Образ Великого Новгорода в общественной мысли России

Актуальность темы

Для научного социально-гуманитарного познания нашего времени характерно повышенное внимание к изучению состояния и структур общественно-исторического сознания. Это не случайно. В условиях современной культурно-исторической ситуации с ее непрерывно углубляющимся интересом к гуманитарному содержанию истории, к осознанию индивидом и обществом в целом окружающего мира в его современном состоянии и в историческом развитии знание феноменов сознания позволяет полнее и глубже понять характер культуры и исторические судьбы стран, народов и составляющих их социумов1.

Среди важнейших направлений научного исследования общественно-исторического сознания выделяется познание конкретных его проявлений. Такие проявления нередко рассматриваются в современной исторической науке в качестве мест памяти общества. Весьма большой опыт исследования национального исторического сознания в контексте подобных проявлений накоплен во французской историографии конца XX века, когда в качестве знаковых его явлений рассматривались некоторые его конкретные выражения. К ним, например, относится изучение памяти о французской народной героине Жанне д’Арк, о солдате Шовене, с именем которого вообще оказалось связано понятие о шовинизме, о других его явлениях2. Такое направление в изучении общественно-исторического сознания представляется весьма плодотворным. Оно позволяет вести его на конкретном материале, что делает положения и выводы доказательными и представляющими не только научный, но и глубокий общественный интерес. По пути такого конкретного исследования отечественного общественно-исторического сознания идет современная российская историография.

1 См.: Образы прошлого и коллективная идентичность в Европе до начала Нового времени/Сб. ст. отв. ред. и сост. Л. П. Репина. — М.: Кругь, 2003. С. 4.

2 См.: Винок М. Жанна д’Арк//Франция-память/П. Нора, М. Озуф, Ж. де Пюимеж, М. Винок. Пер. с фр. Д. Хапаевой. Науч. коне. пер. Н.Копосов. — СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 1999. С.225−295- Пюимеж де Ж. Солдат Шовен//Франция-память. С. 186−224.

Удачным образцом такого исследования может служить изучение в нем отдельных исторических образов русского прошлого — Александра Невского, Ивана Сусанина, целого ряда известных образов новейшей российской истории3.

Одним из таких устойчивых образов русского исторического сознания являлся в дореволюционный период отечественной истории и отчасти является до сих пор средневековый Великий Новгород. Образ этого города, долгое время занимавшего особое положение в жизни русских земель, едва ли, конечно, может быть относится к наиболее сильным его образам и выражениям. Несомненно, что к таким более сильным образам, с исключительной глубиной запавших в историческую память русского общества, относятся образы Петра Великого и Ивана Грозного, потрясений Смуты начала XVII века, образы мощных народных восстаний и предводителя одного из них — Степана Разина, героев 1812 года. Только однажды, в 1862 году, когда отмечали «тысячелетие России», Новгород с его богатейшей историей выступал на первом плане в проводившихся русским правительством юбилейных кампаниях4. Тем более, что он уступает образам, связанным с бурными событиями новейшей отечественной истории. Но, несомненно, в то же время, что образ Великого Новгорода также относится к весьма значимым и интересным историческим образам. Он отличается и не может не привлекать внимание своей исключительной многогранностью. Во всяком случае, он неразрывно связан с такими глубокими его основами, как истоки русской государственности и крещение Руси, как противостояние внешней агрессии на северо-западных рубежах Руси. Он также связан с исторической памятью о вольном вечевом устройстве внутренней жизни и.

3 См.: Зонтиков Н. А. Иван Сусанин: легенды и действительность//Вопросы истории. 1994. № 11- Данилевский И. Н. Русские земли глазами современников и потомков (ХИ-Х1У вв.). Курс лекций. — М.: Аспект Пресс, 2000.

4 См.: Соловьев В. М. Анатомия русского бунта. Степан Разин: мифы и реальность. — М.: ТИМР, 1994; Тартаковский А. Г. Неразгаданный Барклай. Легенда и быль 1812 года. — М.: Археографический центр, 1996; Троицкий Н. А. Фельдмаршал Кутузов: мифы и факты. — М.: Центрполиграф, 2003; Цимбаев К. Н. Феномен юбилеемании в русской общественной жизни конца XIX — начала XX века//Вопросы истории. 2005. № 11. С. 98−108. стремлением к ее сохранению в условиях наступления со стороны московского самодержавия, о погроме города опричниками Ивана Грозного.

Совершенно очевидно, что всякое историческое сознание основывается на определенной системе общественно-исторических ценностей, характерных для каждого культурно-исторического социума. В этой связи исследование его конкретных проявлений, в том числе такого, как Великий Новгород, позволит более полно, глубоко и конкретно представить ценностную ориентацию этого сообщества, его идеалы в прошлом и, соответственно, в настоящем. Образ Великого Новгорода в русском историческом сознании тесно связан с разнонаправленными ценностными ориентирами русского общества, которые при определенных социокультурных условиях вступали в самое резкое противостояние друг с другом. К таким ориентирам, связанным с образами и сюжетами в историческом сознании новгородской истории, могли относиться ценности этатистского и конфессионального характера, когда в качестве ценностей выступали государство и религия, которые относятся к ценностям весьма консервативного характера. В качестве ценности могла выступать независимость от иноземной власти и способность общества решительно отстоять ее в вооруженной борьбе, которая основана на ценности патриотизма. Иного рода ценности основаны на представлении о предпочтениях вольности и внутренней свободы сообщества, на способности его осуществить в собственной политической практике идеалы вечевого демократического устройства, отстаивать такие идеалы от посягательств на них со стороны формировавшегося самодержавия, объединявшего русские земли вокруг Москвы. С ними связано неприятие всякого деспотизма и насилия над обществом и отдельной личностью, что основано на признании свободы как одной из наиболее важных общественно-исторических ценностей. Все эти ценностные ориентиры и установки находили свое проявление в истории Великого Новгорода и в исторической памяти о нем.

Изучение образа Великого Новгорода в русском историческом сознании позволяет вместе с тем уяснить, как социокультурные условия, складывавшиеся на разных этапах его развития на протяжении длительного периода XVIII — начала XX веков, воздействовали на состояние и эволюцию системы общественно-исторических ценностей, содействовали появлению и распространению альтернативных взглядов на разные стороны новгородского средневекового прошлого. И, тем самым, отношение к историческому образу Великого Новгорода позволяет более глубоко и конкретно уяснить отношение к этим ценностям в разных слоях русского общества.

Таким образом, выделяются три аспекта, которыми определяется актуальность поставленной проблемы. Первый из них связан с тем, что она являются частью более общей и актуальной в научном к общественном отношении истории русского общественно-исторического сознания нового времени. Второй вызван связанным с этой проблемой непосредственным интересом к внутреннему содержанию образа такого своеобразного феномена русского средневековья, как Великий Новгород, который складывался в русском историческом сознании XVIII — начала XX веков. Третий связан с интересом к трансформациям на протяжении этого длительного времени в развитии истории и духовной культуры страны этого образа, который не был одинаков в русском общественно-историческом сознании и который менялся в соответствии с изменениями культурно-исторической ситуации в России нового времени.

Историография. Специального исследования, посвященного образу Великого Новгорода в общественной мысли России XVIII — начала XX века на сегодняшний день нет.

Один из первых примеров оценки исторических трудов предшественников по проблемам, связанным с Новгородом, представляет собой сочинение М. В. Ломоносова «Замечание на диссертацию Г. Ф. Миллера «Происхождение имени и народа Российского» «. В ней подробно указываются недостатки и неточности в описании исторического прошлого Новгородской земли. Относительно прошлого Великого Новгорода Ломоносов указывает на то, что «он [Г. Ф. Миллер — В. А.] весьма смешням образом из Гостомысла сделал Гостомила"5. Сам этноним «русь», который по Миллеру берет начало в правление Рюрика, Ломоносов характеризует как привнесенный пришельцами с севера названием племени, «а по ним и новгородские славяне и прочие назвались русью». Общим тезисом, по мнению М. В. Ломоносова, у него и Г. Ф. Миллера является констатация того, что «Рюрик с братьями был сродник князьям славенским"6, хотя напрямую Миллер в своей диссертации этого не указано. В свою очередь, Г. Ф. Миллер в своем труде «О народах, издревле в России обитавших» критически проанализировал в части посвященной Новгороду сочинение шведского историка Далена. В результате, Миллер пришел к выводу о том, что «Дален употребил в свою пользу эпоху варяжскую. Посланники Новгородские выпросили себе Князя у Шведских Королей в Упсале. чтобы Россия по причине такого коленопреклонения оказалась под Шведскою державою и покровительством"7.

И. Ф. Г. Эверс в своем сочинении «Древнейшее русское право в историческом раскрытии», прямо опирается на труд А. Л. Шлецера. Эверс использовал наследие этого автора в качестве источника сведений из древнерусских летописей, что позволяет сделать вывод о высокой оценке им труда этого историка.

Большое значение в контексте исследуемой темы имеет сочинение И. Красова «Разбор мнений о населении древняго Новагорода». В ней автор сопоставлял современные ему исследования, посвященные историческому прошлому Великого Новгорода. Как отмечает сам автор, причина написания.

5 Ломоносов М. В. Замечания на диссертацию Г. Ф. Миллера «Происхождение имени и народа Российского"//Избранные произведения. Т. 2. История, филология, поэзия. — М.: Наука, 1986. С. 18−22. С. 20.

6 Там же. С. 22.

7 Миллер Г. Ф. О народах, издревле в России обитавших. С Немецкаго на Российский язык переведено Иваном Долинским. Вторым тиснением. — СПб.: При Императорской Академии наук, 1788. С. 100. о исследования — «разногласие этих писателей». Собственно глубокому разбору подвергается лишь один вопрос — «какая была причина, что Новгород в древности играл такую значительную роль». Для ответа, по мнению автора, необходимо было «взять во внимание и состояние. населения, нравственные свойства жителей"9. Вопрос о количестве народонаселения в Новгороде имел взаимно противоположные варианты ответа. Так, И. Нероков «полагает, что Новгород в высший период своего существования имел более 400,000 жителей"10. Его позицию опровергает Н. Муравьев, который «думает, что в древнем Новгороде было не более 8,000 жителей обоего пола и всякого звания». Кроме того, Красов приводит и третью позицию, «где говорится о том, что на одном только пространстве, которое обнесено валом, могло быть до 20,000 жителей"11. Это позиция присутствует в сочинении «Исторические разговоры о древностях Великаго Новагорода». В целом, основываясь на тезисе о том, что «предание, неподкрепленное положительными доказательствами, не может служить ручательством истины"12, а также на анализе летописных сведений, Красов делает вывод о том, что «мнение Автора брошюры «Трое суток в Новгороде» [И. Нерокова — В. А.] по-видимому, правдоподобно"13.

Некоторые выводы Н. И. Костомарова относительно Новгорода, в частности о происхождении племени и названия «русь» подверг критике М. П. Погодин. Он указывал, что «племена жили порознь, имели свои имена: какой мог быть тут признак единения под общим для всех названием Руси"14. Критически оценивал Погодин объяснение Костомаровым причин ежегодных выплат варягам новгородцами, называл эти выплаты.

8 Красов И. И. Разбор мнений о населении древнего Новагорода//ЖМНП. 1854. № 2. Т. 81. С. 108−142. С. 108.

9 Там же. С. 108.

10 Там же. С. 108−109.

11 Там же. С. 109.

12 Там же. С. 110.

13 Там же. С. 109.

14 Погодин М. П. О статье «Единодержавие в России» (Вестник Европы. 1870. Ноябрь)//Борьба не на живот, а на смерть с новыми историческими ересями. — М.: Типография Ф. Б. Миллера, 1874. С. 177. полюбовной платой"15 и подчеркивал, что использование термина «дань» недопустимо. В таком случае «Новгород находился до смерти Ярослава в подданстве у Скандинавов"16. Он не принимал также предположение Н. И. Костомарова об откупе варягам, проплывающим через новгородские земли на службу в Грецию. Невозможно, указывал он, «вообразить о том, что Варяги, всякий год аккуратно ходили на службу в Грецию или Киев, и получали определенную сумму в триста гривен для них заранее подготовляемую за то, чтоб по дороге не буянили"17. В целом оценка М. П. Погодиным взглядов Н. И. Костомарова на Новгород была весьма негативной.

Анализ сочинений предшественников имеет место в «Лекциях по русской истории» С. Ф. Платонова. Он указывал, что после смерти Петра I, началась ученая разработка историческаго материала, и первыми деятелями на этом поприще явились ученые немцы. из них прежде всего следует.

18 назвать Иоганна Сигфрида Байера". С ними он связывал постановку вопроса о происхождении государственности на Руси, касающейся Великого Новгорода. Платонов обращал внимание на исключительно высокую оценку в труде Н. М. Карамзина «История государства Российского» Ивана III, который был отнесен им к деятелям, ознаменовавшим «переходные моменты в нашей истории"19. Такая оценка Карамзина основывалась на завершении при Иване III объединения русских земель и свержении власти Орды. И первое, и второе было невозможно без решения проблемы независимого существования Великого Новгорода. Положительно оценил Платонов выводы диссертации С. М. Соловьева «Об отношении Новгорода к великим князьям». По оценке Платонова, «система Соловьева была талантливо.

15 Погодин М. П. О рассуждении «Предания первоначальной русской истории» (Вестник Европы. 1873. Январь)//Борьба не на живот, а на смерть с новыми историческими ересями. — М.: Типография Ф. Б. Миллера, 1874. С. 217.

16 Там же. С. 216.

17 Там же. С. 217.

18 Платонов С. Ф. Лекции по русской истории проф. С. Ф. Платонова. Издал Ив. Блинов. Изд. 8-е. Исправленное и дополненное. — СПб.: Сенатская типография, 1913. С. 7.

19 Там же. С. 10. поддержана К. Д. Кавелиным в нескольких его исторических статьях"20. Но сочинение Н. Д. Чечулина в статье «Из истории русского города XVI века»,.

21 указывая на «неполноту изложения» фактического материала, связанного с Новгородом, Платонов критиковал. Например, описывая развитие системы землевладения в Новгороде после присоединения его Москвой и изменения социальной структуры населения, Чечулин писал о земцах, которые, по мнению Платонова «перестали уже существовать как особый класс"22.

На проблему освещения истории Великого Новгорода в исторических сочинениях XVIII — XIX века обращал внимание М. О. Коялович23. Он указывал на использование историками XIX в. в качестве источника труда А. Л. Шлецера. Такое использование он считал неправильным24.

В «Курсе русской истории» В. О. Ключевский выделял в отечественной исторической науке «два различных взгляда на начало нашей истории». Основоположником первого из них является Шлецер, позиция которого впоследствии была развита в сочинениях Н. М. Карамзина, М. П. Погодина, С. М. Соловьева. Основной тезис этих исследователей Ключевским формулируется следующим образом: «до прихода варягов, на обширном пространстве нашей равнины, от Новгорода до Киева по Днепру направо и налево, все было дико и пусто, покрыто мраком: жили люди, но без правления"25. Второй взгляд, появившийся в XIX веке, представлен работами И. Д. Беляева и И. Е. Забелина. По их мнению, «восточные славяне искони обитали там, где знает их наша Начальная Летопись. ученые этого направления изображают долгий и сложный исторический процесс, которым из первобытных мелких родовых союзов вырастали. целые племена, среди племен возникали города, из среды городов поднимались главные, или.

20 Платонов С. Ф. Сочинения. Т. I. Статьи по русской истории (1883−1912). Изд. 2-е. — СПб.: Типография М. А. Александрова, 1912. С. 18.

21 Там же. С. 97.

22 Там же. С. 96.

23 Коялович М О. История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям. -Мн.: Лучи Софии, 1997; Коялович М. О. Разбор критики Д. Корсакова на сочинение «История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям» и уяснение современнаго состояния науки русской истории. Соч. М. О. Кояловича. — СПб.: Типография А. Суворина, 1885.

24 Коялович М. О. История русского самосознания. С. 162.

25 Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч. I. — М.: Мысль, 1987. С. 117. старшие, города, составлявшие с младшими городами или пригородами племенные политические союзы полян, северян и других племен, и, наконец, главные города различных племен приблизительно около эпохи призвания.

Л/" князей начали соединяться в один общерусский союз". При этом Новгород, у представителей как одного, так и второго взгляда, в качестве места призвания варяжских князей, безусловно, является одним из важнейших регионов, история которого коренным образом повлияла на дальнейшую судьбу Руси.

Критический взгляд на господствовавшую во второй четверти XX века концепцию М. Н. Покровского высказал А. В. Арциховский. Он при этом основывался на идее феодального характера средневекового Новгорода, а не на концепции торгового капитала. Особое направление в рамках изучения Великого Новгорода представляет история Новгородской земли в составе Московского государства. Среди таких исследований следует выделить монографию А. П. Пронштейна «Великий Новгород в XVI веке». В ней подробно анализировалась предшествующая историографическая традиция. Автором был сделан вывод о том, что «историки середины XIX в. — С. М. Соловьев, Н. И. Костомаров и др. — мало интересовались вопросами об экономическом положении Новгорода в XVI в., так как, по их мнению, самостоятельная история Новгорода заканчивалась с присоединением его к.

ЛО.

Москве"-. Он отмечал, что в дореволюционной исторической науке подчеркивалось, что поход Ивана IV стал причиной постепенного упадка Новгорода. Оценки сочинений предшественников в достаточно лаконичной форме, но от этого не менее точно, изложены в монографии В. Н. Вернадского «Новгород и Новгородская земля в XV веке». В монографии указывается на различные направления изучения Прошлого Великого Новгорода: внутренняя история Новгорода, социальная история, изучение.

26 Ключевский В, О. Курс русской истории. Ч. I. С. 118.

27 См.: Арциховский А. В К истории Новгорода//Исторические записки. 1938. № 2. С. 108−109.

28 Прошитейн А. П. Великий Новгород в XVI веке. — Харьков: Издательство Харьковского государственного университета, 1957. С. 42. русских летописей. Как указывал Вернадский, «почти все представители дворянской и буржуазной исторической науки XVIII — XX вв. высказали свое.

29 суждение по этому вопросу". Ю. В. Кривошеев отмечает, что «тема средневековых взаимоотношений Москвы и Новгорода в большей степени.

30 зависела от личных предпочтении автора" .

В. П. Козлов обращал внимание на неоднозначность образа Марфы посадницы, созданного в конце XVIII века в неопубликованном труде по русской истории И. П. Елагина, на отсутствие у этого историка резко негативного отношения к республиканскому прошлому Новгорода31.

В. А. Варенцов и Г. М. Коваленко указывали на существование определенных стереотипов в изучении новгородской истории. Это сформировавшееся в отечественной дореволюционной историографии и воспринятое советской исторической наукой, представление о том, «что падении Новгородской республики означало конец новгородской истории"32. Такое мнение присутствует, отмечали они, и в литературных произведениях.

Подробный историографический обзор, с привлечением литературных источников, давал в своей монографии «Вольный Новгород. Общественно-политический строй и право феодальной республики» О. В. Мартышин33. Автор в хронологической последовательности располагает рассматриваемых авторов. Характерно, что он не делал принципиальной разницы между историческими сочинениями и литературными произведениями. Тем самым он признает равнозначность этих двух групп источников для формирования общественной мысли российского общества. Мартышин привлекает только сочинения, в которых речь идет о независимом Новгороде, до его присоединения к Московскому княжеству. Дальнейший период.

29 Вернадский В. Н. Новгород и Новгородская земля в XV веке. — М.-Л.: Издательство Академии наук СССР, 1961.С. 11.

30 Кривошеев Ю. В. Москва и Новгород (1456 — 1478 гг.) в новейшей исторической литературе: спорные вопросы/ЛЯжелбицкий мир: материалы научно-практической конференции, посвящ. 550-летию подписания Яжелбицкого мира. — Валдай: б. и., 2006. С. 3−9. С. 3.

31 Козлов В. П. Российская археография в конце XVIII — первой четверти XIX века. — М.: РГГУ, 1999.

32 Варенцов В. А. Хроники «бунташного» века. Очерки истории Новгорода XVII века/Варенцов В. А., Коваленко Г. М. — Л.: Лениздат. 1991. С. 4.

33 Мартышин О. В. Вольный Новгород. Общественно-политический строй и право феодальной республики. М.: Российское право, 1992. существования Новгорода в монографии опускается, что является частью общей тенденции освещения Истории Новгорода.

Подробно анализировал ход развития в отечественной исторической науке взглядов на призвание новгородцами варягов И. Я. Фроянов. Он отмечал, что «события, происходившие в Новгороде во второй половине IX в., многим дореволюционным историкам казались поворотными в судьбах государства и политической власти в России"34.

На прочность позиций «ультранорманизма» в дореволюционной отечественной историографии и на связь ее с представлением о роли Новгорода как колыбели российской государственности указывал в о ^ предисловии к сочинению С. А. Гедеонова «Варяги и Русь» В. В. Фомин. Он подчеркивал противоречия между Ломоносовым и академиками-немцами, а также указал на роль М. П. Погодина в формировании исторических взглядов 30−40-х гг. XIX века.

Таким образом, в историографии содержатся характеристики и оценки взглядов историков на некоторые стороны истории Великого Новгорода, относящиеся по преимуществу к призванию варягов и к присоединению Новгорода к Московскому государству при Иване III. Общая проблема Великого Новгорода в русском историческом сознании нового времени как одного из значимых мест национальной исторической памяти, до сих пор, между тем, не поставлена. Постановка такой проблемы предполагает рассмотрение в ее контексте не только этих, но и других исторических сюжетов, на основе интеграции которых в сознании и воображении русского общества нового времени сформирован исторический образ Великого Новгорода. Это также предполагает исследование не только трудов историков, но и других произведений культуры, в которых образ этого.

34 Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия. — СПб.: Издательство С.-Петербургского университета, 1992. С. 4.

35 Фомин В. В. Российская историческая наука и С. А. Гедеонов//Варяги и Русь. В 2-х частях. Изд. 3-е, дополненное главами из третьей части. — М.: Русская панорама, 2005. С. 8−56. С. 10. средневекового города, занимающего особое место в русском историческом сознании, также нашел свою репрезентацию.

Исторические сюжеты широко использовались в литературе и изобразительном искусстве. В большинстве случаев, литературоведы и искусствоведы анализируют творчество конкретного автора или группы авторов, технические приемы, мотивы, ставшие причиной написания того или иного произведения. Связь с предшествующей традицией прослеживается на уровне общих тенденций. Случаи анализа развития конкретной темы или образа в литературе или искусстве крайне редки.

В литературе и изобразительном искусстве XVIII — начала XX века образ Великого Новгорода мог быть интерпретирован в различных ракурсах. Во-первых, исходя из специфики понимания этого образа в общественной мысли России обозначенного периода, он мог пониматься в качестве метафоры свободы. Такая трактовка имела место, но подробные исследования «дискурса свободы в русской трагедии последней трети XVIII — начала XIX века» не проводились.

Сведения о развитии «новгородской» тематики в русской литературе можно почерпнуть из рецензий критиков XIX — начала XX века.

И. А. Крылов в статье, посвященной пьесе П. И. Сумарокова «Марфа Посадница, или Покорение Нова-града», задается вопросом: «любовь или.

XI ненависть хотел возбудить в нем [читателе — В. А.] к Марфе". Вопрос этот проистекает из противоречивости характера и действий главной героини.

В статье «Сочинения Константина Масальского» В. Г. Белинский писал, что подражание таким произведениям, как «Марфа Посадница» Н. М. Карамзина — анахронизм и «верх нелепости», но признавал, что «назад тому пятьдесят лет нужен был человек необыкновенного таланта, чтоб создать и.

36 Куницына Е. Н. Дискурс свободы в русской трагедии последней трети XVIII — XJX в. Автореф. дис.. кандидата филологических наук. — Екатеринбург. 2004. С. 7.

37 Крылов И. А. Марфа Посадница, или Покорение Новаграда (Драма в трех действиях, напечатана в С. Петербурге 1807 года)//Сочинения в 2-х т. Т. 2. — М.: Правда, 1956. С. 361−362. С. 362.

38 Белинский В. Г. Сочинения Константина Масальского//Собрание сочинений в 9 т. Т. 7. Статьи, рецензии и заметки (декабрь 1843 — август 1845). — М.: Художественная литература, 1981. С. 535−542. С. 540. надолго утвердить такой слог в русской литературе", каким пользовался Н. М. Карамзин.

Выражая свое отношение к сочинению А. Ф. Вельтмана в статье «О господине Новгороде Великом. А. В.», В. Г. Белинский восхищался тем как «он [А. Ф. Вельтман — В. А.] переселяет вас в эту глубокую древность, рассказывая о ней были и небылицы: пока читаете вы эти небылицы, вы от души верите им». Одним из основных достоинств сочинения Вельтмана он признавал, что в конце имеется «несколько страниц ученых примечаний», в которых автор представляет читателю свои этимологические изыскания по поводу происхождения названий некоторых географических объектов, которые «только одна ученая их форма мешает вам принять их за прелестные поэтические грезы"40.

Трагедия «Марфа Посадница Новгородская» М. П. Погодина оценивалась положительно А. С. Пушкиным, выделявшим ее из ряда драматических произведений первой трети XIX века, указывая на то, что «перед нами, однако ж, опыт народной трагедии"41. Создавая свое произведение, Погодин «имел целию развитие важного исторического происшествия: падения Новагорода, решившего вопрос о единодержавии России». В качестве одного из главных героев трагедии Пушкин определял «Новгород, коего черты надлежало угадать"42 царю Иоанну. Подчеркивается, что поэт, «беспристрастный, как судьба, должен был изобразить. отпор погибающей вольности, как глубоко обдуманный удар, утвердивший Россию на ее огромном основании"43. Все задачи, которые должен был выполнить автор, им были успешно реализованы, что неоднократно подчеркивается рецензентом.

39 Белинский В. Г. Тайна жизни. Соч. П. Машкова//Собрание сочинений в 9 т. Т. 7. Статьи, рецензии и заметки (декабрь 1843 — август 1845). — М.: Художественная литература, 1981. С. 528−530. С. 530.

40 Белинский В. Г. О господине Новгороде Великом. А. В. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://obelinskom.ru/kritikabelinskogo/126.html (дата обращения 16. 09. 2010).

41 Пушкин А. С. О народной драме и о «Марфе Посаднице» Михаила Погодина//Полное собрание сочинений в 17 т. Т. 11. Критика и публицистика 1819−1834. — М.: Воскресенье, 1996. С. 177−183. С. 180.

42 Там же. С. 181.

43 Там же. С. 182.

В советском литературоведении особое внимание уделялось проблеме развития темы новгородской вольности. В статье Ф. Я. Приймы «Тема „новгородской свободы“ в русской литературе конца XVIII — начала XX в.» была отражена одна из граней образа Великого Новгорода в общественной мысли России, а тема древнего Новгорода и тема новгородской вольности в русской литературе оказались, по сути, тождественны44.

На особенности образов Марфы Посадницы и других исторических персонажей, созданных Н. М. Карамзиным в исторической повести «Марфа Посадница, или Покорение Новагорода», обращала внимание языковед Л. Л. Кутина. Лексический материал и речевые характеристики героев позволяли, с ее точки зрения, видеть в истории присоединения Новгорода к Московскому государству столкновение не только политических позиций, но и морально-нравственных принципов45.

Новгородские сюжеты в русском изобразительном искусстве XVIIIначала XX века рассматривались исследователями в контексте творчества каждого отдельного художника. Обобщающие аналитические исследования^ крайне редки и в основном относятся к советскому периоду. В этой связи особое значение имеют сочинение М. В. Ломоносова «Идеи для живописных картин по российской истории» и статья Н. М. Карамзина «О случаях и характерах в российской истории, которые могут быть предметом художеств. Письмо к господину ЫМ». Можно отметить, что эти сочинения дали толчок и определили направление дальнейшего развития новгородской темы в русском изобразительном искусстве. И у Ломоносова и у Карамзина круг сюжетов по большей части тождественен. Н. М. Карамзин обращал большее внимание на древнюю историю России, отмечая, что «если бы Гостомысл был в самом деле историческим характером, то мы, конечно бы, захотели его изображенияВадим Храбрый принадлежит также к баснословию нашей.

44 Прийма Ф. Я. Тема «новгородской свободы» в русской литературе конца XVIII — начала XIX в.//На путях к романтизму. Сб. научных трудов. Отв. ред. Ф. Я. Прийма. — Л.: «Наука». Ленинградское отделение. 1984. С. 100−138. С. 134.

45 Кутина Л. Л. Историческая повесть Н. М. Карамзина «Марфа Посадница, или покорение Новагорода». Стилистические наблюдения/Ючерки по стилистике. — СПб., 1994. С. 58−107. истории", поэтому, время основания русского государства связано исключительно с князьями Рюриком, Синеусом и Трувором. Оба автора обращали внимание живописцев на летописное предание о попытке Рогнеды-Гореславы убить князя Владимира и о великодушии князя, который «умилясь опустил руки"47, видя попытку сына Изяслава защитить мать. Так же к событиям, связанным с Новгородом, Карамзин причислял и обнародование «Русской правды», которую «вельможи новогородские с видом смирения приемлют"48. М. В. Ломоносов указывал на важность для Руси князя Александра Невского, а именно его победы на Чудском озере. Он предлагал «непристойно изобразить бегущих, как они, стесняясь и проломив тягостию лед, тонут"49. Также Ломоносов предлагал запечатлеть и «Привидение новгородцев под самодержавство"50 великим князем Иваном Васильевичем. Все замыслы картин были реализованы современниками и потомками в большей или меньшей степени, чему в немалой степени способствовала деятельность Академии Художеств.

Среди искусствоведческих исследований советской эпохи следует отметить монографию Д. В. Сарабьянова «Народно-освободительные идеи русской живописи второй половины XIX века». В этой книге автор рассматривал проблему развития освободительных идей в русском изобразительном искусстве. Сарабьянов отмечал, что «об интересе прогрессивных русских художников к революционной мысли свидетельствует прямая связь ряда деятелей искусства с передовыми политическими кружками, с отдельными революционными деятелями"51. Д. В. Сарабьянов не изучал конкретно тему Великого Новгорода в русском.

46 Карамзин Н. М. О случаях и характерах в российской истории, которые могут быть предметом художеств. Письмо к господину МЫ//Сочинения в 2 т. Т. 2. Критика, публицистика, главы из «истории государства Российского». — Л.: Художественная литература. Ленинградское отделение, 1984. С. 154−162. С. 156.

47 Ломоносов М. В. Идеи для живописных картин из российской истории//Полное собрание сочинений. Т. 6. Труды по русской истории, общественно-экономическим вопросам и географии. — М.-Л.: Издательства Академии наук, 1952. С. 365−373. С. 368.

48 Карамзин Н. М. О случаях и характерах в российской истории. С. 159.

49 Ломоносов М. В. Идеи для живописных картин из российской истории. С. 369.

50 Там же. С. 370.

51 Сарабьянов Д. В. Народно-освободительные идеи русской живописи второй половины XIX века. — М.: Государственное издательство «Искусство», 1955. С. 18. искусстве второй половины XIX века. Однако взаимосвязь отмеченных им новгородских сюжетов с народно-освободительными идеями в русской живописи второй половины XIX века несомненна. Кроме того, он подчеркивал, что одной из основных составляющих народно-освободительных идей является «идея борьбы за народные права"52.

Таким образом, новгородская тема в общественной мысли России XVIII — начала XX века развивалась поступательно и равномерно как в рамках исторической мысли, так и в рамках литературы и изобразительного искусства. На это указывали исследования отечественных историков, литературоведов и искусствоведов, отмечающих беспрепятственное взаимообогащение различных сфер общественной мысли идеями и образами. В результате чего в российском образованном обществе шел процесс формирования и развития цельного представления об образе Великого Новгорода в разных сферах духовной культуры России.

Объект исследования — русское общественно-историческое сознание XVIII — начала XX веков, в котором занимал свое место образ средневекового Великого Новгорода. Это относится к общественно-историческому сознанию образованного слоя русского общества, в котором такой исключительно яркий феномен русского средневековья, как Новгород, существовал как живое место памяти. К нему было постоянно привлечено внимание, которое время от времени актуализировалось в связи с особенностями культурно-исторической ситуации определенного времени. Определялись они сложным сочетанием общественно-политических, идеологических и культурно-историографических факторов, при взаимодействии которых побочным продуктом выступал интерес к новгородской истории, выражавшийся в произведениях исторической мысли, литературы и искусства на эту тему. Такой слой русского общества, который выступал выразителем общественно-исторической мысли в новой России, Р.

52 СарабьяновД. В. Указ. соч. С. 295.

В. Иванов-Разумник характеризовал в качестве русской интеллигенции. Несколько менее определенно характеризовался этот слой современным исследователем, видевшим в нем «образованное общество». Это был элемент формировавшегося в тот период в стране «гражданского общества, которое воспринимало себя отдельно от государства"54. Этот слой в XVIIIпервой половине XIX века был дворянским по преимуществу. В характеристике исторической мысли это был период «дворянской историографии"55. В пореформенный период происходило проникновение в среду «образованного общества» разночинского элемента, а историческая мысль получала иную характеристику и рассматривалась как «буржуазная». Это предопределяло определенные трансформации исторического сознания и вело, в частности, к появлению новых мотивов в характеристике исторического образа Великого Новгорода.

Предмет исследования — процесс развития и трансформаций исторического образа средневекового Великого Новгорода в русском общественно-историческом сознании в феноменах российской духовной культуры XVIII — начала XX веков.

Цель исследования — изучение содержания образа Новгорода в общественной мысли России XVIII — начала XX веков, на материалах работ отечественных историков, деятелей общественно-политической мысли и произведений искусства, как динамичного явления культуры.

В процессе достижения поставленной цели предполагается решение ряда задач:

• уяснить на примере Великого Новгорода, рассматривая его как «место памяти», роль историографии в конструировании и деконструкции исторического сознания как динамичного явления отечественной культуры;

53 См.: Иванов-Разумник Р. В. История русской общественной мысли. Индивидуализм и мещанство в русской литературе и жизни XIX в. — СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича, 1907. С. 3, 23.

4 Ермоленко Т. Ф. Патернализм в России (опыт культурно-исторического анализа). — Ростов н/Д.: Изд-во Рост. Ун-та, 1999. С. 69−103. С. 69.

55 Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в Х1У-ХУ веке. — М.: Соцэкгиз, 1960. С. 23.

• путём анализа различных видов источников показать место образа Великого Новгорода в общественной мысли России;

• установить и обосновать место и роль стереотипного образа Новгорода в процессе формирования общерусского историческое сознание во второй половине XIX — начале XX веков;

• показать динамику эволюции образа Великого Новгорода от искусственного до естественного места памяти в историческом сознании и исторической памяти российского образованного общества;

• определить круг сюжетов и образов, составляющих основу образа Великого Новгорода в общественной мысли России XVIII — начала XX века;

• выявить закономерности актуализации той или иной составляющей образа Великого Новгорода на определенном историческом этапе.

Хронологические рамки исследования: XVIII — начало XX века. В свою очередь, этот временной отрезок разделяется на три периода:

1. XVIII — начало XIX века.

2. 1810-е- 1850-е годы.

3. 1860-е годы-1917 год.

Данная периодизация опирается на сложившееся в исторической науке представление об основных этапах в развитии отечественной истории в целом и истории русской общественной мысли. Она содержится в трудах историков уже со второй половины XIX века56 и нашла отражение в отечественной историографии советского периода.

Эти периоды являются вехами в развитии российской исторической мысли, отечественной литературы и изобразительного искусства. Подразделение на «татищевский», «карамзинский» и «соловьевский» периоды57 признается возможным не только для исторической науки, но и для иных форм духовной культуры России. Мысль об определяющем влиянии исторической мысли и творчества выдающегося историка на.

56 Милюков П. Н. Главные течения русской исторической мысли. Т. 1. — М.: ред. журн. «Русская мысль», 1898.

57 См.: Яковлева Н. А. Русская историческая живопись. — М.: Белый город, 2005. историческую науку и на духовную культуру в целом справедливо высказывал за последнее время М. Д. Филин. Он выделял в этой связи в XIX веке четыре эпохи в развитии исторической науки и культуры. При этом «каждой эпохе был придан крупнейший историк, человек с особыми, выдающимися заслугами, как бы символизировавший на определенном.

58 отрезке времени идеал историка как такового" , — отмечал он. Первый период, александровскую эпоху, он связывал с именем Н. М. Карамзина. Второй, николаевский, с Т. Н. Грановским. Третья эпоха, когда крупнейшим авторитетом являлся С. М. Соловьев, пришлась на время правления Александра II. Наконец, последняя эпоха полностью подчинена влиянию В. О. Ключевского. Смена периодов выразилась в образах Великого Новгорода в отечественной общественной мысли и проявлялась в понимании сущности и характера средневекового периода его истории. Если XVIII век являлся периодом, когда преобладала тенденция к максимально точному воспроизведению источников, то в XIX веке имел место стремление к их научному анализу. На основе этого анализа в первой половине XIX века сложилось представление о формировании на Руси двух народностей, одна из которых локализовалась в районе Новгорода. Во второй половине XIXначале XX века прошлое Новгорода стало рассматриваться в контексте развития социальных отношений, отмечалось углубление социального конфликта между меньшими и лучшими людьми новгородского общества и кризис на этой почве вечевого строя. Смена господствующих концепций происходила постепенно, нередко присутствуя одновременно в рамках одного исследования или произведения. Внимание к источникам все больше сказывалось на художественных трактовках образа Великого Новгорода.

На десятые годы XIX в. приходился переход ко второму этапу в развитии образа Великого Новгорода в русском общественно-историческом сознании. Как отмечал М. В. Довнар-Запольский, «вторая половина.

58 Филин М. Д. Люди императорской России (Из архивных изысканий). — М.: НПК «Интелвак», 2000. С. 372. царствования имп. Александра I является периодом мрачной реакции"59 и определял время начала реакции 1812 годом, «хотя верные признаки ее можно найти и в предшествующие ей годы"60. Можно говорить о существовании предпосылок изменений в отечественной общественной мысли уже на рубеже XVIII — XIX веков. Однако последствия развивающегося процесса стали очевидны только в 1810-х годах, когда происходило становление нового мировоззрения и смены поколений во всех сферах общественной мысли России, в том числе в исторической науке, литературе, искусстве. Эти процессы сказывались на формировании образов Великого Новгорода, характер которых приобрел новые черты по сравнению с XVIII веком. Проявлением стало более заметное выражение сочувствие к республиканскому прошлому, к Марфе Посаднице и к ее попыткам отстоять исторические вольности города. В процессе конструкции образа Великого Новгорода в общественной мысли России XIX — начала XX века было исключительно велико влияние Н. М. Карамзина, во многом определившего стереотипы, относящиеся к средневековому Новгороду, которые имели место в XIX — начале XX века. Сказалось также влияние творчества А. Н. Радищева, который первым среди мыслителей нового времени возродивший имевший место в новгородском летописании «новгородский» взгляд на историю вечевой республики. Суть процесса генезиса образа Великого Новгорода в общественной мысли России теоретически отражен в философии И. Канта. Немецкий философ указывал на то, что «преемство, соотносящееся с предшествующим, а не подражание — вот правильное выражение всякого влияния, какое могут иметь на других произведения образцового зачинателя, а это имеет лишь тот смысл, что [преемникам надо] черпать из тех же источников, из которых черпал зачинатель, и научиться у своих предшественников только тому, как браться за это дело"61. Во-первых,.

59 Довнар-Запольскнй М. В. Идеалы декабристов. Профессора М. В. Довнар-Запольскаго. — М.: Типография Т-ва И. Д. Сытина, 1907. С. 3.

60 Там же. С. 3.

61 Кант И. Первая особенность суждения вкуса//Критика способности суждения. Изд. 2-е, стереотипное. -СПб.: Наука, 2006. С. 217. явно прослеживается преобладающее влияние предшествовавших авторитетов. Во-вторых, круг источников, использованных авторами XVIII — начала XX века отличался стабильностью и практически не изменялся.

Существенные изменения в общественной мысли России наблюдались на рубеже 50-х — 60-х годов XIX века, которые были связаны с буржуазными реформами Александра II. В отношении Великого Новгорода выразилось это в новом понимании некоторых традиционных образов и сюжетов средневекового прошлого города. Вместе с тем проявилась еще одна тенденция, опиравшаяся на возрастание интереса к культуре широких слоев населения. По словам И. П. Филевича, сказанным на рубеже Х1Х-ХХ веков, народность — понятие не новое, но лишь в сравнительно недавнее время оно распространилось на всю народную массу, прежде не обращавшую на себя 62 внимания" образованного общества. В результате в разных сторонах духовной культуры России, прежде всего в живописи, отразился интерес к историческим представлениям и образам, характерным для народной культуры, и, в частности, к образам, связанным с Великим Новгородом. Во второй половине XIX века значительное влияние на формирование этого образа в исторической мысли оказывал Н. И Костомаров, развивавший идеи Радищева и Герцена. В трудах С. М. Соловьева и В. О. Ключевского формировалось и закреплялось устойчивое представление об истории Великого Новгорода как о неотъемлемой и глубоко своеобразной части истории России.

Теоретические основы исследования. Проблемы, поставленные в диссертации, в новейшей историографии все чаще изучается через призму исторического сознания и исторической памяти. Автор опирается на теоретические разработки российских, европейских и американских исследователей. На наш взгляд, будет вполне корректно принять то понимание исторического сознания, которое даёт Реймон Арон. Он выделял.

62 Филевич И. П. По поводу теории двух русских народностей. — Львов: Издание «Галицко-русской Матицы», 1902. С. 1. три элемента исторического сознания: осознание диалектики между традицией и свободой, стремление постигнуть реальность или истинность прошлого, чувство того, что связь между социальными организациями и творением рук человеческих не является случайной или не имеющей значения связью, но что она касается самого главного для человека"63. Несколько иное определение предлагал А. Г. Глебов. По его мнению, историческое сознание «представляет собой совокупность идей, взглядов, представлений, чувств, настроений, отражающих восприятие и оценку прошлого во всем его многообразии, присущим и характерным как для общества в целом, так и для различных социально-демографических, социально-профессиональных и этносоциальных групп, а также отдельных людей"64. Данное определение приближает историка к исследовательской практике. Анализируя представления о взаимосвязи индивидуальной памяти и памяти социума, некоторые исследователи предполагают, что люди формируют свои личные воспоминания в зависимости от воспоминаний других, то есть зависит от общества65.

Для исторической памяти, «как для других типов индивидуальной памяти, существенны интерес и актуальность, связь с практическими потребностями настоящего» — такое представление сложилось в отечественной исторической науке. Историческая память, при подобном подходе, предстаёт как некая опора на «» образ прошлого" и знание о прошлом"66 для того, чтобы лучше ориентироваться в настоящем. Особое место в данном процессе отводится историкам, которые «выполняют более общие «просветительские» функции, участвуя в создании музейных.

63 Арон Р. Избранное: измерение исторического сознания. — М.: Росспэн, 2004. С. 56.

64 Глебов А. Г. Альфред Великий и папство: историческое сознание личности в контексте//Культура исторической памяти: невостребованный опыт. Материалы Всероссийской научной конференции. Петрозаводск, 25 — 28 апреля 2003 г. — Петрозаводск, 2003. С. 22 — 29. С. 22.

65 См. подробнее о концепциях содержания и взаимовлияния личной и общественной памяти: Ульберг С. Длинная тень беды: общественная и политическая память о катастрофе//Травмо пункты: Сборник статей/Сост. С. Ушатин и Е. Трубина/Ульберг С., Харт П., Бос С. — М.: Новое литературное обозрение, 2009. С. 247−275- Хальбвакс М. Социальные рамки памяти. Пер с фр. и вступ. статья Сергея Н. Зенкин. — М.: Новое изд-во, 2007.

66 Савельева И. М. Знание о прошлом: теория и история. В 2 т. Т. 1. Конструирование прошлого. — СПб.: Наука, 2003. С. 433. экспозиций, комплектовании библиотек, организации коммемораций, принятии решений о реставрации зданий и памятников и их сносе. Указанные виды активности историков в немалой степени определяют содержание исторической памяти" .

М. В. Бахтин указывал, что «построение моделей исторического процесса [напрямую связанное с исторической памятью — В. А.], как правило, связано с кризисными точками развития истории"68. И. Г. Коновалова, в свою очередь, отмечала, что «историческая память — не просто совокупность свидетельств о прошлом, но целенаправленное осмысление прошлого, значимого для отдельного человека или общества"69.

Сложности в изучении исторической памяти и исторического сознания во многом связаны с противоречием в самой структуре данных явлений. С одной стороны, существует позиция, согласно которой, «истории следовало.

70 начаться там, где останавливалась память". Следовательно, историческая память предстает перед исследователем как неизменяемое явление, которое можно даже охарактеризовать как закостенелое и раз и навсегда сформировавшееся. При взгляде на историческую памяти как на динамическое явление необходимо отметить, что «социально-историческая память — сложный социо-культурный феномен, представляющий собой актуализированный социально-исторический опыт предшествующих поколений"71. В данном вопросе мы сталкиваемся с примером пограничных, междисциплинарных исследований. Именно такой подход использован в диссертации.

Анализ взаимодействия компонентов исторической памяти и исторического сознания позволяет построить схему этого процесса (см.

67 Савельева И. М. Указ. соч. С. 432.

68 Бахтин М. В. Модели истории: социально антропологический анализ. — М.: Московский гуманитарный институт, 2005. С. 127−128.

69 Коновалова И. Г. Избирательность памяти: рассказ мусульманских авторов «о принятии руссами ислама"//Образы прошлого и коллективная идентичность в Европе до начала Нового времени. Сб. под ред. Л. П. Репиной. — М.: Кругь, 2003. С. 321−333. С. 321.

70 Артог Ф. Время и история: «Как писать историю Франции?"[1995]//"Анналы» на рубеже веков: Антология. — М.: «XXI век — согласие», 2002. С. 147−168. С. 157−158.

71 Генон Р. Кризис современного мира. — М.: Арктогея, 1991. С. 12. приложение 1, схема 1). Исходным пунктом нам представляется индивидуальная историческая память, так как любая социальная группа представляет собой группу индивидов, со своими целями, задачами, жизненными планами и ориентирами. Данная схема применима, по большей степени, при исследовании исторической памяти, которая культивировалась в обществе властью, или насаждалась сверху. Данная схема опирается на концепцию А. В. Антощенко, представления которого о процессе формирования и взаимовлияния исторического сознания и исторической.

72 памяти можно составить из схемы (см. приложение 1, схема 2).

На первый план при исследовании исторического сознания исторической памяти выходит такая дефиниция как «место памяти». Данный термин был введен в научный оборот французским исследователем Пьером Нора. Из текста работы можно сделать вывод, что под «местом памяти» у П. Нора понимаются «остатки. то, что скрывает, устанавливает, создает, декретирует, поддерживает с помощью искусства и воли сообщество, глубоко вовлеченное в процесс трансформации и обновления, сообщество, которое по природе своей ценит новое выше старого, молодое выше дряхлого, будущее выше прошлого"73.

Большой вклад в изучение исторического сознания и исторической памяти внесли американские исследователи Алан Конфино, Кейт Бейтлер, Вольф Канстейнер, Джон Гиллис, Майкл Каммен, Дэвид Телен, Джеймс Лоувен74. Предметом изучения в этих исследованиях являются отдельные события прошлого. Они представляют интерес из-за специфической.

72 Антощенко А. В. Памятник Тысячелетие России. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://elibrary.karelia.ru/mlOOO/ (дата обращения 8.03.2010 г.).

73 Нора П. Предисловие к русскому изданию//Франция-память. — СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 1999. С. 26.

74 Confino A. Collective Memory and Cultural History: Problems of Method//American Historical Review. December 1997; Loewen J. W. Lies My Teacher Told Me: Everything Your American History Textbook Got Wrong. — New York: The New Press, 1995; Beutler K. The Theory and Practice of Memory: Perspectives in the Early American Republic//Limits of the Past: The Turn to Memory in the Humanities. 2002; Gil I is J. Memory and Identity: The History of a Relationship, in Commemorations, ed. John Gillis. — Princeton: Princeton University Press, 1994. P. 3−26- Kammen M. The Mystic Chords of M’emory//The Transformation of Tradition in American Culture. — New York: Vintage Books, 1993. P. 255−56- Kansteiner W. Finding Meaning in Memory: A Methodological Critique of Collective Memory Studies//History and Theory, vol. 41 (May 2002). P. 179−197- Thelan D. «Memory and American History"//The Journal of American History, Vol. 75, No. 4, March 1989, P. 1122−1127- 0/M?/HO/y//PhiIadelphia Repository and Weekly. Register 5. April 27, 1805. методики, применяемой американскими исследователями. Исторический факт рассматривается не как стабильный объект, а в контексте изменения представлений о нем с течением времени под влиянием разнообразных событий. При таком подходе действует принципы, во-первых, всеобщего взаимного влияния исторических событий и фактов друг на друга и, во-вторых, изменчивости восприятия конкретных мест памяти в различные исторические периоды в последующем. Кроме того, сами интерпретации прошлого в целом и каких-либо отдельных исторических фактов также превращаются в факторы, воздействующие на более поздние интерпретации и стереотипы. Французские же исследователи при изучении исторической памяти рассматривают каждое место памяти в данный конкретный момент, а не в ретроспективе.

В контексте изучения образа Великого Новгорода в русской общественно-исторической мысли XVIII — начала XX века особый интерес представляет взгляд Кейт Бутлер на формирование искусственных реконструкций значительных исторических событий уже после смерти всех участников событий. Указывая на то, что в «1830-е годы, последние оставшиеся в живых из революционного поколения были положены в могилы, вместе с ними канули в лету и последние прямые воспоминания о Революции». В итоге подрастающее поколение может «вспомнить"75 только реконструкции в коллективной памяти, уже переработанные историческим сознанием. После смерти непосредственных участников исторических событий «естественная» память о прошлом исчезает, а остается только «искусственная», опосредованная. Таким образом, американская исследовательница указывает на формирование определенного представления об историческом факте — образа в историческом сознании. После исчезновения непосредственных участников событий потомки опираются не на реальные факты прошлого, а на представления и штампы, сформировавшиеся в историческом сознании общества. На наш взгляд,.

75 ВеийегК. Зреснйес! сотроБШоп. Р. 9. процесс генезиса образов прошлого может иметь различные источники и действующие силы. Немаловажную роль играет позиция государственной власти. Формирующаяся официальная трактовка истории представляет комплекс взаимосвязанных образов прошлого — штампов и стереотипных представлений, целенаправленно транслируемых последующим поколениям.

Оригинальную концепцию, отражающую неоднородность такого общественного явления, как историческая память, процесс её формирования и трансляции внутри социума можно найти в очерке «Of Memory"76. В этом очерке подчеркивается разница между активной и пассивной памятью. Данный подход подчеркивает непостоянный характер актуальности различных событий прошлого в исторической памяти конкретного исторического периода. Другими словами, можно говорить «об официальной и неофициальной исторической памяти». Данная концепция нашла сторонников и в нашей стране. Различия между этими двумя составляющими исторической памяти, которые «существуют не изолированно, пересекаются в определенных местах», С. В. Кретинин видел в степени изученности источников, на которых базируется каждая из составляющих. Если официальная представлена в первую очередь «в опубликованных и получивших признание в качестве исторических источников"77 материалах, то неофициальная — в архивных материалах. Под официальной памятью в таком случае под разу ме ваются те источники, которые были признаны официальной наукой и общественностью. Неофициальная историческая память представлена источниками и сведениями, известными узкому кругу специалистов. К таковым относятся в основном архивные материалы. Информация, содержащаяся в архивах, в определенной степени может не совпадать с общепринятыми теориями в рамках официальной памяти. Причина этого в том, что официальная память представляет собой несколько.

76 Of Memory. P. 130.

77 Кретинин С. В. Проблема интерпретации исторического прошлого в мемуарах и корреспонденции деятелей западной социал-демократии (конец XIX — первая половина XX в.)//Культура исторической памяти: невостребованный опыт. Материалы Всероссийской научной конференции. Петрозаводск, 25−28 апреля 2003 г. — Петрозаводск, 2003. С 127−133. С. 133. более упрощенную схему, по сравнению с неофициальной. В том, что касается Великого Новгорода в русском общественно-историческом сознании XVIII — начала XX вв., различия между официальной и неофициальной исторической памятью также имели место. Характерный пример официальной исторической памяти о средневековом Новгороде выражен в монументе «Тысячелетие России». Неофициальная же память выражалась в творчестве оппозиционно настроенных авторов — историков, писателей и поэтов, художников.

Методологическую основу составляет сочетание принципов.

78 классической и современной историографии. Проблема общественно-исторического сознания и ее конкретных феноменов предполагает исследование с опорой на принцип понимания «другого» по отношению к историку. В качестве «другого» выступает при этом общество и человек изучаемого времени и их культура. Одной из основ этой культуры является общественно-историческое сознание, строившееся в значительной мере на своеобразных представлениях о прошлом, нередко идеализированных и мифологизированных, выраженных посредством его образов и сюжетов. Опора на этот методологический принцип предполагает использование историко-психологического метода, в свете которого такой феномен русской культуры XVIII — начала XX веков, как образ Великого Новгорода, рассматривается как результат исторически обусловленного культурно-психологического состояния общества определенного времени. Также исследование данной проблемы опирается на принцип системности, характерный для классической историографии, в свете которого общественно-историческое сознание рассматривается как сложная система, в структуре которой осознание прошлого и конкретных его образов занимает основополагающее место. Данный методологический принцип связан с использованием структурного метода в историческом познании. Другой.

78 О моделях научного исторического исследования и о возможности сочетания их принципиальных основ в конкретных исследованиях см.: Лубский А. В. Альтернативные модели исторического исследования. — М.: Изд-во «Социально-гуманитарные знания», 2005. принцип классической историографии, принцип историзма, предполагает представление о культурно-исторической обусловленности разных феноменов, распространенных в общественном и индивидуальном историческом сознании, и, в частности такого, как образ Великого Новгорода. Данный методологический принцип связан с использованием историко-генетического метода, позволяющего уяснить генезис и развитие образа средневекового Великого Новгорода. Другой метод, историко-сравнительный, дает возможность сопоставить между собой содержание образов Великого Новгорода и характеристик прошлого города, распространенных в тот период в русском обществе, а также их эволюцию, основанную на изменениях социокультурной ситуации в стране, выраженных в произведениях исторической мысли, разных жанров художественной литературы и искусства. Историко-типологический метод дает возможность представить конкретные образы Великого Новгорода в качестве выражения определенных культурно-исторических типов в рамках русской культуры XVIII — начала XX веков.

Положения, выносимые на защиту.

1. Образ Великого Новгорода в русском общественно-историческом сознании является сложным культурно-психологическим феноменом, который состоит из отдельных частных образов, отражающих различные, более конкретные специфические черты образа жизни новгородцев, социально-политического уклада вечевой республики, значительных событий её истории. В совокупности они образуют целостный образ средневекового Новгорода, характерный для социума в определенный исторический момент.

2. Образ Новгорода в отечественной общественной мысли XVIII — начала XX века существует в двух вариациях, выраженных в народной культуре и культуре образованной части русского общества.

3. Образ Великого Новгорода в общественной мысли российского образованного общества представляет собой искусственное место памяти.

Данный образ был искусственно актуализирован в историческом сознании и исторической памяти российского общества в XVIII веке. Как исторический образ колыбели российской государственности и российского самодержавия он целенаправленно использовался для идеологического обоснования укрепляющегося абсолютистского государственного режима в России.

4. В начале XIX века образ Великого Новгорода трансформировался из искусственного места памяти в естественное, закрепив за собой в мировоззрении представителей российского образованного общества определенное символическое значение.

5. Под влиянием изменяющихся общественно-политических условий в России происходит актуализация иных составляющих образа Великого Новгорода. В развитии русской общественно-исторической мысли XIX — начала XX веков не менее важной стал образ Великого Новгорода как вольного города с республиканским политическим устройством, задавленным московским самодержавием при Иване III.

6. Большое место занимал образ Великого Новгорода на памятнике «Тысячелетие России», возведенном в 1862 году. Этот образ носил официозный характер, подчеркивая роль города в установлении на Руси государственности и самодержавия. Вместе с тем под давлением новгородской общественности памятник был поставлен без фигуры Ивана Грозного, столь существенной в русском историческом сознании и занимавшей значительное место в формировании идеи неограниченной монархии в России.

7. Во второй половине XIX — начале XX веков происходило активное взаимопроникновение составляющих образа Великого Новгорода, присущих народной составляющей отечественной культуры и в культуре интеллектуальной элиты русского общества, в которой заметно усилился интерес к народным богатырским образам новгородского прошлого. Такое проникновение было особенно заметно в живописных образах Великого Новгорода.

Источниковая база диссертационного исследования разнообразна. В ней выделяются письменные источники и произведения искусства. Наиболее разнообразны по форме и содержанию и наиболее многочисленны письменные источники. В контексте поставленной проблемы эти источники подразделяются на документальные материалы и исторические нарративы. Среди последних, в свою очередь, можно выделить научные труды и литературные памятники.

Письменные источники представляют собой пример органического единства содержащегося в них фактического материала, относящегося к истории средневекового Новгорода и представлений о прошлом этого города, бытовавших в конкретный период. Это, прежде всего, документальные источники, сосредоточенные в архивах. Эти материалы содержатся в РГАДА фонд 7 (дела Тайной Канцелярии) и РГИА фонд 789 (документы Академии Художеств), фонд 207 (дела Главного управления путей сообщения и публичных зданий особенная канцелярия Управляющего № 20). В этих документах содержатся сведения о влиянии правительства на общественную мысль и о состоянии российского образованного общества. Содержание дел позволяет сделать вывод о причинах создания конкретного произведения, о мотивах запрещения книг. Кроме того, на их основании можно проследить отношение общества к Великому Новгороду и его истории, существование в историческом сознании и исторической памяти разных слоев российского общества образа этого средневекового русского города.

К группе исторических нарративов принадлежат произведения на исторические сюжеты, относящиеся к разным сторонам темы Великого Новгорода. К ним относятся исследования по истории Великого Новгорода. Среди этих сочинений следует выделить две подгруппы. К первой из них относятся труды историков, изучавших историю России в целом. Это труды классиков отечественной историографии — В. Н. Татищева, Н. М. Карамзина, М. П. Погодина, С. М. Соловьева, В. О. Ключевского и других. Они рассматривали Новгород как исключительно значимую часть общей истории.

России, начиная с самых ранних ее периодов. Ко второй подгруппе относятся исследования местных историков и сочинения, написанные под впечатлением посещения Великого Новгорода. В произведениях А. Н. Радищева, А. Ф. Вельтмана, Н. Н. Муравьева, И. Л. Нерокова, Н. И. Костомарова нередко встречается некоторая коррекция официального освещения исторического прошлого России, вплоть до однозначной апологетики новгородского средневекового прошлого. Анализ содержания исторических нарративов указывает направленность интересов историков, относящиеся к новгородской истории, позволяет выявить наиболее распространенные и популярные взгляды на историю Новгорода и охарактеризовать степень их проникновения в историческое сознание российского образованного общества.

Другую группу нарративов представляют собой литературные произведения, в которых затрагивались разные стороны истории Великого Новгорода. Это прозаические и поэтические сочинения XVIII — начала XX века: Ф. Прокоповича, А. Н. Радищева, Н. М. Карамзина, В. А. Жуковского,. Ф. Рылеева, А. И. Одоевского, М. П. Погодина, К. С. и А. С. Хомяковых, К А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Л. А. Мея, А. А. Навроцкого, Н. К. Рериха, С. А. Есенина и других. Особую роль в формировании образа Великого Новгорода оказало творчество известных драматургов М. М. Хераскова, Я. Б. Княжнина, А. П. Сумарокова, Н. А. Римского-Корсакова. Весьма велико было значение в формировании образа Новгорода в историческом сознании российского общества творчества императрицы Екатерины II. После выхода в свет во второй половине XVIII века ее произведений, основанных на сюжетах из новгородской истории, этот образ весьма прочно закрепился в общественной мысли России. В литературных произведениях отражается представление о разных сторонах прошлого Новгорода, фиксируется многогранный и неоднозначный образ Великого Новгорода, присутствующий в историческом сознании российского общества каждой конкретной эпохи.

Произведения искусства представлены двумя подгруппами. К ним относятся живопись и монументальное искусство. В исторической живописи сюжеты новгородской истории заняли свое место. В первую очередь, художники уделяли внимание событиям XV века, связанным с падением новгородской независимости. Таковы картины Д. И. Иванова, Н. К. Рериха, В. М. Васнецова, А. Д. Кившенко, К. В. Лебедева. Кроме того, в произведениях живописи были широко распространены былинные, летописные и бытовые сюжеты. Особо выделяется образ князя Александра Невского, объединяющий в себе черты как светского правителя, так и православного святого. Это прослеживается на картинах и иконах В. К. Шебуева, В. Л. Боровиковского. Произведения монументального искусства представлены не столь широко и разнообразно, но значение их для формирования образа Великого Новгорода в общественной мысли России от этого нисколько не уменьшается. Среди скульпторов XVIII — XIX века к новгородской тематике обращались И. П. Прокофьев, М. О. Микешин. В таких произведениях, как Большой фонтан Петродворца, Ростральные колонны, Памятник «Тысячелетие России» отражена идея связи времен в русской истории. Новгород при этом выступает в качестве своеобразного моста, соединяющего через тысячелетие различные исторические эпохи, пережитые Россией. Произведения искусства представляют собой пример закрепления и трансляции потомкам наиболее обобщенных и значимых стереотипов, характерных для общественной мысли конкретного периода.

Методика работы с источниками в рамках данного исследования определяется сложившимся в отечественной исторической науке представлением о равнозначности различных групп источников при исследовании общественной мысли. По определению Р. Дж. Коллингвуда: «Научный историк рассматривает утверждения источников не в качестве констатации исторических фактов, а как основание для своих суждений"79, -подчеркивал Р. Дж. Коллингвуд. Признавая исключительную значимость.

79 Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. Автобиография. Пер. с англ. — М.: Наука, 1980. С. 261. исторических исследований в формировании образов прошлого, следует упомянуть слова М. В. Нечкиной, что «художественное творчество могущественно воздействует на массы людей — творцов истории». Предметом изучения историка, по ее мнению, является «не просто художественный образ как таковой, а именно функция художественного образа в сознании читателя"80.

Аналогичную позицию занимал А. В. Антощенко, который определил круг источников для изучения исторической памяти как «широкий спектр ментальных форм, сложившихся отнюдь не по канонам исторических научных исследований. устные предания, обычаи, ритуалы, идеи, выражаемые в произведениях художественного творчества (литературе, о 1 живописи, скульптуре и т. п.). Как справедливо подчеркивала И. Г. Коновалова, «особенность исторической памяти хорошо прослеживается при анализе группы источников различного происхождения, повествующих об одном и том же событии». Такое представление о содержании исследований, посвященных общественной мысли прослеживалось уже в дореволюционной историографии. П. Я. Чаадаев отмечал, что «исторический факт должен нести идею, стремящуюся воплотиться в искусстве, науке, в.

83 личной жизни общества", и это замечание относится к существенной особенности исторического факта как феномена культуры. М. О. Коялович с позиций славянофильства подчеркивал: следует «проследить русские сочинения по всем. наукам, не исключая даже естествознания и математики, и показать, какие русские идеи они отражают в себе"84, выражая по-своему мысль о разнообразии источников по истории общественной мысли.

80 Нечкина М. В. Функция художественного образа в историческом процессе. Сборник работ. — М.: Наука. 1982. С. 4.

81 Антощенко А. В. Указ. соч.

82 Коновалова И. Г. Указ. соч. С. 321.

83 Чаадаев П. Я. Апология сумасшедшего//Статьи и письма. — М.: Современник, 1989. С. 147−161. С 151−152.

84 Коялович М. О. История русского самосознания. С. 31.

В советский период попытку реализовать идею значимости различных групп источников, относящихся к месту в историческом сознании Пугачевского восстания, предпринял В. В. Мавродин. Он отмечал, что свести оценку исторического события «к высказываниям одних историков значило бы не только обеднить и умалить тему, но и направить читателя по ложному пути"85. Следовательно, этот выдающийся советский историк также призывал к опоре на все богатство и разнообразие источниковой базы по истории общественно-исторической мысли.

Следовательно, при исследовании проблемы общественно-исторического сознания и отдельных его составляющих необходимо стремиться к анализу как можно более широкого круга источников, выражающих отдельные его стороны. В полной мере это, как представляется, относится к теме Великого Новгорода в русском общественно-историческом сознании XVIII — начала XX веков.

Научная новизна исследования:

1.В постановке проблемы образа Великого Новгорода в русском историческом сознании XVIII — начала XX вв. как проблемы истории отечественной духовной культуры и общественно-исторической мысли России.

2. В выявлении значения образа Великого Новгорода как одного из феноменов русского общественно-исторического сознания и места русской исторической памяти.

3. В установлении сложной внутренней структуры образа Великого Новгорода в русской исторической памяти, который включает в свой состав частные места памяти, связанные историей Великого Новгорода.

4. В обосновании периодизации развития образа Великого Новгорода в русском историческом сознании нового времени и начала XX в.

85 Мавродин В. В. Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева. Т. I. — Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1961. С. 6.

5. В обосновании значения норманнской проблемы для формирования исторического облика Новгорода как колыбели русского государства и самодержавия.

6. В установлении значения литературной деятельности Екатерины II для проникновения идеи особой роли Новгорода в формировании государства и монархии на Руси из исторических трудов в литературу.

7. В выявлении места Великого Новгорода в концепции единства «древней и новой» российской истории, выраженной в живописи, монументальном искусстве и поэзии и основанной на идее исторической преемственности Санкт-Петербурга от Новгорода как «окна в Европу» для средневековой Руси.

8. В выявлении концепции происхождения северогерманских институтов республиканского управления от новгородского вечевого строя А. С. Хомякова и концепции А. Ф. Федотова о германском происхождении общественных институтов Великого Новгорода.

9. В установлении факта обоснования в историографии второй половины XIX в. концепции Новгорода — языческого города, являвшегося колыбелью русской государственности, но воспринявшего христианство из Киева, в соответствии с двумя периодами в жизни князя Владимира — языческого новгородского и христианского киевского.

10. В выявлении аргументированной тесной связи в русской исторической мысли второй половины XIX — начала XX вв. между важнейшими явлениями внутренней жизни Великого Новгорода — вечевым строем, ушкуйничеством и особенностями социально-экономического развития Новгородской земли.

11. В установлении существования в русской исторической мысли середины — второй половины XIX в. и начала XX в. взгляда на поддержку в конце XV века широкими слоями населения Новгорода идеи сохранения независимости города, выраженного прежде всего в литературе и искусстве, а затем распространившегося в исторической науке.

Научная и практическая значимость исследования. Научная ценность работы заключается в реализации принципа равнозначности различных групп источников при изучении общественной мысли. Материалы диссертации могут быть использованы в исследованиях, посвященных истории общественной мысли России. Полученные результаты представляют интерес для проектирования регионального компонента вузовского и школьного исторического образования и могут привлекаться при написании учебных и методических пособий по истории общественной мысли и культуры России, для разработки проблем социальной философии, связанных и изучением исторического сознания, его форм и эволюции.

Апробация основных положений и выводов диссертации была осуществлена на конференциях различного уровня, проходивших в Южном федеральном университете и Новгородском государственном университете им. Ярослава Мудрого (2010 г.). По теме диссертации опубликован ряд статей в научных сборниках. Диссертация обсуждалась на кафедре специальных исторических дисциплин и документоведения Южного федерального университета.

Выводы по главе.

В пореформенном российском обществе можно отметить, что для широких масс открылась возможность для повышения своего социального статуса. Расширился круг потенциальных путей самореализации. Следствием этого стало быстрое формирование в России нового образованного общества. Следствием устранения сословных преград стало изменение социального состава образованной части российского общества. Удельный вес носителей народной культуры начал быстро увеличиваться. В итоге, в историческое сознание начали активно проникать новые образы-символы. Особое место занимает образ богатыря, вытесненный в первой половине XIX века в область народной культуры. Расширение значения этого образа можно считать результатом устранения социальных преград. В это же время резко возрастает общественный интерес к образу ушкуйника, отразившемуся как в литературе, так и в искусстве в качестве новгородца-колонизатора. Именно в таком понимании представления об ушкуйничестве транслировались в исторические сочинения. Еще одной специфической чертой мировоззрения новгородцев, отраженной в общественной мысли второй половины XIX — начала XX века, является стремление жителей Великого Новгорода защищать свою независимость. Изначально сформировавшееся в литературе, такое понимание сути процессов, происходивших на закате существования Новгородской вечевой республики в начале XX века начинает проникать в историческую мысль России. Следствием такого взгляда на новгородское общество конца XV века является 1) понимание веча как организованного общественного явления, а не беспорядочной сходки и 2) представление о единстве и достаточной монолитности новгородского общества. Это ставило под сомнение гипотезу о социальном конфликте в Новгороде между боярством и меньшими людьми, господствовавшую во второй половине XIX — начале XX века.

Анализ состава образа Великого Новгорода в общественной мысли 1860-х годов — начала XX века позволяет отметить постепенное накопление народных символов в рамках образа Новгорода. Наивысшую степень взаимопроникновения двух сфер русской культуры можно отметить в конце XIX — начале XX века, что отразилось в литературе и изобразительном искусстве.

Можно отметить схожесть в процессах, происходящих в историческом сознании и исторической памяти в XVIII веке и в пореформенной России. Причина этого заключается в том значении, какое оказали реформы Перта I и Великие реформы Александра II на современников. Происходит в краткое время радикальные изменения. Из-за неспособности прежних культурных традиций быстро модернизироваться и отвечать меняющимся потребностям времени, естественным образом происходит формирование нового мировоззрения, иначе воспринимающего предшествующий опыт поколений. Другими словами, в области исторического сознания и исторической памяти.

Это, в свою очередь, неминуемо ведет к изменениям в официальной активной общественной мысли.

Специфической особенностью второй половины XIX века является уничтожение сословных границ, что привело к глобализации последствий.

На историческую науку пореформенного периода серьезнейшее влияние оказывает концепция социального конфликта в новгородском обществе, предшествовавшем падению новгородской вольности. Вечевой строй рассматривался исследователями на завершающем этапе существования Новгородской республики как изживший себя, не отвечающий внешней формой (общегородское собрание равноправных граждан) содержанию (власть знатных боярских родов). Это закономерно вело к противоречиям между верхушкой общества и народными массами. Победа Москвы, при этом, рассматривалась как позитивное событие, разрешившее социальные противоречия новгородцев. В начале XX века в историографии появляется новое понимание вече, как организованного общественного явления, а не беспорядочного сборища.

227 Заключение.

Образ Новгорода являлся неотъемлемой частью исторического сознания и исторической памяти русского народа, занимающей определенное место в общественной мысли дореволюционной России.

Первоначально представление о прошлом Новгорода формировалось в исторических трудах на основе предшествующей культурной традиции — народной русской культуры, исторических сочинений конца XVII — начала XVIII века. Актуализация интереса к прошлому города произошла не в качестве самостоятельной исследовательской проблемы, но в связи с дискуссией норманистов и антинорманистов о происхождении государства на Руси. Этим объясняется довольно узкий хронологический отрезок из богатой истории Великого Новгорода, пристально изучаемый историками.

Довольно быстро прошлое Новгорода перешло из науки в иные сферы общественной мысли. Это выразилось в появлении драматургических произведений на тему призвания варягов. В роли катализатора этого процесса выступила Екатерина II. В своих произведениях она обращалась не только к летописи, но и к былинам новгородского цикла. Результатом стало формирование представления о месте Новгорода в российской истории. Это представление поддерживалось властью и пропагандировалось через литературу, изобразительное искусство и исторические сочинения.

Процесс конструкции образа Новгорода в историческом сознании образованного общества России в XVIII веке имел во многом искусственный и целенаправленный характер. На это указывает ряд обстоятельств.

1. Все произведения, посвященные началу государственности на Руси, создавались либо в подконтрольных правительству учреждениях (АН, АХ), либо «придворными» драматургами и деятелями изобразительного искусства.

2. Прослеживается четкая линия в оценках каждого исторического лица и события.

3. Попытки иначе интерпретировать события IX века в Новгородской земле жестко пресекались (дело о «Вадиме Новгородском»).

Образ Великого Новгорода изначально не был однороден. Политическая ситуация в стране, необходимость исторического обоснования абсолютной монархии выдвинуло в качестве основной следующую составляющую образа Новгорода в общественной мысли России: основание государственности и связанных с ней личностей варяжских князей и их противника — Вадима. Основные сведения о событиях того времени авторы брали из летописей. С другой стороны, в рамках формирующихся представлений о Новгороде, выделяется представление о нем как о богатом торговом городе, но внутренне нестабильном. Это представление проистекает из новгородских былин, описывающих народных героев Великого Новгорода — Садко, Василия Буслаева. Эти былины были пересказаны в виде драматических произведений, но широкого. отклика в обществе не нашли. Особое место в отечественной общественной мысли XVIII века занимает сюжет покорения Великого Новгорода в XV веке. Эта тема разработана была в XVIII веке крайне слабо, однако именно ей уделил внимание А. Н. Радищев и выразил представление о насильственном присоединении Новгорода. В связи с этим на первый план выходит образ царя Ивана Васильевича как совокупный образ Ивана III и Ивана IV.

Образ Великого Новгорода в историческом сознании образованной части российского общества XVIII века можно охарактеризовать как искусственное, семантически неоднородное место памяти, формирование которого вызвано политической конъектурой. В его составе можно выделить основные и вспомогательные сюжеты. Функция вспомогательных состоит в дополнительной аргументации выводов при анализе основных образов. Образ Новгорода представляет собой цельное и непротиворечивое явление во всех сферах общественной мысли и развивается в рамках единых тенденций.

В развитии образа Новгорода в общественной мысли России XVIII век и начало XIX века составляют один период. Исследования историков начала.

XIX века по форме аналогичны трудам деятелей общественно-политической мысли XVIII века. В начале XIX века можно отметить некоторое смещение тем и сюжетов, связанных с Новгородом. Исторические труды по-прежнему имеют общий характер, но в литературе на первый план выходит сюжет падения новгородской независимости. Причина этого заключается в проникновении в Россию западноевропейских революционных идей и духа противостояния деспотизму.

В первой четверти XIX века произошло два события, оказавших влияние на процесс конструкции образа Великого Новгорода в историческом сознании российского дворянства — пожар в Москве и поражение восстания декабристов. После пожара были потеряны некоторые источники по истории средневековой Руси, в том числе и по истории Новгорода. Во многом определяющее значение на формирование мировоззрения российского общества первой половины XIX века оказала победа в войне с наполеоновской Францией. 1812 год можно условно принять за некий переломный момент в развитии общественной мысли России. Предпосылки изменений в отечественной общественной мысли замечались уже на рубеже XVIII — XIX веков. Однако последствия развивающегося процесса стали очевидны только в 1810-х годах, когда происходило становление нового мировоззрения и смены поколений во всех сферах общественной мысли России. В результате образ Великого Новгорода в это время приобрел новые черты по сравнению с XVIII веком.

В 1810-х годах в общественной жизни России занимают ведущее место представители нового поколения. Они воспринимали новейшие европейские общественно-политические идеи. Для них образ Новгорода являлся уже неотъемлемой частью не только исторического сознания, но и естественным местом памяти. Это место памяти можно также охарактеризовать как активное, не требующее усилий для припоминания. Это позволили использовать новгородскую символику в качестве олицетворений и метафор.

В XVIII — начале XIX века развиваются представления о Великом Новгороде в российском образованном обществе. Первенство принадлежит историческим трудам и литературе, в дальнейшем приоритет переходит к литературе. Ведущее место переходит к сферам, которые воздействуют на историческое сознание посредством коррекции образов-символов, которые уже существуют в нем. Следовательно, историческая мысль в России играет роль хранителя основ исторического сознания, а литература и изобразительное искусство адаптируют теорию к потребностям российского образованного общества.

В исторической мысли начала XIX — начала XX века Новгород предстает в качестве богатого торгового города с необычной формой правления (вече). В исторической мысли в этот период можно отметить превалирование двух концепций. В первой половине XIX века историки в своих исследованиях исходили из того, что на Руси шел процесс одновременного формирования двух народностей: северной, с центром в Новгороде, и южной с центром в Киеве. Во второй половине XIX — начале XX века на первый план выходит концепция наличия социального конфликта в Новгороде на завершающем этапе существования его вольностей. Сюжет покорения Великого Новгорода является завершающей стадией более масштабного процесса. В качестве основной проблемы выступает вопрос о вече как форме государственно-общественного устройства. Эта концепция позволяла объяснить появление ушкуйничества и конфликтов внутри новгородского общества. В общественной мысли сформировалось представление о Новгороде, как о городе, раздираемом борьбой между меньшими и лучшими людьми. Точку в этом противостоянии поставили походы Ивана III, поддержанные большинством новгородцев. Само падение новгородской независимости представлялся нередко как одномоментный акт.

В литературе на первый план выдвигается образ женщины-патриотки. Этот образ активно развивался в рамках образа Великого Новгорода. В 1810-х — 1830-х годах одновременно сосуществуют образы Рогнеды-Гореславы, жены князя Владимира Святославича, и образ Марфы Посадницы, защитницы новгородских вольностей в XV веке. Довольно быстро образ Марфы Борецкой сумел затмить в историческом сознании не только образ Рогнеды-Гореславы, но и образ Вадима Храброго. Образ Марфы Борецкой как более соотносящийся с потребностями эпохи становится доминирующим при обращении к сюжету покорения Новгорода. Фигуры царей Ивана III и Ивана IV отходят на второй план, но сохраняют, заданное А. Н. Радищевым, идейное наполнение.

Во второй четверти XIX века актуализируются более общие, конкретные образы-символы в рамках образа Великого Новгорода в общественной мысли. Таковыми являются: вечевой колокол, святая София как в качестве одноименного собора, так и, гораздо реже, в лице самой святой. Данные образы в сочетании с образом Марфы Посадницы создают в обществе представление о Новгороде как о богатом торговом городе с вечевой формой правления, жители которого защищали свои вольности. С 1810-х годов, Новгород в общественной мысли занял место аллегории со свободомыслием вообще и русскими традициями народоправства в частности.

Особое место занимает образ реки Волхов. Этот образ изначально появился в отечественной общественной мысли во второй половине XVIII века. Река Волхов в образе седого старца символизировала Новгород, ставший конечным пунктом канала Петра Великого. Следовательно, представление о реке Волхов в общественной мысли России этого времени по большей части было связано и со средневековым Новгородом, и с современным. В таком виде образ реки Волхов нашел отражение в архитектурных памятниках. Постепенно значение Новгорода и канала снижалось, и образ неизменно должен был бы терять свою актуальность. Довольно быстро образ реки Волхов трансформировался в неотъемлемую часть представлений о Новгороде в историческом сознании русского народа, став в один ряд с вечевым колоколом и святой Софией.

Важной вехой в процессе развития исторического сознания и исторической памяти русского народа является начало 1860-х годов. Ожидание перемен чувствуется в литературных произведениях этого времени, что нашло отражение и в некотором переосмыслении образа Великого Новгорода. Новгородский князь Александр Невский, ранее характеризовавшийся как единственный победитель в Невской битве и в битве на Чудском озере, в поэзии конца 1850 — начала 1860-х годов разделял лавры с новгородцами. Он предстает в качестве правителя, любимого народом и не злоупотребляющим своей властью. Это соответствовало ожиданиям российского общества от реформ.

С 1860-х годов по 1917 год в общественную мысль постепенно проникали новгородские образы, свойственных народной культуре. Вновь актуализируются образы новгородских богатырей, а также наполняется более глубоким символическим содержанием образ реки Волхов. Происходит возврат к некоторым образам и представлениям о Новгороде, свойственным XVIII веку.

На примере формирования образа Новгорода в общественной мысли России начала XX века шло также противостояние образов народной культуры и культуры образованной части общества, имеющих тождественное семантическое значение. Этот процесс был прерван взрывом октября 1917 года. На первый план в конструкции образа Великого Новгорода в этот период выходят литература, изобразительное искусство и драматургия. В них фиксируются на конкретных примерах противоречия между народной и интеллигентской составляющей русской культуры.

Исследование образа Великого Новгорода в общественной мысли XVIII — начала XX веков через призму исторического сознания и исторической памяти русского народа позволяет говорить о том, что в этот период идет процесс отчасти искусственно стимулированного, отчасти естественного формирования определенного представления о Великом Новгороде. Характерной чертой общественной мысли XVIII — начала XX века является превалирование одностороннего, «московского» взгляда на взаимоотношения Новгорода и Москвы. Конструкция образа Великого Новгорода в общественной мысли, актуализация его отдельных составляющих напрямую зависят от внутриполитической ситуации в России.

Следует отметить, что можно говорить о существовании достаточно четкого и устойчивого образа Новгорода в общественной мысли в XIXначале XX века, которое можно считать естественным местом памяти образованного общества. Являясь отчасти историческим фактом, отчасти вымыслом, основанным на реальных событиях, образ Великого Новгорода в общественной мысли России XVIII — начала XX века представляет собой своеобразное продолжение новгородского былинного цикла, адаптированного к новым историческим, политическим и общественным реалиям.