В настоящей работе предлагается опыт исследования простого предложения абазинского языкаопределятся структурные признаки его предикативной основывыявляются критерии выделения членов предложения на основе современной теории эргативности — составной части контенсивной типологиидается характеристика структурных компонентов предложения и синтаксических связей между ними.
Предложение, будучи одной из основных грамматических единиц, в рамках существующих лингвистических школ и направлений получает достаточно различные толкования и определения. По словам В. А. Звегинцева, «если Джон Рис в своей книге „Что такое предложение?“, вышедшей вторым изданием в 1933 г., привел 139 определений предложения, то к настоящему времени легко можно было бы удвоить, если не утроить, количество таких определений» [Звегинцев 1976: 156]. Число новых попыток дать определение предложения все увеличивается. Так, У. С. Зекохом указывается, что число таких определений превысило тысячу [Зекох 1987: 69]. Нельзя не отметить при этом, что, согласно У. С. Зекоху, определение предложения должно быть индивидуальным для каждого отдельного языка1.
1 Мы не говорим здесь о таких определениях, как &bdquo-Предложение есть мысль, выраженная словами", &bdquo-Предложение есть словесное выражение мысли", &bdquo-Слово или сочетание слов, выражающее мысль, есть предложение", &bdquo-Предложение есть законченная мысль, выраженная одним или несколькими словами", &bdquo-Слово или группа слов, выражающая законченную мысль, называется предложением", &bdquo-Сочетание слов или отдельное слово, выражающее законченную мысль, называется предложением", бытующих в.
Согласно одному из таких определений, «в узком, собственно грамматическом, смысле простое предложениеэто такая единица сообщения, которая, будучи образована по специально предназначенному для этого грамматическому образцу, обладает значением предикативности (т. е. категорией, которая целым комплексом формальных синтаксических средств соотносит сообщение с тем или иным определенным или неопределенным временным планом действительности) и своей собственной семантической структурой обнаруживает их в системе формальных изменений и имеет определенную коммуникативную задачу, выражающуюся интонацией и порядком слов» [Лингв, сл.: 395].
Актуальность темы
исследования. Типологические особенности строения простого предложения в абхазско-адыгских языках постоянно привлекают внимание исследователейспециалистов в области общего, типологического и сравнительно-исторического языкознания. В работах, посвященных исследованию синтаксического строя абхазско-адыгских языков ставятся и находят свое решение такие важнейшие проблемы синтаксиса простого предложения, как сущность и определение предложения как основной синтаксической единицы, выделение основных типов предложения в соответствии с их коммуникативными целеустановками, выработка критериев определения членов предложения, детальный анализ особенностей синтаксической связи между компонентами предложения, структурная характеристика конструкций предложения и др., что имеет огромное научное значение не только в рамках абхазско-адыгского язышкольных грамматиках и с научной точки зрения н могут считаться удовлетворительными. кознания, но и дает ключ к решению многих общелингвистических проблем.
В то же время структура абхазско-адыгского предложения обладает исключительной сложностью, о чем свидетельствует хотя бы тот факт, что по многим вопросам строения абхазско-адыгского предложения исследователи высказывают различные, нередко полярно противоположные точки зрения.
В этом плане немаловажное значение имеет степень изученности соответствующих синтаксических явлений, доступность вовлекаемого в анализ материала.
В изучении синтаксиса простого предложения адыгейского языка значительна роль грамматических трудов Н. Ф. Яковлева и Д. А. Ашхамафа [1941 и др.]. Среди результатов их исследований следует отметить прежде всего классификацию предложений по способам выражения «различных оттенков значений» при наличии у него «одного и того же содержания и словесного состава» [Яковлев, Ашхамаф 1941: 19−23], дифференцирующую:
1) повелительные, передающие просьбу или приказание;
2) реально-утвердительные, сообщающие реально происходящий факт;
3) реально-отрицательные, выражающие отрицание существования какого-либо факта;
4) вопросительные, обозначающие простой вопрос;
5) вопросительно-подтвердительные, выражающие вопрос с ожидаемым положительным ответом;
6) подтвердительные, содержащие подчеркнутую уверенность в существовании факта;
7) желательные, выражающие пожелание чего-л. нереального.2 В учении о членах предложения выделяется сказуемое как основной главный член предложения, которому противопоставляются все остальные члены предложения — все не-сказуемые, объединяемые под общим наименованием дополнительных членов. Среди них, тем не менее, выделяется подлежащее: «Подлежащее в адыгейском предложении играет большую роль. Всякое адыгейское сказуемое, так или иначе, в своей форме (в префиксах и отчасти суффиксах) согласуется с подлежащим. Подлежащее всегда выражено той или иной частицей в составе сказуемого. Собственно, настоящих бессубъектных („безличных“) предложений (т. е. предложений без так или иначе выраженного подлежащего) в адыгейском языке не существует. Поэтому мы считаем подлежащее вторым (после сказуемого) главным членом адыгейского предложения» [Яковлев, Ашхамаф 1941: 24]. В соответствии с представленными в предложении теми или иными членами предложения авторы выделяют следующие конструктивные типы простого предложения: 1. Непродуктивный оборот (интранзитивный) -синтаксическая конструкция, в которой «не может быть выражено прямое дополнение». 2. Продуктивный оборот (переходный, транзи.
2 Эта классификация не являлась для Н. Ф. Яковлева окончательной. В «Грамматике литературного кабардино-черкесского языка» он дифференцировал уже 11 различных типов предложений, добавив в кабардино-черкесском к семи типам, аналогичным вышеперечисленным адыгейским, (а) предложения удивления типа, ср.: Дэ нобэ долажъэри?! 'Ведь мы сегодня работаем!'- (б) предложения вероятности, ср.: Дэ нобэ фылэжьа-гъэнщ 'Может быть, вы сегодня работали'- (в) сомнительно-вопросительные: Дэ нобэ дылажъэуэ п1эрэ? '(Не) работаем ли мы сегодня?'- (г) отрицательно-вопросительные:^ нобэ дылажьэркъэ нт1э? 'Мы сегодня не работаем?' — 'Разве мы сегодня не работаем?' [Яковлев 1948: 9−10]. тивный) — это конструкция, в которой «наряду со сказуемым и подлежащим может быть выражено отдельным словом также прямое дополнение». 3. Побудительные обороты, которые «выражают, в общем, побуждение, принуждение или допущение делать что-либо», образуемые как от непродуктивного, так и от продуктивного оборотов. 4. Оборот с косвенным объектом, в котором косвенное дополнение «приобретает значение прямого дополнения, а весь непродуктивный оборот становится как бы продуктивным». 5. Косвенно-побудительный оборот, который образуется от оборота с косвенным объектом. 6. Оборот с обобщенным субъектом («безличный») и страдательный.
В грамматических трудах видного адыговеда М. А. Кумахова [1967; 1974; 1979; 1984; 1989] обсуждаются многие существенные вопросы синтаксиса кабардинского и адыгейского языков. Так, говоря о порядке слов в адыгейском предложении, М. А. Кумахов отмечает его свободный характер, с одной стороны, и значимость, с другой. В различных вариантах предложения Пшъашъэм тхылъыр къыщэфыгъ 'Девушка книгу купила' - SOV, SYO, OSV, OYS, YS О, YOS (S — субъект, О — объект, V — глагол) выявляется одновременно грамматическая иррелевантность и стилистическая значимость различного позиционного расположения слов, причем стилистически доминирующим и, соответственно, нейтральным признается вариант SOV. В то же время порядок слов может иметь грамматическое значение при внешнем совпадении индефинитного имени субъекта и индефинитного имени прямого объекта.
Среди конструкций простого предложения М. А. Кумахов выделяет номинативную, эргативную, инверсивную и индефинитную, обусловленные значением глагольной основы.
Особое внимание уделяет М. А. Кумахов сравнительно-историческим аспектам исследования синтаксической структуры абахазо-адыгских языков. Нельзя не отметить в связи с этим важный вывод о том, что «абхазско-абазинский (глагольный) тип эргативной конструкции предшествует адыгско-убыхскому (комбинированному) типу» [Кумахов 1972: 953]. Другим существенным аспектом исследований М. А. Кумахова является типологический, в связи с чем особенно важным нам представляется замечание о том, что «в западнокавказ-ских языках представлены разные типы эргативной конструкции предложения, относящиеся к разным праязыковым состояниям и разным хронологическим эпохам» [Кумахов 1989: 333].
Авторы синтаксических разделов «Грамматики кабардино-черкесского литературного языка» — известные адыговеды М. Л. Аби-тов [1957], Б. X. Балкаров [1957; см. также 1954; 1977 и др.] и Б. М. Карданов [1957] - осветили проблемы классификации предложений по цели высказываниячленов предложениясостава конструкций простого предложенияоднородных члены предложенияохарактеризовали такие синтаксические явления, как обращение, вводные конструкции и порядок слов в предложении.
В сравнительном плане некоторые проблемы синтаксиса абхазско-адыгских языков рассматривались в работах А. К. Шагирова. В частности, ему принадлежит опыт решения ряда проблем эргативной конструкции предложения. Соглашаясь с М. А. Кумаховым в трактовке эргатива и номинатива как артиклевых форм, А. К. Шагиров принимает эту точку зрения с определенными оговорками, касающимися случаев свободного чередования внешне выраженных консонантных носителей этих падежей с их нулевыми показателями. Кроме того, он указывает на использование нулевой формы эргатива и номинатива «в основном в пословицах и поговорках», что доказывает преувеличение роли свободной замены фонетически выраженных консонантных показателей названных падежей их нулевой флексией.
Значительным нам представляется и следующий вывод А. К. Шатрова: «. объектное дополнение при переходном глаголе в адыгских и других иберийско-кавказских языках нельзя ставить на одну доску с прямым дополнением в языках номинативного строя. Переходное объектное дополнение в иберийско-кавказских языках должно включаться в число главных членов предложенияв эргативной конструкции оно противопоставляется подлежащему как равноправный, активный член предложения» [Шагиров 1967: 177].
На материале адыгских языков, в основном адыгейского, вопросы простого и сложного предложения исследовались 3. И. Керашевой [1967; 1970; 1972; 1974; 1983 и др.]. Особое внимание исследователь обращает на функционирование в предложении финитных и инфинит-ных глаголов. Эти глаголы предлагается дифференцировать по признаку возможности самостоятельно организовать предложение: финитные глаголы, в отличие от инфинигных, могут организовать предложение. Как полагает 3. И. Керашева, предложений «со сказуемым, выраженным одним финитным глаголом, в адыгейском языке относительно мало» [Рогава, Керашева 1966: 345], в то время как обычными являются структуры, в которых «кроме финитного глагола, имеется.
3 В связи с использованием понятий «финитный глагол» и «инфинитный глагол» уместно напомнить следующее критическое замечание Г. А. Климова: «.во многих дескриптивных исследованиях по абхазско-адыгским языкам понятие глагольной лексемы все еще недостаточно четко отграничивается от более узкого по своему объему понятия глагольной словоформы [естественным следствием отсюда оказывается обычность для специальной литературы формулировок типа „от кабардинского глагола щытщ 'стоит' образуется глагол щигъэтщ 'он заставляет его стоять'“, „к таким глаголам относится абаз. й-лы-рхаут1 'она направилась (туда)'“ и т. п.]» [Климов, Алексеев 1980: 9]. еще вспомогательный глагол (а иногда и несколько глаголов) в инфи-нитной форме" [Рогава, Керашева 1966: 345−346].
В синтаксической концепции 3. И. Керашевой выделяется и своеобразное толкование категории предикативности, включающей, наряду со значениями времени и модальности, также значения финит-ности и инфинитности. Касаясь проблемы предикативного ядра, или синтаксического минимума предложения, то, в отличие от индоевропейских языков с их двусоставным предикативным ядром, адыгейский язык, по определению 3. И. Керашевой, обладает несколькими моделями предикативного ядра, которое «в зависимости от морфологической характеристики глагола, точнее от комплекса его личных формантов. может быть одно-двух-трех-четырехсоставным и т. д.» [Керашева 1984: 19−20].
В работах 3. Ю. Кумаховой особое внимание уделяется происхождению, основным тенденциям в развитии синтаксических конструкций, в анализе которых выделяются «новые явления, обусловленные как внутриструктурным развитием, так и образованием инноваций по образцу иноязычных синтаксических моделей» [Кумахова 1972: 145]. Существенным представляется ее вывод о том, что «литературный язык в его письменной форме оказывается все же более подвижным и чувствительным к воздействиям социальных факторов»" [там же]. В немалой степени это обусловлено тем, что литературный язык, особенно его письменная форма, в построении простого и сложного предложения испытывает влияние синтаксиса русского языка в связи с большим удельным весом переводной литературы.
Говоря о конкретных синтаксических инновациях, возникших в адыгских языках по образцу иноязычных моделей, 3. Ю. Кумахова отмечает наличие причинных сложноподчиненных предложений с подчинительными союзами сыда п1омэ (адыг.), сыт шъхъэк1э жып1эмэ, сыту жып1эмэ (каб.-черк.) 'потому что', особенно характерными для научного стиля, хотя и встречающимися и в языке периодической печати. Как результат воздействия на синтаксическую структуру адыгских литературных языков синтаксиса русского языка квалифицируется наличие конструкций с вводными словами и предложениями и т. п. [см. также Кумахова 1971; 1977; 1979].
Специальная статья 3. Ю. Кумаховой [1967] посвящена также особенностям функционирования эргативной конструкции предложения в убыхском языке.
Проблемы синтаксиса адыгских языков занимают немалое место и в научных работах Н. Т. Гишева [1971; 1973; 1976; 1977а, б- 1978; 1985], исследовавшего особенности конструкций (моделей) простого предложения. На материале адыгейского языка автор обосновывает положение о четырех синтаксических конструкциях предложенияабсолютной (номинативной), эргативной, инверсивной и индефинитной, среди которых последняя имеет пережиточный характерположение о залоговой нейтральности переходного глагола в эргативной конструкции предложения и др.
Отдельные явления синтаксиса адыгейского языка освещались также в работах Ю. А. Тхаркахо [1976а, б- 1977а, б- 1980; 1982 и др.], рассматривавшего синтаксические проблемы преимущественно в стилистическом аспектеН.М.Набоковой [1967; 1972; 1976], уделявшей особое внимание способам синтаксической связиК. X. Меретукова [1977 и др.]- X. Б. Даурова [1974а, б, в- 1977 и др.], описывавшего различные виды словосочетанийМ. X. Шхапацевой [1974; 1976; 1979], делающей акцент на лингвопедагогических вопросах, и др.
Попытка создания новой концепции простого синтаксиса предложения содержится в монографии У. С. Зекоха [1987; см. также 1976; 1980; 1981 и др.], определяющего предложение как сложную синтаксическую единицу, обладающую формальной (конструктивной), семантической (смысловой) и коммуникативной организациями. С точки зрения формальной организации в предложении выделяется отвлеченный образец минимального построения, необходимого для создания конкретных предложений, — предикативная основа предложения. Каждая предикативная основа предложения, по У. С. Зекоху, в адыгейском языке имеет одно из следующих значений: наличие действия, наличие процессуального состояния, наличие бессубъектного состояния и т. д. Предикативные основы подразделяются на два типа — минимальная предикативная основа и расширенная предикативная основа (основные категории последней — предикат, субъект и объект).
Значительное внимание уделено в монографии У. С. Зекоха анализу проблемы членов предложения в адыгейском языке. Здесь предложена новая классификация членов предложения в соответствии с концепцией автора об устройстве предложения. Составляющий минимальную предикативную основу член предложения квалифицируется как главный член, несущий в себе выражение предикативности. Остальные члены предложения распределены на два класса: а) члены предложения, входящие в расширенную предикативную основу, в т. ч. субъектное дополнение, объектное дополнение и обстоятельстваб) члены предложения, не входящие в расширенную предикативную основу, в т. ч. поясняющее дополнение, определение, вводный член и обращение. Хотя адыгейское предложение, по автору, является всегда односоставным, оно может быть в контексте речи реализовано и как двучленное, состоящее из темы и ремы, и как одночленное, состоящее только из ремы.
Синтаксические проблемы кабардинского языка обсуждались в трудах Б. М. Карданова [1957а, б, в- 1976 и др.], X. Э. Дзасежева [1969],.
П.М. Багова [1970; 1972; 1975; 1976; 1977; 1990], Х. Т. Таова [1971; 1977], Х. Ш. Урусова [1994], А. Х. Шарданова [1977] и др.
Простое предложение кабардинского языка было всесторонне исследовано А. М. Камбачоковым [1991; 1994; 1997а, б]. В его монографии [Камбачоков 19 976] предложено решение следующих вопросов: (а) грамматическая природа простого кабардино-черкесского предложения- (б) критерии выделения членов предложения кабардино-черкесского языка- (в) особенности строевых компонентов простого предложения и способы их выражения (г) функции различных синтаксических оборотов и словосочетаний, занимающих синтаксическую позицию тех или иных членов предложения (д) особенности синтаксической связи, существующие между строевыми компонентами предложения в кабардино-черкесском языке.
На материале пословиц и поговорок вопросы синтаксиса кабардинского языка были рассмотрены И. М. Валовой [1999а- 19 996]. Помимо специфических проблем, возникающих при исследовании кабардинской паремиологии, автор обсуждает общетеоретические проблемы адыгского синтаксиса простого предложения, в частности такую фундаментальную проблему, как предикативность, одним из компонентов автор считает, вслед за 3. И. Керашевой, помимо модальности и синтаксического времени, финитность [19 996: 10].
Среди трудов по синтаксису абхазского языка следует назвать в первую очередь работы М. М. Циколия [1973], И. О. Гецадзе [1960; 1967; 1979 и др.], Л. П. Чкадуа [1970а, 6- 1977] и Ш. К. Аристава [1970а, б- 1977; 1982], имеющие несомненный фундаментальный характер. Для работ И. О. Гецадзе характерно также обращение к материалу абхазско-адыгских языков в целом [Гецадзе 1972; 1977; 1982]. В монографии М. М. Циколия делается вывод о том, что порядок слов в современном абхазском языке представляет собой нерелевантный, вспомогательный способ выражения синтаксических отношений. Работу Аристава, в частности, характеризует отказ от употребления терминов «подлежащее», «сказуемое», «дополнение», не удовлетворяющих, по мнению автора, требованиям однозначности и некоторым другим (например, эти категории увязываются с наличием в языке склонения).
По сравнению с другими языками западно-кавказской группы, синтаксис абазинского языка исследован к настоящему времени гораздо в меньшей степени. Тем не менее, вопросам синтаксиса было уделено определенное внимание уже в монографии А. Н. Генко «Абазинский язык» [1955], в которой рассматриваются вопросы словосочетания, предложения, членов предложения, порядка слов, обособления и др. Краткие сведения по синтаксису даны также в грамматическом очерке абазинского языка [Клычев, Табулова-Мальбахова 1967].
Первым специальным исследованием абазинского синтаксиса является статья Р. Н. Клычева «Некоторые вопросы синтаксиса абазинского языка», в которой охватываются следующие аспекты: внутренняя структура именной синтагмы, структура основного предложения, вариации в структуре простого предложения, координация предложений, подчинение, предложения с оборотами, каузативные конструкции, возвратность, взаимно-возвратность, вопросительные формации, отрицание [1987]. В данном случае нас интересует, естественно, прежде всего трактовка проблем простого предложения, своеобразие которой обнаруживается уже при первом знакомстве с рубрикацией статьи.
Так, на наш взгляд, определенный отход от синтаксической традиции усматривается в рубрике «Вариации в структуре простого предложения», в которую включены, в частности, пассивные конструкции, конструкции с различными версионными показателями, а также инверсивные конструкции. Думается, что такое объединение неправомерно: если пассив может считаться производным от актива (не очень, правда, ясно, какое отношение к этому имеют лабильные глаголы), а различные версионные варианты — от нейтрального, то инверсивная конструкция должна считаться первичной, поскольку в современном абазинском языке не существует конструкций, которую могли бы считаться исходными для них.
Проблеме грамматического разбора абазинского предложения, т. е. исследованию его структуры в методическом аспекте посвящены статьи Н. Т. Табуловой [1961; 1967; 1978; 1982; Мальбахова 1961; Табулова-Мальбахова 1968], С. У. Пазова [1997] и др. Отметим в связи с этими работами интересный вывод о том, что «подлежащее и прямое дополнение в абазинском языке определяются аффиксами, т. е. показателями субъекта, прямого и косвенного объекта в глаголе-сказуемом и местом их расположения» [Табулова 1961: 110]. Это положение с небольшими модификациями было принято на вооружение методистами для синтаксического анализа простого предложения в абазинском языке, основывающими на этом методику дифференциации главных и второстепенных членов предложения.
С. У. Пазов в специальной статье о синтаксическом разборе простого предложения в абазинском языке приходит к следующим выводам:
1. Структура простого предложения в абазинском языке тесно связана с особенностями переходного глагола, а через него с эрга-тивной и номинативной конструкциями.
2. Предложение без сказуемого, выраженного финитным глаголом, — явление чрезвычайно редкое в абазинском языке.
3. Основным сгруктуроорганизующим центром предложения является сказуемое, поэтому синтаксический разбор следует начинать с его определения. Грамматический анализ глагола-сказуемого (установление основных категорий, выявление классно-личных показателей и их функциональной нагрузки) — обязательный, необходимый этап работы при определении других главных членов предложения.
4. Подлежащее и дополнение устанавливаются только посредством классно-личных показателей субъекта и объектов: формант субъекта указывает на подлежащее и согласуется с ним, формант прямого объекта — на прямое дополнение, формант косвенного объекта — на косвенное дополнение.
5. Существует несколько исключений из последовательной и простой системы синтаксического разбора с помощью субъектно-объектных показателей. Они касаются отдельных случаев отсутствия классно-личных формантов в структуре глагола-сказуемого при наличии выраженного отдельным словом (конструкцией) подлежащего или дополнения, а также фактов неполного согласования первых с последними.
6. Второстепенные члены предложения, определение и обстоятельство, не представлены в структуре сказуемого классно-личными показателями, поэтому их статус в предложении устанавливается с помощью вопроса. Вопрос может исходить от главных членов предложения.
7. Определение относится к подлежащему или дополнению, и вопрос, который к нему ставится, исходит от них.
8. Обстоятельство связано со сказуемым и определяется с помощью вопроса, исходящего от него.
9. К определению и обстоятельству ставится не общий, а конкретный вопрос, имеющий определенную структуру и выраженный вопросительной формой глагола [Пазов 1997: 58−59].
Из зарубежных исследований по абазинскому языку, имеющих непосредственное отношение к предмету настоящего исследования, необходимо назвать статью У. Аллена, посвященную глагольному комплексу в абазинском языке. Значение этой статьи для синтаксических исследований вытекает уже из той особой роли, которую играет глагол-сказуемое в построении простого предложения абхазскоадыгских языков [Allen 1956], что иллюстрируется примерами типа.
1 2 3 4 3 1 24 alega3w a’cykwencwakwa IIa aphwsspa ygyzdmlre txd.
Старик не смог заставить мальчиков отдать девочке ее собаку.
Подобные предложения оказываются несколько искусственными, поскольку в реальной речи большая часть позиций для именных членов предложения остается незаполненной. В то же время все они находят свое отражение в глагольном комплексе.
С позиции генеративной грамматики синтаксис абазинского языка исследовался Б. О’Херином [1995]. Как отмечает автор, абазинский язык имеет богатую систему согласования, в которой существительные согласуются с именами обладателя, послелоги согласуются с соответствующими существительными, и глаголы согласуются со своими аргументами, включая субъект, прямой объект и косвенный объект. В работе эта система согласования обсуждается в рамках теории управления и связи, согласно которой каждое появление согласовательного префикса соответствует синтаксической согласовательной проекции. Такой согласовательной проекции приписывается абстрактный падеж, и согласовательные характеристики контролируются в рамках отношения главного и зависимого.
Согласование в абазинском языке, отмечает Б. О’Херин, следует эргативно-абсолютивной модели, в которой непереходные субъекты и объекты переходных глаголов отражаются одинаковым образом, в отличие от переходных субъектов. Это различие формулируется в виде двух различных типов согласовательной, АЬэР и Е^Р. При этом место абсолютивного согласования, как предполагается, выше, чем место эргативного согласования.
В работе, помимо простых непереходных, переходных и дитран-зитивных предложений, проанализированы различные сложные конструкции, включая неглагольные (стативные) предикаты, морфологический каузатив, производная инверсия, в которых переходные и дит-ранзитивные субъекты отражаются в согласовательных рядах далее от корня, чем обычнолексическая инверсия, т. е. обусловленный лексически класс глаголов с двумя аргументами, демонстрирующий согласовательную модель, обратную к нормальной переходной моделиинкорпорированные послелоги, требующие дополнительного согласования с косвенным аргументом в пределах глагольного комплексаа также специальные формы, как в эргагивной, так и в абсолютивной парадигмах, обнаруживающих согласование с л¥-]> вопросительными словами и относительными операторами.
В абхазско-адыгском языкознании неоднократно ставились и обсуждались многие вопросы более частного характера — проблема эрга-тивной и других конструкций предложения, проблема членов предложения, вопросы согласования и др. Тем не менее, целый ряд проблем остался до конца нераскрытым. К тому же не всегда исследователи в решении тех или иных частных проблем учитывают достижения современной типологии, в особенности представленной зарубежными исследованиями.
В решении подобных вопросов синтаксиса простого предложения современного абазинского языка, многие из которых можно с полным основанием назвать узловыми, заключается смысл данного исследования, основной целью которого является изучение структуры простого предложения, его компонентов и способов их выражения, его типов и основных конструкций. При достижении этой цели решались следующие более частные задачи:
1. Исследование сущности простого предложения в абазинском языке, выделение его дифференциальных признаков в сопоставлении со смежными структурами.
2. Определение границ минимальной предикативной основы простого предложения.
3. Рассмотрение конструкций простого предложения в типологическом аспекте.
4. Установление критериев иерархии членов предложения, в особенности в аспекте оппозиции его главных и второстепенных членов.
5. Классификация способов синтаксической связи и синтаксических отношений между компонентами и членами простого предложения.
6. Классификация абазинских предложений в соответствии с коммуникативной целеустановкой.
Проведенный в работе сопоставительный анализ простого предложения абазинского и английского языков предусматривал достижение следующих целей: а) Выбор единиц сопоставления (тип словосочетания, глагольная и именная группа, конструкция предложения, семантическое отношение, способ синтаксической связи и др.) — б) Определение сходств и различий в синтаксисе простого предложения рассматриваемых языковв) Соположение выявляемых на материале сопоставляемых языков моделей с отдельными общими положениями типологии.
Научная новизна работы заключается прежде всего в выборе объекта исследования: комплексное изучение простого предложения и его компонентов с различных точек зрения (структурной организации, коммуникативных функций и т. п.) до сих пор не составляло предмет монографического исследования на материале абазинского языка, хотя отдельные фрагментарные сведения о синтаксисе простого предложения в литературе по абазинскому языку имеются. Таким образом, в настоящей работе впервые в исследовании абазинского языка всесторонне изучены структурные и коммуникативные типы абазинского предложения, предложена их классификация, подробно проанализированы условия реализации каждого из этих типов.
Теоретическая и практическая значимость данной диссертационной работы вытекает из того, что в теоретическом отношении анализ строения простого предложения вносит определенный вклад в первую очередь в сопоставительное и типологическое изучение синтаксиса кавказских языков, в определение специфики синтаксического строя, которая исследовалась до настоящего времени главным образом в аспекте эргативности без учета исследований в рамках контенсивной типологии, особенно зарубежных. Проведенный в диссертации комплексный анализ проблем, связанных с конструктивными особенностями различных типов предложений в языках различного строя в тесной связи с особенностями выражения в главных членов предложения, своеобразием выражения в них синтаксических отношений и связей компонентов предложения предполагает восполнение имеющегося до настоящего времени пробела в исследовании синтаксиса абазинского и до некоторой степени других абхазско-адыгских языков, обогащает методику типологического и сопоставительного синтаксиса результатами, полученными на новом языковом материале.
Результаты исследования могут послужить основой для типологического обобщения итогов изучения синтаксиса простого предложения родственных и иных языков Северного Кавказа. На наш взгляд, существенное значение эти результаты могут иметь для такой сравнительно новой области лингвистики, как функциональная типология.
Практическое применение результаты анализа простого предложения абазинского языка найдут как при составлении научных, вузовских и школьных грамматик и программ (в той части, которая касается синтаксиса простого предложения), так и в качестве вспомогательного материала для учителей современного абазинского языка, для работников национальных средств массовой информации, в т. ч. редакторов, журналистов и др.
В качестве анализируемого материала в работе использована современная абазинская художественная литература, произведения устного народного творчества, периодическая печать и живая разговорная речь.
Значение исследования синтаксического строения пословиц и поговорок следует подчеркнуть особо. Дело в том, что исследование пословиц и поговорок с лингвистической точки зрения представляет значительный интерес в силу того, что эти лингвистические единицы являются как семантически, так и грамматически устойчивыми конструкциями, в которых закреплены основные содержательные и грамматические модели, наблюдаемые и в свободных синтаксических образованиях. Хотя пословицы и поговорки обнаруживают свойства, присущие разговорной речи в целом, они не лишены определенных специфических особенностей, свойственных лишь паремиям, что, безусловно, требует их специального изучения. Например, в пословицах и поговорках сравнительного типа часто опускается подразумеваемый компонент агъъ 'лучше', но вводится соединительный элемент ацк1ыс 'чем': Аща геымха йацк1ыс нбжъаг1 В бзи 'Лучше хороший друг, чем плохой брат'- Кыти чеык1 ацк1ыс кыти айгвак! 'Чем в каждом ауле иметь по одному волу, лучше иметь по одному другу'.
Кроме того, абазинские пословицы и поговорки (абаз. ажважв 'пословица, поговорка' < ажва 'слово' + ажвы 'старое') олицетворяют своеобразный эталон словесного творчества абазинского народа, поскольку их языковая форма отражает результат многовековой языковой практики. Особенно следует подчеркнуть роль синтаксического строя данных языковых конструкций в создании таких качеств, как метафоричность, лаконичность, образность и т. п. Практически во всех случаях мы имеем дело с исконными моделями достаточно древнего характера, по сей день остающимися в живом употреблении.
Хотя исследование синтаксического строя различных жанров фольклора считается одним из важнейших направлений исследования языка устного поэтического творчества, паремиологический фонд абазинского языка пока еще не был исследован в этом плане.
Приемы и методы исследования, используемые в работе, обусловлены спецификой исследуемого материала: здесь можно назвать, в частности, классификационный метод, оппозитивный метод, метод моделирования и т. п.
Среди методического инструментария, используемого в данном исследовании, необходимо назвать и типологические методы, особенно в тех случаях, когда предлагаемый анализ касается материала иных языков различной генетической принадлежности.
В пятой главе диссертации, посвященной сопоставлению простого предложения абазинского и английского языков, используются приемы и способы анализа, применяемые в работах по контрастивной.
Закпючение.
В ходе исследования структуры простого предложения в абазинском языке, предпринятого в настоящей работе, были определены структурные признаки его предикативной основы, выявлены критерии выделения членов предложения на основе современной теории эрга-тивности — составной части контенсивной типологии, а также дана характеристика структурных компонентов предложения и синтаксических связей между ними.
Характеристика конструктивных элементов предложения, предложенная в работе, основывается, с одной стороны, на грамматических элементах, формирующих структуру предложения, и, с другой стороны, на интонационной оформленности предложения.
Используемые для оформления предложения грамматические средства, как показано в работе не однородны и соотносятся с разными языковыми уровнями, как с собственно синтаксическим, так и морфологическим и лексическим. Среди них мы выделяем следующие структурно-функциональные разновидности.
Аффиксация как средство грамматического оформления предложения связывается с морфологическим выражением в глаголе-сказуемом категории наклонения, благодаря которой содержание предложения предстает либо как реально осуществляющееся во времени (настоящем, прошедшем или будущем), либо мыслится как ирреальное — возможное, желаемое, должное или требуемое.
В специальной литературе выделяются следующие наклонения абазинского глагола: 1) изъявительное, 2) повелительное, 3) допуска-тельное, 4) желательное, 5) условное, 6) условно-целевое, 7) сослагательное, 8) уступительное и 9) предположительное. Не все эти формы могут участвовать в формировании простого предложения. Такие формы, как условное, условно-целевое, сослагательное и уступительное, квалифицируются как инфинитные и формируют зависимую предикацию.
Изъявительное наклонение реализуется системой временных форм. Полную временную парадигму имеют динамические глаголы, различающие следующие времена: настоящее (суф. -итТ), прошедшее результативное, или аорист (суф. -тГ), прошедшее незаконченное (суф. -«- финитный характер этой формы вызывает сомнение), прошедшее неопределенное (суф. -ан//-уан), давнопрошедшее результативное (суф. -хъат1), давнопрошедшее незаконченное (суф. -хъан), будущее I (суф. -п1) и будущее II (суф. -т1//-ушт1//-уаштГ).
На формирование предикативности существенное влияние оказывает классно-личное согласование глагола с именными членами, причем число личных показателей, отражающих участников выражаемой глаголом ситуации, в глагольной словоформе абазинского языка может доходить до пяти.
В инвентаре личных глагольных аффиксов абазинского языка принято различать два набора: первый характерен для непереходных глаголов, второй — для переходных, где находят отражение лица субъекта и объекта. Объектные показатели полностью совпадают (если отвлечься от фонетических вариантов с огласовкой) с показателями субъекта непереходного глагола. Субъектный имеет свою специфику. Подобное различие обозначено как противопоставление аффиксов ряда «д» и ряда «л», функционально соответствующих в других языках эргативного строя падежным показателям абсолютного и эргативного рядов.
С точки зрения семантики синтаксиса интерес вызывает переносное употребление личных префиксов, зафиксированное в загадках, где первое лицо единственного числа соотносится не с говорящим, а с загадываемым предметом. Ср.: Сгъапхъахъам, ауаса нц1рата йсыму сг1вит1 'Я не ученый, но весь век пишу' (перо 'перо') и т. п. Подобная структура в загадках — один из возможных вариантов, причем все же более употребителен вариант с третьим лицом субъекта или объекта, указывающим на загадываемый предмет. В загадках же отмечены также структуры с формой первого лица в своем непереносном значении, т. е. когда загадывающий выступает не от имени загадываемого предмета, а от себя самого: Аквтабырг салагылап1, сылаква йгъырбум, слымх1аква йыгъраг1ум 'Нахожусь я в середине его, но мои глаза его не видят, мои уши его не слышат' (х1ауа 'воздух').
В число аффиксов, участвующих в формировании предикативности абазинского предложения относятся и модальные, к которым мы условно относим широкий спектр морфологических показателей, выражающих, с одной стороны, категории времени и наклонения, что в совокупности с классно-личными показателями формирует в языке категорию предикативности и, с другой стороны, различные модальные значения — возможности, долженствования, субъективной оценки и т. д. Необходимость их дифференцированного по отношению к категории наклонения рассмотрения вызвана их нерегулярностью, непара-дигматичностью. Возможно, это связано также и с самой неопределенностью понятия наклонения.
Помимо широкого спектра морфологических показателей, входящих в структуру глагола-сказуемого, в абазинском языке отмечается и некоторое количество частиц и иных слов с модальным значением. Следует подчеркнуть, что этот вид выражения модальности считается одним из наиболее древних.
В диссертации прослеживается употребление целого ряда модальных частиц, в особенности тех частиц, которые употребляются не в одном, а в нескольких значениях и не сопряжены с каким-либо одним типом предложения. К таким частицам относится, например, частица щта, которая может быть использована как в повествовательном, так и в вопросительном предложении, передавая соответственно утвердительную и усилительную семантику.
В области изучения интонации абазинского простого предложения до настоящего времени остается нерешенным еще целый ряд проблем, в т. ч. (а) собственно определение интонации и ее функций- (б) установление степени связи ее компонентов- (в) выяснение знакового характера интонации- (г) дифференциация уровней и единиц интонационных структур, их дискретный характер.
Из тех компонентов интонации, которые обычно включаются в ее определение (мелодика, ритм, интенсивность, темп, тембр, или суперсегментная окраска речи, и логическое ударение), не все могут в равной степени быть задействованы в формировании структуры предложения, однако роль некоторых из них была продемонстрирована, в частности, и на материале абазинского языка.
Уже А. Н. Генко выделил в простом предложении абазинского языка пять типов интонации: 1) интонация повествовательная (постепенное спокойное понижение голоса к концу предложения, заканчивающегося полной паузой) — 2) интонация повелительная- 3) интонация восклицательная- 4) интонация вопросительная- 5) интонация вопросительно-восклицательная.
Одним из существенных элементов интонации, на наш взгляд, является логическое ударение, благодаря которому в составе словосочетания выделяется один из его элементов с помощью более энергичного произношения слова, с усиленным выдыханием, сопровождающимся определенным ослаблением ударения других слов, входящих в данное словосочетание.
Определенную роль в синтаксическом членении предложения играет и пауза.
Что касается порядка слов, то на материале абазинского языка констатируется в целом следование принципу, установленному в исследованиях по теории эргативности, в связи с которым «каноническая схема размещения компонентов эргативной конструкции предложения приобретает общий вид: 8 — (О») — О — V" [Климов 1973: 93]. Ср.: А-нап1 мъа-мыча ауыс ала-на-рп1ат1-ит1 (Поел.) 'Неумелая рука дело портит' и т. п. Прямое дополнение при этом тяготеет к приглагольной позиции, поэтому косвенные дополнения занимают более левую позицию по отношению к прямому.
На конкретных примерах в диссертации продемонстрированы условия изменения базового порядка слов. Так, приглагольная позиция имени субъекта может быть вызвана изменением актуального членения. Ср.: А-рыцх1а й-к1вагъа абайа йы-р-дзагв-ит1 (Поел.) 'Топор бедняка богач затупляет'. Отмечается наличие и других словопорядков, например, порядок с постглагольной позицией объекта.
Расположение обстоятельств в предложении относительно свободно. Так, в равной мере фиксируются предложения с начальной и приглагольной позией обстоятельства.
Говоря о конструктивных моделях простого предложения в абазинском языке, мы особо выделяем сравнительно небольшую группу высказываний, характеризуемых как синтаксически нечленимые. В первую очередь к таким высказываниям следует отнести речевые отрезки междометного характера, к которым примыкают предложения типа Ъау, с-щап1ы! 'ой, (моя-)нога!' (т.е. что-то случилось с моей ногой).
Среди этих предложений вычленяется некоторый комплекс речевых выражений, обслуживающих определенные ситуации, в которых говорящий подтверждает готовность речевого контакта со своим собеседником.
В диссертации предложена классификация ситуаций, в которых обычно используются речевые формулы: а) приветствия, прощанияб) благопожеланияб) поздравления, соболезнования, извинения, тостыв) благодарность, похвала, согласиег) высказывания-комментариид) проклятия, клятвыд) традиционные формулы устного народного творчества.
Хотя формально в предложениях такого рода могут быть выделены отдельные компоненты, все же они должны быть отнесены к числу нечленимых, поскольку квалифицируются в качестве фразеологических оборотов, представляющих собой единое целое в семантическом отношении. Их нечленимость в связи с этим вытекает из невозможности свободной замены участвующих в их составе компонентов.
О нечленимых и при этом семантически «пустых» предложениях можно говорить и в случае «предложений-паразитов», т. е. когда высказывание употребляется говорящим в любых ситуациях. Функция таких предложений сводится к речевой идентификации говорящего.
В число нечленимых высказываний входят также так называемые слова-предложения, выделяемые в абазинском языке наряду с такими типами простого предложения, как определенно-личные, неопределенно-личные, обобщенно-личные. Как показывается в диссертации, основания для выделения перечисленных типов предложения различны и они не могут быть сведены в единую классификационную схему.
Условно в число высказываний побудительного типа можно отнести и междометия подзывания, понукания, натравливания.
Принадлежность абазинского языка к эргативной типологии20 определяет целый ряд его взаимообусловленных структурных характеристик. В основе этого комплекса разноуровневых импликаций, как полагают исследователи, работающие в рамках контенсивной типологии, лежит оппозиция глагольных лексем по признаку переходности ~ непереходности.
В отличие от русского языка, где непереходные глаголы «называют действие, не предполагающее объекта, выраженного формой вин. п.», в абазинском языке критерием определения непереходности является не отсутствие имени объекта в определенном падеже, а отсутствие в глаголе соответствующей маркировки с помощью личных аффиксов.
Опора на формальный признак не означает невозможности определения основных лексико-семантических группировок внутри соответствующих классов глаголов. Среди непереходных глаголов в диссертации выделяются следующие группы:
1. Глаголы, выражающие состояние или переход из одного состояния в другое, образуют в абазинском языке самую многочисленную группу. Среди этих глаголов можно выделить следующие основ.
Согласно существующим определениям, «на глубинно-синтаксическом уровне в качестве эргативиой типологии предложения следует рассматривать такую типологию, в рамках которой субъект переходного действия трактуется иначе, чем субъект непереходного, а объект первоготак же, как субъект второго (естественно, что используемые при этом понятия глубинных субъекта и объекта предполагаются заданными извне и совершенно безотносительными к тому, в каких членах предложения они находят свое выражение). Отсюда вытекает, что эргативная конструкция — это модель транзитивного предложения эргативной типологии, а абсолютная конструкция-это модель ее интранзитивного предложения» [Климов 1973: ]. ные логико-грамматические подтипы: а) глаголы, сочетающиеся с обозначениями одушевленных предметовб) глаголы, сочетающиеся с обозначениями неодушевленных предметов;
2. Глаголы с общим значением «быть деформированным, разрушенным, уничтоженным» ;
3. Глаголы с общим значением 'испытывать воздействие на поверхность' ;
4. Глаголы абстрактного значения типа алагара 'начинать', ангара 'кончать, завершать' и т. п.;
5. Глаголы, передающие эмоциональные состояния и действия человека;
6. Глаголы, характеризующие различные процессы;
7. Глаголы, обозначающие занятия человека;
8. Глаголы, характеризующие «интеллектуальную», «духовную» деятельность человека;
9. Глаголы, выражающие разнонаправленное движение;
10. Глаголы покоя;
11. Глаголы, выражающие местонахождение, месторасположение лица или предмета. Эти глаголы по своему значению близки к глаголам группы 10 в том смысле, что указывают на результат перемещения, предшествовавшего данному состоянию;
12. Глаголы отмеченного движения (прибытия) со значением приближения, сближения, соприкосновения;
13. Глаголы отмеченного движения (убытия) со значением удаления, отделения, разделения;
14. Глаголы, обозначающие совместное действие;
15. Отличительной чертой абазинского языка является включение в состав непереходных глаголов лексем, выражающих внешнее воздействие;
16. Как и глаголы внешнего воздействия, специфичны для абазинского языка непереходные глаголы, выражающие отношения между людьми и нек. др., в других языках (номинативного строя) квалифицируемые как переходные.
Таким образом, группировка глаголов по признаку переходности ~ непереходности в абхазско-адыгских языках имеет несколько особенностей, привлекающих внимание с точки зрения контенсивной типологии. В связи с этим в первую очередь исследователями отмечается «количественно варьирующая от языка к языку (но особенно значительная в адыгских языках) группа семантически переходных глаголов, которые по своему структурному статусу, т. е., в частности, по модели управления именными членами предложения и по своей морфологической структуре, должны быть отнесены к числу интранзи-тивных. Обращает на себя внимание и едва ли не общая для них семантическая особенность — обычно в нее входят глаголы поверхностного воздействия (если о последнем вообще можно говорить) на объект. Несовпадение в категоризации по признаку переходности / непереходности обнаруживается и в нахско-дагестанских языках.
В работе отстаивается мнение о том, что говорить об эргативной конструкции предложения без учета системы основных предложений, как это хорошо показано в целом ряде исследований последних лет, невозможно, как невозможно и выделять проблему эргативности, не учитывая всего комплекса разноуровневых импликаций, определяющих в целом специфику эргативного строя. Поэтому прежде чем характеризовать структурные особенности эргативной конструкции, необходимо указать на ее содержательные основания, а именно лексическую оппозицию переходных и непереходных глаголов.
Лексическое качество переходного глагола абазинского языка определяет отражение в его словоформе субъекта и объекта с помощью личных аффиксов эргативного и абсолютного рядов соответственно. С точки зрения семантики среди переходных глаголов могут быть выделены следующие группы:
1. Глаголы, характеризующие «интеллектуальную» деятельность человека (как правило, воздействие на другого человека);
2. Глаголы, выражающие каузацию изменения состояния человека и живых существ. Здесь можно выделить две семантические подгруппы: (а) глаголы, выражающие каузацию изменения физического состояния человека и живых существ- (б) глаголы, выражающие каузацию изменения психического состояния человека;
3. Глаголы, выражающие каузацию изменения состояния предмета, придание ему нового качества;
4. Глаголы, выражающие каузацию движения объекта. Среди многочисленных глаголов этой семантической группы можно выделить подгруппы глаголов, выражающих каузацию движения объекта, с одной стороны, и каузацию смены его местоположения (глаголы данной группы можно подразделить, аналогично соответствующим непереходным глаголам, на глаголы приближения и удаления), с другой. Деление это хотя в достаточной мере условно, все же оно отражает имеющиеся различия в семантике глаголов данной группы;
5. Глаголы с общим значением «создать», «сделать» ;
6. Глаголы с общим значением «разрушить», «уничтожить» ;
7. Глаголы, обозначающие трудовые процессы;
8. Глаголы, обозначающие физическое воздействие на поверхность предмета;
9. Глаголы, выражающие изменение принадлежности предмета и вообще каузацию посессивных отношений;
10. Глаголы, обозначающие принятие и усвоение пищи.
Обычный порядок слов в эргативной конструкции характеризуется начальной позицией субъектного имени и конечной позицией сказуемого с приглагольным дополнением.
В соответствии с общепринятой ныне теорией инвариантности падежных и личных глагольных показателей в структуре предложения в абхазско-адыгских языках выделяется инверсивная конструкция предложения вследствие несоответствия содержательных и формальных характеристик: в словоформе глагола-сказуемого субъектный показатель отражает реальный объект, в то время как показатель косвенного объекта указывает реальный субъект. В диссертации разгрании-чиваются непроизводные инверсивные конструкции (например, при глаголе «иметь») и производные (с глаголом-сказуемым в форме по-тенциалиса, непроизвольности), которые не должны входить в список основных конструкций предложения абазинского языка.
По своей формальной структуре инверсивные глаголы относятся к непереходным. Другой морфологической особенностью инверсивных глаголов является то, что они (за некоторыми исключениями) не имеют форм повелительного наклонения.
В целом же инверсивная конструкция не может считаться профилирующей конструкцией в синтаксисе абазинского языка.
Включение же в состав профилирующих синтаксических конструкций предложения абхазско-адыгских языков так наз. индефинитной (неопределенной) конструкции еще более проблематично.
В классификации предложений по цели высказывания выделение таких значений предложения, как значения сослагательности, условности, желательности или долженствования, сопряжено с более детализованным подходом к коммуникативно-семантической классификации предложения, основывающемся на парадигматическом подходе к анализу предложения.
Стандартным способом оформления повествовательного предложения является форма изъявительного наклонения в трех временных планах — настоящем, прошедшем или будущем. Отрицательное предложение, в котором, согласно общепринятому пониманию, отрицается связь между предметом сообщения и тем, что о нем говорится, в отличие от утвердительного, обладает специфическими средствами выражения. Частное отрицание в абазинском языке не имеет специфического способа выражения, как в русском, хотя для этой цели может быть использовано логическое выделение с помощью интонации. Для выражения семантики противопоставления обычно используется прием соположения отрицательного и положительного предиката. Одним из наиболее употребительных способов усиления отрицания является использование местоименного слова зынгьи, а также отрицательных местоимений аджвгъи // заджъвгъи 'никто', зак1гъи 'ничто'. Для выражения утвердительной семантики возможно использование конструкций с двойным отрицанием: в главном и зависимом предикате (причастии, деепричастии и т. д.).
Общность семантики вопросительных и побудительных предложений проявляется в том, что вопрос по существу является побуждением собеседника сообщить определенную информацию. С точки зрения формальных средств выражения вопроса абазинский язык чаще прибегает к аффиксальным способам, ср. вопросительные аффиксыма, -да, -йа, -ба, -и, морфологически выраженные в глаголе. Наиболее распространным маркером общего вопроса является аффиксма, образующий положительно-вопросительные формы, присоединясь практически ко всем временным инфинитным глагольным формам. Разновидностью общего вопроса можно считать вопрос удостоверительный. В этом случае говорящий желает не просто получить информацию, а получить подтверждение имеющейся у него информации. Для этой цели в абазинском языке нередко используется аффикси.
Промежуточное положение между вопросительными и утвердительными формами занимает предположительное наклонение.
В диссертации подвергается анализу также использование с постпозитивной частицейищт1 глагольных форм сослагательного наклонения, придающее вопросу оттенок риторичности.
Альтернативный вопрос в абазинском языке выражается с использованием двух вопросительных глагольных форм, в частности, положительной и отрицательной форм одного и того же глагола.
Среди частновопросительных предложений выделяются предложения с вопросительными словами и предложения с вопросительными префиксами, которые, в свою очередь, могут сочетаться с различными обстоятельственными префиксами.
Особой разновидностью вопросительного предложения являются дополнительные вопросы, когда говорящий настаивает на получении ответа на свой вопрос. В таких предложениях в качестве средства выражения вопроса используется частица а. Структурным своеобразием в абазинском языке обладают и так называемые эхо-вопросы, т. е. повторные вопросы, когда собеседник не дает прямого ответа и на вопрос отвечает вопросом.
Подавляющее большинство риторических вопросов в абазинском языке используется для выражения отрицательной семантики. Риторический характер вопроса легко демонстрируется возможностью одновременного его употребления с соответствующим повествовательным предложением.
Стандартным способом оформления побудительного предложения в абазинском языке, как и практически во всех языках мира, является повелительное наклонение глагола-сказуемого. Различные оттенки в семантику побудительного предложения вносят специальные частицы.
Разновидностью побудительных предложений являются пожелания. Основным средством выражения данной семантики является желательное наклонение, которое выражает желание говорящего, чтобы исполнилось то или иное действие. В абазинском языке желательное наклонение образуется, в основном, с помощью аффиксанда. В зависимости от контекста желательное наклонение может передавать различные оттенки значения, в частности, предупреждение, мягкое повеление, пожелание, сожаление, проклятие, угрозу.
В абазинском простом предложении целесообразно выделять один главный член (сказуемое). Соответственно, тот именной член предложения, который определялся как подлежащее, относящееся традиционно к главным членам, здесь должен получить статус субъектного дополнения.
Поскольку различные виды дополнений, характеризуемые как второстепенные члены предложения, в отличие от обстоятельств, отражаются в глагольной словоформе личными показателями, обстоятельства должны быть охарактеризованы как члены предложения третьего ранга (ср. противопоставление в западной лингвистике актантов и сирконстантов).
Абазинский глагол, пользуясь известным выражением, можно назвать «предложением в миниатюре». При формально не выраженных отдельным лексемами именных членах наличие глагольного сказуемого является самодостаточным, включающим указание на необходимых участников действия. Глагольное сказуемое в абазинском языке, как и во многих других языках мира, может быть подразделено на простое, выраженное глагольной формой, и составное, выраженное сочетанием производной формы знаменательного глагола и финитной формы вспомогательного глагола. Именное сказуемое включает в себя имя или именную основу, а также предикативную часть. В предикативной позиции имя существительное приобретает эквативное значение.
Проблема подлежащего в языках эргативного строя приобретает особую остроту, поскольку здесь формальные и смысловые отношения с точки зрения номинативной типологии выглядят как бы перевернутыми. Для западнокавказских языков проблема осложняется ведущей ролью глагола-сказуемого, которая приводит к понижению ранга субъекта, на основании чего некоторыми исследователями предлагается характеризовать этот член предложения как субъектное дополнение.
В диссертации последовательно рассмотрены те признаки, которые в совокупности дают основания признать тот или иной член предложения подлежащим рассмотрены в соответствии с концепцией Ки-нэна. Подлежащный статус единственного актанта непереходного предложения (ауандыр хък1ъыт1 'бричка накренилась', и т. п.) при этом предполагается заданным заранее.
В функции субъекта переходного и непереходного предложения могут выступать (а) имя существительное (неоформленное, осложненное показателем неопределенности, осложненное показателем определенности, имя собственное, комплекс «существительное + числительное»), (б) субстантивированные прилагательные и причастия, местоимения (личные местоимения в полной и краткой формах, указательные и определительные местоимения), (в) масдар.
В особую группу выделены предложения с лексически невыраженным субъектом. Поскольку в абазинском языке стандартным способом выражения субъекта является отражение его в глаголе-предикате с помощью личных аффиксов, здесь не приходится говорить об эллипсисе: присутствие субъекта здесь задано глагольной формой.
Прямой и косвенный объекты в абазинском языкознании принято определять в соответствии с отражением этих именных членов предложения в составе глагола-сказуемого с помощью соответствующих личных показателей. Хотя наличие определенной зависимости между членом предложения и его отражением в составе глагольной словоформы здесь в абазинском языке налицо, на наш взгляд, она не может быть односторонней и, более того, в глубинной структуре предложения даже при отсутствии лексически выраженного члена предложения необходимо признавать наличие нулевых лексем с соответствующей функцией.
Обстоятельство, наряду с определением, не представлено в структуре глагола-сказуемого личными аффиксами.
Ряд конструкций простого предложения абазинского языка может быть отнесен к производным. Среди них выделяется каузатив, который является одним из наиболее распространенных способов повышения переходности глагола и предложения в языках мира. По отношению к исходной ситуации в каузативном глаголе увеличивается число актантов на один, причем новый актант занимает позицию субъекта, а исходный субъект непереходного глагола трансформируется в прямой объект. При исходном переходном глаголе исходный субъект трансформируется в косвенный объект, а исходный прямой объект сохраняет свою позицию.
Способы понижения переходности включают: (а) лабильные глаголы, которые без прибавления каких-либо аффиксов, способствующих морфологическому изменению структуры глагола, имеют непереходные и переходные варианты. В абазинском языке имеются две группы глаголов, традиционно называемых лабильными. Первая, наиболее многочисленная, характеризуется возможностью опущения прямого дополнения. Вторая группа, иллюстрируемая примером й-бл-ит! 'то (в.) горит' ~ йы-з-бл-ит1 'то (в.) я сжигаю', составляет как бы периферию лабильных глаголов абхазско-адыгских языков. Между тем именно эти лексемы могут быть отождествлены с аналогичной группой глаголов нахско-дагестанских языков, не только тождественностью семантики, но и объектной (фактитивной) ориентацией непереходного варианта, а также соответствующей меной содержания личных (в абхазско-адыгских) и классных (в нахско-дагестанских) показателей. б) инверсия личных показателей, наблюдаемая в формах потенциалиса (возможности), непроизвольности и взаимности (взаимообоюдности) — в) Опущение субъекта: образование непереходных статических вариантов, которые при сравнении с динамическими переходными вариантами трактуются иногда как формы пассивной конструкцииг) эллипсис. Примером конструктивного эллипсиса, когда опущение элемента вызвано самой конструкцией предложения, можно считать сравнительную конструкцию с предикатом агъъ-п1 'лучше-есть', который, как правило, опускается (обычно — в пословицах и поговорках).
Значительное место в диссертации уделено сопоставительному анализу простого предложения в абазинском и английском языках. В ходе анализа выявлены как черты сходства, так и различия сопоставляемых языков. Так, отмечается, что предложение совпадает в сопоставляемых языках своими дифференциальными признаками, в том числе и наличием предикативности, реализуемой в формах времени и модальности, не ограничиваясь рамками морфологических категорий, но охватывая и широкий диапазон лексических и синтаксических средств. Следует лишь сделать небольшую оговорку по поводу включения в абхазско-адыгских языках в состав средств выражения предикативности категории финитности.
С точки зрения падежного оформления именных членов предложения синтаксический механизм простого предложения в абазинском и английском языках практически не противополагается: в обоих языках падежное словоизмененние отсутствует (если не считать английских местоимений).
Тем не менее, по ряду признаков можно утверждать, что английской номинативной конструкции предложения в абазинском соответствуют:
A. Абсолютная конструкция непереходного предложения;
Б. Эргативная конструкция предложения с переходным глаголом в роли сказуемого;
B. Инверсивная конструкция.
2.Суб. им.+ Сказ. + Доп. вин. = Суб. (эрг.) + Доп. (им>)+ Сказ. 3 .Суб.им, + Сказ. + Доп. вин. = Суб. (косв.) + Доп. (им.) + Сказ. В диссертации дан подробный сопоставительный анализ способов выражения различных членов предложения в сравниваемых языангл. абаз.
1. Суб. им. + Сказ.
Суб. (им.)21 + Сказ. ках.
Падежная маркировка присывается именным членам предложения условно в соответствии с показаниями личных аффиксов глагола.