полевая работа студентами Музыкального училища им. H.A. Римского-Корсакова при Санкт-Петербургской консерватории под руководством E.H. Разумовской. Большая часть записанных материалов по свадьбе хранится в архивах, публикации текстов и исследований немногочисленны.43.

В-третьих, автор настоящей диссертации имел уникальную возможность в течение многих лет наблюдать и изучать особенности языка, быта, устной словесности своей родины. Особую ценность имеют, например, повторные записи фольклора, материалы, полученные в результате многолетнего общения с одними и теми же исполнителями, наблюдения над изменениями в репертуаре певцов, в характере обрядовых действий, что ведет к полноте данных, составляющих синкретическое целое, систему взаимосвязанных элементов.

Предмет настоящего исследования — морфологическое соотношение и взаимодействие частей внутри свадебного ритуала как целого, его художественная структура и функционально-семантическое единство.

В качестве основного материала для анализа использованы архивные (сотни текстов свадебных песен и причитаний, десятки описаний ритуала как по воспоминаниям исполнителей, так и по непосредственным наблюдениям за современными свадебными обрядами в их естественном бытовании), а также опубликованные материалы по псковской, белорусской, новгородской, смоленской, тверской и др. традициям, по свадебному фольклору русских Прибалтики и т. д. Псковские материалы представлены также в собраниях П. В. Киреевского, П. В. Шейна, в сборниках Н. П. Котиковой, A.M. Мехнецова, И. Д. Фридриха и в публикациях псковских краеведов прошлого.44.

Предпринятое в данной работе рассмотрение западнорусской свадьбы органично вписывается в типологический ряд исследований севернорусской традиции (работы Т. А. Бернштам, A.B. Гуры, Б. Б. Ефименковой, В. И. Жекулиной, В. А. Лапина, Н. П. Колпаковой, В. П. Кузнецовой, A.B. Поздеева и др.), среднерусской (диссертации Е. И. Алиференко, A.M. Кальницкой, Е.А. Самоделовой) и южнорусской (Е.Ф. Критска-Иванова).

Комплексный подход, метод системного анализа фактов традиционной культуры позволяет приблизиться к постижению художественной и функциональной целостности отдельного обряда, поэтического текста и всего ритуала в целом, к пониманию фольклорно-этнографических комплексов как порождающих систем.

Разнообразие методов и средств исследования, большой спектр методических приемов современной науки о народном творчестве позволяет выбирать наиболее эффективные пути решения тех или иных задач на конкретном этапе работы. В частности, к интересным результатам приводит использование методики анализа микроструктуры обрядового поэтического текста. Применение методики контекстуального анализа дает возможность изучать разные аспекты традиционной культуры, исследовать, например, слово, жест, материальный атрибут в системе обряда, региональную традицию на фоне общерусской, а также в восточнославянской перспективе, свадебную обрядность в ряду поэзии и обрядов всего жизненного и годового цикла.

Цель данного исследования: изучить многослойную и многомерную ритуально-эстетическую целостность традиционной западнорусской свадьбы, выявить структуру и внутреннее единство ее составных частей, организующую идею или доминантную функцию свадебного ритуала, взаимосвязи фольклора и обряда, поэзии и действительности. Для ее достижения решаются следующие задачи: проанализировать свадебный ритуал русского Поозерья в системных отношениях с молодежными календарными игрищами, гаданиями и т. д.- исследовать типологически общее и своеобразное в структуре данного свадебного ритуалавыявить семантическое поле функционально значимых элементов свадебной обрядности, смысловую доминанту и формы ее реализации в ритуале (слово, действие, украшение и т. п.) — определить роль антитезы как способа актуализации главного смысла свадебного действа, функции диалога между сторонами жениха и невестыуточнить определение понятия русский народный свадебный обрядвыявить систему фольклорных жанров и персонажей свадебного действа в ритуале западнорусской свадьбыобозначить типы функциональных связей свадебной поэзии и обрядауточнить принципы взаимодействия поэзии и обряда, фольклора и действительности, показать пути преобразования этнографических фактов в песенные мотивы и образыпровести сопоставительный анализ разных жанров и циклов свадебного фольклораакцентировать внимание на проблеме голос и звук в свадебном ритуале (в соотношении с обрядовым пространством и временем).

Структурно-семантический анализ региональной свадебной традиции дает основание выдвинуть гипотезу о смысловой доминанте ритуала, дает возможность сделать ряд важных наблюдений о взаимодействии его поэтических и собственно обрядовых форм, о типах функциональных связей поэзии и обряда, фольклора и действительности, об игровой природе русского народного свадебного обряда.

Принцип преобразования действительности, созидания, порождения новой реальности, выявленный в результате всестороннего анализа свадебного ритуала как диалектически взаимосвязанных элементов целого, напрямую соотносится с творчески-преобразующим началом в жанрах свадебного фольклора. Таким образом, двухчастная структура диссертации определяется материалом, принципами его анализа и общими задачами, логикой исследования, которые во многом обусловлены достижениями и проблемами современной науки об устном народном творчестве.

ПРИМЕЧАНИЯ.

1. Торопова A.B., 1972, № 278. Здесь и в дальнейшем библиографические сведения приводятся сокращенно: последовательно называются автор, год издания, номер соответствующего источника по Списку использованной литературы.

2. Агапкина Т. А., 1994, № 4- Агапкина Т. А., 1996; № 3- Аникин В. П., 1987, № 10- Байбурин А. К., 1993, № 18- Бернштам Т. А., 1978, № 30- Бернштам Т. А., 1988, № 31;

Бернштам Т.А., 2000, № 32- Бернштам Т. А., Лапин В. А., 1981, № 37- Валенцова М. М., 1999, № 47- Виноградова Л. Н., 1981, № 57- Власова З. И., 1974, № 60- Земцовский И. И., 1974, № 105- Ивашнева Л. Л., 1976, № 117- Калашникова Р. Б., 1998, № 127- Канева Т. С., 1998, № 130- Колесницкая И. М., 1981, № 136- Колпакова Н. П., 1962, № 140- Логинов К. К., 1988, № 165- Морозов И. А., Слепцова И. С., 1996, № 178- Пашина O.A., 1998, № 207- Розов А. Н., 1981, № 235- Соколова В. К., 1979, № 256- Толстая С. М., 1993, № 271.

3. Тульцева Л. А., 1978, № 284.

4. Агапкина Т. А., 1996, № 3.

5. Соколова В. К., 1979, № 256, с. 61−62 и др.

6. Морозов И. А., 1999, № 177.

7. Бернштам Т. А., 1988, № 31.

8. Бернштам Т. А., 1993, № 33, с. 106.

9. Бернштам Т. А., 2000, № 32, с. 309.

Ю.Балашов Д. М., 1977, № 25, с. 121.

1 КЕфименкова Б.Б., 1980, № 97.

12.Лапин В. А., 1986, № 160 и др. работы автора.

13.Варфоломеева Т. Б., 1988, № 50- Гура A.B., 1977, № 79- Жекулина В. И., 1975, № 99- Зырянов И. В., 1975, № 111- Кальницкая А. М., 1984, № 129- Критска-Иванова Е.Ф., 1978, № 151- Кузнецова В. П., 1993, № 156- Поздеев A.B., 1987, № 216- Самоделова Е. А., 1989, № 244.

14.Иванов Вяч.Вс., Топоров В. Н., 1974, № 114- Топоров В. Н., 1972, № 275.

15.Сумцов Н. Ф., 1996, № 265, с. 6.

16.Методология системных исследований обосновывается во многих трудах философов, лингвистов, литературоведов.

Теоретические предпосылки системного анализа в изучении фольклора разрабатываются Аникиным В. П., Гусевым В. Е., Земцовским И. И. и другими учеными.

17. Эти результаты проявляются и в индивидуальной работе исследователя, и в совместном труде представителей разных наук. Показателен в этом плане сборник материалов и исследований «Русский народный свадебный обряд» (1978, № 335), важны выпуски серии «Фольклор и этнография», «Фольклор народов РСФСР», «Славянский и балканский фольклор" — большой интерес представляет целый ряд трудов РИИИ РАН, ИР ЛИ РАН, ИМЛИ РАН.

18.Токарев С. А. К методике этнографического изучения материальной культуры // Советская этнография. — 1970. — № 4.-С. 3−13.

19.Байбурин А. К., 1989, № 19.

20.Маслова Г. С., 1978, № 172- Она же, 1984, № 171.

21.См., например: Гвоздикова Л. С., 1981, № 69- Гура A.B., 1977, № 79.

22.Лаврентьева Л. С., 1990, № 159, с. 40.

23.См.: Балашов Д. М., 1977, № 24- Круглов Ю. Г., 1989, № 153.

24.Пирожкова Т. Ф., 1970, № 213.

25.Кузнецова В. П., 1993, № 156.

26.Колпакова Н. П., 1967, № 139, с. 43.

27.Там же, с. 43.

28.Колпакова Н. П., 1973, № 138, с. 247.

29.См.: Круглов Ю. Г., 1989, № 153.

30.Селиванов Ф. М., 1968, № 249, с. 130.

31.Круглов Ю. Г. Вопросы классификации и публикации русского свадебного фольклора // Русский фольклор:

Проблемы «Свода русского фольклора». Т. XVII. — Л., 1977. — С. 95.

32.Аникин В. П., 1996, № 11, с. 4−6.

33.Потанина Р. П. Свадебная поэзия семейских Забайкалья (конец XIX-семидесятые годы XX века). — Улан-Удэ, 1977. -С. 74.

34.Элиаш Н. М., 1966, № 316.

35.Яхина Г. А., 1971, № 320.

36.Чистов К. В., 1978, № 308, с. 224.

37.Путилов Б. Н., 1976, № 227- Он же, 1983, № 228, с. 167−197.

38.Байбурин А. К., Левинтон Г. А., 1990, № 22- Бернштам Т. А., 1986, № 35- Она же, 1991, № 36- Данченкова Н., 1993, № 84- Еремина В. И., 1991, № 95- Ефименкова Б. Б., 1980, № 97- Земцовский И. И., 1979, № 107- Конкка У. С., 1978, № 141- Назиров Р. Г., 1984, № 183- Невская Л. Г., 1993, № 186- Плесовский Ф. В., 1968, № 214- Соколова В. К., 1977, № 257- Степанова A.C., 1986, № 360 и др.

39.Аникин В. П., 1987, № 10, с. 198−199- с. 237.

40.Варганова В. В., 1979, № 48.

41.Толстая С. М., 1996, № 270, с. 192.

42.Фрейденберг О. М., 1936, № 300.

43.Ивашнева Л. Л., Разумовская E.H., 1980, № 118- Разумовская E.H., 1988, № 233- Сост. E.H. Разумовская, 1998, № 279 (см. также приложение 3 на с. 235: Список публикаций, связанных с культурой русско-белорусского пограничья).

44.Быстрое Н., 1899, № 46- Заленский Э. Я., 1912, № 101- Козырев Н., 1912, № 133- Копаневич И. К., 1912, № 143- Николаев П., 1912, № 194- Орехов Г., 1913, № 205- а также № 217 и др.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Итогом настоящего исследования, определяющим его научную новизну и актуальность, явились следующие положения, которые выносятся на защиту:

1. Свадебный ритуал в современной традиционной культуре русского Поозерья взаимодействует с другими обрядовыми системами. Наибольшее сходство обнаруживается в предсвадебной и календарной добрачной обрядности.

2. Народный свадебный обряд исследуемого региона содержит и самобытные, и общерусские, и общие для всех восточных славян черты. Он занимает промежуточное положение между северно и южнорусским типами свадебной обрядности, поскольку его отличает ярко выраженная симметричность, двухчастность: обрядовое действо распределено между домами жениха и невесты приблизительно поровну.

Можно предположить, что дальнейшее углубленное изучение этого «переходного» типа даст основания считать его первоосновой для исторического развития вариантов и версий, отдельных разновидностей восточнославянского свадебного ритуала.

3. Многоаспектный анализ региональной традиции как системы взаимосвязанных и взаимообусловленных элементов позволяет сделать важный вывод о функционально-семантическом единстве сюжетной организации ритуала, в том числе жанров свадебного фольклора, о едином сакральном пространстве, отмеченном особыми голосами и звуками свадьбы, обрядовыми пересечениями пространственных границ и топосом свадебных застолий, а также о специфически свадебной системе персонажей, расстановке действующих лиц ритуала.

4. Изучение русской свадьбы как «живого» явления традиционной народной культуры актуализирует научные представления о повторяемости, варьировании семантически тождественных, но различных по форме выражения, по способу фольклорно-этнографического воплощения элементов. Не случайна кажущаяся избыточность повторов обрядовых и музыкально-поэтических компонентов, длительность и интенсивность звучания свадебной песенности, «хореография» свадьбы, которая и в современном ее состоянии сохранила специфические формы «скакания и плясания». Эстетика повторов, контрастов и тождества закономерно приводит к образованию своего рода «критической массы» ритуально-сакрального, что необходимо для правильного хода обряда.

5. Функционально-семантическое целое свадебного ритуала обусловлено единством его главного смысла, основной цели: способствовать созданию новой семьи как жизнестойкой ячейки общества — прежде всего в условиях патриархального уклада жизни, когда вступали в брак как по взаимной склонности, так и по воле родителей, по материальным соображениям и т. п.

6. Ритуальное соперничество, все формы состязания, одним словом, диалога между сторонами жениха и невесты в итоге приводят к тому, что из борьбы противоположностей рождается новое единство (с положительной семантикой), новая реальность — молодая семья. Русская народная свадьба как системная целостность при каждом новом «проигрывании» в рамках конкретного обряда порождает не только самоё себя, но и новую структурную единицу, новую семью, которой создается благополучие в ходе свадьбы.

7. Выдвигаемая на защиту гипотеза о смысловой доминанте свадебного ритуала, в которой на первый план выступает идея преобразования «чужого» в «свое», подтверждается результатами анализа поэтических текстов свадебного фольклора. Выявленный в I главе диссертации принцип созидания, утверждения новой реальности напрямую соотносится с творчески-преобразующим началом в свадебной поэзии, что показано во II главе данной работы.

8. Типы функциональных связей свадебного фольклора и этнографического контекста многообразны. Их взаимная обусловленность может быть наглядной и осознаваемой носителями фольклорной традиции. Однако «комментирование» ритуала осуществляется в поэтическом тексте по принципу избирательности в выборе обрядовых реалий и ракурса их изображения. Наблюдается также действие ведущего принципа художественного обобщения народной лирики — поэтизации и идеализации действительности, что диалектически переплетается в обрядовом фольклоре с реалистической конкретизацией.

9. В большинстве свадебных песен и причитаний сюжетная ситуация рисует символическую картину обрядовой реальности. Художественные произведения этого типа соотносятся, как правило, не с отдельными обрядовыми моментами, а со значительными этапами ритуала.

10. Во многих произведениях свадебного фольклора действительность отражена либо подчеркнуто идеализированно, либо в гиперболически «сниженном» плане, что широко и многообразно представлено в величаниях, в жениховых и невестиных песнях, а также в причетах на тему «чужой сторонушки». Наконец, поэзия русской свадьбы моделирует по законам обратной симметрии перевернутый антимир — в корильных песнях, в приговорах дружки и в причитаниях или их фрагментах.

11. Русский народный свадебный обряд — это динамическое развертывание главного смысла ритуала в форме многократно повторяющихся тождественных, синонимических и нередко противоположных по семантике символов, которые воплощены в поэтическом слове, в свадебной музыке и хореографии, выражены ряженьем, обрядовыми действиями, украшениями и другими материальными атрибутами, а также свадебным хлебом, кашей и другой пищей.

Теоретическая значимость работы: данное исследование вносит определенный вклад в реконструкцию системы: свадебная поэзия — обряд, свадебная — календарная обрядность, русская свадьба — фольклорная картина мира. Теоретическое осмысление конкретных вопросов изучения свадебной обрядности дает новый угол зрения на сущностную природу исследуемого объекта, дает материал для обобщающих трудов по обрядовому фольклору, по исторической поэтике народной лирики.