Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Свободные и несвободные причастные и деепричастные конструкции в русском литературном языке второй половины XVIII века

ДиссертацияПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

ПК демонстрирует возможность неограниченного наполнения лексическим материалом, что дает право признать ее синтаксически свободной конструкцией. Причастие может быть образовано от глаголов различных лексико-семантических групп, что влияет на возможности ее функционирования: глаголы конкретного действия и глаголы, характеризующие отношения между предметами: реляционные, поссесивные, компаративные… Читать ещё >

Свободные и несвободные причастные и деепричастные конструкции в русском литературном языке второй половины XVIII века (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Содержание

  • ГЛАВА 1. ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ ВОПРОСА. ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ В ИЗУЧЕНИИ ПРИЧАСТНЫХ И ДЕЕПРИЧАСТНЫХ КОНСТРУКЦИЙ
    • 1. Л. Проблема генезиса причастия в истории русского языка
      • 1. 2. Зависимость конструкций от положения относительно предикативного центра
      • 1. 3. Соотношение времени и вида причастных и деепричастных форм
      • 1. 4. Функционирование конструкций «именительный самостоятельный» и «дательный самостоятельный»
      • 1. 5. Зависимость употребления причастных и деепричастных конструкций от стиля и жанра произведений
      • 1. 6. Основные направления изучения причастных и деепричастных конструкций в современном русском языке
  • ГЛАВА 2. ТИПОЛОГИЯ ПРИЧАСТНЫХ КОНСТРУКЦИЙ
    • 2. 1. Номинативные конструкции
    • 2. 2. Генитивные конструкции
    • 2. 3. Дативные конструкции
    • 2. 4. Аккузативные конструкции
    • 2. 5. Аблативные конструкции
    • 2. 6. Конструкции, распространяющие предложный падеж
  • ГЛАВА 3. ТИПОЛОГИЯ ДЕЕПРИЧАСТНЫХ КОНСТРУКЦИЙ
  • Введение
  • ПЗ 3.1 .Синтаксические функции деепричастных конструкций
    • 3. 2. Состав и структура деепричастной конструкции
    • 3. 3. Деепричастная конструкция в составе предложения: сочетание деепричастий с разными типами сказуемых
    • 3. 4. Деепричастные конструкции с субъектом действия, не совпадающим с субъектом действия сказуемого

    Становление и развитие категорий причастия и деепричастия — один из многосторонне изученных, но не потерявших актуальности вопросов в русском языкознании. Исследование эволюции морфологической структуры причастия начинается в XIX веке, этот вопрос подробно рассмотрен в трудах А. X. Востокова, И. Давыдова, Ф. И. Буслаева, А. А. Потебни, Д. Н. Овсянико-Куликовского, В. А. Богородицкого, Д. Н. Кудрявского, А. А. Шахматова, С. П. Обнорского, В. И. Борковского, П. С. Кузнецова и других русских лингвистов. Большая часть специальных работ посвящена изучению специфики причастия и деепричастия на материале древнерусских памятников: исследования Е. С. Истриной, В. И. Борковского, А. А. Зализняка, В. J1. Георгиевой, Э. И. Коротаевой, А. А. Скворцовой, Н. Э. Беркович, Jl. Н. Зе-ваковой, А. А. Припадчева, Б. В. Кунавина. Много исследований выполнено на материале современного русского языка, в частности, В. В. Виноградовым, П. Д. Богдановым, А. Ф. Прияткиной, Н. Н. Прокоповичем, JI. К. Дмитриевой, Т. В. Лыковой, А. А. Камыниной, И. М. Богуславским и др. Однако вопрос о том, каким образом изменения, происходившие в области морфологии, отразились на структуре синтаксического строя русского языка, изучен не полностью и оставляет ряд вопросов открытыми. В основном теории и концепции дополняют друг друга в вопросе о появлении полупредикативной деепричастной конструкции из «второстепенного сказуемого» (термин А. А. Потебни) в связи с активной перестройкой синтаксического строя, вызванной стремлением к гипотактическим конструкциям1. Ряд исследований посвящен анализу синтаксических изменений, имевших место в русском языке начального периода формирования русской нации (XVII век), такие работы в основном дают подробный анализ изменения и функционирования аппозитивного причастия и оборота «дательный самостоятельный». К концу XVIII века завершается перестройка морфологического строя причастия и, как следствие этого процесса, передислокация, иная компоновка единиц синтаксиса с дальнейшим изменением их сочетаемости. Однако этот важный для истории русского языка период по сравнению с начальным этапом (XVII веком) менее изучен. В плане исторического синтаксиса не имеет необходимого подробного освещения вопрос о функционировании причастных и деепричастных конструкций, имеющих собственный субъект, не совпадающий с субъектом главного предложения, неясен также вопрос о происхождении — заимствованном или исконно русском — подобной формы.

    1 Исключением являются работы А. Г. Руднева.

    Актуальность темы диссертационной работы определяется, во-первых, недостаточной изученностью в отечественной лингвистике изменений в синтаксическом строе, связанных с появлением новых категорий- во-вторых, наличием спорных вопросов по поводу генезиса как причастия, так и некоторых независимых синтаксических конструкций, включавших в себя эту форму.

    Цель предпринимаемого исследования — анализ структуры, семантики, а также жанровых и стилистических функций свободных и несвободных причастных, деепричастных конструкций в эпоху формирования русского национального языка, когда завершается перестройка синтаксической системы русского языка, зарождается новая категория осложненного предложения и закладываются основы современных синтаксических норм. В соответствии с этим работа выдвигает ряд задач:

    1) описание функционирования свободных причастных и деепричастных полуттреди-кативных конструкций в зависимости от семантико-синтаксических особенностей ядерного слова, выявление закономерностей строения и эволюции данных оборотов-

    2) анализ специфики и функционирования несвободных синтаксических конструкций, уточнение степени их распространения в текстах в зависимости от их жанровой принадлежности-

    3) уточнение роли причастных и деепричастных конструкций в становлении категории осложненного предложения.

    В соответствии с задачами был выбран объект и материал для исследования. Основой послужил корпус текстов А. Н. Радищева, одного из крупнейших писателей XVIII века, в языке которого отразились тенденции развития норм и стилей русского литературного языка нового времени. Интерес исследователей к языку Радищева, одного из ярчайших русских просветителей XVIII века, никогда не угасал: ни у одного из писателей второй половины XVIII века не сочетаются в таком объеме разностильные элементы русского языка — церковнославянизмы и русская лексика, что приводит к ощущению намеренной архаизации литературного языка и одновременно его реорганизации с помощью сложной перегруппировки языковых, генетически разнородных элементов. Однако исследования в этой области в большей степени касаются лексических и морфологических особенностей языка Радищева, подробно описаны архаически-славянские формы и конструкции- синтаксис пока остается неразработанной областью, что обусловило выбор данного автора для изучения становления синтаксических норм русского языка.

    Выборка материала шла с учетом следующих критериев.

    Под конструкцией мы понимаем «относительно самостоятельное, целостное (неделимое на части без потери общего значения) и оформленное по некоторой грамматической схеме синтаксическое единство"2. Основные направления исследований, посвященных проблеме свободных/несвободных синтаксических конструкций, следующие:

    В основу первого направления положен принцип информативной достаточности высказывания. Предполагается, что в составе предложения имеются необходимые, конститутивные элементы и свободные, факультативные единицы. Первые не допускают исключения из состава предложения, вторые могут свободно вводиться в него и исключаться из структуры предложения, не нарушая при этом его смысла. Таким образом, большую значимость в случае причастных конструкций имеет семантический статус определяемого слова, его синсемантичность или автосемантичностъ. При автосемантичной основной части полупредикативные конструкции занимают относительно самостоятельную позицию, при синсемантичной — становятся обязательным компонентом предложения

    С другой стороны, сама синтаксическая единица (в нашем случае — причастная или деепричастная конструкция) может характеризоваться самостоятельным употреблением или употреблением в качестве компонента предложения. С этой точки зрения конструкции могут быть двух типов (функции): свободные и обусловленные. Свободная синтаксема предполагает самостоятельное, изолированное употребление единицы, обусловленная употребляется в качестве компонента предложения. Каждый тип реализуется в определенных синтаксических позициях. Первый тип представлен заголовками и драматургическими ремарками. Второй тип может быть предицирующим компонентом предложения, а также полупредикативным осложнигелем4.

    Если рассматривать вопрос о свободном функционировании компонентов предложения исходя из положения элемента в высказывании, то позиционно свободными конструкциями будут считаться те, что допускают перемещение в структуре предложения: Такими, согласно «Грамматике современного русского литературного языка» под редакцией Н. Ю. Шведовой, будут некоторые средства выражения субъективно-модальных значений: частицы, а также вводные слова, сочетания, предложения, включенные в структуру предложения лишь интонационно, но не грамматически. Осложняющие элементы, такие как причастные

    2 Прияткина А. Ф. Русский язык: Синтаксис осложненного предложения, М., 1990. С. 17−18.

    3 См., например: Ломтев Т. П. Предложение и его грамматические категории. М., 1972.

    4 Данный взгляд подробно изложен в работах Г. А. Золотовой. и деепричастные конструкции, в современном русском языке обладают только относительной позиционной свободой: они допускают перемещение в структуре предложения относительно определяемого слова — могут находиться в постпозиции и препозиции. Обязательным условием их функционирования является согласуемость с существительным или местоимением, то есть грамматическая включенность в структуру предложения. Причастные и деепричастные обороты, не имеющие общего субъекта с предложением, современными грамматиками признаны ненормативными в силу своей «несогласованности» с определяемым словом.

    Свободная конструкция с точки зрения исторического синтаксиса «представляет собой отвлеченную синтаксическую схему, модель в собственном смысле этого слова, наполняемую — в пределах организующих ее грамматических категорий — любым словесным материалом"5. Несвободная конструкция ограничена в возможностях лексического наполнения. Синтаксическая схема оказывается исторически тесно связанной со словами определенных семантических групп, то есть может функционировать только имея в своем составе данные группы слов. Ограничения действуют не только на уровне лексической сочетаемости: сужение возможностей построения напрямую зависит от перестройки синтаксической системы, которая идет в направлении от паратактической к гипотактической структуре предложения. Тесное взаимодействие в этом случае лексики и синтаксиса приводит к тому, что судьба конструкции часто зависит от ее «наполнителей». «Распространение одной и той же грамматической связи на новые лексико-грамматические группы слов"6 приводит либо к расширению функций конструкции, либо к их сужению, таким образом, «старое и новое сосуществуют, соответствующим образом распределившись по центру и периферии синтаксической системы». «В результате развития несвободное&trade- конструкций в языке образуются застывшие формулы, «осколки» когда-то живых моделей- происходит синтаксическая фразеологи-зация отдельных словоформ и сочетаний"8, появляются синтаксические штампы, бывшие на ранних этапах развития языка продуктивными моделями.

    С этой точки зрения следует признать, что «несогласованные» древнерусские причастные конструкции в силу своего происхождения могли считаться синтаксически свободными

    5 Изменения в системе простого и осложненного предложения в русском литературном языке XIX века: Очерки по исторической грамматике русского литературного языка XIX века. М., 1964. С. 17.

    6 Тарланов 3. К. Становление типологии русского предложения в ее отношении к этнофилософии. Петрозаводск, 1999. С. 24.

    7 Там же. С. 27.

    8 Изменения в системе простого и осложненного предложения. С. 18. единицами: однако, будучи продуктивными моделями в древнерусском языке, но впоследствии потеряв согласование с определяемым словом (что дало начало новой категории -деепричастию), в языке второй половины XVIII века они представляют собой застывшие формы, непродуктивные синтаксические модели. Переход свободной конструкции в несвободную обусловлен многими причинами: замкнутость модели может появиться от того, что вступают в силу категориальные ограничения, вызванные генезисом структуры простого предложения. Так, например, может рассматриваться поэтапное исчезновение из древнерусского языка дательного самостоятельного оборота со значением придаточного и независимого предложений. Устранение этого оборота вызвано: 1) утратой действительным причастием склонения, 2) вытеснением его более точными в выражении подчинительной связи придаточными предложениями. При этом оборот может претерпевать изменения и в своей структуре, свидетельствующие о том, что переход в несвободную конструкцию совершился не сразу, но путем попыток функционирования этой же конструкции, измененной в соответствии с требованиями нового синтаксиса: так, в эпоху отмирания дательного самостоятельного фиксируется резкое увеличение числа этих оборотов, оформленных с помощью подчинительных союзов, появляется дательный независимый оборот и т. д.

    Таким образом, под синтаксически несвободными конструкциями мы будем иметь в виду причастные и деепричастные обороты с субъектом, отличным от субъекта предложения, функционировавшие в языке XVIII века уже в небольшом объеме. Синтаксически свободными для нас являются причастные и деепричастные конструкции, имеющие общий субъект с предложением, поскольку данные конструкции представляют собой полностью сформировавшуюся к середине XVIII века синтаксическую модель, наполняемую (с соблюдением правил лексической и грамматической сочетаемости) любым словесным материалом. В работу не входит изучение функционирования причастных конструкций, выполняющих предикативную функцию (входящих в состав сказуемого), а также субстантивированных причастий, выступающих в роли подлежащего, поскольку наш анализ сосредоточен на динамике становления и функционирования осложненного предложения. Таким образом, не учитываются конструкции: 1) с краткими страдательными причастиями в роли предиката (с опущенной или имеющейся связкой-глаголом быть, с полнозначным или полузнаменательным глаголом), 2) с полными действительными и страдательными субстантивированными причастиями в именительном падеже, выполняющими функции главных членов предложения, 3) с деепричастием в роли предиката. Из нашего анализа также исключены причастные конструкции, «прочно связанные с существительным при ослаблении связи с глаголом"9, то есть препозитивные причастные конструкции, выполняющие атрибутивную функцию в предложении. Данная позиция относительно предикативного центра способствует процессу адъективации причастий — даже при наличии у причастия зависимых слов глагольные свойства данной формы стираются. «Связь причастия со сказуемым-глашлом может быть либо подчеркнута, либо ослаблена в зависимости от контекста, от значения. Первое находит свое отражение на письме в постановке запятой, а в устной речи — в паузе», — пишет Н. Н. Проко-пович10. Однако данный показатель усиления предикативных свойств в причастной конструкции для нас является неприемлем — «хотя синтаксически-смысловой принцип был сформулирован в грамматических трудах в середине XVIII века, в практике постановки знаков препинания, в текстах произведений он стал основным, определяющим гораздо позже. В течение всей второй половины XVIII века <. .> сосуществуют два принципа пунктуации — интонационно-смысловой и новый, синтаксически-смысловой"11. Отсутствие запятых перед вводными конструкциями, частое невыделение причастных оборотов и даже запятая между подлежащим и сказуемым характеризуют пунктуацию второй половины XVIII века, поэтому мы не вправе опираться в этом случае на пунюуационные показатели.

    Таким образом, нами учитываются конструкции: 1) с полными и краткими постпозитивными причастиями, действительными и страдательными, в приименном употреблении, выполняющими роль согласованных определений при имени существительном (местоимении), сохраняющими вместе с тем имплицитное значение полупредикативности, 2) с деепричастиями, 3) с причастиями и деепричастиями с субъектом, не совпадающим с субъектом предложения.

    Всего было проанализировано 156 текстов разных жанров и времени написания. Общий объем выборки составил около 3300 конструкций.

    Научная новизна данного исследования состоит в том, что впервые выстраивается детальная типология причастных конструкций с точки зрения осложнения формальной и семантической структуры предложения- типология деепричастных конструкций выстроена с точки зрения исторических изменений, происходящих в структуре предложения и отражающихся как на структуре деепричастных конструкций, так и на возможностях ее функционирования. Впервые дан детальный анализ архаических несвободных синтаксических

    9 ПрокоповичН. Н. Вопросы синтаксиса русского языка. М., 1974. С. 171.

    10 Там же. С. 171.

    11 Осипов Б. И. История русской орфографии и пунктуации. Новосибирск, 1992. С. 196.

    ГЛАВА 1. ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ ВОПРОСА. ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ В ИЗУЧЕНИИ ПРИЧАСТНЫХ И ДЕЕПРИЧАСТНЫХ КОНСТРУКЦИЙ

    1.1. Проблема генезиса причастия в истории русского языка

    Господствующая точка зрения на один го важнейших процессов в области изменения причастий состоит в следующем: краткие формы настоящего и прошедшего времени причастий в именительном падеже впоследствии стали неизменяемой формой — деепричастием, в связи с существованием в языке аппозитивного и атрибутивного причастий. Термин «аппозитивное причастие» был применен А. А. Потебней, который обнаружил наличие двух видов причастий в русском языке — определительных, тесно связанных со своими определяемыми, то есть атрибутивных, и причастий аппозитивных (или

    приложений), более близких глаголу. Таким образом, отпричастные прилагательные ведут начало от атрибутивных причастий, деепричастия — от аппозитивных. Начало процесса становления деепричастия -XII век или начало XIII века: в памятниках фиксируется смешение форм. В причастии уничтожаются знаки его согласования с подлежащим (род, число, падеж), и связь подлежащего с причастием разрушается — причастие оказывается вовлеченным в сферу притяжения сказуемого.

    Помимо аппозитивной функции, или функции второстепенного сказуемого, как определяет это А. А. Потебня, причастие в древнерусском языке могло быть сказуемым (в сочетании со связкой быть или неполнозначными глаголами) и определением (краткие формы и полные формы причастий, возникшие путем присоединения к кратким формам указательных местоимений). Дальнейший путь развития синтаксического строя древнерусского языка предопределил изменение или исчезновение некоторых функций причастия. Так, различные типы причастий претерпели следующие изменения в структуре и функции:

    1. Эловые формы причастия, потеряв связку быть, вытеснив аорист и имперфект, выполняют в русском языке только предикативную функцию-

    2. Нечленное причастие настоящего времени, сохранив значение второстепенного сказуемого, потеряв формы склонения, перешло в разряд деепричастия и наречия-

    3. Нечленное причастие прошедшего времени сохранилось в той же функции (в диалектах, возможно также его употребление в качестве сказуемого со связкой быть, появляющейся в прошедшем времени) —

    4. Членное причастие прошедшего и настоящего времени, сохранив аппозитивность, выполняет атрибутивную функцию12.

    А. А. Потебня, не переставая доказывать, что в основе генезиса синтаксического строя русского языка лежит его изменение в сторону глагольности от имени, отмечает, что причастия — еще одна ступень гипотактического развития русского языка: употребление причастия изначально было «объединение и сосредоточение мысли <. .>, когда не было ни причастий, ни союзов с относительными местоимениями, ни придаточных предложений, когда было возможно лишь построение речи из предложений, не имеющих между собою никакой формальной связи"13, в позднейшем они вытесняются придаточными предложениями.

    Другая точка зрения на происхождение деепричастных и причастных конструкций -теория сокращенного предложения, существовавшая до появления труда А. А. Потебни. Так, в «Российской грамматике» А. А. Барсова, в главе «О сочинении изменяемых частей речи», причастие рассматривается как глагол и «возносительное местоимение», «причем речь сокращается опущением одного, а иногда и двух местоимений, и два предложения приводятся в одно, напр. вместо Кто Бога не боится, тот и людей не стыдится, короче сказать можно не боящийся Бога не стыдится и людей"14. Подобно этому «чрез деепричастие речь сокращается опущением союза, особливо сопрягательного и, и два глагола как бы в один сливаются"15.

    Теория сокращенного предложения получает подробное рассмотрение в трудах И. И. Давыдова, Н. И. Греча, А. X. Востокова, Ф. И. Буслаева.

    А. X. Востоков, давая характеристику полному и сокращенному предложению, пишет, что разница между полным и сокращенным предложением в следующем: полное придаточное предложение состоит из местоимения-подлежащего и глагола-сказуемого, соединяясь с главной частью относительным местоимением или союзом. «В сокращенном придаточном предложении глагол с местоимением относительным сокращается в причастие, а глагол с местоимением личным и союзом сокращается в деепричастие, или заменяется дополнительным словом"16.

    12 Подробный анализ путей развития причастия дан в работе: Из трудов А. А. Шахматова по современному русскому языку. М., 1952. С. 82−84.

    13 Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. Т. 1−2. М., 1958. С. 123.

    14 «Российская грамматика» А. А. Барсова. М., 1981. С. 222.

    15 Там же. С. 222.

    16 Востоков А. X. Русская грамматика. СПб., 1831. С. 227.

    Н. И. Греч отмечает, что придаточные предложения прилагательные и обстоятельственные произошли следующим путем: первые «сокращаются превращением местоимения относительного и глагола в причастие», вторые «сокращаются изменением союза и глагола в деепричастие"17.

    По мнению И. И. Давыдова, сокращение придаточных предложений состоит в том, что «опускаются союзы, а сказуемое из глагольной формы переменяется в причастную"18. Однако сокращению нет места, если сказуемое стоит в сослагательном наклонении, потому что его значения не могут выразить причастные формы. Обстоятельственное придаточное предложение сокращается в деепричастный оборот, и только тогда, когда его подлежащее одно и то же с главным.

    Наиболее подробно теория сокращенного предложения отражена в работах Ф. И. Буслаева. Рассматривая состав предложения, Ф. И. Буслаев отмечает, что предложения образуются вследствие: 1) слияния нескольких предложений в одно, 2) опущения членов предложения, 3) сокращения целого предложения в один член: «Чтобы сократить предложение в отдельный член его, язык пользуется тем же средством, которое было употреблено им уже при самом образовании слов, именно производством имени от глагола. Таким образом, стоит только произвесть имя от сказуемого, выражаемого глаголом, и целое предложение сократится в отдельный член"19. Важнейшие формы сокращенного предложения — существительное, прилагательное, причастие, деепричастие, неопределенное наклонение. Деепричастие употребляется в русском языке двояко: в зависимости от главного предложения («относится к его подлежащему») и независимо от него («преимущественно при глаголе безличном»). К особенностям употребления деепричастий Ф. И. Буслаев относит появление подлежащего в деепричастной конструкции и самостоятельное, «независимое», употребление деепричастия. Однако Ф. И. Буслаев разграничивает обороты с независимым деепричастием, видя в одних явление русского языка (в тех, что сохранились в безличных предложениях), в других — искусственные конструкции, появившиеся под влиянием романских языков (независимое деепричастие при личном глаголе). К влиянию французского языка Ф. И. Буслаев относит и появление деепричастной конструкции при причастии в косвенном падеже. От

    17 Греч Н. И. Краткая русская грамматика СПб., 1843. С. 101.

    18 Давыдов И. И. Грамматика русского языка. СПб., 1849. С. 225.

    19 Буслаев Ф. И. Историческая грамматика. М., 1959. С. 281.

    20 Там же. С. 535.

    21 Там же. С. 536. придаточных предложений «сокращенные» деепричастные и причастные конструкции берут синтаксические функции: определение и обстоятельство.

    После исследования А. А. Потебни стало ясно, что древнерусское причастие было предикативным и выступало в качестве сказуемого — либо в составе именного, либо являясь второстепенным сказуемым. Анализ древнерусских памятников дал тому подтверждение: разнесение причастия и глагола в предложение, появление союзов между ними, возможность причастия иметь при себе собственное подлежащее — все это указывает на то, что действительное именное причастие используется в функции второстепенного сказуемого, почти равноправного с главным. Теория сокращенного предложения, по мнению А. А. Потебни, несостоятельна, поскольку «свойства позднейшего языка никак не следовало бы приписывать языку предшествующему"22: причастия не возникли из придаточного предложения, его предикативность всего лишь приближает причастие к глаголу, но «эта близость не простирается до тождества с личным глаголом"23.

    Теория А. А. Потебни о происхождении деепричастия из аппозитивной формы причастия впоследствии была принята и дополнена многими исследователями, однако существовали другие гипотезы. Так, вслед за А. А. Потебней о разграничении атрибутивного и аппозитивного причастий пишет Д. Н. Овсянико-Кулшсовский в работах «Синтаксис русского языка» и «Синтаксические наблюдения». Как и А. А. Потебня, он выступает против теории сокращенного предложения, при этом объясняя причины, вследствие которых данная теория возникла: «Когда причастие следует за определяемым словом, оно менее атрибутивно, но более предикативно. Мы принимаем его как нечто равносильное придаточному предложению. Отсюда учение о сокращенных членах предложения"24. Однако категория деепричастия мыслится им как результат распада составного сказуемого: «наши современные сложные предложения, состоящие из главного и придаточного, заключающего в себе деепричастие, возникли из старинных предложений с составным сказуемым из глагола и аппозитивного причастия». Составное сказуемое с причастием предикативно-атрибутивным впоследствии стало восприниматься как простое сказуемое и обстоятельственное слово с предикативным оттенком, выраженное деепричастием. Но деепричастие, получившееся путем отделения атрибутивного причастия от глагола, ближе по своим функциям к современному

    22 Потебня А. А. Указ. соч. С. 123.

    23 Там же. С. 123.

    24 Овсянико-Куликовский Д. Н. Синтаксис русского языка СПб., 1912. С. 80.

    25 Там же. С. 74. наречию. Составное сказуемое, состоящее из глагола и причастия аппозитивного (Д. Н. Ов-сянико-Куликовский вводит для него термин «предикативное обстоятельственное слово»), распалось на простое сказуемое и предицирующее обстоятельство — современное деепричастие. Причастие аппозитивное тяготеет больше к глаголу-связке, чем к подлежащему, с которым оно соединено лишь формально — согласованием. Его аппозитивность легко обнаруживается в том, что оно легко поддается превращению в самостоятельное глагольное сказуемое, чего нельзя сделать с предикативным атрибутом. Причастие атрибутивное не может быть трансформировано ни в другой глагол, ни в деепричастие, его функция «в составном сказуемом ограничивается вкладом туда своей доли предикативности"26. Атрибутивность, по определению Д. Н. Овсянико-Куликовского, — это ослабленная, смягченная предикативность.

    Эволюция данной формы, по мнению Д. Н. Овсянжо-Куликовского, была естественным следствием избыточной предикативности составного сказуемого (знаменательный глагол + аппозитивное причастие). Судя по развитию этой конструкции, дальнейшая эволюция языка шла в направлении усиления глагольности предложения и, «параллельно с этим, в направлении тенденции распределять запас предикативной силы между главным предложением и примыкающими к нему придаточными"27.

    Кардинально отличается от теории А. А. Потебни точка зрения А. Г. Руднева, который считает, что категория деепричастия не могла развиться из аппозитивного причастия. «Мы не знаем таких фактов, — пишет А. Г. Руднев, — чтобы слова, входящие в состав подлежащего, подвергались адвербиализации. Адвербиальное значение деепричастий могло развиваться в грамматическом строе языка только на синтаксической основе при непосредственной связи с глаголом в роли сказуемого"28. Необходимой синтаксической основой для появления категории деепричастия являются однородные члены предложения — сказуемые, одно из которых выражено краткой формой действительного причастия. В позиции сказуемого, в силу синтаксического положения и обстоятельственного значения, причастие приобретает неизменяемую форму и выступает в предложении в роли обособленного предикативного обстоятельства.

    О том, что причастие было равноправно с глаголом, выполняя роль самостоятельного предикативного центра, утверждает С. Д. Никифоров. О предикативной функции кратких

    26 Овсянико-Куликовский Д. Н. Синтаксические наблюдения. СПб., 1899. С. 58.

    27 Там же. С. 57.

    28 Руднев А. Г. Синтаксис осложненного предложения. М., 1959. С. 61. причастий в памятниках второй половины XVI века свидетельствуют: замена их в списках глаголами, выполнение союзом «и» соединительной функции между кратким причастием и глаголом как однородными членами предложения, особенно когда этот союз повторяется. «Во второй половине XVI века, — считает С. Д. Никифоров, — перерождение кратких причастий-предикатов в деепричастие в значительной мере уже произошло, что выражалось а) в утрате ими, бессоюзно соединенными с глаголом, согласования с подлежащим, б) в опускании между ними и глаголами сочинительного союза. У этого грамматического разряда слов ослабела связь с подлежащим, зато усилилась связь с глаголом, и они стали выражать второстепенные сопутствующие действия, одновременные или предшествующие действию, выраженному глаголом-сказуемым»

    Однако, несмотря на существование противоположных точек зрения, теория А. А. По-тебни о появлении деепричастия из причастия аппозитивного остается основополагающей. В доказательство своего предположения о том, что аппозитивное причастие играло роль второстепенного сказуемого, А. А. Потебня приводит несколько конструкций, частично описывая их предполагаемый путь развития в языке. В данных конструкциях особенно видна специфика аппозитивного причастия, отличающегося от причастия атрибутивного. Так, оно может иметь при себе второй именительный, который впоследствии частью остается, частью заменяется творительным падежом, частью развивается в придаточное предложение с глаголом сказуемым. Аппозитивное причастие может быть отделено от глагола сказуемого союзом «и», что указывает на то, что в таком предложении мы имеем два почти равносильных центра. Именительный самостоятельный — еще один показатель относительной самостоятельности аппозитивного причастия- в предложении со сказуемым-глаголом, имеющим свое подлежащее, при аппозитивном причастии может стоять подлежащее в форме именительного падежа, что делает эту конструкцию «независимой». Заканчивая обзор свойств аппозитивного причастия, А. А. Потебня останавливается на конструкциях с причастием без личного глагола в качестве придаточного предложения, которое связано с главным относительным словом. В этих случаях А. А. Потебня опять же видит отличие аппозитивного причастия от атрибутивного: здесь аппозиция играет роль второстепенного сказуемого (как и в вышеприведенных примерах), в отличие от атрибутивного причастия, которое входит в состав сказуемого (составное сказуемое). Это доказывается тем, что оно присоединяется к главному члену предложения не прямо, а с помощью относительного местоимения (в других

    29 Никифоров С. Д. Глагол, его категории и формы в русской письменности второй половины XVI примерах — с помощью союза). Такие конструкции с «самостоятельным» причастным сказуемым — нечто промежуточное, по мнению А. А. Потебни, между простым предложением и развитым придаточным предложением с личным глаголом в функции сказуемого. Причастие — это зачаточное предложение, хотя и не равносильное с глаголом, но близкое к нему. Деепричастные конструкции, имеющие собственное подлежащее, часто не совпадающее с подлежащим предложения, — явление, для русского языка не чуждое, не заимствованное- как и в других языках, в русском языке присутствуют подобные аналитические конструкции, и обилие их в памятниках доказывает, что подобные конструкции были переходным этапом на пути перестройки русского предложения.

    Исследование А. А. Потебни возбудило интерес ученых к синтаксическим конструкциям, включающим в свой состав аппозитивное причастие. Исследованием аппозитивного причастия и его функций занимались в свое время Д. Н. Кудрявский, А. А. Шахматов, Е. С. Истрина, В. И. Борковский, П. С. Кузнецов, Т. П. Ломтев, Я. А. Спринчак, С. Д. Никифоров, А. Г. Руднев, Э. И. Коротаева, В. Л. Георгиева, Г. Н. Акимова, Л. Н. Зевакова, В. Л. Ринберг, А. А. Скворцова, Л. В. Граве, В. И. Чагишева, Б. В. Кунавин и другие. Исследователи сосредоточивают свое внимание на разных аспектах этой проблемы. В крут основных вопросов, очерченных историческим синтаксисом, входят зависимость причастной и деепричастной конструкций от положения относительно предикативного центра, генезис краткого причастия, входящего в состав конструкций с двойными падежами, функционирование конструкций «именительный самостоятельный» и «дательный самостоятельный», соотношение времени и вида причастий и деепричастий и влияние этого фактора на их синтаксические функции. века. М., 1952. С. 260.

    1.2. Зависимость конструкций от положения относительно предикативного центра

    Синтаксическая позиция краткого причастия в предложении определяла многое. А. А. Потебня, рассматривая случаи употребления причастия в составном сказуемом (то есть в постпозиции, где вспомогательной частью был глагол «быть» или глаголы пребывания), отмечает, что переход в деепричастие в такой позиции редок и встречается только в говорах (например: «были вставши»). Из краткого причастия, идущего за глаголами других групп, деепричастие не образуется, конструкции типа «не пресга облобызающи» соответствуют русскому «не переставал лобзать», но не «лобызая, не переставал». Таким образом, на месте нечленного причастия, находящегося в постпозиции к глаголу, могли появиться лишь придаточное предложение со значением цели («да иди с Обросиемъ кь Степану, жеребии воз-мя» = «чтобы взять деньги»), инфинитив («яко же пресга глаголя, рече к Симону» = «закончил говорить») или форма творительного падежа полного причастия («твориться ида» = «притвориться идущим»). Краткое причастие, занимающее препозицию по отношению к глагольному центру, обладало большей предикативной силой, нежели в постпозиции. По-видимому, союз между нечленным причастием и глаголом — не только своеобразная «скрепа», по выражению А. А. Зализняка30, связывающая эти два компонента, но и показатель большей степени самостоятельности препозитивного причастия по сравнению с постпозитивным, его сравнительной (но не полной) равноправности с глагольным сказуемым.

Становление и развитие категорий причастия и деепричастия — один из многосторонне изученных, но не потерявпшх актуальности вопросов в русском языкознании. Исследование эволюции морфологической структуры причастия начинается в XIX веке, этот вопрос подробно рассмотрен в трудах А. X. Востокова, И. Давьщова, Ф. И. Буслаева, А. А. Потебни, Д. Н. Овсянико-Куликовского, В. А. Богородицкого, Д. Н. Кудрявского, А. А. Шахматова, П. Обнорского, В. И. Борковского, П. Кузнецова и других русских лингвистов. Большая часть специальных работ посвятцена изучению специфики причастия и деепричастия на материале древнерусских памятников: исследования Е. Истриной, В. И. Борковского, А. А. Зализняка, В. Л. Георгиевой, Э. И. Коротаевой, А. А. Скворцовой, Н. Э. Беркович, Л. Н. Зеваковой, А. А. Припадчева, Б. В. Кунавина. Много исследований выполнено на материале современного русского языка, в частности, В. В. Виноградовым, П. Д. Богдановым, А. Ф. Прияткиной, Н. Н. Прокоповичем, Л. К. Дмитриевой, Т. В. Лыковой, А. А. Камыниной, И. М. Богуславским и др. Однако вопрос о том, каким образом изменения, происходивиие в области морфологии, отразились на структуре стпгтаксического строя русского языка, изучен не полностью и оставляет ряд вопросов открытыми. В основном теории и концепции дополняют друг друга в вопросе о появлении полупредикативной деепричастной конструкции из «второстепенного сказуемого» (термин А. А. Потебни) в связи с активной перестройкой синтаксического строя, вызванной стремлением к гипотактическим конструкциям'. Ряд исследований посвящен анализу синтаксических изменений, имевших место в русском языке начального периода формирования русской нации (XVII век), такие работы в основном дают подробный аналю изменения и функционирования ашюзтпивного причастия и оборота «дательный самостоятельный». К концу ХУП1 века завершается перестройка морфологического строя причастия и, как следствие этого процесса, передислокация, иная компоновка едикиц синтаксиса с дальнейшим изменением их сочетаемости. Однако этот важный для истории русского языка период по сравнению с начальным этапом (XVII веком) менее изучен. В плане исторического синтаксиса не имеет необходимого подробного освещетшя вопрос о функционировании причастных и деетфичастных. конструкций, имеюпщх собственный субъект, не совпадающий с субъектом главного предложения, неясен также вопрос о происхождении — заимствоватшом или исконно русском — подобной формы. ' Исключением являются работы А. Г. Руднева.

Актуальность темы

диссертационной работы огфеделяется, во-первых, недостаточной изученностью в отечественной лингвистике изменений в синтаксическом строе, связанных с появлением новых категорийво-вторых, наличием спорных вопросов по поводу генезиса как причастия, так и некоторых независимых синтаксических конструкций, включавших в себя эту форму. Цель предтфинимаемого исследования — анализ структуры, семантики, а также жанровых и стилистических функций свободш.1х и несвободных причастных, деепричастных конструкций в эпоху формирования русского национального языка, когда завершается перестройка синтаксической системы русского языка, зарождается новая категория осложненного предложения и закладьшаются основы современных синтаксических норм. В соответствии с этим работа вьщвигает ряд задач: 1) описание функционирования свободных причастных и деепричастных полуттредикативных конструкций в зависимости от семантико-сингаксических особенностей ядерного слова, выявление закономерностей строения и эволюции данных оборотов- 2) анализ специфики и функционирования несвободньпс синтаксических конструкций, уточнение степени их распространения в текстах в зависимости от их жанровой принадлежности- 3) уточнение роли причастных и деепричастных конструкций в становлении категории осложненного предложения. В соответствии с задачами бьш выбран объект и материал для исследования. Основой послужил корпус текстов А. Н. Радищева, одного из крупнейших тшсателей ХУШ века, в языке которого отразились тенденции развития норм и стилей русского литературного языка нового времени. Интерес исследователей к языку Радищева, одного из ярчайишх русских просветителей ХУП1 века, никогда не угасал: ни у одного из писателей второй половины XVIII века не сочетаются в таком объеме разностильные элементы русского языка — церковнославянизмы и русская лексика, что приводит к ощущению намеренной архаизации литературного языка и одновременно его реорганизахщи с помошъю сложной перегруппировки языковых, генетически разнородных элементов. Однако исследования в этой области в большей степени касаются лексических и морфологических особенностей языка Радищева, подробно описаны архаически-славянские формы и конструщиисинтаксис пока остается неразработанной областью, что обусловило выбор данного автора для изучения становления синтаксических норм русского языка. Выборка материала шла с учетом следующих критериев. Под конструкцией мы понимаем «относительно самостоятельное, целостное (неделимое на части без потери общего значения) и оформленное по некоторой грамматической схеме синтаксическое единство"^. Основные направления исследований, посвященных проблеме свободных/несвободных синтаксических конструкций, следующие: В основу первого направления положен принцип информативной достаточности высказывагия. Предполагается, что в составе преддожения имеются необходимые, конститутавные элементы и свободные, факультативные едини1Ц.1. Первые не допускают исключения из состава предложения, вторые могут свободно вводиться в него и исключаться ю структуры предложения, не нарушая при этом его смысла. Таким образом, большую значимость в случае причастттых конструкций имеет семантический статус определяемого слова, его синсемангичность или автосемангичность. При автосемантичной основной части полупредикативные конструкции занимают относительно самостоятельную позитщю, при синсемантичной — становятся обязательным компонентом предложения^.С другой стороны, сама синтаксическая единица (в нашем случае — причастная или деепричастная конструкция) может характеризоваться самостоятельш.1м употреблетшем или употреблетшем в качестве компонента преддожения. С этой точки зрения конструкции могут бьпъ двух типов (функций): свободные и обусловленные. Свободная синтаксема предполагает самостоятельное, изолированное употребление единиць!, обусловленная употребляется в качестве компонента предложения. Каждый тип реализуется в определенных синтаксических позициях. Первый тип представлен заголовками ифаматургическими ремарками. Второй тип может бьпъ предицирующим компонентом предложения, а также полупредикативным осложнителем''.Если рассматривать вопрос о свободном функционировании компонентов преддожения исходя из положения элемента в высказывании, то позициотшо свободными конструкциями будут считаться те, что допускают перемещение в структуре предложенияТакими, согласно «Грамматике современного русского литературного языка» под редакцией Н. Ю. Шведовой, будут некоторые средства выраясения субъективно-модальных значений: частицы, а также вводные слова, сочетания, предложения, включенные в структуру предложения лишь интонахщонно, но не грамматически. Осложняютцие элементы, такие как причастные ^ Прияткина А. Ф. Русский язык: Синтаксис осло>1шенного предложения, М., 1990. 17−18. ^ См., например: Ломтев Т. П. Предложение и его грамматические категории. М., 1972. «Данный взгляд подробно изложен в работах Г. А. Золотовой. И деепричастные конструкции, в современном русском языке обладают только относительной позиционной свободой: они допускают перемещение в структуре предложения относительно определяемого слова — могут находиться в постпозиции и препозиции. Обязательным условием их функционирования является согласуемость с существительным или местоимением, то есть грамматическая включенность в структуру предложения. Причастные и деепричастные обороты, не имеющие общего субъекта с предложением, современными грамматиками признаны ненормативными в силу своей «несогласованности» с определяемым словом. Свободная конструкция с точки зрения исторического синтаксиса «представляет собой отвлечетшую синтаксическую схему, модель в собственном смысле этого слова, наполняемую — в пределах оргатшзующих ее грамматических категорий — любым словесным материалом"^. Несвободная конструкция ограничена в возможностях лексического наполнения. Синтаксическая схема оказывается исторически тесно связанной со словами определенных семантических групп, то есть может функционировать только имея в своем составе данные группы слов. Ограничения действуют не только на уровне лексической сочетаемости: сужение возможностей построения напрямую зависит от перестройки синтаксической системы, которая идет в направлении от паратактической к гипотактической структуре предложения. Тесное взаимодействие в этом случае лексики и синтаксиса приводит к тому, что судьба конструкции часто зависит от ее «наполнителей». «Распространение одной и той же грамматической связи на новые лексико-грамматические группы слов"^ приводит либо к растпирению функций конструкции, либо к их сужению, таким образом, «старое и новое сосуществуют, соответствуютцим образом распределившись по центру и периферии синтаксической системы». «В результате развития несвободности конструкций в языке образуются застывшие формулы, «осколки» когда-то живых моделейттроисходит синтаксическая фразеологизация отдельных словоформ и сочетаний"^, появляются синтаксические штампы, бывшие на ранних этапах развития языка ттродуктивными моделями. С этой точки зрения следует признать, что «несогласованные» древнерусские причастные конструкции в силу своего происхождения могли считаться синтаксически свободными ^ Изменения в системе простого и осложненного предложения в русском литературном язьже XIX века: Очерки по исторической грамматике русского литературного языка XIX века. М., 1964. 17. ^ Тарланов 3. К. Становление типологии русского предложения в ее отношении к этнофилософии. Петрозаводск, 1999. 24. 'Тамже. 27. ^ Изменения в системе простого и осложненного предложения… 18. единицами: однако, будучи продуктивными моделями в древнерусском язьже, но впоследствии потеряв согласование с определяемым словом (что дало начало новой категории деепричастию), в языке второй половины ХУТП века они представляют собой застывшие формы, непродуктивные синтаксические модели. Переход свободной конструкции в несвободную обусловлен многими причинами: замкнутость модели может появиться от того, что вступают в силу категориальные ограничения, вызванные генезисом структуры гфостого предложения. Так, например, может рассматриваться поэтахшое исчезновение из древнерусского языка дательного самостоятельного оборота со значением придаточного и независимого предложений. Устранетше этого оборота вызвано: 1) утратой действительным причастием склонения, 2) вьпсснением его более точньжи в выражении подчинительной связи придаточными предложениями. При этом оборот может претерпевать изменения и в своей структуре, свидетельствуюшце о том, что переход в несвободную конструкцию соверштшся не сразу, но путем попыток функционирования этой же конструкции, измененной в соответствии с требованиями нового синтаксиса: так, в эпоху отмирания дательного самостоятельного фиксируется резкое увеличение числа этих оборотов, оформленных с помощью подчинительных союзов, появляется дательный независимый оборот и т. д. Таким образом, нами учитываются конструкции: 1) с полными и краткими постпозитивными причастиями, действительными и страдательными, в приименном употреблении, выполняютцими роль согласованных определений при имени существительном (местоимении), сохраняютцими вместе с тем имплицитное значение полупредикативности, 2) с деепричастиями, 3) с причастиями и деепричастиями с субъектом, не совпадаюхдим с субъектом предложения. Всего бьБто проанализировано 156 текстов разньк жанров и времетш написания. 06шцй объем выборки составил около 3300 конструкций. Научная новизна данного исследования состоит в том, что впервые выстраипвается детальная типология причастньж конструкпцй с точки зрения осложнения формальной и семантической структуры предложениятипология деепричастньж конструкций выстроена с точки зрения исторических изменений, происходящих в структуре предложения и отражаютцихся как на структуре деепричастньж конструкций, так и на возможностях ее функтщошфования. Впервые дан детальный анализ архаических несвободньк стштаксических ' ПрокоповичН. И. Вопросы синтаксиса русского язьжа. М., 1974. 171.0^ Там же. 171. «OcTfflOB Б. И. История русской орфографии и пунктуации. Новосибирск, 1992. 196. конструкций на фоне свободньк в корпусе текстов А. Н. Радищева, писателя, сочетающего в рамках своего творчества образцы церковнославянского слога и живой русской речи. Результаты могут бьпъ использованы при дальнейшем изучении синтаксического строя литературного языка ХУШ векав общих курсах по русскому синтаксису, истории русского литературного языка, стилистике, а также в спецкурсах по историческому синтаксису, по языку и стилю А. Н. Радищева.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В диссертационной работе было исследовано функционирование свободных и несвободных причастных, деепричастных конструкций, выявлены некоторые синтаксические закономерности употребления, дано описание их стилистических функций. В процессе работы было проанализировано 156 текстов одного автора — А. Н. Радищева, — относящихся к разным жанрам: деловые документы, частная переписка, путевые дневники, повести, стихотворные, научно-публицистические и художественные произведения. Общий объем выборки составил около 3300 употреблений — приблизительно 1500 ПК и 1800 ДК. Была описана типология ПК с точки зрения выполнения ими полупредикативной функции, осложнения ими семантической структуры предложения. С этой целью для описания полупредикативной функции ПК отбирались конструкции 1) с полными и краткими постпозитивными причастиями, действительными и страдательными, в приименном употреблении, выполняющими роль согласованных определений при имени существительном (местоимении), сохраняющими вместе с тем имплицитное значение полупредикативности, 2) с несогласованными причастиями, имеющими собственный субъект, не совпадающий с субъектом предложения. Функционирование ПК рассматривалось в зависимости от семантико-синтаксических особенностей ядерного слова и положения причастной синтагмы относительно предикативного центра. Типология ДК была описана с точки зрения выявления изменений, произошедших в структуре предложения, следовательно, и в структуре деепричастного оборота. С точки зрения изменения функционирования языковых единиц в силу эволюции синтаксического строя языка была дана типология синтаксически несвободных конструкций, описание шло с учетом их особого строения, характерного для древнего состояния языка, и функционирования в зависимости от жанра произведения, стилистической характеристики. На основании проведенного анализа сделаны следующие выводы.

1. Анализ позиции ПК относительно определяемого слова, включающий в себя учет падежных характеристик, синтаксической функции в предложении и информативной достаточности определяемого компонента, позволил выявить огромное разнообразие возможностей употребления причастной синтагмы в текстах различной жанровой принадлежности. ПК во второй половине ХУШ века распространяют различные логико-синтаксические типы предложений, являясь как конститутивными членами предложения, так и неконститутивными. Данное разнообразие синтаксических возможностей ПК, выражающееся также в возможности ее присоединения к главным и второстепенным членам предложения с различной семантикой, позволяет использовать данный оборот как наиболее удобное средство осложнения предложения. Почти одинаковое количество ПК при автосемантичном и синсеман-тичном определяемом слове доказывает, что организация высказывания во второй половине ХУШ века была подчинена тем же законам, какие наблюдаются в современном русском синтаксисе. Семантически неэлементарным предложение становится не только при осложнении его структуры причастным оборотом: этому способствуют и сами определяемые компоненты, нередко являющиеся синтаксическими дериватами, пропозициональной лексикой.

2. Выявлены следующие закономерности распределения семантически неэлементарных структур в корпусе текстов Радищева. Наибольший процент многоуровневого осложнения (полипропозитивные конструкции, содержащие помимо ПК синтаксические дериваты, предикаты пропозиционального отношения (зависеть, думать, решать, влиять), детерминанты) содержится в произведениях делового характера (законодательных документах, докладных записках, проектах, записках о податях и т. д.). Произведения, относимые к научно-философскому жанру, представляют наибольшее количество конструкций, в которых ПК является конститутивным членом предложения: лексика, использующаяся в данном жанре, в большинстве случаев синсемантична, что обусловлено спецификой жанра. В двух данных типах текстов содержится наибольший процент причастий, способных к семантической компрессии, что наводит на мысль о намеренном стремлении автора усложнить структуру предложения. Художественные произведения Радищева не содержат большого количества столь осложненных в семантическом отношении структур, как в деловых документах: «Путешествие из Петербурга в Москву», написанное во многих частях слогом ораторской прозы, в большинстве случаев избегает чрезмерного семантического осложнения. Поскольку художественное произведение имеет целью воздействие на умы читателя, для введения в структуру дополнительных смыслов в большом объеме используются ПК и ДК, но при этом отсутствуют другие способы осложнения, присущие деловым документам Радищева и историко-философской прозе.

3. В историческом аспекте изменения, происходящие с ПК в XVin веке, в основном касаются вытеснения второго винительного падежа творительным предикативным, исчезновения второго дательного, могущего быть выраженным причастием, архаизации и применения в стилистических целях оборота «дательный самостоятельный». Дистантное положение ПК относительно определяемого слова уходит из употребления и используется Радищевым в стилистических целях — данное расположение причастного оборота позволяет акцентировать внимание читателя.

4. ПК демонстрирует возможность неограниченного наполнения лексическим материалом, что дает право признать ее синтаксически свободной конструкцией. Причастие может быть образовано от глаголов различных лексико-семантических групп, что влияет на возможности ее функционирования: глаголы конкретного действия и глаголы, характеризующие отношения между предметами: реляционные, поссесивные, компаративные, партитивные и т. д. Редкие случаи употребления ПК, не имеющих согласования с определяемым словом, не могут быть истолкованы как результат эволюции оборота «именительный самостоятельный» в силу различного лексического наполнения: оборот «именительный самостоятельный» имел основой краткие формы действительных причастий, в то время как конструкции, встречающиеся в литературном язьже XVIII века, во всех случаях содержат в своей структуре страдательное причастие. К данному обороту определение «синтаксически несвободная конструкция» может быть применимо лишь в следующем значении: подобные обороты, берущие начало из французского языка, уже изначально употребляются в качестве «синтаксического штампа». Генетическая принадлежность этой конструкции к инородному языку с правилами синтаксиса, отличными от законов русского синтаксиса, ощущается носителями языка: подобный оборот встречается в литературном язьже XVIII века нечасто и вследствие «несовместимости» требований русского и французского синтаксиса довольно скоро уходит на периферию языкового употребления.

5. Типология ДК была основана на рассмотрении их синтаксических функций, состава и структуры, а также положения оборота относительно предикативного центра с учетом его морфологического состава. Данные параметры помогли выявить некоторые закономерности в функционировании ДК в литературном язьже XVIII века. Выполнение деепричастием различных синтаксических функций, не до конца закрепившаяся норма употребления видовых значений давали возможность для многообразного использования данной полупредикативной единицы: в большей степени значение ДК зависело от ее различного положения относительно предикативного ядра, как, например, дифференциация временного значения и значения сопутствующего обстоятельства.

6. Изменения в составе ДК соответствуют тем основным изменениям в структуре простого предложения, которые имели место на протяжении XVIII—XIX вв.еков. Одним из таких процессов, отразившихся в строении ДК, был уход из языка системы вторых косвенных падежей — обороты, содержащие второй винительный, используются автором в качестве стилистического приема, намеренной архаизации в тех частях «Путешествия из Петербурга в Москву», которые построены по канону торжественных слов. Другой процесс — нормализация словопорядка — также затронул структуру ДК, приблизив ее к современным нормам употребления. Граница в распространении этого процесса — поэтическая речь, в которой по-прежнему допускается использование «книжных» конструкций, демонстрирующих измененный порядок слов. Помимо изменений в синтаксисе предложения ДК вовлечена в активный процесс становления видо-временной системы: в области деепричастия происходит закрепление норм образования деепричастий совершенного и несовершенного вида.

7. Изменение состава и структуры простого предложения, а также перестройка синтаксической системы в сторону развитых гипотактических отношений изменили возможности функционирования ДК. В XVII веке из языка уходит конструкция «именительный самостоятельный», получившая свое развитие в результате становления категории деепричастия. Несколько модификаций данной конструкции — появление подлежащего, частично идентичного с подлежащим главного предложения, формальное отсутствие субъекта в деепричастном обороте, подлежащее, не зависимое от подлежащего предложения — указывают на то, как постепенно оборот «именительный самостоятельный» отходил на периферию языкового употребления, заменяясь формами, не противоречащими новым законам синтаксиса. Доказательством тому служит также появление в большом объеме этих конструкций в произведениях, допускающих ненормативное употребление языковых единиц, — в деловой и частной переписке, дневниках, мемуарах и т. п. В данном случае не наблюдается попыток языка удержать данную конструкцию путем наполнения ее новым лексическим материалом или новым содержанием (как было в случае ухода категории двойственного числа, формально оставшегося для выражения значения множественности). Ограничение сферы употребления конструкций с субъектом, независимым от субъекта предложения, начинается с двусоставного предложения: вступает в силу закон общего субъекта для ДК и предложения. Однако на протяжении XVIII века независимые конструкции в большом количестве удерживаются в двусоставном предложении, содержащем пассивную конструкцию, а также в безличном предложении. Столь долгому — вплоть до второй половины XIX века — удержанию в системе языка «ненормативных» конструкций способствовало несколько факторов. Первый — несомненное влияние французского языка, активно использовавшего независимый деепричастный оборот в структуре двусоставных, безличных и пассивных конструкций. Второй — при.

178 сутствие в составе предложения косвенных указаний на субъект ДК — это делает подобные предложения менее затруднительными для понимания. Третий — существование метонимической связи между субъектом предложения и субъектом ДК. Четвертый связан с перестройкой синтаксической системы русского языка. По-видимому, в структуре пассивных и безличных конструкций на протяжении XVIII века происходили глубинные изменения — появление коррелятивных пар у страдательных и безличных оборотов, а также появление переходных случаев (например, контаминация синтаксических оборотов в конструкциях типа «лодку унесло ветер») может свидетельствовать о том, что язык еще недостаточно освоил данный тип конструкций. Возможность функционирования в XVIII веке независимых ДК в безличном предложении и в страдательной модификации может объясняться контаминацией в сознании носителя языка личных и безличных, активных и пассивных форм вследствие недостаточной оформленности данных категорий.

Показать весь текст

Список литературы

  1. В диссертационной работе было использовано 156 текстов, взятых из двух источников. Для анализируемых текстов и источников в работе приняты следующие обозначения:
  2. Беседа о том, что есть сын отечества (БОТ) Бова (Бова) Вольность (В)
  3. Дневник одной недели (ДОН)
  4. Житие Федора Васильевича Ушакова (ЖУ)1. Журавли (Журавли)1. Идиллия (Идиллия)
  5. К Российской истории (КРИ)1. Молитва (Молитва)
  6. О добродетелях и награждениях (ОДН)1. Ода к другу моему (ОДМ)
  7. Осмнадцатое столетие (Осмн. ст.)1. Опыт о законодавсгве (ОЗ)
  8. О человеке, о его смертности и бессмертии (ОЧБ)
  9. Памятник дактилохореическому витязю (ПДВ)
  10. Песни, петые на состязаниях в честь древним Славянским божествам (Песни) Песнь историческая (Песнь ист.) Песня (Песня)
  11. Письмо к другу, жительствующему в Тобольске, по долгу звания своего (ПДК)
  12. Положив непреоборимую преграду. (ПНП)
  13. Почто, мой друг, почто слеза из глаз катится (ПМД)
  14. Путешествие из Петербурга в Москву (ППМ)
  15. Разрозненные заметки. (РЗ)1. Сафические строфы (С)1. Слово о Ермаке (СЕ)1. Творение мира (ТМ)
  16. Ты хочешь знать: кто я? что я? куда я еду? (ТХ)
  17. Час преблаженный (Ч) Эпитафия (Э)
  18. Письма и прошения, помещенные в третьем томе (109 текстов), имеют общее обозначение: Письма.
  19. Г. Н. Новые явления в синтаксическом строе современного русского языка. Л, 1982.
  20. Г. Н., Козинцева Н. А. К определению значения зависимого таксиса в русском языке // Ученые записки Тарт. гос. ун-та. 1985. Т. 719. С. 44−61.
  21. Акты служилых земледельцев XV- начала XVH века. Т. 2. М., 1998.
  22. А. А. Старое и новое в языке Радищева // XVIII век. Л., 1977. Вып. 12. С. 69−112.
  23. Т. Б., Репина Т. А., Таривердиева М. А. Введение в романскую филологию. М., 1982.
  24. Н. Д. Предложение и его смысл. М, 1976.
  25. Н. Д. Типы языковых значений. Оценка. Событие. Факт. М., 1988.
  26. Н. Д. Язык и мир человека. М., 1999.
  27. Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. М., 1955.
  28. В. А. Современный русский язык. Синтаксис. М., 1977.
  29. Э. Индоевропейское именное словообразование. М., 1955.
  30. Н. Э. Страдательные конструкции в языке памятников XVIII века // Вопросы теории и методики изучения русского языка. Труды науч. конф. русского языка пединститутов Поволжья. Саратов, 1965. С. 129−136.
  31. П. Д. Обособленные члены предложения в современном русском языке. Орджоникидзе, 1977.
  32. В. А. Общий курс русской грамматики. М.-Л., 1935.
  33. И. М. О семантическом описании русских деепричастий: неопределенность или многозначность? // Известия АН СССР. Серия лит. и языка. 1977. Т. 36. № 3. С. 270−281.
  34. Е. Я. Причастные обороты в языке прозы первой половины XIX века // Ученые записки Красноярск, пединститута. Вып. 1. С. 5−17.
  35. И. А. Семантическая структура предложений с деепричастными оборотами со значением обусловленности. Автореферат. канд. филол. наук. М., 1990.
  36. Борковский В, И. Синтаксис древнерусских грамот. Львов, 1949.
  37. В. И., Кузнецов П. С. Историческая грамматика русского языка. М., 1963.
  38. Э. Основы романского языкознания. М., 1952.
  39. Ф. И. Историческая грамматика русского языка. М., 1959.
  40. Ф. И. Историческая грамматика русского языка. Синтаксис. М., 1881.
  41. Г. В. Особые случаи употребления деепричастий // Ученые записки Рос-товского-на-Дону гос. ун-та. 1945. Т. 4. Вып. 1. С. 3−30.
  42. В. В. История русских лингвистических учений. М., 1978.
  43. ВиноградовВ. В. О теории художественной речи. М., 1971.
  44. В. В. Основные вопросы синтаксиса предложения (На материале русского языка)// Вопросы грамматического строя. М., 1959. С. 389−435.
  45. В. В. Русский язык: Грамматическое учение о слове. М., 1986.
  46. А. X. Русская грамматика. СПб., 1831.
  47. Гак В. Г. Сравнительная типология французского и русского языков. Л, 1977.
  48. ГеоргиеваВ. Л. История синтаксических явлений русского языка. М., 1968.
  49. В. Л. Причастное сказуемое в истории русского языка // Ученые записки ЛГПИ им. Герцена. 1961. Т. 225. С. 153−169.
  50. Е. Л. Синтаксические функции именных причастий действительного залога в памятниках письменности XVII века. Автореферат. канд. филол. наук. М., 1952.
  51. Граве JI В. Аппозитивные причастия в «Поучении Владимира Мономаха» // Ученые записки Смоленского гос. пединститута. 1970. Вып. ХХП. С. 96−104.
  52. Грамматика русского языка. Т. 2. Ч. 1. Синтаксис / Под ред. В. В. Виноградова. М., 1954.
  53. Н. И. Краткая русская грамматика. СПб., 1843.
  54. Гумилевский Моисей (Михаил). Разсуждение о вычищении, удобрении и обогащении российскаго языка. М., 1786.
  55. И. И. Грамматика русского языка. СПб., 1849.
  56. Дерибас-Тюкшина Л. А. Деепричастные конструкции в функции второстепенного сказуемого // Ученые записки МШИ. М., 1954. Т. 75. С. 51−83.
  57. Л. К. Деепричастия и обособление обстоятельств // Функциональный анализ грамматических единиц. Л., 1980. Вып. 3. С. 118−137.
  58. Л. К. Осложняющие категории и осложнение предложения в современном русском языке. Автореферат. канд. филол. наук. Л., 1981.
  59. А. История французского языка. М., 1965.
  60. И. И. Очерк истории русского языка. М.-Л., 1924.
  61. В. М. Язык и культура в России XVIII века. М., 1996.
  62. А. А. Древненовгородский диалект. М., 1995.
  63. А. А., Падучева Е. В. К типологии относительного предложения // Семиотика и информатика. М., 1975. Вып. 6. С. 51−101.
  64. В. А. Проблемы текстологии и поэтики Радищева. Автореферат. канд. филол. наук. Л., 1985.
  65. Л. Н. Именные причастия действительного залога по памятникам русской письменности XVH-нач. XVIH в. Автореферат. канд. филол. наук. Л., 1954.
  66. JI. Н. Равноправное или второстепенное сказуемое? (Именные причастия действительного залога в функции сказуемого при своем подлежащем в памятниках XVII
  67. XVIII вв.) // Вопросы лексикологии и синтаксиса русского языка. Смоленск, 1975. С. 107 114.
  68. Г. Д. Причастие и деепричастие в поэтических произведениях Г. Р. Державина. Автореферат. канд. филол. наук. Минск, 1966.
  69. Г. А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. М., 1982.
  70. Г. А. Синтаксический словарь: Репертуар элементарных единиц русского синтаксиса. М., 2001.
  71. Г. А., Онипенко Н. К., Сидорова М. Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 1998.
  72. И. И. Функционально-семантическая значимость абсолютных конструкций в современном французском языке. Автореферат. канд. филол. наук. Минск, 1989.
  73. JI. И. Грамматика французского языка. М., 1964.
  74. Историческая грамматика русского языка. Морфология: Глагол. М., 1982.
  75. Историческая грамматика русского языка. Синтаксис. Простое предложение. М., 1978.
  76. Историческая грамматика русского языка. Синтаксис. Сложное предложение. М., 1979.
  77. Е. С. Синтаксические явления Синодального списка 1 новгородской летописи. Петроград, 1923.
  78. О. В защиту запретных деепричастий // American contributions to the ninth international congress of slavists. Kiev, 1983. Vol. 1. Linguistics. P. 373−381.
  79. Т. Л. История абсолютных конструкций во французском языке. Автореферат. канд. филол. наук. Л., 1954.
  80. А. А. Современный русский язык. Синтаксис простого предложения. М., 1983.
  81. Е. Ф. Из синтаксических наблюдений над языком Лаврентьевского списка летописи // Карский Е. Ф. Труды по белорусским и другим славянским языкам. М., 1962. С. 54−57.
  82. Е. Ф. Наблюдения в области синтаксиса Лаврентьевского списка летописи // Карский Е. Ф. Труды по белорусским и другим славянским языкам. М., 1962. С. 58−112.
  83. С. Д. Исгорико-грамматические исследования: Из истории атрибутивных отношений. М.- Л., 1949.
  84. А. Е. Очерки по общим и прикладным вопросам языкознания. М., 1991.
  85. К. Формирование содержания и синтаксис художественного текста // Синтаксис и стилистика. М., 1976. С. 301−315.
  86. Г. В. Грамматические функции обособленных членов предложения // Филологические науки. 1962. № 1. С. 31−41.
  87. Л. И. Аппозитивное причастие в деловых документах XVI-XVII столетий// Ученые записки Казан, пединститута. 1971. Вып. 97. Сб. 8. С. 109−113.
  88. М. А. Семантически осложненное (полипропозитивное) простое предложение в устной речи. Саратов, 1988.
  89. Э. И. К истории русских причастных оборотов // Ученые записки ЛГУ. Л, 1963. Т. 322. с. 80−94.
  90. Н. Д. Радищев и проблема красноречия в теории XVIII века // XVIII век. Л, 1977. Сб. 12. С. 8−28.
  91. Е. В. Обособление второстепенных членов предложения в современном русском языке. Алма-Ата, 1941.
  92. Д. Н. К истории русских деепричастий. Юрьев, 1916.
  93. И. Б., Немченко Е. В. Синтаксис причастных форм в русских говорах. М., 1971.
  94. П. С. Очерки по морфологии русского глагола праславянского языка. М., 1961.
  95. . В. К вопросу о причастии-сказуемом придаточного предложения в древнерусском языке // Функционирование языковых единиц в синхронии и диахронии. JI, 1987. С. 72−78.
  96. . В. Функциональное развитие системы причастий в древнерусском языке. Автореферат. канд. филол. наук. СПб., 1993.
  97. О. История причастий в русском языке до XV в. Автореферат. канд. филол. наук. М., 1956.
  98. Лингвистический энциклопедичесюш словарь / под ред. В. Н. Ярцевой. М., 1990.
  99. В. М. Краткая историческая грамматика латинского языка. М., 1948.
  100. М. В. Полное собрание сочинений: В 11 т. Т. 7. Труды по филологии. М.-Л., 1952.
  101. Т. П. Основы синтаксиса современного русского языка М., 1958.
  102. Т. П. Очерки по историческому синтаксису русского языка. М., 1955.
  103. Т. П. Предложение и его грамматические категории. М., 1972.
  104. Ю. М. Радищев и Мабли // Лотман Ю. М. Избранные статьи. Т. 2. Таллинн, 1992. С. 100−123.
  105. Ю. М. Из комментариев к «Путешествию из Петербурга в Москву» // Латан Ю. М. Избранные статьи. Т. 2. Таллинн, 1992. С. 124−133.
  106. Т. В. Взаимосвязь деепричастия и основного глагола в структуре предложения. Автореферат. канд. филол. наук. Ростов-на-Дону, 1975.
  107. Т. В. К вопросу о функциональной значимости деепричастия в структуре предложения // Структура глагола и его функции. Ростов-на-Дону, 1974. С. 89−100.
  108. ИЗ. Маевская Н. И. Аппозитивное употребление кратких причастий действительного залога по памятникам XI—XV вв. // Ученые записки Казанского государственного университета. 1959. Т. 119. С. 149−164.
  109. Межва-Мазур Л. Конструкции с причастиями и деепричастиями в русском языке и их польские эквиваленты. Автореферат. канд. филол. наук. Минск, 1990.
  110. А. Общеславянский язык. М., 1951.
  111. Г. М. Морфологические особенности произведения А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву». Автореферат. канд. филол. наук. Саратов, 1953.
  112. А. Соотношение между паратаксисом и гипотаксисом во французском и русском языках. Автореферат. канд. филол. наук. М., 1982.
  113. С. Д. Глагол, его функции и формы в русской письменности второй половины XVI века. М., 1952.
  114. С. П. Очерки по морфологии русского глагола. М., 1953.
  115. Овсянико-Куликовский Д. Н. Синтаксис русского языка. СПб., 1912.
  116. Овсянико-Куликовский Д. Н. Синтаксические наблюдения. СПб., 1899.
  117. И. В. Употребление действительных причастий настоящего времени при подлежащем в зависимости от препозитивного и временного значений. Автореферат. канд. филол. наук. М., 1985.
  118. И. В. О грамматическом значении деепричастий в современном русском языке // Вопросы грамматики русского языка. Функциональный анализ морфологических структур. Иркутск, 1974. С. 34−46.
  119. . И. История русской орфографии и пунктуации. Новосибирск, 1992.
  120. Очерки по сравнительной грамматике восточнославянских языков. Одесса, 1958.
  121. Е. В. О семантике синтаксиса: Материалы к трансформационной грамматике русского языка. М., 1974.
  122. Е. В. Семантические исследования. М., 1996.
  123. А. К. Русское слово и галломания // Проблемы современной исторической лексикологии. М., 1979. С. 13−20.
  124. Панфилова 3. С. Становление системы причастных оборотов в русском языке XVIII века // Проблемы эволюции лингвистических единиц в истории русского языка (XI-XVHI в.) М., 1981. С. 125−131.
  125. Н. В. Осложненное предложение и его функции в поэтической речи. Петрозаводск, 1999.
  126. М. Н. Очерк синтаксиса русского языка. M.-JI., 1923.
  127. Петрова 3. М. О синтаксических и морфологических особенностях причастий в псковских говорах// Ученые записки ЛГПИ им. Герцена. Т. 225. С. 171−192.
  128. А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1928.
  129. М. И. Причастное сказуемое в древнерусском языке, выраженное нечленным действительным причастием // Ученые записки Карело-Финского университета. 1955. Т. 5.Вып. 1.С. 175−186.
  130. М. И. Категория определенности в древнерусском языке, выражаемая членными формами прилагательных и причастий. Петрозаводск, 1958.
  131. Г. М. Об одном употреблении причастий в деловом языке ХУШ в. // Краткие очерки по русскому языку. Курск, 1966. С. 248−255.
  132. С. А. Употребление именных и местоименных форм причастий действительного залога в «Житии Феодосия Печерского» // Сб. трудов по русскому языку и языкознанию. М., 1975. С. 219−231.
  133. JI. А. История действительных причастий прошедшего времени (от глаголов IV класса на -ити). Автореферат. канд. филол. наук. Казань, 1975.
  134. А. А. Из записок по русской грамматике. Т. 1−2. М., 1958.
  135. А. А. Особенности употребления деепричастий в архаических конструкциях на материале деловой письменности ХЛШ в. // Материалы по русско-славянскому языкознанию. Воронеж, 1979. С. 122−128.
  136. А. Ф. Осложненное простое предложение. Владивосток, 1983.
  137. А. Ф. Русский язык. Синтаксис осложненного предложения. М., 1990.
  138. ПрокоповичН. Н. Вопросы синтаксиса русского языка. М., 1974.
  139. И. В. Очерки по теории синтаксиса. Воронеж, 1973.
  140. Е. А. Формирование романских языков: французский язык. JL, 1980.
  141. В. Л. Древнерусские сложные конструкции и их современные параллели. Киев. 1975.153. «Российская грамматика» А. А. Барсова. М., 1981.
  142. Рудакова 3. И. Причастные группы в языке прозы второй половины XVIII века // Функционирование языковых средств в художественной речи. Омск, 1979. С. 20−29.
  143. А. Г. Обособленные члены предложения в истории русского языка. // Ученые записки J И ПИ им. Герцена. Т. 174. Кафедра русского языка. Л., 1959.
  144. А. Г. Синтаксис осложненного предложения. М., 1959.
  145. А. И., Одинцова И. В., КульковаР. А. Структурные и семантические типы осложнения русского предложения. М., 1992.
  146. Г. Н. Деепричастные конструкции в русской прозе второй половины XVHI века. Автореферат. канд. филол. наук. Красноярск, 1962.
  147. Н. Ф. Логико-грамматическая структура осложненного предложения в современных романских языках. Днепропетровск, 1979.
  148. А. М. Старославянский язык. Т. 2. М., 1952.
  149. Семантика и синтаксис конструкций с предикатными актантами. Л., 1981.
  150. А. А. Из истории деепричастных конструкций в памятниках письменности ХУЛ века // Ученые записки Красноярского пединститута. Красноярск, 1963. Т. 25. Вып. 1.С. 172−180.
  151. А. А. К вопросу о происхождении деепричастий в русском языке // Труды Томского гос. университета им. Куйбышева. 4-я науч. конф. 1955. Т. 129. С. 47−58.
  152. Е. С. Современный русский язык. Синтаксис простого предложения. М., 1979.
  153. И. Д. Из разысканий о Радищеве // Радищев. Статьи и материалы. Л., 1950. С. 246−276.
  154. А. И. Лекции по истории русского язьжа. М., 1907.
  155. С. И. Учебник латинского языка. М., 1953.
  156. Современный русский язьж: Осложненное предложение / под ред. П. А. Леканта. М., 1982.
  157. Современный русский язьж: Фонетика. Лексикология. Словообразование. Морфология. Синтаксис / под ред. Л. А. Новикова. СПб., 2001.
  158. СоколоваМ. А. Очерки по исторической грамматике русского язьжа. Л., 1962.
  159. Я. А. Очерк русского исторического синтаксиса. Ч. 1. М., 1960.
  160. Я. А. Очерк русского исторического синтаксиса. Ч. 2. М., 1964.
  161. Сравнительно-исторический синтаксис восточнославянских языков. М., 1968.
  162. А. Н. Исторический синтаксис русского языка. М., 1972.
  163. Тарланов 3. К. Методы и принципы лингвистического анализа. Петрозаводск, 1995.
  164. Тарланов 3. К. Основные тенденции в динамике синтаксиса простого предложения в русском язьже XI—XVII вв. СПб., 1998.
  165. Тарланов 3. К. Очерки по синтаксису русских пословиц. Л., 1982.
  166. Тарланов 3. К. Развитие грамматической системы // Три века Санкт-Петербурга: Энциклопедия. Т. 1. СПб., 2001. С. 277−279.
  167. Тарланов 3. К. Становление типологии русского предложения в ее отношении к этнофилософии. Петрозаводск, 1999.
  168. Тарланов 3. К. Язык. Этнос. Время. Петрозаводск, 1993.
  169. Теория функциональной грамматики: Введение. Аспекгуальность. Временная ло-кализованность. Таксис. Л., 1987.
  170. Типология конструкций с предикатными актантами / под ред. В. С. Храковского. Л., 1985.
  171. С. Н. Традиционное и новаторское в повествовательных жанрах А. Н. Радищева. Автореферат. канд. филол. наук. М., 1978.
  172. Е. В. О специфике некоторых русских обособленных оборотов. О семантике русского обособления // Институт русского языка АН СССР. Проблемная группа по экспериментальной и прикладной лингвистике. Вып. 163. М., 1985.
  173. . А. Язык Державина // Успенский Б. А. Избранные труды. Т. 3. М., 1997. С. 409−433.
  174. Л. С. Употребление деепричастий в памятниках народно-разговорного языка XVII начала XVIII в. // Научные труды Тюменского университета. 1975. Т. 20. С. 3340.
  175. Г. Г. Введение в русскую филологию. Екатеринбург, 2000.
  176. М. И. Деепричастие как класс форм глагола в языках разных систем // Сложное предложение в языках разных систем. Новосибирск, 1977. С. 3−28.
  177. Ю. А. Пунктуация середины XVIII века. Автореферат. Автореферат.. канд. филол. наук. Куйбышев, 1956.192
  178. А. А. Синтаксис русского языка. Jl., 1941.
  179. А. А. Из трудов А. А. Шахматова по современному русскому языку (Учение о частях речи). М., 1952.
  180. Н. Ю. Детерминирующий объект и детерминирующее обстоятельство как самостоятельные распространители предложения // Вопросы языкознания. 1964. № 6. С. 77−93.
  181. Н. Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М., 1960.
  182. Н. Ю. Существуют ли все-таки детерминанты как самостоятельные распространители предложения? // Вопросы языкознания. 1968. № 2. С. 39−50.
  183. В. Ф. Историческая морфология французского языка. M.-JL, 1952.
  184. Д. Н. Синтаксическая членимость высказывания в современном русском языке. М., 1976.
  185. Язык русских писателей XVHI века. Л., 1981.
  186. Р. О. О структуре русского глагола // Якобсон Р. О. Избранные работы. М, 1985.
  187. Е. С. Фрагменты русской языковой картины мира: Модели пространства, времени и восприятия. М., 1994.
  188. Л. П. История древнерусского языка. М., 1953.
Заполнить форму текущей работой