Технический инструментарий позднеантичной риторики в текстах Иоанна Златоуста

t7]v yXuaaav avrov [seil, tov Xpvaoarojj. ov] Karappeiv viтер Tovs NeiXcpovs катаррактая, ovSels ovv тсü-v ?77' aliavos TOiavTTjv A? you TjinrSpTjaev evpoi av, jjv? jlovos avros еттоитт]сге, ка1? j.6vos aKi? SrjXcos то ypvaovv те Kai deiov TT ара ттартая? H:rjpovo fMTjcrev ovo/x a.

Suid. Lex. II 463 = p. 647, 31−34 Adler.

Так характеризуют стиль Златоуста спустя несколько веков после его кончины авторы византийского лексикона Суда. Обширный корпус наследия константинопольского патриарха, прекрасное образование, блестящее ораторское дарование и невероятная популярность на протяжении веков делают Златоуста одной из ключевых фигур своей эпохи. Его тексты оказались одними из важнейших источников как для исследования различных аспектов исторической проблематики и христианской богословской мысли IV—V вв., так и для филологической перспективы, в частности, для такого многогранного феномена, как Вторая софистика в позднеантичной риторике.

Однако подлинность значительной части приписываемых ему текстов остается и по сей день неразрешенной проблемой. Под именем Иоанна Златоуста сохранился огромный так называемый Псевдо-Златоустов корпус сочинений, который составляют не только очевидные Spuria, но и тексты, аутентичность которых остается дискуссионной и требует обоснованных критериев для установления авторства. Поэтому в настоящее время одним из приоритетных направлений в изучении наследия Златоуста является именно филологическое. Основные задачи в области златоустоведения были последовательно отражены в трех статьях прошлого и настоящего столетий.

Статья Р. Картера Будущее исследований Златоуста, опубликованная после его выступления на патристической конференции в Оксфорде в 1967 г., подвела итог результатам, достигнутым в середине XX века, и очертила круг насущных проблем, стоящих перед исследователями этого поля. Было отмечено, что наиболее актуальными направлениями являются подготовка критических изданий, установление отдельных деталей биографии и.

1 Carter К The future of Chiysostom studies // SP 10 (1970), p. 14−21. хронологии произведений Златоуста, и особенно определение критериев аутентичности. При этом ключевая роль в решении этих проблем отводилась исследованию языка и стиля, которые могли бы стать подспорьем при выборе разночтений, обеспечить данные для установления относительной хронологии сочинений Златоуста и, главное, предоставить критерии аутентичности. Разрешение этих задач позволило бы более обоснованно говорить и о его учении. В 1972 г. на симпозиуме в Фессалониках и в опубликованной годом позже статье Будущее исследований Златоуста. Богословие и КасЫеЬеп1 Р. Картер еще раз подчеркнул необходимость стилистического анализа текстов проповедника.

И, наконец, на состоявшейся в 2005 г. конференции в Риме, посвященной Иоанну Златоусту, австралийская исследовательница В. Майер в докладе Прогресс на поле исследований Златоуста (1984;2004) подытожила результаты работы последних двадцати лет. Были отмечены достижения в области критических изданий текстов как известных ранее и опубликованных в ЭСЬ, так и ряда прежде неизданных текстов Псевдо-Златоустова корпуса. Основная заслуга принадлежит здесь французским ученым А.-М. Малингрей, М. Обино4, Л. Бротье, А. Пьеданелю, С. Цинконе и М. Шаткину5. Вопрос аутентичности текстов был рассмотрен в последних работах французских и немецких исследователей, которые за последние двадцать лет существенно расширили научные представления о границах и авторстве корпуса. Была подчеркнута значимость работ таких исследователей, как С. Войку, К. Утеманн.

2 Carter R. The future of Chrysostom studies. Theology and Nachleben, in SYMPOSION. Studies ob St. John Chrysostom // Analekta Blatadon 18. Thessaloniki, 1973, p. 129−136.

3 Mayer W. Progress in the field of Chrysostom studies (1984;2004) // Giovanni Crisostomo. Oriente e Occidente tra IV e V secolo. XXXIII Incontro di studiosi dell’antichita cristiana. Roma, 6−8 maggio 2004. Roma, 2005.

4 Malingrey A.-M. Jean Chrysostome. Sur l’egalite du pere et du fils. Contre les Anomeens homelies VII-XII (SC 396). Paris, 1990; Malingrey A.-M. avec Leclercq P. Palladios. Dialogue sur la vie de Jean Chrysostome, I-II, (SC 341−342). Paris, 1988; Aabineau M. Chrysostome, Severien, Proclus, Hesychius et alii. London, 1988.

5 Brottier L. Jean Chrysostome. Sermons sur la Genese (SC 433). Paris, 1998; Piedagnel A. Jean Chrysostome. Trois catecheses baptismales (SC 366). Paris, 1990; Zincone S. Giovanni Crisostomo. Omelie sull’oscurita delle profezie. Roma, 1998, Schattin M. avec coll. de Blanc C. & Grillet B. M. Jean Chrysostome, Discours sur Babylas (SC 362). Paris, 1994. и M. Обино6, которые выработали определенную методологию в этом вопросе, основанную главным образом на изучении внутренней критики текстов, в частности, установлении стилистических маркеров. Было подготовлено критическое издание наиболее важных гомилий внутри корпуса7. В статье 1996 г. С. Войку удалось дифференцировать отдельные категории текстов и наметить более четкие границы корпуса. На сегодняшний день это наиболее о четкое и практически полезное изложение данной проблемы. В 1997 г. вышла статья того же автора о Ps.-chrysostomica в Reallexikon9, которая явилась первым серьезным рассмотрением корпуса в целом.

Речь шла и об установлении хронологии сочинений Златоуста. Были отмечены исследования голландского ученого Ф. ван де Паверда, который дал переоценку последовательности гомилий О статуях и доказал, что их рукописная классификация не точно отражает хронологию, и XXII-ая гомилия является частью серии10. Существенный вклад в уточнение датировки произведений внесла и сама В. Майер, исследовавшая почти все подлинные гомилии Златоуста и на основании разработанной системы внутреннего анализа текстов уточнившая даты и место произнесения многих из них11.

Работьъ последних лет в области исследования классической традиции в текстах Златоуста, повлиявшей на структуру аргументации, риторический инструментарий и используемые им жанры, представлены исследованиями образного поля Златоуста, проведенными такими учеными, как Л. Бротье, Ф. Дрюэ, О: Паскато и В. Пиикко12. С другой стороны, за последнее десятилетие появились исследования, которые помещают риторический анализ в контекст.

6 О работах Войку см. подробно в главе I: Историографический очерк, последняя публикация М. Обино относится к 1990 г: Aubineau M. Ps.-Chrysostome, In S. Stephanum: Proclus de Constantinople, l’imperatrice Pulcherie et saint Etienne // Fructus Centesimus, Melanges offerts a Gerard J.M. Bartelink. Steenbrugge, 1989, p. 1−16.

7 Uthemann K., Regtuit R. & Tevel J. Homihae Pseudo-Chrysostomicae, Instrumentum studiorum, Vol. I. Turnhout, 1994.

8 VoicuS. Pseudo-Giovanni Crisostomo: I confini del corpus //JBAC 39, 1996, p. 105−115.

9 Voicu S. art. Johannes Chrysostomus II (Pseudo-Chrysostomica) // Reallexikon fur Antike und Christentum 18(1997), coll. 503−515.

10 Van de Paverd F. St. John Chrysostom, The Homilies on the Statues. An Introduction (Orientalia Christiana Analecta 239). Roma, 1991.

11 Mayer W. The homilies of st. John Chrysostom — Provenance. Roma, 2005.

12 Работы этих исследователей приводятся в главе I: Историографический очерк. современного Златоусту общества и используют тендерные методологии. Среди таких работ можно назвать исследования М. Митчэл и Б. Лейерля13.

Работы русских исследователей ограничиваются, к сожалению, в основном несколькими дореволюционными монографиями, в которых почти не рассматривается специфика риторической техники Златоуста. Ссылки на некоторые из них будут приведены в историографическом очерке в I главе.

Несмотря на достигнутые за последние десятилетия результаты филологов в изучении этой обширной темы, тексты Златоуста представляют почти безграничные возможности для дальнейших исследований. Так, до сих пор не получил должной оценки системный аналитический подход к изучению подлинных текстов Златоуста, в связи с чем мы не имеем основательного исследования стилистического своеобразия его сочинений, от которого можно было бы отталкиваться при работе с текстами Псевдо-Златоустова корпуса. Наряду с прекрасно разработанным С. Войку анализом стилистических маркеров и лексико-фразеологического уровня текстов Златоуста, при установлении аутентичности совершенно не уделяется внимания ритму его сочинений. С другой стороны, исследования риторических особенностей отдельных произведений проповедника14 обычно сводились к изолированному рассмотрению их вне контекста ораторской традиции того периода.

Ввиду сформировавшихся научных интересов и стоящих задач мы сочли важным и актуальным остановиться на такой теме, как исследование риторического инструментария Златоуста в контексте ораторской традиции того времени. В качестве одного из ключевых методологических подходов мы выбрали статистический и сравнительный подход к исследованию, которые позволяют наиболее точно отразить литературное своеобразие автора и представляют надежные данные «внутренней критики», на которые можно опереться при установлении критериев аутентичности. Таким образом, цель.

13 Mitchell M. The Heavenly Trumpet: John Chiysostom and the Art of Pauline Interpretation. Tubingen, 2000; Leyerle B. Theatrical Shows and ascetic Lives. John Chrysostom’s Attack on Spiritual Marriage. Berkeley-Los Angeles-London, 2001.

14 См. ссылки на работы Т. Амерингера, M. Берне и В. Маата в главе I: История изучения риторического инструментария Иоанна Златоуста. настоящего диссертационного исследования обусловила постановку и разрешение нескольких задач: во-первых, дать системно-аналитическую характеристику стилистическому своеобразию текстов Златоуста и показать, как этот анализ функционирует при работе с текстами, авторство которых остается дискуссионныма во-вторых, рассмотреть такой феномен позднеантичной риторики, как Вторая софистика, наследником которого был и Златоуст, поскольку, как выяснилось в ходе исследования, специфика его стиля не может быть понята вне контекста риторической традиции эпохи.

Ввиду длительной предыстории в области исследования технического инструментария Златоуста, первая. глава содержит подробный историографический очерк, в котором мы выделили пять основных направлений, выстроенных не столько в хронологическом, сколько в типологическом порядке: историко-риторическое, лексико-фразеологическое, лингвистическое, ритмическое и критическое направления. Там же были указаны немногочисленные дореволюционные русские работы, в которых хоть как-то затрагивается вопрос о стиле Златоуста.

Вторая глава исследования представляет собой обзор того явления, которое получило название «Вторая софистика» и оказало влияние на формирование риторического' образования Златоуста. Мы рассмотрели, что означало это понятие для греческого интеллектуала Флавия Филострата, впервые употребившего этот термин. Кроме того, мы сосредоточили внимание на эволюции этого понятия, начиная с работ конца XIX века Э. Родэ, В. Шмида и У. Виламовица-Мёллендорфа15 и заканчивая новейшими исследованиями С. Суэйна, Г. Андерсона и Т. Уитмарша16. На основании множества интерпретаций и течений в подходах к исследованию Второй софистики мы показали, что это позднеантичное литературное явление не имеет однозначного.

15 Rohde Е. Die asianische Rhetorik und die zweite Sophistik // RhM 41, 1886, S. 170−90- Schmid W. Der Atticismus in seinen Hauptvertretern, 4 vols. Stuttgart, 1887−96- Wilamowitz-Moellendorff U. von Asianismus und Atticismus // Hermes XXXV, 1900, S. 1−52.

16 Swain S. Hellenism and Empire: Language, Classicism, and Power in the Greek World, AD 50−250. Oxford, 1996; Anderson G. The Second Sophistic: A Cultural Phenomenon in the Roman Empire. London, 1993; Whitmarsh T. The Second Sophistic. Oxford, 2005. определения и является одной из дискуссионных проблем современных гуманитарных наук. Остановившись на историко-культурном контексте, в котором возникло и развивалось это явление греческой пайдейи, мы обратились непосредственно к анализу свидетельств позднеантичных греческих авторов и рассмотрели, что включало в себя это понятие, какую роль оно играло в жизни современного общества, и какие лингвистические и стилистические направления его составляли. Основной источниковедческой базой исследования стали тексты Флавия Филострата, главным образом, его «Жизнеописания софистов», пролалии, диалоги и речи Лукиана, речи Элия Аристида. Также мы затронули вопрос о христианских теориях стиля и постарались дать оценку основным святоотеческим взглядам на риторическую технику своего времени.

В третьей главе исследования представлен анализ технических риторических приемов, используемых Златоустом. Мы рассмотрели разные виды фигур, выстроив их согласно ставшим хрестоматийными классификациям.

1 7.

Р. Фолькмана и Г. Лаусберга. Были выделены фигуры многословия, повторения, созвучия, так называемые «драматические» фигуры, фигуры аргументации, приемы ораторов «Второй софистики», горгиевы фигуры, метафоры, сравнения и экфраза. К каждому параграфу мы привели статистические данные употребления тех или иных приемов и ссылки на античные источники по риторической технике. Исследуемые тексты были сгруппированы в хронологическом порядке по принципу репрезентативной выборки. Целью этой главы было выяснить, какие именно черты риторической техники были наиболее присущи проповеднику, и могут ли они выступать критериями для установлении хронологии или авторства текстов.

Последняя, четвертая глава посвящена еще одному важному аспекту риторической техники Златоуста — ритму. В первой главе мы кратко затронули вопрос о лингвистической ситуации, которая сложилась к IV веку в.

17 Volhnann R. Die Rhetorik der Griechen und Romer in systematischer Ubersicht, Leipzig, 1885- Lausberg H. Handbuch der literarischen Rhetorik. Bd. 1−2. Munchen, 1960. грекоязычной риторической прозе, и показали, какими были основные этапы в изучении ритма на протяжении прошлого века. В этой главе мы рассмотрели возможные методы исследования ритма, такие понятия как формы и типы ритма. Для получения наиболее релевантных данных мы сравнили так же, как в III главе, произведения разных периодов и постарались установить, имела ли место эволюция в становлении ритма Златоуста, и может ли ритм дополнительно свидетельствовать в пользу датировки произведения. Кроме того, было рассмотрен ритм Златоуста по сравнению с другими позднеантичными авторами: Либанием, Северианом Гавальским и Проклом. Константинопольским, и что отличает ритм каждого из них.

В конце работы приводятся два приложения. Первое содержит ритмические таблицы с указанием, с одной стороны, среднего процента употребления тех или иных форм и типов, а с другой стороны, наименьшего и наибольшего процентов встречающихся форм. Во втором показано, какие практические результаты может принести исследование ритма для установления аутентичности текстов на примере таких остро обсуждаемых гомилий как In natale domini nostri (CPG 4657), In Chananaeam (CPG 4529) и In nativitatem salvatoris (CPG 5068).

Исследуемые тексты Златоуста приводятся по русскому переводу МДА.

1 К начала прошлого века, который был сверен с оригиналомв случае необходимости в него были внесены изменения. Тексты привлекаемых к рассмотрению авторов по Второй софистике в первой главе приводятся в нашем переводе с древнегреческого языка, либо указан переводчик. В работе использовались электронные базы данных19, что позволило максимально учесть релевантные греческие тексты, особенно по Второй софистике.

18 Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского в русском переводе. Изд. СПб Духовной Академии. СПб, 1895−1906. Т. 1−12.

19 Dumont D.J.& Smith R.M. MUSAIOS / Thesaurus linguae graecae/. Los Angeles, 1992;2000.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Подведем итоги проведенному исследованию. Изучение технического инструментария позднеантичной риторики в текстах Иоанна Златоуста выявило ряд насущных проблем, постановка и разрешение которых важны как для различных перспектив филологической науки, так и для ряда других дисциплин гуманитарных наук. Было отмечено, что, несмотря на значительное число публикаций в этой области, практически отсутствуют работы, посвященные исследованию риторической техники Златоуста в контексте риторического инструментария своего времени, а также системный аналитический подход к изучению не только отдельных произведений, а групп текстов разных хронологических периодов.

Первая глава диссертационного исследования позволила определить те направления, в русле которых изучалась риторическая техника Златоуста, показать достигнутые результаты в этой области и выявить существующие пробелы. Была отмечена эволюция развития научных взглядов на место Златоуста в историко-риторическом контексте своего времени и степень изученности этой проблемы. Применительно к изучению его инструментария на лексико-фразеологическом уровне было установлено, что до сих пор не существует исследования, основанного на значительном числе исследуемых текстов и включенного в контекст существующей традиции. Были упомянуты исследования синтаксического ряда в текстах Златоуста. Также мы отразили основные исследования в оценке акцентных клаузул и ритма в целом на протяжении XX века и ритма Златоуста в частности. Было рассмотрено и критическое направление, в рамках которого изучение технического инструментария занимает центральное место, поскольку первостепенное значение имеет установление критериев аутентичности Псевдо-Златоустова корпуса.

Во второй главе мы рассмотрели такое явление позднеантичной риторики как «Вторая софистика», которая оказала влияние на формирование риторического образования Иоанна Златоуста. Была прослежена традиция в трактовке этого термина античным софистом Флавием Филостратом, исследователями прошлого столетия и сделан вывод о том, что «Вторая софистика» не была фиксированным понятием ни для современников, ни для ученых нового времени. Это был дискусионный и часто критикуемый термин, значение и оценка которого менялась в зависимости от воззрений говорящего. Исходя из анализа свидетельств современников, мы рассмотрели историко-культурный контекст, в котором возникло и развивалось это явление греческой культуры, основные литературные жанры софистической деятельности и аспекты софистического выступления, такие как выбор темы, импровизация, поведение оратора. Был отмечен агонистический характер выступлений. Мы также коснулись споров о языке и стиле «Второй софистики»: проблем аттицизма и азианизма, архаизма и неотеризма, рассмотрели интеллектуальный аппарат, лежащий в основе этого явления, и технические трактаты, посвященные теории стиля. При исследовании софистических текстов выяснилось, что «Вторая софистика» представляла собой не узко лингвистическое направление для избранной аудитории, но культурное явление в целом, в которое были вовлечены не только сами софисты, но и самый широкий круг аудитории. Мы обнаружили, что декламации были частью общественной жизни своего времени, в которой самое пристальное внимание уделялось исполнению произведенийчто язык и стиль были глубоко теоретизированы, но и столь же высоко экспериментальнычто было хорошо усвоено искусство «образной речи» и манипуляции аллегорическим повествованием в зависимости от запросов аудитории, и поэтому интерпретация этих неоднозначных многоуровневых текстов требует всестороннего анализа и осторожности в оценках. Мы рассмотрели и такой важный для данной работы аспект, как христианские теории стиля, показав, что отношение к эллинской риторике развивалось параллельно с отношением к эллинской культуре в целом. Была прослежена традиция так называемого «простого» стиля, заимствованная из риторической теории Гермогена, и принцип уместности, выдвигаемый другими отцами Церкви.

В третьей главе мы исследовали риторическую технику в сочинениях Иоанна Златоуста. Впервые были выделены три хронологических периода по несколько сочинений в каждом и проведен анализ технического инструментария, отраженный в таблицах с приведением статистики. При этом выяснилось, что большинство исследуемых текстов Златоуста представляют собой, скорее, импровизированные проповеди, о чем свидетельствуют такие фигуры, как плеоназм и эпидиортосис. Мы отметили, что его речь многословна, изобилует плеоназмами и перифразой. Часто встречаются плеоназмы как двух синонимичных слов, так и более распространенные. Также выяснилось, что Златоуст тяготел к фигурам повторения. Была отмечена высокая частотность употребления таких софистических приемов, как анастрофа, антистрофа, анадиплосис, киклос и симплока, а также разработанные формы чередующейся и предложной эпанафоры. Было установлено и прекрасное владение Златоустом фигурами звучания, отмечены многочисленные примеры парономасии, аллитерации и ассонанса. Во всех текстах мы сталкивались с примерами полисиндетона, асиндетона и риторического вопроса, которые придают речи оживленность и экспрессию. Одной из отличительных черт стиля Златоуста мы признали параллелизмы. Часто встречается симметричная структура предложений с равносложными и рифмованными периодами. Встречаются периоды параллельной структуры, украшенные повторениями, особенно эпанафорой. Параллелизм конструкций сменяется хиастическим порядком слов. Многочисленны примеры антитезы с разными источниками противопоставлений. Кроме того, были исследованы софистические приемы Златоуста в употреблении метафор и сравнений как на уровне источников заимствования образов, так и на уровне их разработанности. Было отмечено, что Златоуст свободно использует образы из традиционных софистических источников, таких как спортивные игры, мореплавание, медицина, военное дело, судопроизводство.

При проведении сравнительного анализа статистических данных в произведениях Иоанна Златоуста, относящихся к разным хронологическим периодам, мы не обнаружили значительных расхождений в употреблении тех или иных фигур. В ранних сочинениях отмечается несколько более высокий показатель употребления риторических фигур, особенно среди фигур многословия и повторения. Однако расхождения не настолько значимые, чтобы можно было установить критерии хронологической принадлежности того или иного сочинения, особенно если учитывать тот факт, что мы приводили среднеарифметические данные, не указывая диапазона возможных колебаний статистики ввиду небольшого объема отдельных сочинений. С точки зрения установления критериев аутентичности текстов Псевдо-Златоустова корпуса, полученные нами данные могут служить некоторым подспорьем, особенно если исходить из предельно допустимых значений. Однако они не могут служить абсолютным ориентиром, поскольку большинство текстов Псевдо-Златоустова корпуса представляют собой гомилии небольшого объема, и в этом случае статистические данные частоты употребления тропов и фигур будут недостаточно убедительны.

Четвертая глава диссертации была посвящена исследованию ритма в текстах Златоуста. Была изучена и проработана методика исследования ритма и отмечена ошибочность выводов ряда исследователей в трактовке ритмических клаузул. Так же как в третьей главе исследования, были выделены три хронологических периода и исследован ряд сочинений равного объема. В ходе исследования были установлены ритмические данные, характерные для сочинений разных периодов, которые могут служить надежным критерием при установлении хронологии сочинений проповедника. Впервые ритм Златоуста был рассмотрен наряду с его современниками — как языческими, так и" христианскими авторами. Был проведен сравнительный анализ ритмического своеобразия текстов, с одной стороны, Либания, учителя Златоуста, а с другой — Севериана Гавальского и Прокла Константинопольского, которые являются одними из предполагаемых авторов Псевдо-Златоустова корпуса. Полученные данные позволили более обоснованно судить как о ритмическом своеобразии Златоуста, так и о ритме его современников. Для верификации достигнутых результатов был проведен ритмический анализ трех текстов из Псевдо-Златоустова корпуса, чья аутентичность остается дискуссионной, и доказано, что ритмические данные могут служить одним из наиболее надежных и обоснованных критериев при установлении подлинности текстов Псевдо-Златоустова корпуса.

Таким образом, результаты нашего исследования имеют не только теоретическое, но и практическое значение, поскольку могут быть использованы не только для установления хронологии, но и, что еще более важно, для решения вопроса подлинности и аттрибуции Псевдо-Златоустова корпуса, что является главной задачей златоустоведения на сегоднейший момент.