Онтологические и гносеологические основания социальной утопии

Актуальность исследования.

Во все периоды человеческой истории можно найти те или иные идеи соответствующие общепринятому пониманию утопического. Утопический импульс присутствует во всех произведениях, в которых существует направленность на совершенствование мира. Указать даже приблизительные границы утопической литературы будет крайне затруднительно, а может быть и просто невозможно. Если учитывать утопические элементы в неутопических произведениях, то трудно даже представить себе границы подобного исследования. Составитель первого советского «Каталога утопий» В. В. Святловский писал, что «.число известных ныне произведений типа утопий доходит почти до двух тысяч.».1 Другой отечественный исследователь В. П. Шестаков пишет о том, что «каталог мировой утопической литературы насчитывает около 1000 утопий за 16−19 вв., а, начиная с 19 века, в одной только Англии у появилось 300 утопий, в Германии — 150». Как бы то ни было, но совершенно очевидно, что с тех пор на свет явились многие сотни сочинений, которые мы можем классифицировать как утопические. И все сочинения подобного рода объединены стремлением, порвать с противоречивой реальностью и перенестись в иной, совершенный мир, построенный на идеальных началах.

По силе воздействия на людей, по своим мобилизационным способностям все социальные теории меркнут рядом с утопиями. Социальная утопия живет по своим законам и принципам. Причем эти законы и принципы оказывают ощутимое воздействие на нашу жизнь, т.к. они с определенной легкостью завладевают воображением, как крупных государственных деятелей, так и рядовых граждан. Проникая в.

1 Святловский В В. Каталог утопий. — М.-Пг., 1923. — С. 5.

2 Шестаков В П Понятие утопии и современные концепции утопического // Вопросы философии — 1972. — № 8 -С. 152. программные документы политических партий и организаций, в массовое и теоретическое • сознание утопические идеи становятся неотъемлемой частью культурно-политической жизни общества.

Социальный и политический опыт XX века внес много нового в мировую общественную мысль. Именно XX век, богатый не только многообразием модификаций утопии (появляются понятия «экоутопия», «практоутопия», «эупсихия» и т. д.), но и стремлением к их реализации. Это дает основания, по крайней мере, корректировать традиционные представления, связанные как с социальной утопией, так и с пониманием ее роли, и значения в историко-философском процессе. Конечно, едва" ли теперь возможно увлечь людей, каким — либо из известных утопических проектов глобального переустройства общества. Но, во-первых, не исключено появление новых утопических проектов, а, во-вторых, черты утопического сознания гораздо более живучи, чем конкретные утопические проекты.

Существенно и то, что перспективы общественного развития, выйдя на новый уровень глобальных проблем человечества, в настоящее время находятся в центре внимания исследователей многих научных дисциплин. В этих условиях начинает пересматриваться история утопической мысли, исследователи отказываются от целого ряда стереотипов, которые накопились и которые не совместимы с этим новым опытом, переоцениваются, старые трактаты и романы, об идеальном обществе, т. е. происходит возвращение к некоторым проблемам фундаментального характера. Исследователи видят в социальных утопиях уже не реликты безумных надежд, а предвосхищение «нового мышления», столь необходимого XXI веку.

Кроме этого, современное состояние цивилизованного человека характеризуется многочисленными кризисами: психологическими, социальными и т. д. В подобной кризисной обстановке для многих людей возникает вопрос о природе реальности: что есть реальное, а что — лишь иллюзия? Подтверждением тому становятся фильмы, книги, научные статьи, дающие свою интерпретацию реальности, которые так популярны в последнее время. Как правило, многие размышления о природе реальности так или иначе связаны с понятием утопии. По этой причине исследование природы утопии является весьма важной и актуальной проблемой.

Данная задача приобретает большую актуальность, поскольку изменения, произошедшие в российском обществе и повлекшие за собой смену общественно-политической системы, сопровождались неизбежным в подобной ситуации" противоборством различных социальных идеалов, часть из которых имела определенную утопическую природу. Чтобы разобраться в доставшемся нам наследии и вместе с тем избежать прожектерства и утопического мифотворчества, необходимо четко представлять себе, что такое утопия в строгом смысле слова, как она формируется и функционирует, как выражается, что ее питает, а для этого необходим новый взгляд и новые исследования.

В философском плане изучение проблем утопического сознания позволяет понять не только структуру общественного сознания, но и выявить гносеологические уровни в содержании утопической традиции, понять специфику субъекта утопического сознания и механизм формирования знания.

Степень разработанности проблемы.

Проблема социальной утопии привлекала внимание философов, социологов, политологов, экономистов, литературоведов. Многие философы с завидным постоянством обращались к идеи наилучшего, совершенного устройства на земле. В их числе Платон, Данте, Оккам, Макиавелли, Мор, Кампанелла, Гоббс, Локк, Спиноза, Лейбниц, Вико, Монтескье, Руссо, Кант, Гегель, Гумбольдт, Сен-Симон, Фурье, Оуэн, Прудон, Бакунин, Кропоткин, Герцен, Чичерин, Новгородцев, Вл. Соловьев и др. Если исходить из восприятия бытия как вероятностного процесса, то становится вполне объяснимым неиссякаемый интерес мыслителей разных поколений к проблеме совершенствования мира.

Одним из них является так называемый «персонально-национальный принцип». В работах данного направления ведется анализ утопий отдельных авторов какой-либо страны в определенные исторические периоды. Ценность данного подхода заключается в том, что выявляется, описывается и вводится в круг исследования неизвестные ранее утопические произведения, освещается их идейное содержание, связь с исторической эпохой, проводится конкретно-историческийанализ. В отечественной литературе основу такого подхода заложили В. П. Волгин и его последователи: В. М. Далин, И. И. Зильберфарб, А. Р. Иоаннисян, С. Б. Кан, А. И. Клибанов, Г. С. Кучеренко, И. Н. Осиновский, JT.C. Чиколини, А. Э. Штекли и многие другие.

Вместе с анализом концепций отдельных утопистов ведется исследование различных аспектов содержащихся в утопических произведениях. Например, в работах А. А. Вознесенской, Г. М. Генделя, С. Г. Сорокиной и др. рассматриваются экономические взгляды утопистов. Отношение авторов утопических произведений к религии, церкви, атеизму рассматривается в работах В. И. Евдокимова, А. В. Луначарского, А. Э. Штекли. Воззрения утопистов по вопросам обучения, воспитания, гармонического развития личности исследуют И. Зильберфарб, B.C. Вареник и др., эстетические представления и идеалы утопистов — JI.H. Столович, Н. П, Панфилова.

В западной литературе к социальной утопии подходят как к оригинальному явлению, как к одной из полярных идеологии форм «политического сознания» (К. Мангейм, Р. Миллс). Социальная утопия сопоставляется с мифом (Ж. Сорель, Э. Мунье, Н. Фрай, Р. Рюче) — с религией (К. Барт, П. Тиллих, Н. Бубер). Утопия предстает как особый утопический метод в социологии, позволяющий с помощью воображения конструировать идеальные типы (М. Вебер, Р. Рюйе, Д. Рисман) — как умственный эксперимент (Э. Мах, Б. Скиннер) — как особая духовная интенция, органически присущая человеческому сознанию (Э. Блох, Ортега-и-Гассет, А. Нойзюс). Большинство авторов рассматривают только социальную сторону утопии, делая акцент на отражении в ней пожеланий, мечтаний различных классов и социальных групп. Если же и обращается внимание на гносеологическую и онтологическую функцию утопии, то исключительно в плане сравнения с социальной наукой и противопоставлений ей. Что особенно четко видно в исследованиях Ч. С. Кирвеля.

В последние годы многие отечественные авторы обращались к утопии в связи с проблемой прогнозирования, считая утопию первой формой социальных прогнозов (И.В. Бестужев-Лада, A.M. Гендин, Е. Б. Ерина, Н. Е. Застенкер, В. В. Косолапов и др.). Э.А. Араб-Оглы, Э. Я. Баталов, В. И. Бовш, Ю. ГГ Ожегов, Г. Х. Шахназаров и многие другие рассматривают утопию в связи с разоблачением реакционной и утопической сущности футурологии.

В некоторых работах намечается рассмотрение утопии как типа мышления (М.А. Барг, JI.M. Баткин, Ю.А. Левада). Вопрос о построении общей модели утопии поднимает в своих работах И. Н. Неманов, З. И. Файнбург.

Касательно социальных утопий XX века и их различных модификаций, то здесь, как нам представляется, мы еще в самом начале пути, поскольку сущность, функции, типы, пути формирования социальных утопий по-прежнему остаются весьма дискуссионными и неоднозначными.

Цель диссертационного исследования состоит в осуществлении онтологического и гносеологического анализа феномена утопии. В рамках предпринятого анализа рассматривается роль и форма выражения социальной утопии, вскрываются истоки ее происхождения, формирования и функционирования.

В связи с этим в работе решаются следующие задачи:

• Рассмотреть многообразие подходов к определению понятия «утопия».

• Определить сущностные аспекты понятия «утопия».

• Вскрыть онтологические и гносеологические корни утопии.

• Выявить характерные черты и исторические этапы в развитии утопических представлений.

• Уточнить типологию социальных утопий.

• Определить место и роль социальной утопии в современном общественно-политическом процессе.

Решение данных задач позволяет обосновать положения, выносимые на защиту, в которых философский анализ онтологических и гносеологических оснований социальной утопии проявляется в виде ряда особенностей:

• Объективно любая утопия не может существовать вне социальной почвы, а субъективно она возможна как социальный процесс. Т. е. утопия относится к объекту духовной культуры и является выражением этого бытия, представая одной из форм осмысленного, специфически человеческого осознания окружающего мира.

• Утопия является результатом осознания, а затем и рефлексии кризисных состояний общества.

• Утопия выступает как специфическая форма поиска решения социальных противоречий, посредством построения идеальной модели общества.

• Стремление к идеализации, которое обнаруживается в индивидуальной человеческой природе, можно расценивать как естественное продолжение инстинкта самосохранения и стремление к идеалу, позволяющего человечеству сохранить себя как род, реализовываясь в перманентном развитии общества.

Объектом диссертационного исследования выступает утопия как социальное явление.

Предметом исследования является социальная утопия как гносеологический процесс и нормативный идеал общества, проявляющийся в общественном сознании и деятельности индивидов.

Методологическая основа исследования Теоретико-методологическая база диссертационного исследования отличается интегративностью. Работа опирается на общие принципььтеории познания, на системно-структурный и функциональный методы, которые позволяют выделить составляющие элементы явления, их взаимосвязь и взаимозависимость, показать единство системы, структуры и функций объекта. В работе так же реализованы принципы единства исторического и логического анализа, в том числе научный метод движения от абстрактного к конкретному. Научная новизна исследования.

• В исследовании предпринят онто-гносеологический анализ социальной утопии, который позволил по-новому взглянуть на специфические черты и признаки социальной утопии.

• В результате проведенного анализа предложена классификация социальной утопии с гносеологических позиций как формы отражения общественного бытия.

• Проведена систематизация функций социальной утопии.

• Выявлена зависимость утопических представлений от уровня социального развития в те или иные исторические периоды.

• Определены новые аспекты гносеологических возможностей социальной утопии.

Теоретическое и практическое значение исследование.

Методологическое осмысление процессов становление социального знания в рамках утопических произведений позволяет глубже познать процесс формирования представлений о будущем, созданию социальной теории в целом.

Положения диссертации могут быть использованы в учебных курсах по общей, социальной и политической философии, а также в курсах по политологии, социологии, культурологии, конфликтологии.

Апробация работы.

Основные положения работы были представлены на межвузовских научно-практических конференциях «Кризис как иррациональное явление» (Магнитогорск, 2002 г., 2003 г., 2004 г.) — на региональной научно-практической конференции «Ценности интеллигибельного мира» (Магнитогорск, 2004 г.), а также на ежегодных внутривузовских конференциях МаГУ (2002г., 2003 г., 2004 г.).

Помимо этого, отдельные положения диссертационного исследования обсуждались на аспирантских семинарах по онтологии и теории познания.

По теме диссертационного исследования опубликовано 6 научных работ (тезисы, доклады, статьи).

I.I. Понятие «утопии» и основные методологические подходы к исследованию феномена утопии.

Мечты человечества о «золотом веке» уходят своими корнями в далекое прошлое: «мифы о пяти веках» в переложениях Гесиода и Овидия, хилиазм, легенда об английской стране Кокейн, французской Кокань, русском Беловодье и граде Китеже, государстве благоденствия, земля обетованная — все это примеры утопических проектов, которые получили свою теоретическую разработку в самые разные эпохи. Как писал польский исследователей А. Свентоховский «невозможно представить себе ни одной эпохи, ни одного народа, даже ни одного человека, который не мечтал бы о каком-то рае на земле, который бы не был в большей или меньшей степени утопистом. Где только существует нищета, несправедливость, страдание, -а существуют они всегда и везде, — там должно проявиться также искание средств для искоренения причин зла. Через всю историю культуры проходит целая лестница самых различных видов утопий».3 На этом основании утопию можно с полным основанием назвать одним из самых древних и фундаментальных мифов.

Во избежание терминологической путаницы имеет смысл хотя бы по формальным критериям, условно разграничить основные понятия, которыми мы намерены оперировать и прежде всего понятия «утопическое сознание», «утопия» и «утопизм», ибо последнее нередко употребляется как синоним утопии, что не всегда верно и оправдано.

Как справедливо отмечал В. П. Шестаков, «следует различать термины „утопия“ и „утопический“. Отождествление этих понятий часто приводит к недоразумениям, к перенесению в философский и социологический анализ сугубо оценочных и субъективных суждений».4 Точно также следует различать два внешне схожих, но имеющих различную природу феномена: «утопию» и «утопизм».

3 Свентоховский А. История утопии. М., 1910. с. 5.

4 Шестаков В П. Понятие утопии и современные концепции утопического //Вопросы философии — 1972. -№ 8.-С. 152.

С.J1. Франк еще в 1937 г. указал на специфические черты того явления, которое он и назвал утопизмом. «Под утопизмом мы разумеем, -писал он, — не общую мечту об осуществлении совершенной жизни на земле, свободной от зла и страданий, а более специфический замысел, согласно которому совершенство жизни может — а потому и должно бытькак бы автоматически обеспечено неким общественным порядком или организационным устройством.».5 Таким образом, Франк указывает на наличие в утопизме уверенности в достижимости совершенства.

Под утопическим сознанием мы будем понимать определенный способ восприятия, подхода к исторической реальности соответствующего пониманию утопического.

Гораздо труднее определиться с понятием «утопия», поскольку в историко-философской литературе до сих пор не существует единого мнения относительно содержания и определения понятия «утопия» и оно по сей день употребляется в самых различных смыслах, и в разном смысловом контексте. Многозначность употребления этого термина и непроясненность стоящего за ним определения приводит некоторых исследователей к парадоксальным выводам. В частности, Л. Мэмфорд пишет о том, что всякие попытки дать законченное определение понятия «утопия», вообще лишены смысла и бесплодны, ибо с его точки зрения, утопия вовсе не является чем-то строго очерченным, что можно точно определить и изучить.6.

Однозначного истолкования этого понятия, мы не находим и в специальных работах посвященных исследованию указанного феномена. Примером тому могут служить, например, работа А. Фойгта «Социальная утопия», монография Фрэнка и Фритци Манюэлей «Утопическая мысль в западном мире», работа отечественного исследователя Э. Я. Баталова «В мире утопии» и многие другие. Так вот обратив свой взор на эти работы,.

5 Франк С Л. Ересь утопизма //Квинтэссенция Философский альманах. 1991. М: Политиздат, 1992. С. 379.

6 Mumford L. The story of Utopias. New York. 1962. P. 15,25. мы без труда обнаружим, что все они начинаются с выяснения одного и того же вопроса: что есть утопия?

В современной научной литературе принадлежащей только XX веку, нам удалось выделить более 15 определений понятия «утопия», и, по всей видимости, это далеко не предел. Как пишет один из современных исследователей утопии Дж. Кейтеб, за четыре с половиной столетия, минувших со времен появления «Золотой книжечки», понятия «утопия» и «утопический» приобрели «множество значений, выходящих за пределы п того, которое было предложено книгой Мора.».

Такая постановка вопроса приводит нас к устойчивому убеждению о том, что понятие «утопия» в философско-социологической литературе запутано и противоречиво. Поэтому целесообразней на данном этапе исследования дать рабочее определение понятию «утопия». В «Философской энциклопедии» мы находим следующее толкование «утопия — это изображение идеального общественного строя, лишенного научного обоснования».

Существуют различные, порой взаимоисключающие оценки и выводы относительно определения утопии. Одни видят в утопии извечную, никогда не достижимую мечту человечества о «золотом веке», другие, напротив, истолковывают ее в качестве реального принципа, который осуществляется с каждым новым шагом духовного и практического развития человечества. Некоторые видят в ней донаучную форму мышления, нечто среднее между религией и наукой, другие, напротив, связывают ее с развитием современного научного знания.

Ряд авторов рассматривают утопию как продукт фантазии, конструкцию воображения, никогда не осуществимых социальных проектов, как произведения, не считающиеся с фактами.8 Западная исследовательница Дж. Шклар пишет, что утопия — это «модель,.

7 Kateb G. Utopias and Utopianism //Encyclopedia of Philosophy. N.Y., 1972. V. 8. — P. 212−213.

8 Бест>жев-Лада ИВ Историческая справка //Рабочая книга по прогнозированию М, 1982. С. 28, Живкович Л. Теория социального отражения. М, 1969. С. 261−262, и др идеальный образец, который побуждает к созерцательному предположению и суждению, но не влечет за собой никакой другой деятельности. Утопии каждый на свой манер пытались представить то вневременное «должно», которое никогда не могло стать «есть»".9 И, может быть, прав был М. Финли, который писал, что диапазон значений этого слова простирается от обозначения свойственного всем людям стремления к лучшей жизни до фантазий параноика и шизофреника.10.

Так, например, А. Э. Штекли понимает «утопию как объект истории общественной* мысли — это, прежде всего сочинение о наилучшем государственном устройстве, а в еще более узком смысле — идеальное общество, представленное в рассказе о вымышленном путешествии».11.

Ч.С. Кирвель предлагает следующее определение утопии, где она выступает как «особая форма духовно-ценностного освоения социальной реальности, состоящая в создании методами абсолютизации и умозрительного конструирования, максимально детализированных образцов бесконфликтного, внутренне не противоречивого и не подлежащего изменению общественного устройства, призванного обеспечить определенное желаемое (позитивная утопия) или не желаемое (негативная утопия) состоянии человечества и человека».12.

С.Б. Кан считает утопию своеобразной ограниченной монархией, «во главе которой находится избираемый народом и зависимый от него властитель».13 Э. Я. Баталов придерживается традиционного взгляда на утопию. Он понимает ее как «вымышленную страну, воображаемое общество, которому отдается предпочтение перед реальным, и в образе которого с большей или меньшей полнотою воплощается представление о современном обществе и человеке о социальном идеале».14.

9 Кирвель Ч С. Утопическое сознание: Сущность, социально-политические ф) нкции. Минск, 1989. С. 17.

10 Frnley М. Utopianism ancient and modern. Boston, 1967, P.4.

11 Штекли А. Э. Утопия Т. Мора и социалистическая мысль // Коммунист. — 1978. — № 8. С. 75.

12 Кирвель Ч С. Утопическое сознание. Сущность социально-политической функции. Минск, 1989 С 66.

13 Кан С Б История социалистических учений. — М, 1963. С 22.

14 Баталов Э Я Социальная утопия и утопическое сознание в США. — М., 1982.-С. 11,.

В свою очередь, В. А. Чаликова, размышляя над проблемами утопии, приходит к выводу, что «определение утопии изменчиво» и оно зависит от того, что именно подразумевать под утопией: содержание, метод, проект и.

15 — т.д. JI. Сарджент предлагает следующее определение утопии. «Утопияэто подробное и последовательное описание воображаемого, но локализованного во времени и пространстве общества, построенного на основе альтернативной социально-исторической гипотезы и организованного — как на уровне институтов, так и человеческих отношений — совершеннее, чем-то общество, в котором живет автор».16.

В начале XX века предпринимаются попытки на концептуальном уровне дать определение утопии. Так, немецкий историк А. Фогт пришел к выводу, что многочисленные социальные утопии относятся к сфере учения о «социальном мировоззрении». Отличительная черта утопий — в них рассматривается будущее государственного и экономического устройства. «Утопии не есть химера, — пишет он, — отдельных мыслителей. Они изображают стремление человека и поэтому имеют значение в истории человеческой мысли».17.

Утопии придается как положительное, так и отрицательное значение, причем в первой половине XX столетия в философско-социологической литературе, за небольшим исключением, преобладало скорее отрицательное, нежели положительное отношение. Утопия в этот период оценивается как нечто иррациональное и мистическое в человеческом сознании, как нереализуемая и бесполезная мечта. Бертран Рассел писал: «В наш век, в общем-то, лишенный иллюзий, мы уже не способны верить в мечты утопистов.».18.

Негативное отношение к утопии высказывали в своих работах, например, К. Поппер, и Ле Сенна. Последний считал, что «утопия — это прибежище тех, кто лишен мужества, встретить действительность лицом к.

15 Утопия и утопическое мышление. — М, 1991. С 8.

16 Утопия и утопическое мышление. — М., 1991. С. 8.

17 Фогт А. Социальная утопия. Спб, 1907. С. 26.

18 Цит. По: Шацкий Е. Утопия и традиция. М., 1990. С. 160. лицу, и подменяет ее лживым компенсаторным воспроизведением, тех, в ком эстетическая сторона победила нравственную".19 К. Поппер подвергает критике марксизм как утопический метод, ориентированный на изменение целого (революция), вопреки социальной инженерии, ориентированной на изменение части (реформирование). Собственно критике здесь подвергаются классические утопии и марксизм, интерпретируемый как утопический метод и мышление.

Серьезные упреки классическим утопиям высказал Р. Дарендорф. По его мнению, всем утопиям, начиная с «Государства» Платона, присущи одни и те же структурные элементы. «Утопии — пишет он, — это открытый рай, утописты имеют готовые ответы на все вопросы. Мы же не знаем, как выглядит идеальное общество». Для Р. Дарендорфа понятие «утопия» ассоциируется лишь с тяготением к всеобщей неподвижности, униформизации и стандартизации. Несмотря на критические упреки в адрес классической утопии, это не позволило ему раскрыть диалектико-противоречивый характер самого феномена утопизма, показать его действительное значение в истории социальной мысли, выявить социальные и гносеологические корни происхождения утопии.

Существует и другая тенденция на западе. В начале XX века с популяризаторской ролью современных утопий выступил известный английский писатель-фантаст Г. Уэллс. Сам автор многочисленных утопических трактатов, пришел к своеобразным выводам, в работе «Современная Утопия» он пишет, что основной задачей социологии является создание и критика современных утопий. Ему принадлежат следующие слова: «Будет еще много Утопий. Каждое поколение найдет свою концепцию Утопии, более динамическую и близкую к действительности».21.

19 Маравалль X А. Утопия и реформизм // Утопия и утопическое мышление М, 1991, с. 218.

20 Цит. По: Тимофееву В, А Методологические проблемы современной утопии и утопизма //Вестник СПбГУ. Сер. 6,1995, вып 4. С. 40.

21 Wells Н. G. A modern Utopia London, 1909. P. 31.

Западные исследователи зачастую анализируют феномен утопии как внутренне нерасчлененное и непротиворечивое явление. При этом упускают из виду, что утопическое сознание есть сложное взаимодействие мысли и чувства, рационального и фантастического, идей и настроений. Существенным методологическим недостатком в этом плане страдает и в целом оригинальная концепция немецкого социолога К. Мангейма. Он пытается анализировать утопию как социологическое явление, как категорию историческую. «Анализ особенного интеллектуального предвидения и мыслительных моделей, — пишет К. Мангейм, — которые сейчас определяются как утопическое мышление или утопических дух, становиться одной из наиболее плодотворных сфер исследования для современных социологов».

Заслугой Мангейма является то, что он видит в утопии воплощение определенного типа сознания, которое противопоставляется идеологии и которое не находится в соответствии с окружающим его бытием. Это несоответствие проявляется всегда в том, что подобное сознание в переживании, мышлении и деятельности ориентируется на факторы, которые реально не содержаться в этом бытие". Мы будем считать утопичной лишь ту «трансцендентную по отношению к действительности» ориентацию, которая, переходя в действие, частично или полностью взрывает существующий в данный момент порядок вещей".22.

Попытка К. Мангейма сопоставить утопию и идеологию не вызывает возражений. Но нельзя согласиться с тем, что это однопорядковые феномены мыслительной конструкции. При некоторых обстоятельствах и сама утопия может перевоплотиться в идеологию, что, впрочем, не отрицает и сам Мангейм. Утопия как интегрирующий элемент коллективных желаний людей, представлений и идей в обществе — это идеальный образ (идеал), ориентирующий различные группы, как в «социальном пространстве», так и в историческом времени. Он.

22 Мангейм К. Идеология и утопия //Утопия и утопическое мышление. — М, 1991. — С. 113. подразделяет утопию на два вида: абсолютную (в принципе неосуществимую) и относительную (неосуществимую только на определенной, уже данной стадии).

В целом эта схема дает представление о самых простых способах мысленного отрицания реального бытия.

Существование большого количества интерпретаций понятия «утопия» как бы спонтанно порождает необходимость появление новых, почти не оставляя надежды на достижения единства в научном мире.

Такого рода противоречия вынуждают нас обратиться к терминологическому значению слова «утопия». Само понятие появляется в научной литературе в начале XVI века благодаря выходу в свет произведения, озаглавленного следующим образом: «Золотая книжечка, столь же полезна, как и забавна, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопии», написанная Т. Мором. Сам же термин «утопия», как это хорошо известно, был заимствован Т. Мором из греческого языка и состоит из двух лексических компонентов. Если «topos» — место и «ои» — не, нет, то в буквальном смысле термин «утопия» приобретает следующее звучание — «место, которого не существует».23.

Но как отмечается большинством исследователей семантика слова «утопия» двойственна, поскольку по другой версии оно происходит от греческого «ей» — благо и «topos» — место, при таком прочтении термин «утопия» получает новое содержание — это «благословенная земля»,.

OA. прекрасная страна", «хорошее место». Оба истолкования широко представлены в утопической литературе, например, «Вести ниоткуда» У. Морриса, «Город солнца» Т. Кампанеллы.

Тем фактом, что в основе противоречивых оценок понятия «утопии» лежит изначально двойственный смысл, мы обязаны Т. Мору, который возможно намерено за семантикой данного термина попытался скрыть свой.

23 Философский словарь — М., 1987. — С. 499.

24 Философский словарь. — М, 1987. — С. 499. истинный замысел. Как бы то ни было, но ему это удалось, потому что до сих пор в научной литературе нет единого мнения об определении понятия «утопии» и оно по сей день, носит дискуссионный характер.

Двойное прочтение данного термина, мы получаем в результате использования Т. Мором латинского языка для написания своего произведения, где греческие слова передавались в транскрипции, скрывавшие различия между «ои» и «ей». Двойственный смысл термина передает амбивалентную сущность утопии. Утопия является как бы связующим звеном между реальным и идеальным миром, тем самым содержит в себе элементы того и другого. В этом заключается ценность всякой утопии, которая содержит в себе один из возможных способов гармонизации мира.

Возможно, Т. Мор посредством нарочитой игры греческих слов пытался сказать, что в его произведении описана — прекрасная страна, которой не существует в наличной действительности. Здесь выражается пессимистическое настроение самого мыслителя, который разочаровался в действительности политических реформ. «Утопия» Т. Мора это было не руководство к действию, в котором намечались конкретные пути претворения идеального строя в жизнь. Это была игра воображения, страстная мечта о счастье, воплотившаяся в поэтическом образе о затерянном острове в океане. Эту мысль подтверждают и слова мыслителя: «.в утопической республике имеется очень много такого, чего я более желаю в наших государствах, нежели ожидаю».25.

Т. Мор нашел точное определение для обозначения особой области человеческого мышления, в которой конструируются проекты совершенного общества. Их разнообразие расширяет горизонты возможного, предоставляя человечеству выбор в отношении идеальных форм государственного устройства, обещающего благополучие всему человечеству. Материалом для такого проектирования служат как сообщества прошедших времен (легенда о.

25 Мор т. Утопия. — М, Наука, 1978, с 416 золотом веке", Спарта времен Ликурга и др.), так и будущие времена. «Утопия» Томаса Мора представляет собой открытый изменениям архетип. В связи с этим мы можем говорить о том, что это понятие приобретает глубокий метафизический смысл. Оно вскрывает истоки, порождающие такие явления человеческой культуры и истории как незыблемую жажду абсолюта, счастья, бессмертия, справедливости и т. д. Другими словами, торжества в полном объеме ценностей и идеалов человека, общества.

Заложенная Т. Мором двойственность в интерпретацию понятия «утопии» породила в научной литературе определенную неудовлетворенность, которая выражается в частности в усилении многозначности этого понятия и во введении все новых словообразований. Так для характеристики утопических произведений XX века в современной философско-социологической литературе появляются и другие модификации термина «утопия», производимые от его первоначального корня. Это «дистопия» от греческого слова «дис» — плохой и «топос» -место, т. е. плохое место, нечто противостоящее утопии как совершенному, лучшему миру, или пользуясь определением В. А. Гуторова, образ государственной организации, демонстрирующий крах любых утопических иллюзий.27 Более того, появляется термин «антиутопия», который обозначает критическое повествование об обществе, построенном согласно утопическим принципам. Сохраняя все описанные приемы, характерные для утопии, она существенно меняет ракурс рассмотрения идеального социума. Лейтмотив утопии — признание неистинности наличной социальной реальности — заменяется в антиутопии признанием.

28 неистинности самого утопического проекта.

Кроме того, создаются такие понятия как «энтопия» характеризующая реализованный идеальный проект- «контратопия» -выбор наилучшего из двух воображаемых обществ- «экоутопия».

26 50'50 опыт словаря нового мышления. — М, 1989. — С. 245.

27 Гуторов В А. Античная социальная утопия. Вопросы теории и истории — Л, 1989. — С.9.

28 Современный философский словарь. — М, 1996. — С. 21−22. глобальное научно-культурное проектирование- «практоутопия» — система социальных реформ, направленных на построение лучшего мира.29 Таким образом, уже терминологически значение понятия «утопия» сложно и многозначно.

Указанные понятия, созданные главным образом для характеристики утопических произведений XX в., играют важную конституирующую роль для понимания утопии и постоянно проецируются обратно на предшествующую историю утопической мысли. Подобная тенденция, вызывает потребность в новых толкованиях понятия «утопия», что было показано выше, и нередко создает у исследователей, негативное отношение к каким бы то ни было дефинициям. «Нет ничего удивительного в том, -писал нидерландский исследователь Ф. Полак, — что многие авторы просто проходили мимо определений или потому, что они считали невозможным свести многообразие предлагаемого им материала к однозначной формуле, или по совсем иной причине — они рассматривали определение как самоочевидное. Другие просто предпочитали описывать основные характеристики утопии вместо попытки дать широкое, но бессодержательное или же краткое, но смутное определение».30.

Таким образом, огромное количество противоречащих друг другу определений утопии в научной литературе с необходимостью должны побуждать любого исследователя, занимающегося разработкой какого-либо частного вопроса, либо выбирать из имеющихся определений наиболее подходящее для целей его исследования, либо создавать свое собственное определение. Под утопией в работе будут пониматься представления о лучшем обществе. В этом значении утопией будет любая система взглядов, в основе которой лежит неприятие существующей социальной действительности и противопоставление ей идеальной, совершенной действительности. В результате выраженный и описанный общественный.

29 Философский энциклопедический словарь. — М, 1983. — С. 710−711.

30 Polak F. The Image of Utopias. New York. — 1961. — P. 380−381. идеал есть утопия, которая выступает как социальная картина мира, которая изображает идеальный мир, максимально завершенный и однозначный в своем совершенстве.

Существуют в научной литературе и различные объяснения относительно трудностей, с которыми сталкиваются исследователи при попытках дать более или менее законченное определение понятия «утопия». По утверждению, А. Свентоховского «желая начертать историю утопии в мельчайших ее проявлениях, следовало бы рассказать всю историю человеческой культуры».31 Представления о том, что история утопии чуть ли не тождественна истории мировой культуры, присуща не только А. Свентоховскому, она близка и другим авторам, в частности, JI. Мэмфорду, О. Герцлеру. При таком понимании, феномен утопии выступает в качестве «живого» явления культуры и сознания, форма и содержание которого меняется от эпохи к эпохе. Это следствие того, что происходит умножение и разброс многих ключевых значений культуры, включая понятие «утопия». В итоге в привычные понятия вкладывается несвойственный им смысл. Так произошло и с понятием утопии, которое, по мнению А. Ф. Лосева «обычно считается общепонятным и которое без всяких усилий обычно переводится на всякий другой язык, оставаясь повсюду одним и тем же словом», но в действительности оказывается в числе «самых туманных, сбивчивых и противоречивых понятий».32.

Представления об утопии как «живом» явлении культуры свойственно и современным отечественным исследователям. В частности, Ч. С. Кирвель полагает, что разнобой в трактовке понятия «утопия» вызван, прежде всего, противоречивостью и неоднозначностью явления, которое оно отражает. Действительно, даже беглое знакомство с утопической или околоутопической литературой убеждает, что утопия — это феномен, объединяющий разнородные посылки и широкий спектр оппозиций: факт и.

31 Свентоховский Л. История утопии М, 1910. С. 6.

32 Лосев А. Ф. проблема символа и реалистическое искусство. М., 1976. С. 3. вымысел, возможное и невероятное, здравомыслие и безумие, реальное и фантастическое, историческое и легендарное, сознательное и бессознательное и т. п.33.

В свою очередь Э. Я. Баталов, рассуждая о проблемах утопии, справедливо отмечает, что «основная причина разнобоя в трактовке понятия „утопия“ заключается в том, что его анализ ведется с различных позиций и на основе различных методологий. Одни исследователи сосредотачивают внимание на генетических особенностях утопии и выводят сущность последней из ее происхождениядругие (они составляют большинство) определяют утопию исходя из ее социальных функций, которые опять таки трактуются далеко не однозначнотретьи' рассматривают утопию, отталкиваясь от ее структурных особенностей и формальных признаков».

Другие авторы, исследующие проблемы утопии, как правило, идут по пути понятийной дифференциации, вводят довольно разветвленную терминологию, позволяющую отделить утопию от того, что ею не является. Так, вводится разграничение утопического сознания и утопии в собственном смысле слова, 35 позитивной и негативной утопии, антиутопии, дистопии и т. д. Этот путь исследования является довольно плодотворным, так как позволяет высветить новые оттенки как в самом понятии утопия, так и в использованных для противопоставления понятиях. Утопию сравнивают с мифом (Ж. Сорель, Э. Мунье, Н. Фрай) — с идеологией (К. Мангейм, Р. Миллс) — с религией (К. Барт, П. Тиллих, Н. Бубер). Утопия предстает как особый утопический метод в социологии, позволяющий с помощью воображения конструировать идеальные типы (М. Вебер, Р. Рюйе, Д. Рисман) — как умственный эксперимент (Э. Мах, Б. Скиннер) — как особая духовная интенция, органически присущая человеческому сознанию.

33 Кирвель ЧС. Утопическое сознание: Сущность, социально-политические ф>нкции — Минск, 1989. С. 16−17.

34 Баталов Э Я. Социальная утопия и утопическое сознание в США. M, 1982. С. 12.

35 Чаликова В. А. Настоящее и будущее сквозь призму утопии //Современные буржуазные теории общественного развития / Под Ред. Я. М. Бергера. М, 1984. С. 74. 75.

Э. Блох, Ортега-и-Гассет, А. Нойзюс) — как специфический метод планирования и прогнозирования (Ф. Полак, М. Плетелл, Ж. Дюво, JI. Мэмфорд).

Однако, с другой стороны, поиск оригинальных противопоставлений понятию утопия предлагает последние чересчур «жесткими», однозначными и поэтому искусственными. Нельзя не согласится с Э. Я. Баталовым, который указывал, что К. Мангейм придал нетрадиционное и «искусственное» значение понятию «идеология» именно из-за необходимости противопоставление ей утопии.

Следует добавить, что сама «искусственность» значений и, в конечном счете, слабость указанного подхода обусловлены стремлением, найти понятию «утопия» одно-единственное противопоставление. По мнению С. С. Сизова, понятие «утопия» не может быть определено, по крайней мере, на современном уровне познания, на основе уже сложившегося понятийного аппарата, поскольку соотнесение с каким-то одним понятием, потребует целую систему таких соотнесений.37.

Таким образом, можно сделать вывод, что у исследователей на данный момент нет универсальной методологии для характеристики.

38 данного понятия, что в принципе открыто и признается в научной среде. В целом, не отрицая правомочности этих и других методов исследования утопии, следует указать на их порой формальные, частные приемы исследования. Необходимо различать представления об утопии на различных исторических уровнях познания общества. Существует большая разница между чисто эмоциональными представлениями о должном будущем, скажем у Т. Мора и Т. Кампанеллы, и теоретическими конструкциями у Ш. Фурье, А. Сен-Симона, а также философскими.

36 Баталов Э Я. Социальная утопия и утошгческое сознание в США. С. 336.

37 Сизов С. С. Утопия и общественное сознание. Л., 1988. С. 10. 11.

38 См, об этом, в частности: Сизов С. С. Утопия и утопическое сознание. Л, 1988. Баталов Э. Я. В мире утопии М., 1989. Баталов Э Я. Социальная утопия и утопическое сознание в США. М., 1982 — Шестаков В П. Понятие утопии и современные концепции утопического. //Вопросы философии, 1972, № 8 — Кирвель ЧС. Утопическое сознание: Сущность, социально-политические функции. М, 1989 — Черткова ЕЛ. Метаморфозы утопического сознания. //Вопросы философии. 2001. № 7. Mumford L. The story of Utopias. New York. 1962 — Polak F. The Image of Future. Vol. 1. LeidenNew York, 1961 и др. обоснованиями справедливого общества у И. Фихте и И. Канта. Общим основанием для утопий является проективная способность человеческого мышления.

Социальные утопии обладают одной интересной особенностью: они возникают и получают широкое распространение, как правило, в моменты социально-политических потрясений, в те периоды истории, когда, говоря словами Г. Гессе «пересекаются две эпохи, две культуры и две религии., когда целое поколение оказывается между двумя эпохами, между двумя укладами жизни в такой степени, что утрачивает всякую естественность, всякую преемственность в обычаях, всякую защищенность и непорочность».39 Именно эта потребность человеческого сознания в поиски совершенного общественного состояния и являлась на протяжении многих веков исходным импульсом построения утопических проектов, художественных и фантастических произведений и другого рода изображений желательного или идеального мира. И в этом смысле социальная утопия не редко выступала и продолжает выступать в качестве симптома кризиса существующего общественного порядка.

Каждому веку присущи определенные ключевые идеологические формулы, своего рода «иллюзии эпохи», программирующие историческую деятельность человека на изменения существующей социальной действительности. Утопии каждой эпохи носят на себе отпечаток времени и места, в котором они возникли. И в этом нет ничего удивительного, поскольку социальная утопия — это не только ответ на вечные проблемы об экзистенции человека, но и также ответ на вопросы конкретных исторических обществ. В таких мысленных схемах, проекциях будущего возможного общественного состояния представления людей становятся весьма активной и действенной духовной силой. Утопическое сознаниеэто сложное, внутренне противоречивое явление духовной деятельности, которое с особой силой обнаруживает себя в периоды смуты,.

39 Гессе Г. Избранное. М, 1977. с. 222−223 неуверенности, кризисов в обществе, и, наоборот, ослабевает, когда наличная социальная действительность воспринимается как незыблемая и стабильная.

Таким образом, исходной отправной точкой всех рассуждений об идеальном обществе служит актуальное состояние общества. Это как бы постоянная «пульсация» со стремительными «взлетами» и не менее разрушительными падениями свидетельствует, что утопическое сознание обязано в первую очередь реальным конкретно-историческим потребностям людей, их интересам, наличию определенной социальной ситуации. Следовательно, социальная утопия развивается не сама по себе, а как составной органический элемент исторического, духовного, культурного процесса. В результате, анализ направлен на фиксацию основных противоречий данного общества, в противовес которому конструируется новый социальный идеал.

И история подтверждает эту закономерность, например утопия Платона, возникла в годы поражения Афин, падение демократии, когда общественные противоречия достигли значительной остроты. Характеризую истоки утопизма Платона, А. Ф. Лосев пишет, что великий мыслитель, «ясно увидел, что современное ему общество идет к гибели, что не за что ухватиться ни в общественной, ни в политической жизни, что ' нужно избрать какой-то свой путь. .Поэтому Платону. приходилось использовать ту область человеческого сознания, которая всегда приходит на выручку в моменты великих социальных катастроф. Это область мечта, фантазия, новый — и уже рационализированный миф, утопия».

Средневековая утопия Августина Блаженного — яркий образец произведения, созданного в смутное время. В утопии Т. Мора «сконцентрировались все противоречия его эпохи».41 Разумеется, это далеко не полный перечень примеров утопий возникающих в переломные.

40 Лосев Л. Ф. Жизненный и творческий путь Платона. — В кн: Платон. Соч. — М, 1968, Т.1. — с 24,25.

41 Волгин В П. Вступительная статья к кн Т. Мора «Утопия». — М, 1937. С. 5. периоды развития истории. История революций XVI — XIX вв. более четко подтвердила существование связи между подъемом утопической мысли и распространением утопического сознания, с одной стороны, и состоянием общественного и политического кризиса — с другой.

Этот идеал мыслится как высшая социальная цель и наряду с улучшением материальных условий жизни предполагает нравственное совершенствование и, наоборот, через нравственное совершенствование улучшение материальных условий жизни, например, разработки греков, а позднее и римлян, представлений об идеальном типе человека. Это и создание образов физически прекрасных богов и героев в мифологии и изобразительном искусстве. Уже у Гомера мы сталкиваемся с представлениями о выдающихся физических и духовных качествах героев — их силе и атлетизме, воинском искусстве, их храбрости, чувстве долга и стремлении к славе. Эти качества в своей совокупности составляют понятие о персональной достаточности, о личном совершенстве человека.

Такова, формула этих эпох, осознающих в лице отдельных представителей бесперспективность и бедственность существующего положения вещей. В такие эпохи, индивид, наделенный обостренной социальной чувствительностью, испытывает непреодолимую потребность «подняться над временем», освободится от пут, детерминирующих его деятельность отношений, а в итоге — либо «подтолкнуть» историю, либо обратить ее течение вспять. Утопист отказывается признать мир таким, каким он его застал, его не удовлетворяют существующие возможности: он мечтает, фантазирует, проектирует и экспериментирует.

В мире утопии человеческий разум пытается реализовать неиссякаемую жажду совершенства, счастья, всеобщего благополучия. Конструируя идеальные государства, человек пытается создать иной нравственно-правовой порядок, свободный от недостатков реальной, политической, экономической и других сфер жизни. Эти утопические проекты оказывают влияние на общественную жизнь, они становятся неотъемлемой частью духовной культуры человечества. Утопия является результатом осознания (легенда «о золотом веке»), а затем и рефлексии кризисных состояний общества. Утопия представляет собой особый тип разрешения противоречия между признанием неистинности социального порядка и осознанием невозможности простого возвращения к старому.

Утопическое сознание оперирует древнейшими, изначальными типа, наличными всеобщими образами. Содержание коллективного бессознательного в процессе осмысления приобретает осознаваемые формы, которые передаются через архетипы. Выражением архетипов могут быть мифы, сказки, тайные учения, в которых перерабатывается содержание коллективного бессознательного путем создания определенных устойчивых образов, с которыми впоследствии оперирует человеческая культура.

Относительно нашей темы можно сказать, что утопия использует следующие архетипы: «счастье», «совершенство» и т. д. Они в большой или меньшей степени первоначально перерабатываются мифологическим, затем религиозным и, наконец, утопическим сознанием. Каждый из этих уровней общественного сознания представляет определенную качественную ступень в развитии общества. Неправомерно говорить о приоритетности того или иного уровня. Скорее это определенное видение бытия, целостность которого восполняется различными подходами в его осмыслении. Здесь можно говорить об укорененности утопизма в самом бытие, которое будет порождать утопии различного вида в определенные исторические периоды существования общества.

Бессознательное содержание архетипа изменяется, становясь осознанным и воспринятым: «оно претерпевает изменения под влиянием.

42 того индивидуального сознания, на поверхности которого оно возникает". Утопическое сознание проистекает из стремления к идеализации, которое является неотъемлемым признаком человека как такового.

42 Юнг К. Архетип и символ. М., 1991. с 24.

При выявлении истоков утопического сознания следует обратиться к индивидуальной человеческой природе, где мы обнаруживаем, что именно стремление к идеализации, которое обнаруживается в индивидуальной человеческой природе, можно расценивать как естественное продолжение инстинкта самосохранения и стремления к идеалу, позволяющего человечеству сохранить себя как род, реализовываясь в перманентном развитии общества.

Во всемирной истории есть не мало примеров тому, что общество всегда распадается, когда исчезает идеал. Утопический импульс есть признак еще жизнеспособного общества, которое имеет силы восстановить сначала представление о должном состоянии социума, а затем, на других уровнях — политическом, экономическом, научном — построить цельную общественную систему. Если общество перестает создавать различные утопии, то, возможно, мы вправе говорить о начале распада социума.

Таким образом, сущностные основания утопии коренятся в глубинном пласте человеческой природы. Они произрастают из «коллективного бессознательного», содержанием которого являются архетипы, суть которых выражается в стремлении выхода из несовершенного бытия в новый, идеальный мир. Такой выход может мыслиться через мировые, глобальные или локальные катаклизмы, когда все рушится до основания. Это разрушение приветствуется, ожидается и всеми средствами приближается. Здесь начинают звучать эсхатологические мотивы, мощь которых возрастает пропорционально кризисному состоянию социума.

Общая цель поколений, сменяющих друг друга во времени, заключается в стремлении к неуклонному прогрессу как общему итогу развития общества. Суть этого прогресса сводится к преобразованию социума на такой основе, при которой социальное неравенство сделалась бы невозможной. Реальной действительности, отягощенной несправедливостью, насилием и другими формами зла, противопоставляется желаемый образ идеального состояния мира. Так, многие утописты первой половины XIX в., опираясь на теорию прогресса, завещанную идеологами Просвещения, воспринимали свои проекты и модели справедливого общества как абсолютно реальные, осуществимые и научные.

Значение этого исторического события для изменения человеческого отношения к миру в сторону утопизма было отмечено К. Ясперсом в его работе «Духовная ситуация времени»: «Теперь были созданы предпосылки, благодаря которым стала действительностью мысль, что с помощью человеческого разума можно не принимать существование человека таким, как оно сложилось, а планомерно изменять его, превратив в такое, каким оно действительно должно быть. Французская революция была событием, примера которому история не знала. Рассматриваемая как начало такого времени, когда человек, руководствуясь принципами разума, сам будет определять свою судьбу, французская революция пробудила в сознании самых выдающихся людей Европы восторженное воодушевление"43.

Итак, возникновение социальных утопий обусловлено усложнением общественных отношений, углублением социальных противоречий. Порожденная реальными противоречиями общественной жизни, неустойчивость бытия человека вызывает в его самосознании идеальный, воображаемый антипод существующей действительности. В результате человек внутренне раздваивается: как реальный эмпирический индивид, он связан с данной социальной действительностью, но в то же время определяет свою жизнь в соответствии с идеальным миром, в котором он находит подлинный смысл своего бытия и по отношению, к которому его земное бытие представляется лишь временным явлением. Это дает возможность выявить основания для возникновения социальных утопий:

1. Противоречивость общественной жизни;

2. Социальные конфликты;

3. Политическая или экономическая нестабильность;

4. Поляризация жизненного уровня людей;

5. Поиск смысла жизни, желания счастье и гармонии в этом мире;

43 Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Республика, 1991. С. 291.

Таким образом, утопия — это уход от реальной жизни с ее проблемами и несовершенством и построение с помощью воображения, теоретического мышления другого идеального мира.

Проведенный анализ позволяет утверждать, что, во-первых, социальная утопия возникает и получает широкое распространение, как правило, в моменты великих социально-политических потрясений.

Во-вторых, в историко-философской литературе до сих пор не существует единого мнения относительно содержания и определения понятия «утопия». В результате оно употребляется в самых различных смыслах, и в разном смысловом контексте.

В-третьих, в научной литературе существуют и различные методологические подходы к определению «утопии», которые также не отличаются единством и стройностью. В этой связи нам представляется, что в методологическом плане более позитивно исследовать утопию как некий целостный объект духовной культуры со своей структурой, особенностями, функциями и типологией. Это задача может быть решена в рамках синтетического подхода. Указанный подход наименее всего разработан в науке, но как нам представляется, именно синтетический подход позволит наиболее полно рассмотреть феномен утопии как целостной системы. Кроме того, на наш взгляд, именно указанный подход к анализу феномена утопии и самого понятия «утопия» позволит дополнить его онтологическими и гносеологическими исследованиями.

I.II. Историко-философский анализ феномена утопии.

Мечты о наилучшем государственном устройстве возникли за долго до выхода в свет классической книги Т. Мора, в ней они лишь получили терминологическое закрепление. В связи с этим нам представляется, что целесообразно обратиться к истокам возникновения утопии как явления общественной мысли и рассмотреть эволюцию утопической традиции.

Предысторию утопической традиции можно отсчитывать со времени появления легенды о «золотом веке» — счастливой, блаженной жизни людей в далеком прошлом, когда не было социального неравенства. Эта легенда наиболее ярко была выражена в эпосе Гомера и Гесиода (VIII в. до н. э.). С точки зрения Ф. Е. Манюэля, Гесиод создал каноническую версию золотой эпохи Кроноса, которая со временем соединилась с мифом о благословенных островах и с ближневосточными мечтами о рае. Этот синтез во множестве форм образовал основное содержание утопической мысли, стал «неиссякаемым источником огромной силы и одновременно трагической слабости европейского человека. .Освобожденный от своего контекста, миф Гесиода продолжает жить, воспроизводиться, изменяться, конденсироваться и распространяться».44.

Действительно, легенда «о золотом веке» стала одним из основных мотивов социально-утопической мысли античного мира. «Сначала она проявилась в форме идеализации «варварских народов» у древних историков (Геродота, Теопомпа, Гекатея Абдерского), а затем была воспринята и разработана в форме теории «естественного состояния» Платоном, учеником Аристотеля Дикеархом, стоиками Зеноном и Посидонием, а также сторонниками философского учения киников, восхвалявших примитивную жизнь «по природе» как состояние истинной.

44 Manuel F.E. Freedom from history and other untimely essays LondonNew York. 1972. P. 71. Отечественный исследователь ЛМ, Баткин также указывает на некоторые черты трагизма, присущие утопическому сознанию- «.утопическое мышление содержало компоненты трагического конфликта: отвержение предлежзщего бытия в целом, а не отдельных его пороков и недостатков, несовместимость этого бытия с истинной и желанной нормой, необходимость изменения и борьбы, трудность осуществления, подразумевающаяся и вытекающая из разрыва между проектом и действительностью» (Баткин Л. М. Ренессанс и утопия // Из истории культуры средних веков и Возрождения, М, 1976. С. 229.).

32 свободы". Благодаря Овидию легенда о «золотом веке» была донесена до средних веков. С эпохи же Ренессанса овидиевские «Метаморфозы» стали настольной книгой в Западной Европе.* Расширенный Овидием текст Гесиода стал вполне достаточным, чтобы влиться в утопическую мысль.

Легенда о «золотом веке» отразила социальные противоречия указанного периода развития общества и была обращена в прошлое. Однако последующая социально-политическая хмысль соединила представления о «золотом веке» с надеждой на счастливое будущее.

Соединение подобных представлений произошло в V в. до н.э., когда эмоциональное (в основе своей мифологическое) осмысление природы социально-политических процессов уступает место теоретическому (в основе своей рациональному). Появление рационалистических проектов идеального общества знаменовало собой переход общественной мысли человечества на качественно новый этап развития, выражающийся в стремлении преодолеть негативные последствия развития цивилизации, опираясь не на помощь сверхъестественных сил, а на человеческий разум. И идеальное государство Платона по сути дела, является первым признанным исходным пунктом и вместе с тем образцом достаточно развитой утопии.

В идеальном государстве Платона, в «Священной хронике» Евгемера (IV в. до н.э.), в «Солнечном острове» Ямбула (III в. до н.э.), по сути дела, содержаться первые попытки рационализации мифологических представлений о счастливом и гармоничном мире.

Для того чтобы лучше понять сущность утопического сознания, его гносеологические возможности, нужно выяснить, какое место занимает оно в ряду исторически известных типов сознания. Многим исследователям представляется, что утопическое сознание близко или даже совпадает с.

45 Гуторов В А. Некоторые проблемы из>чения античных социальных >топий в б>рж>азной науке //История домарксистских социалистических учений и антикоммунизм. Л, 1982. С. 35. Об исторической судьбе легенды о «золотом веке» в эпоху Ренессанса см. в кн: Чиколини Л С. Социальная утопия в Италии XIV — начале XVII в. М, 1980. С. 249−269. мифологическим. Мифологические представления наложили определенный отпечаток на содержание ранних утопических представлений.

Поскольку зарождение утопии, мы относим к античности, то естественно возникает вопрос о ее отношении к мифу как основе античного мировоззрения и самосознания. Подобно тому, как в античной философии мифология сменяется натурфилософией, становясь учением о природе, так и в области социального познания мифология трансформируется в учение о государстве.

Именно на примере античной общественной мысли можно достаточно ясно увидеть постоянное взаимопереплетение мифа и утопии, свойственное практически всем историческим эпохам. Специфика античного варианта заключается в том, что отношение мифа к утопии может быть представлено одновременно и в виде прямой исторической последовательности, и в плане постоянного взаимодействия. Возникновение рационалистической утопии вовсе не означало окончательного разрыва с мифом, например, о «золотом веке». Этот миф постоянно используется античными утопистами в самых различных формах, не только не утрачивая своего значения, но даже обогащаясь в результате его рационалистической переработке.

Проблема соотношения мифа и утопии в широком философском и культурно-историческом плане вследствие своей масштабности выходит за рамки нашего исследования. Следует, однако, остановиться на некоторых важных, с нашей точки зрения, аспектах этого соотношения применительно к проблематике нашего исследования. Для наиболее полного освещения понятия утопии необходимо сопоставить его с таким явлением духовной жизни как миф.

Сопоставление мифа и утопии, утопического сознания и мифосознания, требует более детального рассмотрения самого мифа, т. е. уточнить, какой смысл вкладывается в понятие мифа. Огромное количество противоречащих друг другу определений мифа в научной литературе46 с необходимостью должны побуждать любого исследователя, занимающегося разработкой какого-либо частного вопроса, либо выбирать из имеющихся определений наиболее подходящее для целей его исследования, либо создавать свое собственное определение.

Для того чтобы лучше представить роль мифов в древнегреческой утопической традиции, можно взять, к примеру, одно из наиболее простых научных определений, сформулированное Л. И. Зайцевым следующим образом: мифы — это «варьирующиеся в устной или письменной традиции повествования, включающие в себя элементы сверхъестественного и притом такие в реальность которых верят».47 Главное достоинство этого определения заключается, с одной стороны, в подчеркивании органической связи мифа с религиозными верованиями, а с другой — с устным народным творчеством и с фольклором.

Кроме этого, большинство исследователей мифа отмечает, что миф возник в первобытном обществе как интегральная форма духовного освоения мира и выступал как «нерасчлененная идеологическая первоматерия», из которой еще не успели выделиться наука и словесность, история и сага,-религия и право, философия и теология. В первобытной мифологии не существовало границ между объектом и субъектом, природным и социальным, рациональным и иррациональным, естественным и сверхъестественным.

Б. Малиновский и М. Элиаде отмечают, что в своем непосредственном виде миф рождается и существует в первобытном обществе как освященная действием сверхъестественных сил история творения мира и человека.

Миф первобытным сознанием воспринимался" как реальная жизнь: «Миф — это повествование, которое там, где оно возникало и бытовало, принималось за правду, как бы оно ни было неправдоподобно». К. Маркс,.

46 О трудностях, связанных с трактовкой содержания понятия «миф», см.: Стеблин-Каменский М. И. Миф. М, 1976; Мелетенский Е. М. Поэтика мифа M, 1976; Ермолаев ИЛ, Захаров, А А. Миф и мифологическое сознание // Вопросы философии — 1986 — № 7. С. 149−153.

47 Цит. По. Ермолаев II А, Захаров, А А, Миф и мифологическое сознание // Вопросы философии — 1986 -№ 7. С. 152. исследуя древнегреческое искусство, отмечал две принципиальные черты мифа. «Предпосылкой греческого искусства, писал он, — является греческая мифология, т. е. такая природа и такие общественные формы, которые уже сами бессознательно-художественным образом переработаны народной фантазией». Впоследствии многие исследователи мифа отмечали, что он является продуктом народной фантазии, и коллективным творением. Тот факт, что структура мифов разных народов совпадает, свидетельствует, что тенденция социокультурного развития больших человеческих общностей и, в первую очередь их представления о мире на ранних этапах возникновения общественного сознания связаны не столько с внешними условиями их жизни, сколько с природными особенностями человеческой психики.

Сравнивая утопию и миф, мы должны еще раз подчеркнуть, что утопия это рационализированное представление о наилучшем общественном устройстве. Миф же рожден самой жизнью, и он оказывает влияние на жизнедеятельность народа. Э. Мунье так определяет утопию: «Утопия появляется. там, где картина будущего, которая должна побуждать к действию, является продуктом чистой спекуляции, а не применением над-исторических постулатов к определенной исторической ситуации, в которой эти постулаты должны быть осуществлены».49 Следовательно, мы должны говорить об идеале, который построен чисто умозрительным путем, тогда перед нами утопический идеал, оторванный от живого творчества масс, которое в полной мере проявляется в построении мифов.

Миф часто называют дологическим, мистическим типом сознания. Для мифологически мыслящего человека мир предстает «гротескным» телом, а предметы и явления природы в мифе трактуются по аналогии со строением и функциями человеческого тела, природа воспринималась как продолжение человеческих органов. Мифы давали представления о.

48 Стеблин-Каченский М И Миф Л, 1976.

49ЩацкийЕ Утопия и традиция.- М, 1991.-С. 31. макрокосмосе, об окружающей природе, но, что особенно важно, «о нормах и эталонах поведения, присущих представителям данной социальной общности».50 В мифах стихийно создавалась целостная картина мира, которая удовлетворяла потребности развивающегося сознания. Они одновременно оказывали средством сплочения, объединения родов и племен как социально, так и географически.

Структура мифа жестко определена, но и она исторически изменялась. Выделяют четыре основных периода развития античной мифологической культуры, на последнем из них, с установлением рабовладельческого общества миф утрачивает свои функции.

Как раз в этот период в общественном сознании происходит процесс отделения человека от природы. Первым произведением, в рамках которого выражается осознания различий человека от природы, явился миф о «золотом веке» и народная утопия. Появившиеся представления об" историческом времени, как о некоторой длительности, отнесение событий «золотого века» в прошлое, отделение в общественном сознании образа природы от человека позволяет предположить, что повествование о «золотом веке» уже не являются мифами в собственном смысле.

В мифе, как известно, нет времени, нет длительности, очередности, последовательности событий. Миф — это сейчас и всегда, вечный круговорот. От хмифа остался яркий, образный и поэтичный язык, что свидетельствует о родстве мифов о «золотом веке» с классическими мифами. Данные произведения еще не канонические утопии, так как в них еще нет прямого обращения к обществу, социальным порядкам.

Традиционной архаической мифологии, никогда не было свойственно социально-критическая функция. «Мифологическое мышление не различает природное и человеческое, естественное и сверхъестественное, чувственное и сверхчувственноеоно смешивает.

50 Отюгов Л А. социально-психологические проблемы культуры. — в кн.: Социальная психология Л, 1979. С. 237 фантастическое (сказочное, волшебное, магическое) с реально существующим, идеальное с реальным, невозможное с возможным, желаемое с действительным".51 Для мифологии характерна функция поддержания устойчивости в обществе посредством сохранения и постоянного воспроизведения традиционных форм знания и поведения. Ранние утопии, как в прочем и более поздние, выражали критические мысли о существующем социальном устройстве, и эта мысль появляется в идеальном государстве Платона, где утверждается определенный идеал общественного устройства, предстающий как цель преобразования существующего общества и основа его критики.

Важнейший шаг сделанный Платоном от мифа к рациональному знанию — это критическое отношение к социальной действительности. Собственно говоря, именно с этого момента утопия выражает критическое отношение к существующему обществу, к социальному порядку.

В результате данный шаг Платона позволил отодвинуть мифологическое сознание на второй план, отводя ему вспомогательную роль. Но о полном разрыве с мифологическим сознанием пока говорить не приходиться. Так, например, в диалогах Платона мы находим самые различные мифологические уровни, которые он широко использует, но всего лишь как систему литературных примеров для большей наглядности и убедительности своих теоретических рассуждений. И нет ничего удивительного в том, что обращение к мифологическим образам и даже создание новых мифов, как это было у Платона, представлялась античным философам наиболее естественным и доступным способом достижения понимания со стороны сограждан.

Таким образом, в учении Платона мифы были обращены уже к разуму человека и являлись плодами разумной части души, а не.

51 Кессиди Ф X. От мифа к логосу. N1, 1972, С. 47.

52 Хотя собственные «платоновские мифы», не имеют «абсолютно ничего общего с мифологией в собственным смысле» (Тахо-Годи, А А. Миф у Платона как действительное и воображаемое //Платон и его эпоха/Отв. Ред Ф. Х. Кессиди М. М, 1979. С. 58−82.) основывались, как прежде, на воображении человека. Теперь уже не миф, а разум должен руководить человеком во всех его проявлениях — от частной жизни до устройства государства.

Итак, сравнивая миф и утопию, можно заметить, что предмет отражения у них различный. Миф является своеобразной формой ощущения мира вообще. Реальность и миф для создателей не различны. Утопия же предполагает осмысление социальной действительности, как противостоящей индивиду. В форме утопий общество смотрит на себя как бы со стороны, критикуя стороны реального, социального устройства. Взамен отвергаемых утопия предлагает образцы такого государственного устройства, при котором, по мнению, авторов, люди могли бы быть счастливы.

Утопия, как и миф, основана на воображении, но в ней меньше фантастических элементов, и они иного характера: в ней действуют в нереальных сейчас условиях обычные люди. Создают и управляют совершенным государством, которое, кстати, находится в реальном, а не потустороннем мире.

Различно и внешнее оформление мифа и утопии. Мифы всегда сj имеют «бессознательно художественный характер». Утопия же всегда имеет конкретного автора, за исключением ранних, народных, что еще раз подтверждает их переходный характер в смысле развития социального отражения. В различные исторические периоды утопия имела различные формы выражения. Отличается утопия от мифа тем, что это уже не просто художественное отражение автором социального мира, а попытка теоретического, концептуального объяснения социального мира. Можно утверждать, что утопия является более поздней и более дифференцированной, развитой формой общественного сознания, возникшей вместе с другими формами: философией, религией и т. д.

53 Токарев С. А, Мелетский Е М. Мифология. — Вст. Ст. к кн: Мифы народов мира. М., 1980, с. 12.

Платон сделал и еще один очень важный шаг, который подготовил метафизические основания для утопии и утопического сознания, это разделение мира на подлинную и иллюзорную реальность, или видимыйнеподлинный и невидимый, истинный.

Идеи Платона — это трансцендентальные образы и сущности, образующие особый, высший мир, постигаемый разумом посредством логики познания, существующий наряду с телесным, чувственновоспринимаемым миром, познаваемым посредством восприятия. Мир видимый есть лишь слабое подобие мира невидимого, трансцендентные идеи и сущности которого прообразы видимых вещей.

Идея имеет у Платона двойное значение: как функция и продукт умственной деятельности идеи являются общими понятиями, но как объекты, познаваемые и отображаемые в содержании понятий, они суть «формы» истинного бытия, действительность в своем высшем проявлении, где идея является уже не мыслью, а реальностью. Идеальный мир Платона противостоит обыденному миру не только логически и онтологически, но и аксиологически. В этом различии двух миров — истинного и неистинногозаключено метафизическое основание учения об истинном или совершенном государстве.

Для него вопрос о правильном устройстве государство являлся продолжением размышлений о сущности понятия «государство» и о вытекающих из этого представлениях о его смысле, цели, предназначении и функциях. Вопрос ставится следующим образом: существует ли форма правления, хорошая по самой своей природе, основанная на абсолютных, независимых от времени и местах началах? И каким должно быть государство, чтобы оно соответствовало своему понятию?

Исходным пунктом для построения идеального государства становится у Платона рассуждения о природе справедливости, которая служит определяющим принципом и личного поведения и государственного порядка. Напомним в этой связи о характерных,.

РОССИЙСКАЯ ГОСУДЛРСТПЕННМ!

Г. КЗЛИОТСКЛ развитых Платоном в «Государстве» ряде исходных, основополагающих элементов, надлежащее сочетание которых дает высшую гармониюсправедливость. У Платона трем основным началам идеального государства — деловому, защитному и совещательному, соответствует три начала человеческой души — вожделеющему, яростному и разумному. Как в душе, так и в государстве справедливость возникает только в том случае, если каждое из этих начал действует в соответствии с определенной ею природой, функцией, неизменно пребывая в состоянии иерархического соподчинения, которое отражает порядок, всеобщие законы равновесия и гармонии.

Однако, следует заметить, что Платон не ищет счастье для людей, как это будет в более поздних утопиях, а прежде всего истину, понимаемую в данном случае как соответствие предмета своей цели. Свои проект идеального общества Платон разрабатывает именно на основе соотнесения понятия о государстве с его идеей. Лишь познав идею государства, считает он, мы получим его совершенный образ, в соответствии, с которым можно приступить к его устройству. Если же руководствоваться случайными мнениями о том, что такое государство, то получим такое государство, какое имеем, ибо «никогда, ни в коем случае не будет процветать государство, если его не начертят художники по божественному образцу».54.

Именно поэтому во главе совершенного государства должен стоять философ, целью которого является всматривание в истинное бытие, чтобы созерцать «нечто стройное и вечно тождественное» и уподобляться ему, вносить «в частный и общественный быт то, что он усматривает наверху».55.

Методом постижения истины для Платона является диалектика, которая для него означает искусство рассуждения, благодаря которому.

54 Платон Государство. Законы. Политика М, 1998 С. 254.

55 Там же. С 254 человек «минуя ощущения, посредством одного только разума устремляется к сущности любого предмета и не отступает, пока при помощи самого мышления не постигает сущности блага».56 В результате человек оказывается на вершине умопостигаемого, приходит к созерцанию «самого совершенного в существующем», 57 разумная очевидность которого является сама по себе уже достаточной для его осуществления в действительности.

Итак, Платон сформировал те основные онтологические, гносеологические и метафизические принципы, на которых в дальнейшем будут основываться многие утопические построения об идеальном государственном устройстве. Платону удалось показать огромную пропасть между подлинным и неподлинным миром, пропасть разделяющая мир на реально существующий и на тот, который должен быть по истине.

В этом противопоставлении двух миров на подлинный и неподлинный усматривается близость Платона к учению Парменида, который впервые в античной философии противопоставил мир истины и мир мнения. Сначала Парменид, а вслед за ним и Платон соотносят мнение и знание с различными уровнями реальности, где чувственное восприятие приводит к мнениям, которые не являются постоянными и подвержены изменениям и аффектам, а разум и мышление приводит к истине или достоверному знанию. Обоснование решающего значения разума и рациональных принципов в устройстве совершенного государства, можно считать одной из заслуг Платона.

Не мене важно для онтологического понимание утопии и введенное Платоном понимание идеи как идеала в значении «лучшего из существующих» и одновременно «мыслимого», принадлежащего к миру идей и постигаемого разумом. В определенной мере, мы можем говорить и о том, что он сформулировал и основную проблему утопии, т. е. каким.

36 Там же. С. 286.

57 Там же С. 287. должно быть государство, чтобы оно соответствовало своему понятию или истине.

Также следует отметить еще один момент, который позволит лучше понять философскую природу утопии. У Платона уже четко проступает отличие утопии от иных способов постижения будущего, в частности от футурологии и фантастики: утопия не задается целью предвосхищения будущего, но предлагает радикальное решение существующих проблем, и прежде всего проблемы искоренения социального зла, как такового, во всем его объеме и полноте.

Уже за долго до появления в научном и литературном обороте самого термина «утопия» Платон сформулировал и ввел в культуру основные принципы утопии как рационального метода постижения бытия, не данной наличной действительности, а бытия истинного, или должного, т. е. согласно Платону, умопостигаемого. Поиск истины и практическое преобразование общества выступали в единстве и взаимно предполагали друг друга.

В литературе по истории утопической мысли, начиная с обобщенных трудов К. Каутского, Г. Адлера, К. Форлендера, А. Свентоховского, А. Фойгта и вплоть до некоторых современных исследований прослеживается довольно прочная традиция делать переход от Платона сразу к раннему христианству, либо вообще не упоминая о римской утопии, либо ограничиваясь суждениями о ее неразвитости и не оригинальности. Для иллюстрации можно привести несколько характерных примеров.

Так, А. Кирхенгейм, ссылаясь на специфические качества общественного сознания римлян, утверждал: «Никому не придет в голову искать в истории римского народа, который признавал святость брака более, чем какой-либо другой народ, а понятие о собственности проводил строже и энергичнее других народов, — учений, дорогих уму тех, кто любил питать себя иллюзиями и утопиями».58.

58 Кирхенгейм, А Вечная утопия СПб, 1902 С. 34.

К сходному по своей сути заключению пришел и Г. Адлер: «В истории Рима, в противоположность истории Греции, нельзя найти никаких зачатков социализма.(под социализмом автор подразумевал социально-утопические идеи равенства и общности имущества). Не только трезвый и рассудительный ум римлянина, но и его ясно выраженный частно-хозяйственный дух наживы помешали ему воспринять идеалы коммунизма».59.

Этот вывод был поддержан и К. Форлендером: «.философский и литературный осадок социально-критических идей, — не говоря уже о социалистических у прозаично-трезвого римского народа, — гораздо более скуден, чем у богатых фантазией греков».60 Исходя из подобных тезисов, Г. Фласхар утверждает, что в латинской литературе не было ни понятия, ни предмета утопии, а Ф. Полак делает вывод, что «трезвый и практичный Рим не имел ни религиозных, ни светских идеалистических видов на будущее».61.

Таким образом, в западной научной литературе, и по сей день, едва ли не общепринятым является мнение о том, что римляне были слишком трезвыми и слишком практичными, «слишком удовлетворенными и слишком самодовольными, чтобы мечтать об идеальных политиях — для них сам Рим был утопией».62.

В настоящее время можно считать общепризнанным, что социальная утопия развивается наиболее активно и получает наибольшее распространение в кризисные, переломные моменты истории общества. Римская история не только не является исключением, но и дает весьма убедительное подтверждение этой закономерности. Активные поиски форм идеального государственного устройства в Риме начинаются, судя по источникам, именно тогда, когда начинают проявляться симптомы углубляющегося кризиса римской гражданской общины. Этот весьма.

59 Адлер Г. История социализма и коммунизма. СПб, 1907. С. 12.

60 Форлендер К. История социалистических идей. Л, 1925. С. 35.

61 Polak F.L. The image of the future. V. 1. Leiden. 1961. P. 85.

62 Manuel F. E, Manuel F P. Utopian thought in the Western world. Cambr. Mass. 1979 P.21. болезненно воспринимаемый обществом процесс ломки традиционных устоев, открыто проявившийся во II в. до н.э. и завершившийся в I н.э., сопровождался, на наш взгляд, не менее активным развитием социальных утопий, чем в соответствующий период «кризиса полиса» в Греции IV в. до н.э.

Вместе с тем, однако, можно согласиться с авторами, которые не находят в римской утопии проектов идеального государственного устройства, сравнимых по своей абстрактно — теоретической разработанности с конструкциями Платона и Аристотеля. Даже такой крупнейший римский писатель, как Цицерон, многое заимствует из «Государства» Платона с той лишь главной целью, чтобы представить в еще более выгодном свете традиционные устои римского государства, римской «смешанной конституции». Отвлеченные теории Платона и других греческих философов заслуживают, по его мнению, критической оценки именно потому, что существующее только в воображение государство может быть признано прекрасным, но не соответствующим жизни людей и их нравам.

Одна из самых характерных черт римской социальной утопии: и Цицерон, и Саллюстий, и Сенека, резко критикуя «упадок нравов» и современную им действительность, предпочитали, тем не менее, помещать свой идеал не в каких-то далеких чужеземных странах, не в абстрактных моделях вымышленных государств, но именно в римском прошлом, рисуя в своем воображении идиллические картины полного торжества «нравов предков», нарушенного последующим ходом истории.

Такие картины идеального прошлого, в очень малой степени, соответствовавшие исторической действительности, по своему объективному содержанию были населены в настоящее и будущее, так как они строились на прямом противопоставлении утопических идеалов современному состоянию общества. То, что эти утопические идеалы освещались авторитетом староримских традиций, следует истолковывать как свидетельство особой прочности консервативной полисной морали в Риме, но само по себе это, конечно, отнюдь не свидетельствует об отсутствии утопии. «На смену старым более или менее утопическим проектам устройства государства, — отмечает Е. М. Штаерман, — приходит новая утопия — поиски идеальной монархии, идеального царя, ставшая последней утопией античного мира. Дань ей, так или иначе, отдало большинство авторов того времени — Сенека, Плиний Младший, Дион Хрисостом, Филострат, Дион Кассий, Светоний и др.».63.

Истоки, как древне Греческой, так и Римской утопии следует искать в богатейшей традиции античных легенд и мифов, которые, однако, «со временем подвергались в литературе рационалистическим переработкам, приобретая в ряде случаев черты определенной социальной программы».

Поскольку утопические образы отделяются от действительности обычно либо пространственными, либо хронологическими рамками, практически все утопии можно условно разделить на географические и временные. Говоря в начале о первых из них, мы должны сразу подчеркнуть, что отмеченная выше идеализация Рима и римского прошлого, характерна для римской утопии в целом не носила, однако, абсолютного характера и допускала некоторые исключения. Т. е. в перенесение утопических идеалов на далекие от Рима «экзотические» острова, страны и народы, художественные описание которых, несомненно, были рассчитаны и на получение эстетического наслаждения. Например, благодаря Диодору Сицилийскому до нас дошли такие знаменитые географические утопии, как описание острова Панхайя Евгемера и Солнечного острова Ямбула.

Активное развитие географической утопии сопровождалось не менее активным развитием временной утопии, переносившей утопические идеалы, как правило, в прошлое, но иногда и в будущее. Довольно часто такой идеализации подвергались различные, в зависимости от взглядов.

63 Шгаерман Е M Эволюция идеи свободы в древнем Риме//БДИ, 1972 № 2 С 50 автора, прошедшие исторические эпохи: например, правление Ромула, Нумы или Сервия Туллия, период расцвета Республики и т. д. Прекрасный и широко используемый материал для построения такого рода утопических концепций, давали различные варианты мифа о «Сатурновом царстве», одни из которых были сходны с греческими преданиями о «жизни при Кроносе».64.

Многочисленные литературно-рационалистические переработки, приводят, в конечном счете, к тому, что у целого ряда авторов, например, у Вергилия, Овидия, Сенеки — сохраняется лишь символ, внешняя оболочка мифа, которая могла произвольно наполняться самым различным социально-утопическим содержанием. Особенно заметным этот процесс становиться, начиная со второй половины I в. до н.э., когда возникают принципиально новые утопии, позволяющие переносить «золотой век» в будущее.

Выработка этих новых интерпретаций происходила одновременно в различных формах общественного сознания — политическом, эстетическом, религиозном. Влияние последней формы на развитие социально-утопических идей заслуживает нашего внимания. Поскольку именно религиозная утопия, т. е. утопия, использующая религиозную форму в целях построения социально-утопических проектов, становится на данном этапе исторического развития господствующей.

Таким образом, если для греческой утопии более характерен рационализм, то в римскую эпоху в соответствии с общими тенденциями развития духовной жизни утопические мечтания все чаще перемещались в область морально-этических поучений, находившие утешение в мечтах о грядущем золотом веке. В действительности утопия в римском обществе играла не менее важную роль, чем в греческой истории, хотя его проявления носили несколько иной, специфически римский характер.

64 Чернышев Ю Г. Миф о золотом веке и утопический социализм //Город и государство в античном мире. Проблемы исторического развития. Л, 1987. С. 128.

Итак, при характеристике этих проявлений можно отметить следующее: а) Утопия являлась одним из важнейших элементов римской «массовой культуры», играя особенно заметную роль в кризисные, «смутные» периоды римской истории, когда он становился динамичной силой, завладевая массами, вдохновляя и санкционируя различные общественные движенияб) Говоря специально о традиционной римской утопии, следует подчеркнуть ее объективную ориентацию не на абстрактные модели вымышленных или приукрашенных воображением чужеземных государств, но на образ «идеального Рима», который был завещан предками. Тем самым, оказывая реальное воздействие на повседневную политическую практику, получая прямое или косвенное отражение в памятниках искусства, в семантике окружающей римлян материально-пространственной средойв) Вместе с тем, благодаря особой «открытости» римской культуры арсенал средств построения утопических идеалов со временем (особенно в период кризиса Республики) становится чрезвычайно разнообразным: от идеализации «нравов предков», «островов блаженства» и ушедшего «Сатурнова царства» до признания осуществления утопии «здесь» и «теперь» (обычно в связи с приходом к власти «идеального» правителя). г) Утопия сыграла чрезвычайно важную роль в сплочении масс вокруг харизматических лидеров, в создании вокруг этих лидеров ореола приобщенных к божественным силам «спасителей», «благодетелей», которой самой судьбой предначертано, искоренив зло, осуществить утопию в действительности: именно на этой основе и появляется едва ли не впервые в истории феномен «официальной утопии», провозглашавшей реальное наступление «золотого века» при Августе и многих его приемников.

Поэтому следует признать, что римская социальная утопия во всем ее своеобразии явилась совершенно необходимым связующим, переходным этапом между греческой (в основе совей рационалистической) утопией и той религиозной утопией, которая получила преобладание в последующие исторические эпохи вместе с распространением и утверждением христианства. Величайшим достижением утопической мысли римского периода, наряду с распространением идеи о единстве всего человечества, стал прорыв сквозь кольцо цикличных теорий к линейной концепции всемирной истории, ставший возможным на основе синтеза не только греческих и римских социально-утопических традиций, но и соответствующих компонентов других культур. В результате этого, выработанная римским общественным сознанием концепции грядущего «золотого века» в значительной мере подготовила почву для последующего принятия «языческим» миром исторически более прогрессивной концепции грядущего «тысячелетнего царства».

Таким образом, возникновение христианских утопий было в наибольшей степени подготовлено именно в римскую эпоху — эпоху высшего расцвета и последующей гибели античной цивилизации, эпоху самого широкого религиозного синкретизма, увлечения эсхатологией и мессианизмом, эпоху почти полного стирания традиционных этнических и государственных границ, эпоху, давшую наиболее серьезные объективные предпосылки распространению идеи о единстве всего человечества, о всемирном масштабе его истории.65.

На этапе европейского средневековья религия являлась господствующей формой общественного сознания и оказала сильное воздействие на всю последующую эволюцию утопии. Послехристианский утопизм существенно отличается от дохристианского. Пройдя через христианство, социальная утопия приобрела некоторые новые черты. Под.

65 В логически завершенном виде данная идея вырабатывается, по мнению Г. Болдри, лишь «под влиянием Рима»: у писателей Средней Стой и Цицерона не только «мудрецы» (как у Зенона), но и все люди вообще являются согражданами мирового государства и «сочеловеками». (Baldry Н С. The unity of mankind in Greek thought Cambr. 1965. P.167.) влиянием религиозной апокалиптики, хилиазма и эсхатологии значительно изменилось историческое видение мира, в котором преобладающим стал провиденциализм с присущим ему иллюзорным перевернутым мировосприятием.

Если рассматривать длительную и сложную предысторию социальной утопии, то почти все они выступают, как правило, в религиозном облачении. Неординарность утопического мышления в методе построения, который отличается от научного из-за отказа принять существующую социальную реальность за объект исследования. Объектом исследования утопии является воображаемая, но не фантастическая, а идеальная реальность, какой она должна быть с точки зрения утописта. И здесь мы должны отметить почти маниакальную страсть теоретиков утопии, которые с непререкаемым тоном возмещают миру осветившую их истину. В этом мы видим религиозные корни утопии — в озарении свыше.

Некоторые основания для того, чтобы при выдвижении утопического идеала опираться на идеи ранних христиан, действительно имелись. «В раннехристианской литературе, при чем не только в апокрифических (Евангелие евреев, Евангелие Фомы и др.), но и в канонических произведениях, обнаруживается, влияние потребительско-коммунистических тенденций. В них содержатся осуждение собственности, восхваление общности имуществ, выпады против богатства, проповедуется раздел имущества между бедняками, прославляется нищета».66 И в более поздний период, в XVI — XVII вв., многие авторы утопических произведений также апеллируют к раннему христианству, как к исходному пункту своих целей.

Примечательно, что для социальных утопий ранних периодов вера в бога в обществе будущего выступает как своего рода нравственная скрепа, гарант социальной гармонии. «Человек, — писал Кампанелла, — должен быть.

66 Евдокимов В. И. Утопический социализм о религии в «идеальном обществе» // Вопросы научного атеизма № 12. М, 1971 всецело предан религии, и всегда почитать своего творца".67 Характерна и такая фраза Уинстэнли: «Я провозгласил полную республиканскую свободу в соответствии с правилами справедливости, т. е. со словом божьим.».

История развития человечества благополучно завершится, разум получит свое полное осуществление, здесь слушаться и мотивы эсхатологии, что позволяет нам говорить о некоторых чертах сходства утопии и религии. Прежде всего, это касается направленности этих типов сознания на совершенствования — утопии — социального строя, религияприроды человека. Е. Черткова отмечает наличие определенных общих черт, свойственных утопии и религии, утверждая, что это не позволяет нам отождествлять утопию с религией. Утопическое сознание восприняло многие внешние признаки сознания религиозного, но их сущность, содержание и цели принципиально различны, во многом даже противоположны.

Прежде всего, отмечается противоположность «утопического и христианского путей к совершенству. Первый устремлен к тому, чтобы в несовершенном обществе создать совершенного человека».69 Безусловно, можно согласится с мнением Е. Чертковой о неправомерности отождествления утопии и религии, но нельзя отметать тот факт, что обе эти сферы сознания занимают проблемой совершенствования, которая и является общим стержнем, точкой пересечения этих двух мировоззрений.

Просвещенческая идея постепенного улучшения человеческой природы как необходимого условия всеобщего счастья перекликается с верой в «тысячелетнее царство» совершенного добра и справедливости как конечного этапа исторического развития человечества. Идея прогрессивного развития уходит своими корнями в религиозное сознаниек Ветхому Завету и Апокалипсису.

67 Т. Кампанелла Город Солнца, с 108.

68 Черткова Е. Утопия как тип сознания //Общественные на>ки и современность — 1993. — № 3. — С. 76.

69 Черткова Е Утопия как тип сознания //Общественные на>ки и современность — 1993. — № 3. — С. 77.

Сравнивая утопию и религию, следует отметить как различие, так и сходство этих явлений. Различие их коренится, прежде всего, в разнонаправленное&trade-. Независимо от политического или социокультурного характера, от уровня формирования социального идеала и способа его выражения утопия имеет мирскую ориентацию. Утопия всегда нацелена на преображение реальной действительности, даже если речь идет о теократическом идеале. Она обращена к человеку, которого наделяет божественными чертами. Утопия — это всегда оппозиция, это — бунт, протест, ересь.

Утопия по своему характеру имеет светскую направленность. Для неё характерно преобразование существующего мира, а не потустороннего, что лежит за пределами человеческой жизни. Даже если утопист идеальный, совершенный мир располагает вне времени и пространства, этот мир находится все-таки в пределах человеческой жизни, — будь то земля или космос для утописта не существует границ в его воображении. Если исходить из этих ориентиров, можно согласиться с мнением некоторых исследователей о несовместимости утопии и религии. Например, по словам Фойгта, «утопии занимаются лишь нашим здешним миром. Они решительно отказываются делать предположения о могущем быть усовершенствовании человеческого духа или души в религиозном или нравственном смысле."/0.

Для религии главное усовершенствовать природу человека, для утопиисоциальный строй. Через совершенствование природы человека мы получим идеальное общество, во втором случае — совершенное общество будет способствовать «производству» идеальных людей. Тем самым будет решена единая задача совершенствования и человека и общества. Мысль о близости утопии и религии была достаточно полно и аргументировано, развита в литературе (см., например, работу Э. Тьювсона «Миллениум и утопия» и др.).

Сходство утопии и религии мы усматриваем в общности задач. Тогда в этом смысле мы можем говорить о принципиальной совместимости социальной утопии и религиозного мировоззрения. Общность утопии и религии.

70 Фойгт Л. Социальная утопия. — СПб, 1906. — С. 78. можно усмотреть также в употреблении религиозной символики, освященной традицией и ориентированной на общечеловеческие ценности. Существуют мыслители, которые прибегают к религиозной символике, опираются на религиозные догмы и религиозную мораль. В этом смысле творения этих мыслителей можно характеризовать, но весьма условно, как религиозные утопии, среди которых можно выделить христианские, иудаистские, конфуцианские или мусульманские.

Об антирелигиозности народной утопии достаточно отчетливо говорится в книге А. И. Клибанова. «Образы, в которых выступала мысль об идеальном общественном строе, — пишет он, — являлись плодом воображения, порожденным отношениями реальной жизни. Но и самые фантастические из этих образов решительно отличались от образов религиозной фантазии, включая и те случаи, когда они выступали в религиозном облачении. Ибо речь шла не о «небесной отчизне», а об оптимальном строе человеческих отношений, и во всем множестве случаев, когда такой строй наименовывался «раем» или «царством божьем», это были земной «рай» и «царство божие» на.

71 земле".

В христианском миросозерцании реализуется принципиально иной образ совершенства, обуславливающий собой новый смысл общественного идеала. Средневековое понимание совершенства обретает свою полноту в понятии святости, идеальный же образ святости всецело раскрывается в образе Христа. Главная цель христианской жизни — обретение жизни вечной. Земная жизнь в мире утрачивает свое самостоятельное значение и понимается как средство обретения жизни небесной. Жить в мире и победить мир — такова стратегия социального бытия средневекового человека. Учение о царстве Божием и его стяжании выступает основанием для интепритации социальной реальности в христианском мировоззрении. Божественность происхождения христианских этических норм определяет.

71 Клибанов, А И Народная социальная утопия в России — М, 1977 — С. 4 устойчивость и незыблемость нравственных идеалов средневекового человека.

Важнейшим сочинением, оказавшим огромное влияние на формирование средневекового мировоззрения, является трактат Августина Блаженного «О граде божьем». Учение Августина о двух градах становится первым широкомасштабным истолкования истории с точки зрения замысла Божьего о человеке. История передается как борьба между «Градом земным» и «Градом божьим». Оба «града» выходят за пределы земного мира: «Град божий» (Небесный Иерусалим) включает ангельскую общину на небесах, «Град земной» (Вавилон) включает восставших ангелов, низверженных в ад. Естественное рождение делает человека членом земного Града и дальнейшее движение по пути культуры не может вывести за его пределы. Лишь духовное рождение в таинстве крещения вводит в общину Града небесного. Однако не следует отождествлять Град Божий с видимой христианской церковью. Формальная принадлежность к жизни Церкви не дает нам оснований для заключения о принадлежности к гражданству Небесного Иерусалима. «Граждане, принадлежащие к обоим градам, в мирской жизни «перемешаны" — грань, отделяющая одних от других, остается для человека незримой, и только Богу она видна. Очевидно, что в этих случаях «Град Божий» и «Град земной» не совпадают ни с земным государством, ни с видимой Церковью — в каждом случае можно обнаружить граждан обоих градов. Они по сути две мистические общности, состоящие из людей, преследующих принципиально различные цели».72 Цели одних ограничиваются рамками мира земного, цели другихсобирание богатства на небесах в жизни будущего века. Переход от одного града в другой невозможен без веры, поэтому главным признаком граждан Града небесного и основным условием совершенства является христианская вера в евангелие Царства Божьего. Идеальное государства Августина Блаженного это Град Божий — Небесный Иерусалим,.

72 Августин Блаженный О Граде Божьем — Минск, 2000 — С. 90 сущностным признаком принадлежности которому является исполнение нравственных заветов Евангелия. Специфика средневекового мировоззрения состоит в том, отмечает А. Ф. Лосев, что «субъект и объект слиты в единое неразделенное бытие, пребывая в сфере осенения божественными энергиями». Основную доминанту самосознания в средневековой парадигме Лосев характеризует следующим образом: «Христианин. мыслит себя не имеющим никакого права на существования. Из этого следует, что «мир, и человек не имеют никакой необходимости», «ничего не прибавляют к Богу и не убавляют от Него». По существу А. Ф. Лосев фиксирует главный принцип средневекового типа сознания — установку на признание власти абсолютного идеала. Таково понимание социального идеала в средневековом общественном сознании.

Существует мнение известного исследователя утопии А. Фойгта, что за весь период средневековья в Европе не было создано ни одной сколько-нибудь значительной утопии. Думается, что именно в эпоху средневековья мы наблюдаем, повсеместные практические устроения утопических сообществ на земле в виде монастырей, где совершалась работа по усовершенствованию духа и плоти, через упорядоченное социальное устройство, которыми являются монастыри, через регламентированный труд, дисциплину и обращенность к абсолюту — Богу.

Размышления античных и средневековых авторов о принципах совершенного государства вдохновляли творчество Т. Мора, изобретателя странного слова «утопия», завершившего процесс становления утопии и вошедшего в историю в качестве основателя нового литературного жанра.

От Платона Мор унаследовал важнейшие для утопии принципы осмысления социальной действительности: дихотомию двух миров, построение совершенного государства на принцах разума, определяющую роль теоретического знания в устроении мира.

73 Фойгт А. Социальная утопия. — СПб, 1906. — С. 44.

Наиболее принципиальное отступление Мора от позиции Платона проявилось в понимании онтологии двух миров. У него исчезает платоновская запредельность и трансцендентность высшего мира, его абсолютная трансцендентность, поскольку эти противоположные миры расположены теперь в одной метафизической плоскости. И хоть они по-прежнему противостоят друг другу, но только ценностно, а не метафизически сосуществуют в одном пространстве, пусть даже и очень отдаленно друг от друга.

Идеальный мир у Мора — это реальное государство, построенное в соответствии с идеалом и доступное автору и читателям лишь в рассказах вымышленных путешественников. В «Утопии» Мора платоновский дуализм двух миров реализовался как альтернативность наличного несовершенного, погрязшего в пороках отечества автора и идеального, построенного в соответствии с принципами разума, совершенного государства утопийцев. При этом метафизический дуализм заменяется дуализмом ценностным. В подобной замене уже начинает прослеживаться тенденция утопической мысли в превращении идеала в эмпирический факт. Сам Мор еще не совсем отошел от двойственного понимания идеального: как внеположного реальности, трансцендентного по отношению к ней, и как наилучшего, совершенного.

Мор создал свое идеальное государство, опираясь на реалии современной ему Англии, но взятых с обратным знаком, что и знаменовало собственно рождение утопии. Если Платон создал свое идеальное государство, отталкиваясь от интеллигибельной идеи, то Мор посягнул на описание его действующей модели. Абсолютное и совершенное государство мыслится теперь как пребывающее в том же плане бытия, что и несовершенное и относительное. Постепенное исчезновение метафизической границы между двумя мирами ведет к превращению утопии — идеала в утопизм. Наметившееся у Мора смещения метафизического и физического плана бытия, станет в дальнейшем одной из определяющих черт утопизма как типа сознания и способа отношения к действительности.

Усиление критической направленности утопии связана с ее дальнейшей эволюцией. Так уже у Платона существуют высказывания о необходимости обращения к образу идеального государства как мерилу или критерию оценки социальной жизни, ибо «несовершенное не может.

НА. служить мерой чего бы то ни было". Но главным для него было познание истины, т. е. каким должно быть государство, чтобы оно соответствовало своей идеи. Для Платона это знание должно служить утверждению и обоснованию идеала как образца для подражания. Мор заметно усилил критическую направленность утопии, придав ей, первостепенное значение, считая, что ее главная задача, указать на источники зла в современном государстве.

Платон видел причину социального зла в несовершенстве наших знаний, в отсутствии истинного понятия о государстве, следствием чего является его несоответствие своей идеи. Другими словами, источник зла носит у него метафизический и гносеологический характер. Мор находит его в наличной действительности, а именно в частной собственности, создающей неравенство между людьми и порождающей несправедливость.

Таким образом, если Платон видит корень зла в невежестве и в недостатке истинного знания, то Мор видит его в существующих общественных отношениях. Этим определяются и различные способы приведения действительности в соответствие с идеалом. Так, например, Мор полагал, что преобразовать общество можно лишь посредством ликвидации частной собственности. Платон же считал, что вначале необходимо искоренить невежество и наделить все полнотой власти мудрецов, философов.

Наряду с выдвижением на первый план критического отношения к действительности — один из главных мотивов позднейших утопий — Мор

74 Платон Указ соч. С. 258. отметил также такую важную особенность утопического сознания, как одержимость идеей совершенства и обусловленное этим снижение, умаление, а иногда и полную потерю интереса к реальной жизни: «Чтение это настолько поразило меня, что, обдумав и взвесив нравы, и установления утопийцев, я почти перестал печься о семейных делах и даже забросил их, ибо увидел, что всякие помыслы о хозяйстве и рачительность вообще, все заботы об увеличении имущества — это пустяки"75.

Был и еще один момент, который отличает утопии эпохи Возрождения от более ранней традиции, в частности, от Платона. Если Т. Мор, а за ним и Ф. Бэкон и др. — пытаются сконструировать идеальное государство главным образом на основе свободного нравственного сознания свободных людей (внешняя свобода обитателей утопических миров Т. Мора и Ф. Бэкона крайне ограничена, однако всем обитателем этих миров в равной мере открыт доступ к знанию, и потому все они — не слепые объекты преобразования, но люди, осознающие разумность тех или иных мер, пусть даже ограничивающих их личную свободу, и потому добровольно принимающие эти меры как необходимую данность), то в своем идеальном государстве Платон, готов во имя общественного блага отречься от духовно свободной и потому плохо программируемой индивидуальности в пользу человека, который практически не осознает своего «Я» и слит с обществом.

Намеченная Мором тенденция к понижению философско-метафизической высоты платоновского учения о совершенном обществе получили свое дальнейшее развитие в утопиях целого ряда философов Возрождения, в частности, у Т. Кампанеллы («Город Солнца», 1623) и у Ф. Бэкона («Новая Атлантида», 1627).

Если Платон писал о том, что было бы, если бы во главе государства стояли философы, то у Кампанеллы ведется рассказ о том, как живут люди под управлением священника, называющейся на их языке Солнцем, а в.

75 Мор Т. Утопия М, Наука 1978 С. 87. обыкновенной речи Метафизиком. Свое государство они построили на новом месте, опираясь на принципы разума и достижение науки. Именно критерий «разума» как абсолютно объективной ценности, был положен в основу утопий целого ряда гуманистов Возрождения. Они считали, что стоит построить общество на принципах Разума и объяснить его обитателям разумность подобного устройства, как отпадет необходимость во всяком внешнем ограничении человеческой свободы. Поняв, что разумно, а что — неразумно, человек с радостью устремит свой взор в сторону разумного (эта традиция впоследствии найдет свое продолжение в идеологии Просвещения).

Именно знание в форме науки того времени лежит в основе организации всей хозяйственной и общественной жизни, и даже градостроительные принципы продиктованы чисто научными соображениями: «.он (Кампанелла) видел в знании высшую инстанцию для разрешения всех мирских дел, единственную силу, могущую придать.

76 им надлежащее направление". У Кампанеллы мудрец — это не только философ, но одновременно ученый, политик и жрец. Поиск истины уже не является его главным и единственным делом. Рациональное устройство жизни основывается уже не на познании высших ценностей — истины, блага, справедливости, как это было у Платона, — а на конкретно-научных исследованиях природы, на астрономии, натурфилософии, которым приписывается способность приводить действие тайные и явные силы природы. Кампанелла полагает, что все поступки и события зависят от соотношений планет, по которым можно с совершенной точностью прочесть всю прошлую и будущую историю мира.

Разумность же устройства Города Солнца понимается как соответствие его принципов законам природыи уже совсем явственно проступает мысль о главенствующей роли ученых и науки в государстве, основанном на принципах разума.

76 Свентоховский А. История утопии М, 1910. Стр. 80.

Такой утопией и оказалась знаменитое произведение Ф. Бэкона «Новая Атлантида» — изображение вымышленного общества в Бенсалеме, на острове Атлантического океана.77 В «Новой Атлантиде» обсуждаются принципы уже не столько устройства идеального государства, сколько создание такого общества, которое бы способствовало процветанию науки и техники. Утопию Бэкона не отличает ни глубина социальной мысли, ни широта политических горизонтов. «Общественный строй, изображенный в утопии Бэкона, есть лишь идеализация английской абсолютной монархии времен Бэкона. Мы узнаем в нем и королевскую власть, и парламент, и церковь, занимающую важное место в жизни государства, и чиновничество различных степеней и рангов"78. Утопией «Новую Атлантиду» делает не воплощенная в ней программа политического преобразования общества. Утопией ее делает проект государственной политики по отношению к науке. Главный институт Бенсалема, утопического острова в Атлантическом океане, — орден «Дом Соломона» — научно-технический центр, мозг страны, и вся жизнь в Бенсалеме, кажется, подчинена интересам его успешного функционирования.

По существу вся повесть нужна Бэкону, чтобы изложить проект новой всегосударственной организации науки. Бэконом был предложен грандиозный проект государственной организации науки, что дает основание говорить о нем скорее как об авторе сциентистской, а не социальной утопии. С распространением сциентизма утопия все больше стала ориентироваться на науку. Утопические романы были потеснены социально-политическими трактатами, наукообразная форма которых должна была придать им большую убедительность. Не ограничиваясь воздействием на эмоции и воображение, утопия все больше стремилась овладеть человеческим разумом.

77 Бэкон Ф. Соч. в 2 т., М, 1972. T 2. Стр 487−527.

78 Асмус В Ф. Избранные философские труды, т. 1. М, 1969, стр. 362.

У Кампанеллы проявилось и еще одно существенное изменение характера утопической мысли: в его лице философ-утопист соединяется с революционером. Свою утопию он пишет не ради постижения истинного смысла социальных реалий и не ради предложения социального идеала, но как политическую программу социальных преобразований сначала в родной Калабрии, а затем, благодаря неотразимому влиянию силы этого примера, и во всем мире.

Осуществимость или неосуществимость имеет для понимания утопии принципиальное значение. В вопросе о реализуемости проектов идеального государства их авторы были весьма осторожны. Платон, правда, поначалу верил в осуществимость своего идеального государства, 79 и даже точно называл необходимые для этого условия (осуществимость своих проектов Платон связывал с одним важнейшим условием, когда властителями государства станут подлинные философы). Но постигшее его разочарование от неудавшихся попыток осуществления своих теоретических проектов вызвало сомнение относительно реализуемости идеалов, хотя и не поколебало его уверенности в высокой значимости последних для устройства человеческой жизни. Платон неоднократно подчеркивал, что размышления об идеях нужны вовсе не для того, чтобы доказать их осуществимость. Реализуемость или не реализуемость его проекта не является для него и его замысла принципиальным, поскольку идеи самоценны и, будучи образцами совершенства, не могут быть в точности воспроизведены в мире вещей. «Может ли что-нибудь быть исполнено так, как сказано? Или же по самой природе дело меньше, чем слово, причастно истине?. Так не заставляй меня доказывать, что и на деле все должно полностью осуществиться так, как мы это разобрали.

80 словесно" .

79 «Осуществление такого строя вполне возможно, и о невозможном мы не говорим. А что это труднопризнаем и мы» (Платон Указ Соч С. 253).

80 Платон Указ соч С. 226.

Сомневался в осуществимости своего идеала совершенного общества и Мор, и даже предлагал свою знаменитую книгу «навсегда о 1 оставить на том самом острове». Как Мор, так и Платон видели в своих проектах, прежде всего, средство наилучшим и наиболее доступным образом повлиять на умы и души людей и побудить их к размышлениям о том насколько лучше может быть устроена жизнь в обществе, если люди в своих поступках и действиях будут руководствоваться идеалами.

Пока сохранялась разделенность на истинный и неистинный мир, мы можем говорить об утопии в ее классическом виде. Но когда эта разделенность преодолевается и расстояние между ними значительно сокращается и получает свое воплощение в формулировки «здесь и сейчас» — мы окончательно покидаем область умозрительной, спекулятивной работы утопической мысли и попадаем в сферу утопизма.

Этот шаг наиболее решительно был сделан в эпоху Просвещения и Французской революции, когда утопия из игры воображения и отвлеченного размышления стала превращаться в практическую теорию, приобретая функции идеологии и политики. Вдохновленная и захваченная идеей прогресса, философия Просвещения восприняла утопическую мечту о лучшем совершенном мире как мечту о будущем мире. То, что в начале было возможно лишь метафизически, постепенно стало мыслиться возможным и физически, неистинный мир должен быть немедленно отброшен и заменен истинным.

Таковы, например, утопические проекты, Д. Уинстэнли («Закон свободы» 1652) и Ж. Мелье («Завещание»). Произведения Мелье, Уинстэнли и ряда других мыслителей проникнутые передовыми для своего времени идеями Просвещения и выдержанные в коммунистическом духе, знаменовали новый этап в развитии утопии и утопизма. Эти произведения «подготовили» в идейно-теоретическом отношении утопии первой.

81 Мор Т. Указ. соч. С. 295.

82 Точной даты написания «Завещание» нет. Впервые «Завещание» было опубликовано в 1762 г. в виде извлечений. половины 19 века, прежде всего коммунистические и социалистические утопии Кабе, Сен-Симона, Фурье, Оуэна, Вейтлинга.

Учение Уинстэнли содержит качественно новую идею, отсутствующую у прежних утопистов. В отличие от предшествующих мечтателей — гуманистов, вроде Мора и Кампанеллы, Уинстэнли не ограничивается выведением нового, справедливого строя из абстрактных постулатов разума, а стремится представить этот строй как естественное следствие существующих экономических, социальных и политических процессов, как конечную цель революции, ее возможный и вполне достижимый, по его убеждению, результат. Для Д. Уинстэнли необходимой мерой коренных общественно политических преобразований является революция и в этом плане «Закон свободы» своеобразный программный.

83 документ к действию.

Его идеальное государство, возможно, претворить в жизнь не на неведомых островах, а в современной ему Англии, и в этом плане утопические построения Уинстэнли не мечта, а такой общественный строй, который может существовать реально. Утопия Уинстэнли существенно отличает и то, что она являться конкретным выводом из существующих социально-экономических порядков конкретной страны, а не спекулятивными рассуждениями. В «Законе свободы» налицо переплетение действительно существующих порядков в конкретно взятой стране с социальным идеалом, что ставит Уинстэнли в особый ряд в истории утопической мысли.

Ж. Мелье в свою очередь один из первых в истории утопической мысли, кто разработал теоретический план о путях, формах и методах перехода84 от реально существующего общественного устройства к такому, которое должно существовать по «истине». Историческое значение работы Мелье состоит в том, что он первым соединил идею создания нового.

83 Д Уинстэнли Законы свободы //Утопический социализм Хрестоматия М, 1982 С 105−123.

84 Ж Мелье Завещание //Утопический социализм Хрестоматия, М, 1982 С 129−136 социального строя, основанного на равенстве, с идеей революционной борьбы.

Переориентация утопической мысли, произведенная философией Просвещения, заключалась, прежде всего, в том, что она «впервые в истории европейской культуры выявила напряженность между актуальной реальностью и парадигмой будущего, рационализировала эту напряженность и сумела направить надежды людей на изменение существующего мира».85 Если Платон выявил напряженность между эмпирической реальностью и миром истинным и этим противопоставлением заложил фундамент утопии, то французское Просвещение — представленное утопическими социалистами А. Сен-Симоном, Ш. Фурье, Р. Оуэном — переместило это противопоставление на отношение между будущим и современностью, направив надежды людей на изменение этого мира.

Преодоление сначала метафизических, а затем пространственно-временных барьеров между истинным и неистинным миром, между миром какой он есть, и тем, каким он должен быть по истине заложило предпосылки для превращения теоретической критики наличной действительности в практическую решимость не принимать мир таким, каков он есть, а, отвергнув и разрушив его, построить новый мир в соответствии со своими принципами. Претворение в жизнь > присущего утопии рационализма и построения идеального общества исключительно на принципах разума было предпринято в эпоху французской революции.86.

В результате философский рационализм, существовавший в утопии, был подменен в философии Просвещения, введением диктата научного.

85 Огурцов Л П. Философия на>ки эпохи Просвещения. М., 1993. С. 210.

86 Значение этого исторического события для изменения человеческого отношения к миру в сторону утопизма было отмечено К. Ясперсом в его работе «Духовная ситуация времени»: «Теперь были созданы предпосылки, благодаря которым стала действительностью мысль, что с помощью человеческого разума можно не принимать существование человека таким, как оно сложилось, а планомерно изменять его, превратив в такое, каким оно действительно должно быть. Французская революция была событием, примера которому история не знала. Рассматриваемая как начало такого времени, когда человек, руководств>ясь принципами разума, сам будет определять свою судьбу, французская революция пробудила в сознании самых выдающихся людей Европы восторженное воодушевление» (Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Республика, 1991. С.291). разума и философы во главе идеального государства были окончательно вытеснены учеными, которые получили монопольное право вести людей к счастью и говорить от имени истины.

Наука давала средство реализации утопии в данном наличном мире, и ее бурный прогресс подкреплял надежды на разрешение проблемы человеческого существования по мере ее развития. С этого времени идеал совершенного общества стал отождествляться с будущим человечества, а утопия стала претендовать на предвидение будущего. Таким образом, противоречие между идеалом и действительностью принимает теперь форму борьбы прошлого с будущим, а научный прогресс — выступает как процесс реализации идеала.

Творцы классической утопии чаще всего сами ясно осознавали принципиальное отличие идеала от реальных целей и не позволяли себе дерзости уверений в необходимости его буквального претворения в жизнь. Установка на превращение идеала в реальность характеризует отличие утопического сознания как от собственно утопии, так и от сознания эстетического, также ориентированного на воплощение идеала. Начав с утверждения реальности идеального, утопия постепенно преобразуется в утопизм как практический материализм, в котором идеальные абсолютные ценности становятся конечными практическими целями.

С этого момента утопия покидает сферу чисто духовного поиска, вырабатывающего прекрасные идеалы, обращенные к воображению и чувству человека и призванные развивать и обогащать их, и становится активным элементом социально-практического сознания, становится фундаментом политических программ, требующих своей реализации. Унаследованная от Платона вера в магическую силу идеала, способного побеждать мир в силу своей убедительности и привлекательности, дополнилась в утопическом сознании убеждением в возможности насильственного воплощения принципов разумного и совершенного социального порядка. Утопия сменяется утопизмом.

Итак, если на этапе возникновения в качестве особого типа познания социальной действительности утопия выполняла позитивную задачу осмысления мира и осуществляла поиск истины о нем, то на следующем этапе ведущей стала задача его критики, что подготовило дальнейшую эволюцию утопического сознания к пониманию утопического проекта как программы преобразования существующего общества.

Сегодня, в обыденном сознании утопия и утопическая идея ассоциируется в большей степени с тоталитаризмом. «Утопия», по мнению E.JI. Чертковой, используется в современном языке, скорее, не как понятие, а как бранные эпитеты. Утопия превратилась из понятия в ярлык, которым награждают всех, кто намерен защищать любые четко очерченные принципы социального устройства. Утопией при этом обозначают все, что подлежит осуждению и искоренению. При этом вне рассмотрения остается.

87 смысл и содержание самого этого понятия.

В результате повсеместная критика социальной утопии, преимущественно в нашей стране, оказывается на поверку лишь переориентацией чаяний от светлого будущего, как времени реализации идеала на еще более «светлое прошлое» как времени идеализации действительности. Это означает лишь переход от утопии проспективной к ретроспективной, когда фантазия вытесняется памятью, а упование на то, что все впереди сменяется сетованиями о том, что все позади.

В многочисленных определениях схватывается одна из сторон этого многопланового понятия. Например, утопия — это изложение определенной теории бытия при помощи конкретных объектов. Утопия — это «несбыточная идея, неосуществимая хМечта». Утопия — есть «вечное царство неосуществимой мечты». Утопия — это «указание на переворот,.

S8 который она хотя и не способна осуществить, но может требовать" и т. д. В качестве основополагающей черты утопии выделяется определенный.

87 Черткова Е Утопия и >топическое сознание //Общественные на>ки и современность — ]993. — № 3 -С.71.

88 Шацкий Е Утопия и традиция М, Прогресс, 1990 С. 456 образ мышления, содержанием которого является стремление к идеализации мира. Автор утопического произведения решает проблему соотношения сущего и должного. Как правило, эти две сферы человеческого бытия в утопическом произведении слиты в абсолюте, который и пытается продемонстрировать человечеству мыслитель с утопическим складом мышления.

Проведенный анализ позволяет сделать ряд промежуточных выводов, необходимых для дальнейшего анализа проблем диссертационного исследования.

Во-первых, социальная утопия является устойчивой мечтой человеческого сознания о совершенном состоянии общества. Она незримой нитью связывает между собой многие эпохи и уходит своими корнями в далекое прошлое, обнаруживая себя в мечтах человечества о «золотом веке». Именно поэтому некоторые исследователи считают, социальную утопию одним из самых древних и фундаментальных мифов.

Во-вторых, сущностные основания утопии коренятся в глубинном пласте человеческой природы. Они произрастают из «коллективного бессознательного», содержанием которого являются архетипы, суть которых выражается в стремлении выхода из несовершенного бытия в новый, идеальный мир. Возможно, именно эта потребность человеческого сознания в поиски совершенного общественного состояния и являлась на протяжении многих веков исходным импульсом для построения утопических проектов.

В-третьих, социальная утопия как явление общественной мысли проходит в своем развитии ряд этапов, первый, — это этап мифологический, когда человек создает фантастические, сказочные картины мира, что в целом является свойством зарождающегося сознания (например, древнегреческий миф о «золотом веке»). В этот этап также можно включить и так называемые народные утопии, формирующиеся на основе обыденной жизни, которая несла с собой множество проблем, и вместе с тем многие реальные связи между явлениями и процессами оставались скрытыми от человека. Обыденная жизнь подталкивала на путь создания иллюзорных, в том числе и утопических, конструкций. Второй этаптеоретико-рациональный. Здесь конструирование счастливого состояния человечества происходит на основе теоретической рефлексии путем рационального полагания идеального бытия в ином, несуществующем мире, но с чертами мира реального (например, Т. Мор, Т. Кампанелла, Бэкон и др.). Третий, практический этап, в котором осуществляется построение утопических теорий, способных воздействовать на мир и преобразовывать его (например, утопический социализм). Здесь также присутствует стремление утопистов воплотить в реальную практическую жизнь социально-нравственный этап.

Основные элементы каждого из этапов входят в снятом виде в следующий этап, что и обеспечивает определенную преемственность в утопической традиции. Каждый из этих этапов представляет определенную альтернативу предшествующему, и в то же время включает в свою структуру наиболее позитивные, желанные черты последнего этапа.

Заключение

.

1. На основе историко-философского анализа социальной утопии в работе делаются вывод о том, что социальная утопия является самой устойчивой мечтой человеческого сознания о совершенном состоянии общества. Она незримой нитью связывает между собой многие эпохи и уходит своими корнями в далекое прошлое, обнаруживая себя в мечтах человечества о «золотом веке». Именно поэтому некоторые исследователи считают, социальную утопию одним из самых древних и фундаментальных мифов.

2. Социальная утопия как явление общественной мысли проходит в своем развитии ряд этапов, во-первых, это мифологический этап, когда человек создает фантастические, сказочные картины мира, что в целом является свойством зарождающегося сознания. Второй этап условно можно обозначить, как теоретико-рациональный. Здесь конструирование счастливого состояния человечества происходит на основе теоретической рефлексии путем рационального полагания идеального бытия в ином, несуществующем мире, но с чертами мира реального. В-третьих, практический этап, в котором осуществляется построение утопических теорий, способных воздействовать на мир и преобразовывать его (например, утопический социализм). Здесь также присутствует стремление утопистов воплотить в реальную практическую жизнь социально-нравственные основы.

3. Сущностные основания утопии коренятся в глубинном пласте человеческой природы. Они произрастают из «коллективного бессознательного», содержанием которого являются архетипы, суть которых выражается в стремлении выхода из несовершенного бытия в новый, идеальный мир. Возможно, именно эта потребность человеческого сознания в поиски совершенного общественного состояния и являлась на протяжении многих веков исходным импульсом для построения утопических проектов.

4. Оживление и подъем утопического сознания происходит, как правило, в моменты великих социально-политических потрясений. В диссертационном исследовании отмечается, что питательной средой роста утопии являются кризисные, переходные этапы развития общества, поэтому утопия нередко выступает в качестве симптома кризиса существующего общественного порядка. Утопия выражает и аккумулирует недовольство существующем строем, причем делает это специфическим образом — путем построения модели совершенного общества.

5. Осмыслению природы утопии посвящено значительное число работ философов, историков, социологов, однако к настоящему времени в научной литературе не существует общепризнанного определения понятия «утопия». В результате, дискуссия по этому вопросу продолжается по сей день, как в среде отечественных исследователей, так и среди западных. Причем некоторые из них считают определение утопии принципиально невозможным. Это в свою очередь привело к тому, что в научной литературе возникли различные методологические подходы к определению «утопии», которые не отличаются единством и стройностью. В этой связи в работе дается авторская трактовка понятия «утопия» и предлагается исследовать данный феномен как целостный объект со своей структурой, особенностями, типологией и функциями. Эту задачу предполагается решить в рамках интегративного подхода, что и было выведено в анализе основной работы.

6. Выделяются общие признаки утопии, которые в последствии позволят нам классифицировать те или иные литературные произведения, теоретические трактаты, политические проекты как утопические. К таковым относятся: во-первых, идеализация, как стремление к совершенному состоянию социума и человека, гармонизации сил космоса, природы, общества и человека, но с преобладанием целого над частью. Во-вторых, безграничная вера в разум человека, а отсюда рационализм, позволяющий, с точки зрения устроителей утопий, преобразовать общество на истинных, справедливых началах. В-третьих, признание существующего общества как ложного образования, требующего немедленного исправления, а лучше его уничтожения. На это направлена критика существующих основ социального устройства. Критицизм иногда достигает своего апогея даже в отрицании не только настоящего, но и прошлого, отрицание традиций, вплоть до сжигания литературного наследия. «Путь к совершенству посредством упразднения действительности отличает утопизм и на теоретическом уровне. Историческая память, традиция — чуждые для утопии понятия. Поскольку новое общество мыслится как альтернатива существующего и строится на основе решения «жить по разуму», история предстает как «темное прошлое», мешающее осуществлению утопического идеала. С. Кабэ, автор знаменитого «Путешествия в Икарию», например, намеревался истребить даже и упоминания о прошлом — сжечь все книги, появившиеся до его «коммунистического евангелия». Такое отношение к прошлому С. Булгаков сравнивал с духовным каннибализмом — «пожиранием предков».119 В-четвертых, конструирование особого пространственного или временного континуума, в котором размещается идеальное общество. В-пятых, формирование новых общеобязательных ценностей. В-шестых, установка на тотальную регламентацию человеческой жизнедеятельности. В-седьмых, вера в возможность воспитания «новых» совершенных людей будущего. В-восьмых, целостность, как результат максимализма в решении глобальных проблем человечества. Таким образом, в своей совокупности выделенные признаки, на наш взгляд, представляют классическую утопическую схему.

7. В работе рассматривается проблема выбора оснований типологии утопий. Предлагается классифицировать утопию исходя, во-первых, из социально-классового содержания идеала. В таком случае можно.

119 Черткова Е. Утопия как тип сознания // Общественные науки и современность. — 1993. — № 3. — С. 78.

116 характеризовать утопии буржуазные, пролетарские, мелкобуржуазные, патриархально-крестьянские и т. п. Воплощенные в них идеалы можно рассматривать как отражение и выражение интересов соответственно буржуазии, пролетариата и т. д. Во-вторых, социально-политического содержание идеала, в котором выражается определенная система социальных, политических ценностей и ориентации. Тогда перед нами предстанут социалистические, буржуазно-либеральные, анархистские, фашистские утопии и т. п. В-третьих, выделение места утопического идеала на шкале исторического времени. В соответствии с этим принципом утопии могут быть подразделены на регрессивные, консервативные и прогрессивные. И, в-четвертых, социально-культурное наполнение идеала, так же может являться одним из оснований классификации утопий. Поскольку оно определяет характер ценностей жизни и культуры, провозглашаемых утопистом и обусловливающих тип механизмов регулирования общественного процесса в утопическом государстве, а в соответствии с этим и тип власти. Исходя из этого критерия утопии можно подразделить на романтические, технократические, теократические и т. п.

8. Становление каждого типа утопий на определенном историческом этапе позволяет понять эволюцию утопического мышления. В работе предлагается классифицировать утопии исходя из особого способа освоения мира, отсюда и деление утопий на два типа: эмоциональные и рациональные. Представленная в работе типология утопий направлена на раскрытие основного содержания утопий. Показано, что каждый выделяемый тип утопии содержит определенную, качественно своеобразную схему развертывания утопической мысли.

9. Проведенный анализ функций социальной утопии позволяет утверждать, что, как в гносеологическом аспекте, где утопия пересекается со многими формами общественного сознания, не теряя собственной специфики, так и в социально-философском плане утопия обнаруживает частичное совпадение с функциями других форм общественного сознания, но при этом имеет свои специфические особенности.