Историческая проблематика дагестанской прозы XX века

Изучение литературы в рамках исторического времени сопряжено с разработкой литературоведческих вопросов художественного историзма.

Когда литература размышляет над проблемами истории и пытается средствами художественной образности понять эпохальную сущность мировой и отечественной истории, сравнивая культуры и типы национального мышления, строя идеологические программы будущего, другими словами, когда она, оставаясь искусством слова, философствует о движущих силах истории и векторах ее развития, — её можно назвать метаискусством (мыслью о себе самой).

В этой связи образ исторического самосознания в литературе является особенно интересным и актуальным.

Кроме того, надо говорить об образах исторического познания, художественно-исторической гносеологии, о специфике исторического мышления в связи с мышлением эстетическим.

Поэтому необходимо рассматривать литературное творчество как одну из возможностей открытия, созидания и утверждения исторической истины, как процесс постижения смысла истории, когда художник создает картину мира и в то же время подвергает ее оценке и объяснению.

В таком двуединстве раскрывается мир исторической рефлексии, обращенной на осознание состоявшихся и совершающихся событий.

Момент эстетического «схватывания» смысла истории внутри самой истории, отражение событий жизни средствами художественно-исторического анализа и синтеза, превращение эстетического самосознания бытия и человека в нем в факт истории на уровне события культуры и есть основной объект нашей работы.

В своё время историко-философская проблематика, став интеллектуальным мотивом, последовательно используемым в литературе, проникла из философии в творчество почти всех больших писателей (XIX и XX веков).

Как известно, историзм — это категория, заключающая в себе определённое методологическое содержание. Он предполагает анализ явлений в их развитии, взаимосвязи, в процессе становления с исторической точки зрения. Если говорить о литературе, то речь должна идти об особом творческом принципе восприятия действительности, своеобразном художественном качестве.

Прессинг со стороны истории был всегда сильным, хотя силы и законы истории не всегда действовали с таким колоссальным напряжением, как в современном мире.

Изучение отражения истории в литературе народов Дагестана — актуальная литературоведческая проблема, так как история — это не только собрание всевозможных событий, происходивших в прошлом, но и наука о людях.

Известно, что развитие общества осуществляется в соответствии с определенными историческими законами, которые не зависят от сознания и воли людей.

Они берут свое начало в объективной общественной реальности и являются ее отражением, а также источником общественного сознания людей.

Только поняв и познав эти законы, человек может определять цели субъективной и общественной жизни и управлять ими так, чтобы они осуществлялись в соответствии с процессом общественного развития.

Кроме того, исторические изменения обладают определенной направленностью и происходят в силу необходимой закономерности, и часто это толкает людей либо к настроениям беспомощной покорности, либо к борьбе, заведомо обреченной на неудачу.

Предшествующими поколениями осознавались возможности активного деяния во имя желательных и предчувствуемых будущих перемен. В таком контексте взвешивались шансы конструктивного оптимизма, дискутировались весомость и значение истин, мобилизующих людей к действию.

Почти всегда считалось, что человек, наделенный властью и талантом, может склонить людей и историю повернуть в указанном им направлении. Этот комплекс проблем, до сих пор не утративших актуальности, интересен в те времена, когда историческое мышление было еще новинкой, а не второй натурой образованного человека.

Так, «секуляризация» истории и признание значения человеческой личности, а также раскрепощение народов должны были затронуть воображение писателей и открыть им мир отдельной личности и больших человеческих групп, общественного совершенствования и прогресса. В несколько иной степени это качество присуще и произведениям исторических жанров литературы, где предметом эстетического освоения выступает не только духовный, но и практический опыт народов, условия их жизнедеятельности, политического, экономического, социального развития и т. д.

Когда речь идёт об историческом произведении, критерии художественного открытия требуют широкомасштабного, многоступенчатого проникновения писателя в жизнь (деяния, образ поведения и образ мышления) предшествующих поколений. В результате происходит накладывание различных понятий и представлений друг на друга, одних систем ценностей на другие, так что смысл миропонимания писателя оказывается многозначным и видится в том случае, когда писателям удается спроецировать прошлое на наше время, показать неразрывность связей в деяниях различных поколений, преемственность исторического опыта народов.

Поэтому большое значение в данном случае имеет умение писателя видеть изображаемую эпоху в двух измерениях: глазами человека того и нашего времени, оценивать ее с позиций разума, добра и справедливости. Примеров именно такого подхода в изобилии не только в произведениях Гёте, Вальтера Скотта, Стендаля, Бальзака, Мицкевича, Флобера, Пруса и Жеромского, в исторических романах А. Толстого, Ю. Тынянова, О. Форш, С. Злобина, А. Степанова, А. Чапыгина, В. Шишкова, В. Яна, Р. Иванычука, И. Друце, В. Короткевича, но и в творчестве дагестанских писателей XX века, таких, как Р. Гамзатов, М. Магомедов, Р. Расулов, М.-С. Яхьяев, А. Абу.

Бакар, М.-Р. Расулов, М. Атабаев, которые попытались в своих произведениях открыть и утвердить историческую истину, создать картину мира и в то же время подвергнуть ее оценке и объяснению.

Исследование творчества выше названных писателей дагестанской литературы в рамках исторического времени сопряжено не только с разработкой литературоведческих вопросов художественного историзма, но и с проблемами эволюции историко-философской мысли. Поэтому в диссертационной работе мы обращаемся к теме историко-философской проблематики в современной литературе Дагестана, которая остается менее изученной в литературоведении.

Следует отметить, что интенсивное развитие исторической тематики в литературе Дагестана нашло свое отражение в XX веке в творчестве Ю. Ге-реева, Э. Капиева, М. Хуршилова, А. Аджаматова, Ахмедхана Абу-Бакара, М.-С. Яхьяева, М. Магомедова, Ф. Алиевой, К. Абукова, И. Керимова, М. Абукова, Ш. Альбериева, 3. Атаевой, Б. Атаева, И. Казиева, Р. Расулова, А. Акаева, X. Давудова, У. Мантаевой, Б. Гаджимурадова, А. Кабардиева, А. Джафарова, А. Калсынова, А. Мамаева, А. Устарханова, М. Хангишиева, И. Шабаева, К. Мазаева, Расима Хаджи и др.

К исследованию исторической темы в дагестанской литературе обращались К. Д. Султанов, A.M. Вагидов, А.-К.Ю. Абдуллатипов, С. Х. Ахмедов, Э. Ю. Кассиев, С.М.-С. Алиев, З. Н. Акавов, М. А. Гусейнов и др.

В поле нашего исследования входит духовно-нравственный и национально-художественный опыт современной русской и дагестанской литератур, мы намерены подвергнуть анализу художественные особенности произведений современной дагестанской прозы.

Основным объектом исследования явились произведения, наиболее остро отражающие духовно-нравственное и временное пространство таких писателей, как: Ю. Гереев, Р. Гамзатов, А. Абу-Бакар, М. Атабаев, М.-С. Яхьяев, М.-Р. Расулов, X. Алиев К. Миграбов и других.

Освещая теоретические проблемы, мы опирались на труды Аристотеля, Гегеля, Н. Г. Чернышевского, В. Г. Белинского, Г. В. Плеханова, Л. И. Тимофеева, М. Б. Храпченко, Д. Д. Благого, Г. И. Ломидзе, Ю. Н. Тынянова, А. Н. Соколова, А. Н. Веселовского, Г. Н. Поспелова, Д. С. Лихачева, П. А. Николаева, В. Д. Сквозникова, П. Г. Выходцева, Р. Ф. Юсуфова, К. Д. Султанова, К. К. Султанова, Н. М. Федь, Н. С. Надьярных, С. У. Алиевой и др.

Методологической основой настоящего исследования послужили взгляды классиков русской революционно-демократичкской критики на историю и художественное наследие народов Кавказа, а также труды Г. Г. Гамзатова, К. И. Абукова, A.M. Аджиева, С. М. Хайбуллаева, А.-К.Ю. Абдуллатипова, Ч. С. Юсуповой, A.M. Вагидова, З. Н. Акавова, Э.Ю. Кассие-ва, С. Х. Акбиева, С. Х. Ахмедова, Ш. А. Мазанаева, Г. Г. Гашарова, К. Х. Акимова, P.M. Кельбеханова, Ф. О. Абакаровой, Г. Б. Мусахановой, З. З. Гаджиевой, Н. К. Аджаматовой, Р. А. Ахмедовой, Э. М. Омаршаевой и др.

В диссертационной работе использованы методы, предполагающие изучение литературы в ее социально-исторической детерминированности: культурно-философский, сравнительно-исторический, сравнительно-системный и аналитический, который даёт возможность изучить внутреннюю организацию художественного произведения. Это позволяет наиболее полно раскрыть структурное и содержательное богатство современной дагестанской прозы.

Степень изученности проблемы. Изучению исторической прозы в русской литературе посвящены труды многих российских литературоведов: М. М. Бахтина, В. Б. Шкловского, А. В. Гулыги, Б. А. Грифцова, С.И. Корми-лова и др1.

Обращаясь к термину «эстетика истории», который в семидесятые го.

Грифцов Б. А. Теория романа. — М., 1927; Шкловский В. Б. Художественная проза. — М., 1961; Кормилов С. И. Художественный историзм как теоретическая проблема // Филолог. науки. 1977, № 4- Его же. Художественный историзм и поэтика литературы нового времени // Литературный процесс. — М., 1981; Канунова Ф. З. Эстетика романической повести. — Томск, 1973; Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. — М., 1975; Его же. Эстетика словесного искусства. — М., 1979; Гулыги А. В. Эстетика истории. — М., 1977; Гулыги А. В. Искусство истории. — М., 1980. и др. ды прошлого века был введён в научный оборот учёным А.В. Гулыги1, мы употребляем его для описания исторической реальности художественного произведения.

Весьма интересен опыт исследования художественного историзма у С.И. Кормилова2. Взаимосвязи между человеком и миром природы, истории и общественных отношений, миром, который представляет собой независимую от личности действительность, но вместе с тем и объект ее деятельности, и результат ее труда представляются весьма сложными.

В нашем мире сама личность, изменяясь, одновременно и создает себя, и стимулирует свою активность.

В своё время век Просвещения внес в понимание человека и истории кардинальные изменения, явившись последним этапом в осмыслении проблем человека в категориях законов природы. В этот период произошел разрыв с традицией игнорирования сменяющихся событий, изменений в мире и человеке.

До этого человек в литературе всегда наделялся постоянными чертами, менялись лишь костюмы, в которых он появлялся на сцене истории. Его натура всегда была одинаковой — доброй или злой, а учёные вели тщетные дискуссии о преобладании того или иного нравственного компонента и не находили здравого решения, так как не достаточно понимали зависимость человека от истории.

Учёный Джованни Баттиста Вико в книге «Основания новой науки об общей природе наций» (1725) писал: «Человек может познать лишь то, что он сам создал».

Таким образом, человек может охватить своим разумом не физическую природу, которую создал Бог, а историю, творимую людьми, чтобы осознать свою причастность к ее созиданию, а также познать допустимые пределы.

Гулыги А. В. Эстетика истории. — М., 1977; Гулыги А. В Искусство истории. — М., 1980.

2Кормилов С. И. Художественный историзм как теоретическая проблема // Филолог, науки. — 1977, № 4- Его же. Художественный историзм и поэтика литературы нового времени // Литературный процесс. — М., 1981. свободы действия.

Такая философия истории вызвала размышления о роли человека в истории, породила интерес к мотивам человеческого поведения и к детерминантам, определяющим действия человека. Согласно философии Вико, личность понималась исторически, как и бытие человечества в целом.

Обратив внимание на проблему толкования человеческих поступков, Джованни Баттиста Вико ввёл в историю понятие причины и предложил в дальнейшем использовать причинную связь как исходный пункт всякого рассуждения, призванного определить направление исторических трансформаций.

Другой учёный Иоганн Готтфрид Гердер в «Идеях к философии истории человечества» показал, как непрерывное развитие человечества обусловливается двумя великими законами мира — развития и прогресса, которые ограничивают свободу действия личности и вынуждают признавать их и считаться с ними.

Такое идеалистическое понимание человека и истории имело место до XIX века у многих философов, и положения, выдвинутые ими, имели важное значение для формировавшейся в начале XIX столетия историософии, которая представляет собой исследование исторических законов, смысла истории, роли личности и народных масс, целесообразности, случайности и прогресса.

В своё время немецкие мыслители-идеалисты Кант и Фихте наделили человека историческим сознанием.

Шеллинг в основу своей теософии положил категорию историзма, обращая внимание на то, что самоусовершенствование, возникновение вещей в мире носит исторический характер.

Гегель, в свою очередь, развил эти идеи и придал им в «Феноменологии духа» облик цельной системы, создавая картину саморазвивающегося мира.

Отправным пунктом историко-философской системы Гегеля было утверждение, что силой, давшей начало миру, является разум, следовательно, законы материального мира, подобно законам истории, должны быть рациональными.

Отвергая мысль о неизменности человеческой натуры, Гегель увидел в человеке способность к самосозиданию, продукт его собственной активной деятельности на протяжении истории.

Феноменология Гегеля, доказывая значение самостоятельного действия человека в истории, показывала путь индивидуума, продвигавшегося в течение исторического процесса от простых наблюдений до совершенного философского познания мира. Так Гегель предлагал историческое понимание развития человечества от примитивных начал до высоких достижений цивилизации. Этот процесс осуществлял человек, создавая своим трудом и самого себя. Романтизм, поставивший историю на один уровень с искусством, приучил смотреть на историю, как на эстетический артефакт.

Марксисты, осознав, что этот процесс возможен лишь благодаря тому, что человек действительно вкладывает в него все свои силы, развили открытие Гегеля.

Однако, анализируя значение и миссию человека в истории, Гегель не создал концепции, в которой высоко оценивалась бы роль личности.

По его мнению, великий человек (историческая личность) действует не в пустоте, а использует условия, созданные другими.

Общество развивается благодаря конфликту между старым и новым посредством свержения и уничтожения предшествующей формы действительности.

В этих конфликтах выдающиеся личности являются орудием общественных сил. Они лишь наделяют остальных своим сознанием и пониманием направления действия, они просто говорят людям, чего они хотят и к чему стремятся.

Однако без общественных желаний и стремлений, без культуры, способной признать и использовать великую личность, невозможно представить себе ее наличие. Направление движения человеческого рода, масс в конце концов ведёт к прогрессу. Путь к нему идет через множество неизбежных индивидуальных трагедий, но он вовсе не становится по этой причине трагическим.

Известно, что на историко-философскую систему Гегеля оказали влияние идеи XVIII в. о неограниченном совершенствовании человечества и все более разностороннем участии общества в формировании своей судьбы.

Однако, учитывая, что в этих движениях новое перемешивалось со старым, отсталым, мы можем заметить параллельное реакционное течение, в рамках которого роль человека в истории сводилась к минимуму, а сама история представала как незаметный, естественный, органичный рост.

Возникающие в это время историко-философские концепции неизбежно становились консервативными и традиционалистскими, если выступали против революции и отрицали роль и значение наполеоновской эпопеи для формирования нового общества.

Возникший конфликт личности с миром нашел свою парадоксальную интерпретацию в творчестве английского публициста и философа Томаса Карлейля, который в произведении «Герои, культ героев и героическое в истории» (1840) признал основным и решающим влияние выдающейся личности на историю, а роль народа свел к предельно подчиненной функции.

Активность реакционной историософии периода реставрации и реакции после событий 1848 г. способствовала консолидации сторонников прогресса для защиты идеалов революции и прав народов на действие.

Наметившийся в середине XIX в. новый этап в понимании роли личности и масс в истории сказался, прежде всего, в характерном переключении интереса философов на общественную проблематику, на роль больших человеческих коллективов. Это своеобразное раскрепощение людей привело, в свою очередь, к признанию борьбы общественных сил. В этом понимании не великие личности, а сама история классовой борьбы выступает носителем прогресса человечества.

Это убеждение нашло отражение в прогрессивных трудах тех историков периода реставрации, которые открыто утверждали, что современное общество сформировалось в процессе классовой борьбы эпохи средневековья.

Данное воззрение нашло поддержку у французских утопистов (особенно Фурье), резко критиковавших буржуазное общество и тем самым выражавших убеждение, что это общество является переходным, предшествующим возникновению социалистического общества, к которому они указывали утопический путь.

Исторический материализм признавал волю и труд людей основными двигателями прогрессасознание классов и общественных слоев понималось ими как отражение материального бытия.

Историзм по праву считается одной из ключевых проблем творчества Пушкина. Именно историзм, духом которого проникнуты творения поэта, открыл в литературе невиданные прежде возможности художественного постижения действительности, внёс живое и трепетное ощущение динамики и непрерывности исторического процесса, стал основой реалистического метода. Б. В. Томашевский отмечал, что «историзм не является врождённой чертой творческого облика Пушкина, особенностью, с которой он родился"1.

Историзм формировала эпоха, время, отмеченное повсеместным и необычайным пробуждением исторического сознания, исторических интересовон был тесно связан с общим движением западноевропейской и русской фи-лософско-исторической мысли.

Обозначившаяся с конца XVIII в. новая эпоха национально-освободительных движений, грандиозных потрясений и сдвигов в судьбах народов и государств дала мощный толчок к формированию исторического мышления. На смену рационалистическим и метафизическим концепциям XVIII в. приходят идеи исторической закономерности, признание власти исторических законов, понимание исторического процесса в его внутреннем.

1 Б. В. Томашевский Б.В. Историзм Пушкина. В кн.: Томашевский Б. В. M.-JL, 1961, кн. 2. — С.155. единстве, в динамике.

С этого времени начинается усиленное развитие общеевропейской исторической мысли, расцвет исторической науки. С одной стороны, происходит сближение истории и философии, наблюдается обострённый интерес к вопросам исторической методологии, к проблемам философии истории. С другой стороны, идет сближение истории с социальными изысканиями. Социальность становится существеннейшим признаком исторического сознания, исторического мышления.

Сложный процесс формирования исторического метода, тесно связанный с общим движением исторической мысли, нашёл своё отражение и в России. С 1825 года, когда открытая политическая борьба была невозможной, как никогда прежде, обострилось внимание к проблемам философского, исторического, морального порядка. Отсюда — широкое распространение философских знаний среди интеллигенции. Философия была призвана найти метод для решения важнейших вопросов действительности.

В этих условиях само развитие исторических знаний тесно сплелось с философией. В первую очередь предстояло определить методологические принципы исторического исследования, выработать новое качество исторического мышления. Поэтому особую остроту и актуальность в русской общественной жизни этих лет приобретают вопросы философии историиобнаруживается стремление приложить общие философские принципы к истории человечества, выяснить характер и смысл исторического процесса и места в нем человеческой личности, народа, государства.

Само понятие философии истории оказалось при этом многозначным: в него вкладывалось различное содержание, различный смысл.

В первую очередь речь шла о выработке наиболее общих, теоретических принципов понимания исторического процесса. Вместе с тем очень скоро стало очевидным, что в России 1850-х годов содержание философии истории расширилось, что она все больше выходит за свои непосредственные границы, преломляя важнейшие грани общественного сознания.

Философско-историческая проблематика занимала огромное место в раздумьях и в творчестве А. С. Пушкина. Именно в 30-е годы окончательно складывается система философско-исторических воззрений поэта, представлявшая собой, несомненно, одно из наиболее значительных достижений тогдашней русской философско-исторической мысли.

Пушкиным было сделано до «гоголевского периода» самое главное: решительный поворот к народу как силе, определяющей исторические судьбы науки, и к изображению действительности, осмысленной с точки зрения этих народных и исторических судеб. Поэту принадлежало открытие, в русле которого двигалась в дальнейшем вся русская литература. В частности творчество Гоголя, Лермонтова, Тургенева, Гончарова, Герцена, Некрасова.

Такое же отношение к истории и признание значения отдельной личности и народа должны были затронуть воображение писателей Гете, Вальтера Скотта, Стендаля, Бальзака, Мицкевича, Толстого, Флобера, Пруса и Жеромского. Это открывало перед ними новый захватывающий мир деятельности личности, людей и прогресса. Так историко-философская проблематика проникла из философии в творчество всех больших писателей XIX в. Исследования творчества русских классиков подтверждаются литературоведами XX века1.

Последователи Гете не разделяли его опасений относительно роли непосредственного выражения и интерпретации историко-философских понятий в литературном произведении.

Они, без всяких сомнений, излагали общественную или историко.

1 Скибина О. М. Проблемы историзма Чехова // Филолог, науки. — М., 1986, № 4- Кайго-родов В. И. Об историзме Достоевского // Достоевский. Материалы и исследования. — Л., 1980. Т. 4. С. 27—40- Строганова Е. М. Проблема исторического оптимизма Щедрина // Шестидесятые годы в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина. — Калинин, 1985. Исупов К. Г. Русская эстетика истории. — СПб., 1992; Арденс Н. К вопросам философии истории в «Войне и мире» Л. Толстого. Уч. зап. Арзамасского пед. ин-та. — Арзамас, 1957. Вып. 1- Скафтымов А. Образ Кутузова и философия истории в романе Толстого «Война и мир» // Нравственные искания русских писателей. — М., 1972. — С. 181—217- Бочаров С. Г. «Мир» в «Войне и мире» // Л. Толстой и наше время. — М., 1978. — С. 88−105- Маймин Е. А. Проблема «история — искусство» в творческих исканиях Л. Н. Толстого // Вопр. русс, литературы, 1978, № 4. — С. 161−181- Самышкин А. В. Философско-исторические истоки творческого метода Н. В. Гоголя // Русская литература, 1976, № 2. — С. 50−53. философскую проблематику, необходимую для понимания замысла в целом, иногда писатели переставали говорить художественными образами, заменяя их обширными логическими построениями.

Пример «Войны и мира» Льва Толстого особенно выразителен. Понимание одного из выдающихся произведений мировой прозы представляется почти невозможным без систематического представления об основных историко-философских концепциях, к которым автор непосредственно обращается в своих рассуждениях.

Под заметным влиянием романа JI. Толстого «Война и мир» был создан известный роман «Пепел» С. Жеромского, автор применяет те же самые приемы, лишь несколько смягчая их: он также вводит рассуждения, которые превращают беседы героев в историко-философские построения о значении личности и народных масс в истории.

Эти примеры были уроками и для многих писателей XIX и XX веков, ищущих новые пути и способы выражения волнующего их содержания, но запутывающиеся в историко-философских отступлениях.

JI.H. Толстой охватил историю, выходящую за рамки литературно воссоздаваемого образа «интеллектуальным методом». Он писал свою эпопею «Война и мир», угнетаемый горестным сознанием поражения России в крымской войне. Поэтому он стремился напомнить о достигнутой нелегкой ценой победе над Наполеоном, указать на все добрые и здоровые силы прежней России, чтобы противостоять критическим нападкам на русское общественное устройство и депрессии.

Опыт русских классиков был особенно поучителен для молодой дагестанской прозы, в которой направление ожидаемых перемен или совокупность неких исторических соотношений, содержащихся в художественном образе, требует дополнительного объяснения или подтверждения.

Дагестанские писатели XX века Ю. Гереев и М.-С. Яхьяев писали свои произведения, угнетаемые скорбным сознанием того, как после революции расправились с её творцами, великими людьми Дагестана. А. Абу-Бакар переживает за судьбу людей, которые во время революции и гражданской войны по воле судьбы, а не по своим убеждениям стали по другую сторону баррикады и вынуждены были скрываться под чужими именами во время Великой Отечественной войны и после неё. К. Абуков и М.-Р. Расулов разочарованы переменами в стране в конце XX века, которые обернулись трагедией для многих народов России. М. Атабаев пытался восстановить справедливость и реабилитировать «врагов народа».

В своё время Белинский и Чернышевский выступали против субъективистской теории о ведущей роли личности в истории.

Лев Толстой был сторонником детерминизма. В понимании JI. Толстого история — это необходимость, и никто не может повлиять на то, чтобы некое событие произошло, и ничто не является исключительной причиной события.

Лев Толстой и Стефан Жеромский исключительно высокое место в своей концепции истории отводили народам. Однако то, что они понимали под народными массами, было чрезвычайно различным.

Для Толстого народ, который защитил Россию и привел к победе над Наполеоном, — это Тушины, Денисовы, Ростовы, а не только бездейственно страдающий русский мужик.

Силой, побеждающей в войне за независимость России, является патриотизм народа, крестьянская масса солдат несет на своих плечах всю тяжесть жертв и усилий, поддерживаемая лишь мелким русским дворянством.

Однако для толстовских героев освобождение крестьян — это не столько общественно-экономическая, сколько нравственно-психологическая проблема. Безухов становится сторонником внутреннего возрождения дворянства путем сближения с народом, это должно стать предвестием преображения общественных отношений через возрождение человечества.

Для Ю. Гереева, М.-С. Яхьяева, М. Магомедова исторические фигурыУ. Буйнакский, М. Дахадаев, Д. Коркмасов и др. также являются предвестниками и активными участниками преображения общественных отношений.

Историко-философская тема, рассматриваемая в данном исследовании, проникла из философии в творчество больших писателей XIX — XX веков. Она, явившись интеллектуальным мотивом, последовательно использовалась как в русской литературе, так и в дагестанской.

В этой связи теоретически важны рассуждения Р. Ф. Юсуфова, который говорит о новом типе литературы, который образован в результате «синтеза» двух систем художественности — русско-европейского реализма XVIII—XX вв.еков и песенно-эпической народно-литературной культуры, вынесенной из глубин истории дагестанских народов.

В его же «Истории литературы в культурфилософском освещении» отмечено, что «поиски литературной науки конца XX века неотделимы от попыток гуманитарной мысли Европы и России объединить социоестественную и социокультурную историю в общей теории цивилизованного развития человечества"1.

Надо отметить, что обновление эстетической концепции человека, лежащей в основе творческого метода, и прогрессивный смысл демократической философии истории активизировали и литературный процесс Дагестана в конце XX века.

Как отмечает академик Г. Г. Гамзатов, «. .в художественном мышлении аккумулируется исторический, социальный, нравственный опыт народа"2. Такое наблюдение принципиально важно для нас, поскольку в произведениях современной дагестанской прозы историзм как способ мышления о прошлом, явился необходимым для её развития.

Это можно проиллюстрировать яркими примерами из современной дагестанской прозы: «Три Солнца» М.-С. Яхьяева, «Ясновидящий дурак» М.-Р. Расулова, «И Судный день впереди» К. Абукова, «Высшая мера» М. Атабае.

Юсуфов Р. Ф. История литературы в культурфилософском освещении / Р. Ф. Юсуфов, Ин-т мировой литературы им. A.M. Горького. — М., 2005. — С.9.

2Гамзатов Г. Г. Двадцатый век как эпоха национальных литератур и региональных литературных общностей // XX столетие и исторические судьбы национальных художественных культур: традиции, обретения, освоение // Материалы Всероссийской научной конференции. 11−16 октября 2000 г. — Махачкала, 2003. — С. 15. ва.

Данное диссертационное исследование носит характер осмысленияо-пыта и достижений исторической проблематики в прозе народов Дагестана конца XX века.

Цель и задачи исследования

Данная работа, учитывая современный научный опыт, призвана впервые реально представить проблему развития исторической проблематики в дагестанской прозе конца XX века. Именно это определяет характер нашего исследования и его цели:

— рассмотреть проблему развития исторической тематики в дагестанской прозе XX века (история и исторические личности в дагестанской литературе);

— подвергнуть анализу развитие историко-философской проблематики в дагестанской лирической прозе второй половины XX века;

— обратить внимание на историческую эстетику Р. Гамзатова («Мой Дагестан») и осознанный историзм М.-Р. Расулова («Ясновидящий дурак»);

— изучить новый подход к истории 30−40-х годов XX века в дагестанской прозе, а именно эстетическую концепцию исторической реальности в повести А. Абу-Бакара «Исповедь на рассвете» и историко-философские обобщения о периоде сталинских репрессий в историко-документальной повести М. Атабаева «Высшая мера»;

— рассмотреть новые тенденции в современной дагестанской прозе, а именно синтез обобщения философско-исторического исследования в повести К. Абукова «И Судный день впереди»;

— проанализировать действительность, уходящую корнями в прошлое, в произведении К. Миграбова «Годы без весны»;

— определить характер отражения литературного героя;

— исследовать художественные особенности произведений современных авторов, посвященных теме истории.

Основная задача исследования состоит в том, чтобы в ходе литературоведческого анализа творчества писателей раскрыть гуманистическое содержание современной дагестанской исторической прозы.

Научная новизна. Постановка вопроса обусловлена стремлением впервые проследить развитие темы исторической правды в дагестанской литературе. Обратив внимание духовно-нравственный и национально-художественный опыт современной русской и дагестанской литературы, мы подвергли анализу художественные особенности не изученных произведений дагестанской исторической прозы второй половины XX века.

Практическое значение работы состоит в том, что она может быть использована для написания литературоведческих работ и учебников, а также может оказать методологическую помощь студентам и аспирантам филологических факультетов.

Структура и объем работы. Диссертационная работа состоит из введения, четырёх глав, заключения и списка использованной литературы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Проделанный анализ художественных произведений дагестанских авторов XX века Ю. Гереева, Э. Капиева, М.-С. Яхьяева, М. Магомедова, М. Хуршилова, И. Керимова, А. Аджаматова, Р. Гамзатова, А. Абубакара, М.-Р. Расулова и др. привели нас к выводу, что развитие исторической темы в дагестанской литературе XX века соответствует политическим, социально-нравственным переменам в общественной жизни Дагестана и что ко второй половине XX века в творчестве современных писателей всё больше присутствует историко-философское осмысление истории.

1. Картина движения дагестанской художественной мысли второй половины XX века о смысле истории показала, что изучение исторической проблематики произведений дагестанских авторов, чье творчество послужило материалом для развертывания вопросов философского историзма, достаточно показательно. Характерная особенность дагестанской прозы первой половины XX века — это обращение к исторической теме (революция и гражданская война в Дагестане) и к историческим личностям (У. Буйнакский, М. Дахадаев, Д. Коркмасов и др.).

Если Ю. Гереев, М. Магомедов, М. Хуршилов в своих произведениях лишь пытаются рассказать о главных исторических событиях начала XX века, показать и воспеть героев революции, то М.-С. Яхьяев в своей исторической прозе больше тяготеет к историко-философским размышлениям и через деятельность героев революции стремится понять и осмыслить значение революции.

2. Мы убедились в гуманистической направленности дагестанской мысли об истории. О чем бы ни шла речь в произведениях дагестанских авторов (Восток и Запад, культура и цивилизация, человек и государство, религия и народ, горец и революция, индивидуум и общество, прошлое и современность), она движется в контексте проблемы личности, ее судьбы, ее будущего.

Какой бы ни была история, которую можно отвергать или оправдывать, она может быть трагической или итогом выбора нации, в ней может быть открыта власть случая, развернуться характер нации, обрисоваться будущее. Поэтому современные дагестанские писатели постоянно пытаются приобщиться к истории и постигать её эстетическую сущность.

3. Произведение Р. Гамзатова «Мой Дагестан» отражает глубину проникновения писателя в духовную атмосферу исторического времени. Сущность поэтического миропонимания выражается в масштабности проникновения Р. Гамзатова в прошлое, историю, в умении правдиво раскрыть новые грани исторического и духовного опыта свого народа, оценить этот опыт с позиций своего времени.

Так национальным свойством дагестанского исторического сознания становится восприятие прошлого как художественного произведения, а его творцов — как художников.

Во многих произведениях дагестанских писателей XX века утверждается положение об альтернативной природе исторического процесса.

4. Дагестанская философия истории, как и русская — «антроподицея» по преимуществу, так как оправдание личности у писателей уступает место оправданию мира. Интересна и мысль о продолжающемся саморазвитии (биологическом и духовном) человека.

Главным источником художественного движения, источником саморазвития литературного произведения является противоречивое единство изображаемой жизни и авторской личности, которая путем постижения и восприятия глубинных слоев бытия человека формирует в процессе художественного творчества свое понимание человека и мира, человека и истории.

В произведении А. Абу-Бакара «Исповедь на рассвете» историко-философские размышления автора обнаруживаются в системе конкретных, нередко разнонаправленных ориентаций героев, в художественных конфликтах, в развитии характеров. По существу, в этом произведении довольно чётко прозвучали две темы: своеобразная романтическая тема «молчания истории» и тема прошлого как принципиально нечитаемого текста.

5. В современной дагестанской литературе история получает эстетическое оправдание и эстетический смысл, а в истории личности она представляет органический рост красоты мира и человека в нем. Смысл истории как и в произведениях русской художественной классики, так и дагестанской современной литературы состоит в творческом самораскрытии во времени его человеческого содержания — личности с даром эстетического дерзания. Именно таким образом благородная традиция понимания смысла истории перешла к дагестанским писателям-мыслителям конца XX в.

Современные дагестанские писатели отказались от ряда изживших себя лжедемократических и догматических принципов реализма и передали в своих произведениях подлинные чувства и переживания.

Писатель и критик К. Абуков понимает историю эвристически и знает, что непредсказуемое будущее всегда больше упреждающих и подготавливающих его нередко программных установок идеала. Альтернативно-эвристический историзм писателя новаторски сочетает идеал с ирониейитоговым порождением такого сочетания выступает понятие «ирония истории».

В произведении М.-Р. Расулова «Ясновидящий дурак» успешно синтезируются накопленный опыт художественного историзма, научная философская мысль человечества, традиции и духовный опыт дагестанского народа и дагестанской прозы XX века.

Синтез вызвал появление новых типов художественной образности, новых направлений и жанров: историко-философских, опытов художественного исследования и, в частности, появление историко-документальной повести М. Атабаева «Высшая мера».

Внутреннее содержание истории — это стихия актуальных детерминаций нынешнего и будущего, источник исторической новизны. Сочетание новых веяний жизни с реликтами непродуктивного прошлого образует «внешнее» в настоящем. Такие противоречия между «внутренним» и «внешним» (логикой и феноменом) составляют центральный объект художественного историзма произведений Х. Алиева «Пора листопада» и К. Миграбова «Годы без весны».

Итоговая философско-историческая формула современной дагестанской прозы примерно такова: через самоотторжение природы формируется новый событийный человеческий мир, а также историческое время как смысл этого мира и как созерцатель эпохальных драм двадцатого века.

С высоты современного понимания необходим такой уровень прочтения дагестанской литературы, когда за реконструкцией менталитета открывается новый ценностно-смысловой кругозор героя и эпохи. Незавершенность современного дагестанского литературного процесса, мобильность литературоведческих и критических оценок сказываются на характере обобщений и выводов. Поэтому мы не стремились охватить все аспекты предмета, а обозначили логику современного дагестанского художественного и литературоведческого развития, и эту задачу мы попытались решить, отказавшись от унифицирующих толкований при условии нового прочтения произведений национальной классики и новейшего времени.