К проблеме идеологического контекста в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»

Тема настоящей работы — «К проблеме идеологического контекста в романе Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы». Такая формулировка темы исследования требует, очевидно, специального обоснования.

Понятие «контекст» не является новым для науки о литературе. Как известно, «.слово „контекст“ обрело в гуманитарных науках второе, переносное значение. .Оно используется в этом своем новом смысле, как некое связанное целое /./, во многом определяющее природу и сущность каждой из входящих в него частей. /./. Это общий принцип познавательного рассмотрения одного элемента в его отношении к взаимодействующей с ним совокупности других элементов, составляющих определенную систему.-•.» /59,с.244/.

В теории литературы проблема контекста не ставилась со всей оцределенностыо, поскольку не решена еще с подобной определенностью проблема художественной системности, художественного целого в литературном произведении. Но контекстные отношения реальны и конкретны, на них указывают и на них ориентируются при объяснении тех или иных явлений в жизни и литературе (это действительно общепознавательный принцип). В последнее время в нашем литературоведении контексту и контекстным отношениям уделяется все большее внимание. Показательно, что вот уже более десяти лет под таким названием — «Контекст» — выходит ежегодный сборник литературно-теоретических исследований. В предисловии к первому его выпуску сказано: «.понятие контекст имеет некоторое отношение к решению ключевых проблем теории в том их виде, как они представлены марксистско-ленинской наукой о литературе. Дело в том, что /./ литературоведение на Западе тяготеет к понятию „текст“, стремится вычленить его /./ и представить как единственную реальность, достойную из зрения. /. / Мы убеждены, что понятия народности, гражданственности, классовости входят в самое существо литературы, питают эстетическое начало и сливаются внутри него в неповторимую сипу /./ .для выражения этой центральной связи и создан — из нее и возник — особый способ мысли, художественный образ /./. Марксистско-ленинская эстетика видит в каждом произведении не абстрактно положенный перед него текст /./, а всю совокупность выраженных в нем реальных отношений, получающих всякий раз единственно неповторимое лицо и склад» /41,с, 4−5/,.

Приведенное суждение помогает придти к следующим цредстав-лениям.

Во-первых, художественный контекст (контекст лиретатурного цроизведения) непосредственно связан с художественной образностью. Во-вторых, в контекстных отношениях находит свое выражение идеологическая содержательность литературы.

Специфика контекстных отношений оложна. Одно из важнейших свойств этих отношений применительно к художественным системам состоит в том, что в их результате всякий раз (хотя и не всеэда очевидным образом) возникает новый, дополнительный смысл, не свойственный элементам вне контекста. Такое «приращение смысла» в литературном цроизведении цроисходит нецрерывно — по мере введения в него все новых элементов, включающихся в контекстные связи. О динамике художественного содержания хорошо сказано в книге Н. К. Гея «Художественность литературы»: «Момент введения следующего элемента „оказывается моментом нового взаимодействия“ (выражение Ю. Тынянова), в цроизведении происходит не накопление слов, а образуется „лавина“ новых отношений /./. Чтобы войти в текст, мы отдаемся во власть потока, подчиняемся действию закона связей, как бы нацравленных от начала к концу» /32,с.182/.

Могут ли контекстные отношения, оставаясь объективным свойством художественного цроизведения, стать одним из принципов отражения и познания действительности, стать субъективным началом в творчестве художника? История литературы дает нам пример индивидуального овладения подобным принципом и использования его богатых познавательных возможностей. Этот цример явлен в романном творчестве Ф. М. Достоевского.

Показательно, что уже Н. А. Добролюбов, с присущей ему чуткостью к содержательности литературы, обратил внимание на познавательную направленность творчества Достоевского, который в своих произведениях задается важнейшими вопросами и «наводит» на них читателя. В связи с этим Добролюбов прямо говорит о необходимости «контекстного» подхода к ранним произведениям и образам писателя: «Чтобы найти ответ, мы должны группировать их и пояснять одни другими» /71,с.61/. Наконец, сожалея о «недостаточности силы дарования» Достоевского, критик как будто прогнозирует художественную системность его позднего творчества. По его мнению, в идеальном случае «акт творчества так проникается всею глубиною жизненной правды, что /./ из простой постановки фактов и отношений, сделанной художником, решение их вытекает само собой» /71,с.59 — курсив мой — А.В./. Здесь гениально предугадана специфика творческих цринципов позднего Достоевского.

Достоевский был убежден, что действительность «не исчерпывается насущным, ибо огромною своею частию заключается в ней в виде еще подспудного, невысказанного будущего Слева» /II, с.179/. В своих больших произведениях Достоевский и пытается воспроизвести полноту жизненного контекста, чтобы в совокупности контекстных отношений прочесть и довести до читателя рождающийся в них дополнительный, глубинный смысл — «подспудное Слово» действительности. Полнота жизненного контекста — доступна ли она вое-цроизведенш? П. В. Палиевскш, исследуя структуру художественного образа, отмечает: «Художник отражает /./ целостность жизни и, как бы обгоняя движение материи, восполняет недостаточность наличных, механических связей живым, органическим сопряжением всего существующего. Его познание поэтому, при всей конкретности, имеет универсальный характер и вскрывает, через всю текучесть жизни, ее аналогичное, внутреннее единство, весь хаос и всю гармонию бытия» /51,с.108/. Это, быть может, в наибольшей степени относится именно к творчеству Достоевского. В его романах за кажущимся хаотичным нагромождением идей, событий, образов црослеживается универсальная взаимозависимость всех элементов художественного мира. В этом мире — говоря словами старца Зосимы — «.всё как океан, всё течет и соцрикасается, в одном месте тронешь — в другом конце мира отдается» /9, НУ, с.290/.

В одном месте иронешь — в другом отдается" - такова своеобразная формула контекстных связей, которые в романах Достоевского цроявляются со всем возможным многообразием. В.А.Свитель-ский, нацример, замечает: «Романы Достоевского пронизаны образными соотнесениями, и эта композиционная расстановка идет от автора. Сравнение и цротивопоставление, сходство и отталкивание, параллелизм и полемическое противостояние оцределяют образный мир писателя, и в них — отражение как антиномий действительности, так и логики авторской мысли. Систематика образов в романах Достоевского основывается на параллелях самого разного рода.» /162,с.26/. Столь же широко и многообразно соотнесены у Достоевского и другие элементы его художественной системы — идеи, поступки героев, сюжетные ситуации и т. д. Это действительно «лавина отношений» (выражение Н.К.Гея), в которой динамично развертывается смысл целого произведения, выговаривается «Слово» действительности.

Приведем здесь лишь один цример контекстных отношений из романа «Идиот». В рассказе князя Мышкина человек лишь перед казнью «вдруг» понимает: «Что если бы воротить жизнь, — какая бесконечность! Я бы тодца каждую минуту /./ счетом отсчитывал, уж ничего бы даром не истратил!». Сам пре1фаснодушный герой согласен, что жить, взаправду «отсчитывая счетом» , — «почему-нибудь да нельзя». Но он все-таки надеется прожить именно так, ничего не потеряв /9,УШ, с.52/. И вот через три сотни страниц в повествовании представлена сцена исповеди Ипполита Терентьева, который в подобной же ситуации, под влиянием «приговора природы» (ему грозит смерть от чахотки), высказывает подобную же мысль: «Кто виноват, что они /люди — А.В./ несчастны и не умеют жить, имея впереди по шестидесяти лет жизни? /./ Кто виноват, что у него нет миллионов? /.¦/ Коли он живет, стало быть, всё в его власти!» /9,УШ, с.348/. Не вдаваясь в подробное комментирование, укажем лишь, что в самом соотношении этих двух выражений одной (условно говоря) мысли угадывается глубочайший смысл идеи о предназначении человека. Противопоставлено «одействотворение» (выражение А.И.Герцена) высочайших и низменных возможностей человека. «Всё в его власти!» — но это либо власть человечности, либо власть денег. С одной стороны — идеал «положительно црекрасного человека», с другой — идеал ротшильдовоких миллионов.

Контекстуальное" рассмотрение идей, мотивов, образов в произведениях Достоевского имеет в науке давнюю и богатую традицию. В первую очередь здесь нужно назвать имя А. П. Скафтымова. Он убедительно показал, что в романе «Идиот» «.тематические мотивы и их комплексы в отдельных эпизодах и образах получают свое содеряание и смысл не сами по себе, а через сопоставление и связь с другими мотивами и образами. В нашем сознании каждый из компонентов получает свою значимость лишь при внутреннем охвате всего целого одновременно, когда они, выступая рядом, дают друг другу и фон, и рельеф, и необходимые оттенки» /171,с.32/.

Скафтымов по праву предпослал своему анализу эпиграф из Гете: «Если хочешь насладиться целым, то ты должен видеть целое в мельчайших деталях». Исследователю действительно удалось увидеть смысл романа Доотоевского в сложном переплетении разнообразных тематических мотивов. Это было «прочтение контекста» — но контекста тематического. Скафтымов в своем представлении о романе ограничил его богатое содержание «тематикой» и сосредоточился на рас1фытии его «внутренних имманентных формирующих сил» /171,с.24/. Понятно, что цри этом контекстные связи характеризуют не столько творческую активность автора, сколько художественные свойства, объективно присущие цроизведению. Субъективное же начало сводится к «конечной устремленности ищущего творческого духа», к единому «эмоционально-психическому состоянию» художника /там же/. Но сам факт, что даже с характерными для того Бремени методологическими издержками подход Скафтымова дал плодотворные результаты, говорит о многом. Смысловой контекст произведений Достоевского требует своего црочтения. Другое дело — что понимать под «смыслом» и как понимать роль субъективного авторского начала в творческом цроцессе.

Сам Скафтымов углубляет свои представления о «контексте» в творчестве Достоевского, непосредственно вводит в свой обиход это понятие, — и внимание его закономерным образом обращается на «идеологию». Это позволило ему убедительным образом опровергнуть истолкование смысла «Записок из подполья», предложенное к тому времени Л. Шестовым, А. Долининым и Л. Гроссман ом: «Идеологически „Записки“ говорят то же самое, что Достоевский потом развивал в каждом своем романе: рассудком и эгоизмом жизнь не может быть понята и оправдана /./. Яркие тирады подпольного героя в защиту безграничного индивидуального своеволия /./ были восприняты /Шестовым, Долининым, Гроссманом — А.В./ сами по себе, без связи с общим контекстом, вне общего развития диалектики целого. В захват интерцретаторов не вошли те сопровождающие и дополняющие тематические мотивы, с которыми индивидуализм героя логически связан. Между тем конечные устремления художественного целого могут быть открыты только через установление взаимного соотношения всех его внутренне-тематических линий. Конечная идея врастает как результат сложного узора переплетающихся параллелизмов и контрастов, и только при возможно более полном учете всех логических сопоставлений открывается результат целого» /170,с.91/. Исследователь цроницательно ставит «Записки из подполья» в один ряд с публицистикой писателя, рассматривает это цроизведение в свете идеологических взглядов автора (тем самым признавая их художественную активность), но пытается увидеть в нем лишь «узор» — хотя и чрезвычайно сложный — переплетающихся «тематических линий», складывающихся в однозначно выраженную «идею» -результат. Исследовательский подход Скафтымова следует цризнать важным этапом в освоении содержания произведений Достоевского. Наука на этом этапе не остановилась.

М.М.Бахтин в своем глубоком теоретическом исследовании поэтики Достоевского прямо говорит о «формообразующей идеологии /./, которая была принципом его видения и изображения мира» /83,с.106/. Бахтина интересует главным образом «состав» этой идеологии, в котором он указывает, как на «последнюю неделимую единицу» , — на цельную точку зрения, позицию личности героя-идеолога. Нао же здесь интересует сам принцип идеологизации художественного материала, коль скоро она имеет место в произведениях Достоевского. Таким цринципом является идеологически осмысленное соотнесение самых различных (простых или сложных — необязательно «неделимых») элементов художественной системы в контексте, который, таким образом, становится идеологически напряженным — или «идеологическим контекстом». Соответственно, тот новый, дополнительный смысл который рождается в результате контекстных отношений, является идеологическим смыслом. «Подспудное Слово действительности» оказывается идеологическим словом о мире.

В записях последних лет Бахтин, углубляя свои представления о «смысле» идей у Достоевского, отмечал, что «смысл» потенциально бесконечен и может «актуализироваться, лишь соцрикоснувшись с другим (чужим) смыслом, чтобы раскрыть новые моменты своей бесконечности (как и слово раскрывает свои значения только в контексте)» /20,с.'350/. Эти суждения цредставляются верными в отношении не только «идей» героев Достоевского, но и всех разнообразных «смыслов», которые находят свое место в идеологическом контексте его романов. Всякий достаточно значимый момент в повествовании романа — отдельная ситуация, монолог, поступок или целая судьба героя — характеризуется идеологической нацряженностью своего смысла и благодаря этому оказывается связан со всем содержанием произведения в его идеологическом контексте. Там, где сюжетные связи между отдельными повествовательными моментами недостаточно ясны, выявляются, как правило, вполне оцределенные связи идеологического порядка. И это не просто служебные связи, дополнительно характеризующие тот или иной образ или ситуацию, но достаточно самостоятельные и действенные силы в повествовании.

Достоевского. Поэтому следует цризнать цравоту Б.М.Энгельгард-та, который называл романы Достоевского «идеологическими» /201/. Если не в жанровом отношении (по вопросам жанра убедительна полемика Бахтина с Энгельгардтом) /83,с.29−33/, то в качестве общей характеристики такое оцределение действительно отличает основную особенность произведений Достоевского.

В свое время К. Н. Леонтьев, исследуя содержательную активность художественной формы в произведениях Л. Н. Толстого, проницательно заметил, что в романах «Война и мир» и «Анна Каренина» «веет одинаково ускоренною, современною сложностью душевной жизни» эпохи. 0 Достоевском же можно сказать, что в его произведениях «веет сложностью» идеологической жизни эпохи — это была сознательная авторская установка. И современный исследователь с полным цравом утверждает: «Он раздвинул границы заключенной в романе действительности, представив русскую жизнь в ее, так сказать, идеологическом фазисе, добавив ее социально-идеологический анализ к анализу социально-психологическому» /108,с.258/.

В последнее время в исследованиях творчества Достоевского так или иначе учитываются те возможности освоения его сложной идеологической проблематики, которые открываются при рассмотрении содержания романов в свете многочисленных и разнообразных связей, цронизывающих это содержание. В. Д. Днепров, например, пишет: «Достоевскому удается достигать высокой художественности нередко и тоща, когда он сознательно цроводит ложные и даже реакционные идеи. /./Дело, видимо, в том, что художественные образы Достоевского в высшей степени кошфетны. Благодаря своей многосторонности они соприкасаются с различными общими мотивами, участвуют не в одной, а во многих внутренних связях романа» /108, с.285/.

Особенно необходимым и многообещающим цредставляется «контекстуальный» подход к содержанию итогового произведения Достоевского-романаБратья Карамазовы". Это произведение, чрезвычайно сложное по своей структуре, отличающееся исключительным богатством содержания, предстает перед нами — по верному замечанию Л. П. Гроссмана — «подлинным завершением его /Достоевского — А.В./ художественного пути, целостным синтезом его творческого опыта, расширением романа-поэмы до романа-эпопеи././ Необычайным подъемом мысли и воли Достоевский создал на склоне дней монументальный роман типа хоровой трагедии, который и стал синтетическим и многоголосым эпилогом всего его бурного творчества» /105,с.567/. Это произведение и будет являться объектом нашего внимания в настоящей работе.

В романе «Братья Карамазовы» идеологическая напряженность художественного материала сказывается особенно явственно и неоднозначно. На контекстные отношения в его идеологическом содержании обратил внимание еще А. С. Долинин. Подробно исследуя историю создания романа, он увидел в этих отношениях субъективное начало, важную сторону творческого процесса Достоевского: «Это начало движениячастей, стремящихся к единству, пока еще намеки на будущий уже сложный текст связной редакции. И здесь особенно замечательно, что чаще всего ётой первоначальной „детализации“ подвергаются элементы, носящие в себе смысловую, идеологическую тяжесть произведения. /./ Эта стадия работы собрания частей вокруг одного центрального пункта, цреимущественно идеологического, занимает главное место.». Вывод Долинина: «.идеологический момент всегда является у него /Достоевского — А.В./ главной организующей силой» /109,с.2,12/. Заметим, что исследователь имеет в виду црежде всего идеологические воззрения писателя, которые первоначально сказались еще в его публицистических выступлениях и от которых он отталкивался, приступая к работе над романом, А между тем, идеологическое содержание романа «Братья Карамазовы» крайне сложно и неоднородно. Убеждения самого Достоевского, вливаясь в сложное единство этого произведения, контактируют с другими «составляющими» — воззрениями героев, самостоятельными идеологическими значениями различных повествовательных моментов. Иными словами, идеи Достоевского начинают участвовать в идеологическом контексте романа, занимают в этом контексте свое место. И не только эти идеи, но все частные идеологические «смыслы» являются у Достоевского организующими моментами контекстных отношений, в которых сами они обогащаются — поскольку «то, что мы считаем идеологией Достоевского, всегда дается в романах в сопоставлениях и опровержениях» /195, с.140/.

Сказанное позволяет заключить, что итоговый характер романа «Братья Карамазовы», его сложная структура и богатое содержание требуют особого, направленного внимания к идеологическому контексту этого произведения Достоевского. Такое специальное исследование до сих пор не предпринималось. А оно, очевидно, могло бы прояснить многие спорные вопросы в истолковании Достоевского. Освоение идеологического содержания этого романа должно способствовать выработке более полных цредставлений об идеологической позиции писателя, о месте его творчества в историко-литературном процессе эпохи, о тех итогах, к которым ему удалось црвдти в процессе интенсивного художественного познания действительности и человека. Эти цредставления помогут найти новые убедительные аргументы в защиту искусства Достоевского от превратных истолкований как со стороны предреволюционной религиозно-философской публицистики, так и со стороны новейших его вульгаризаторов, которые, по замечанию современного исследователя, по-цреж-нему не учитывают «в своих анализах творчества писателя специ- ¦ фики художественного контекста» /119,с.II/. Все это и определяет актуальность работы на тему «К цроблеме идеологического контекста в романе Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы» «.

Настоящее исследование будет ориентировано на сформулированные выше соображения о специфике идеологического контекста. Однако мы не в праве рассчитывать на исчерпывающее рассмотрение всей сложности и богатства идеологического содержания романа «Братья Карамазовы». Здесь будут цродемонстрированы лишь некоторые подходы к исследованию контекста этого произведения, которые по-новому расвдывают художественное своеобразие и содержательность романа. Целью работы является освоение идеологического содержания романа, реализующегося в тех его контекстных отношениях, которые будут занимать здесь наше внимание.

В задачи предпринимаемого исследования входит:

— рассмотрение содержания романа в свете символических значений его названия и эпиграфа, которое покажет идеологическую взаимосвязь отдельных идей, образов, ситуаций, судеб героев;

— выяснение идеологического значения постановки основных для произведения цроблем в кульминационных главах «Бунт» и «Великий инквизитор» ;

— рассмотрение особенностей постановки цроблемы народа в творчестве Достоевского и в романе «Братья Карамазовы» как итоговом произведении писателя, оцределение роли этой проблемы в идеологическом контексте романа.

Методологической основой предцри-нимаемого исследования являются труды классиков марксизма-ленинизма и положения передовых цредставителей литературно-критиче-окой мысли России, нацеливающие науку на выяснение объективного смысла цроизведений искусства. В частности, Н. А. Добролюбов в статье «Темное царство» говорил о том, что авторское понимание идеи цроизведения не всегда адекватно его объективному смыслу: «.общие идеи принимаются, развиваются и выражаются художником в его цроизведениях совершенно иначе, нежели обыкновенными теоретиками. Не отвлеченные идеи и общие принципы занимают художника, а живые образы, в которых цроявляется идея. В этих образах поэт может, даже неприметно для самого себя, уловить и выразить их внутренний смысл гораздо прежде, нежели определит его рассудком. Иногда художник может и вовсе не дойти до смысла того, что он сам же изображаетно 1фитика и существует затем, чтобы разъяснить смысл, сбытый в созданиях художника.» /15,У, с.70/. Еще точнее по этому воцросу выразился К. Маркс: «.необходимо /./ различать то, что какой-либо автор в действительности дает, и то, что дает только в собственном представлении. /./ Так, две совершенно различные вещи — то, что Спиноза считал краеугольным камнем в своей системе, и то, что в действительности составляет этот краеугольный камень» /7,с.287/.

Конкретные указания для исследования идейно-художественного мира Достоевского мы находим в статьях В. И. Ленина о Толстом. Это не случайно. Творчество Толстого и Достоевского относится к одной и той же эпохе. Их сближало, по словам Г. М. Фридлендера, то, «что оба они гораздо шире, чем другие, наиболее дальновидные из современных им русских писателей, ощущали глубину социально-исторических и нравственно-психологических противоречий своего времени. И в то же время их объединяет то, что в своих поисках разрешения указанных цротиворечий, резко разойдясь в этом отношении с русской революционной мыслью /./, они обратились не к политике, а к нравственности. /./ Другим, еще более важным /./ моментом, роднящим их произведения, является обращенность глысли Толстого и Достоевского к народу» /182,с.162/. Это сходство двух великих художников и позволяет использовать ленинские характеристики Толстого при обращении к творчеству Достоевского.

Разнообразие художественного материала, важного в идеологическом отношении и потому привлекающего наше внимание, обусловливает использование в настоящей работе различных м е т о диче с к и х приемов исследования. В их числе: сопоставительное рассмотрение многих моментов повествования с целью выявления общих для них идеологических мотивовкомментированное «црочтение» отдельных монологов и анализ мотивов поведения героев романаобзорное рассмотрение особенностей постановки той или иной проблемы на материале одного и нескольких цроизведений писателя — и другие.

В качестве гипотезы исследования выдвигаются следующие положения. Богатое идеологическое содержание романа «Братья Карамазовы» связывается в единый контекст, в котором все его элементы получают свое дополнительное, углубленное и широкое, осмысление. Произведение обнаруживает особую идеологическую напряженность и концентрированность в своеобразных «узлах» контекста, «которые имеют символическую природу. Проблема народа в романе является важным ориентиром, повторяющимся компонентом многих контекстных отношений, в которых различные мотивы, проблемы, позиции героев — в контакте с этой проблемой — приобретают глубокое идеологическое осмысление и оценку.

Новизна настоящей работы обусловлена тем, что предпринимаемый в ней контекстный анализ художественного материала, который и раньше привлекал так или иначе внимание исследователей романа, позволяет придти к новым выводам — уточнить расстановку действующих лиц в образной системе, многосторонней охарактеризовать идеологические позиции героев, выявить значение некоторых «заглавных» символов в произведении, пополнить представления об идеологическом потенциале итогового романа Достоевского.

Порядок решения задач исследования обусловливает структуру работы. В первой главе («Символика и проблематика в романе Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы») предпринимается широкий подход к содержанию произведения, охваченному емким символическим смыслом его названия, эпиграфа и главы «Великий инквизитор». Неоднородность рассматриваемого цри этом материала диктует необходимость выделения в этой главе двух самостоятельных параграфов — «Символика как организующее начало в становлении идеологического контекста «Бретьев Карамазовых», «Центральная проблематика в идеологическом контексте «Братьев Карамазовых». Во второй главе работы («Особенности постановки проблемы народа в романе «Братья Карамазовы») к рассмотрению цривлекаются и другие романы писателя, что позволяет проследить развитие у Достоевского проблемы народа и выяснить роль ее в становлении идеологического контекста итогового произведения. В заключение работы в качестве положений, выносимых на защиту, представлены некоторые выводы и намечены перспективы дальнейшего исследования творчества Достоевского в предлагаемом аспекте.

Апробация основных положений работы была проведена на ХШТ и ШУ Герценовских чтениях в Ленинградском педагогическом институте им. А. И. Герцена (1981, 1982), в лекциях и на практических занятиях в Ленинградском им. А. И. Герцена и Магнитогорском педагогических институтах.

Практическая значимость работы определяется тем, что полученные в ней результаты могут быть использованы в дальнейших исследованиях воцросов истории и поэтики русской литературы второй половины XIX века, цри подготовке и чтении вузовских курсов и проведении спецсеминаров по теории и истории литературы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

С доступной нам здесь полнотой ыы рассмотрели содержание романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы» и можем заключить, что оно действительно организовано автором в единую динамичную систему по принципу контекстных взаимоотношений составляющих ее художественных элементов. По мере введения в контекст все новых элементов происходит взаимообогащение их смысла. Это явление имеет двуединый характер.

С одной стороны, оно характеризует познавательную направленность творчества Достоевского, который воспроизводит богатство жизненного контекста и в нем пытается — вместе с читателемувидеть сокровенный, но реальный смысл жизненных явлений, тенденций и перспектив развития. Художник, таким образом, познает действительность на идеологическом уровне. В ходе этого познания Достоевский ориентируется отчасти на некоторые свои утопические и религиозные воззрения. Однако сам объект его исследования (жизнь) и характер отношения к жизни (ответственный и требовательный) обеспечивают ему успех, обусловливают его прозорливость — не мистическую, а реальную.

С другой стороны, по мере становления идеологического контекста повышается степень художественной организации произведения. По справедливому замечанию Н. К. Гея, «Чем более многоплановым делается произведение, /./ чем более труднодоступной становится истина, тем больше требуется факторов организации произведения в единую концепцию мира и человека, и, наряду с родовой и жанровой организацией повествования, все более значительную роль играет творческий метод как общий постулат организации многомерного идейного потока» /32, с.334/" Именно совершенствуя свой творческий метод, развивая принципы отражения и познания действительности, Достоевский в итоге достиг замечательного художественного эффекта, когда всякий новый, достаточно значимый и «осложняющий» элемент, вводимый в повествование, становится v и новым действенным фактором его организации.

За кажущейся парадоксальностью здесь кроется глубокая художественная логика: каждый шаг в сторону сложности оказывается шагом к новой целостности, потому что это шаг в контекст, и контекст на него широко и с готовностью откликается. Каждого нового штриха как будто не хватало для завершения общей или частной картины, образа. Но появляется следующий, не менее актуальный для контекста. Зто действительно художественный мир как отражение мира реального. Здесь, как и в жизни, чем сложнее, тем правдивее. И как в жизни, здесь «всё» как будто призвано существовать ради «одного» — элемента, образа, сюжетной ситуации. Любая сцена может претендовать на звание «кульминации», любой герой — на место главного героя. Поэтому в принципе возможно самое содержательное прочтение романа «Братья Карамазовы» исключительно в аспекте смысла одного образа, мироотно-шения или судьбы одного героя — например, любого члена семьи Карамазовых, Илюши Снегирева, Ракитина и других. Подобного представления придерживается, например, В. К. Кантор: «Художественная сила Достоевского такова, что он в пределах одного романа совместил героев /Карамазовых — А.В./, несущих — каждый — всю полноту духовно-идеологической нагрузки произведения» /119,с.129/.

В нашей работе мы стремились показать, что организующими факторами в итоговом романе Достоевского могут являться не только образы его главных героев, но и другие художественные элементы с самым различным характером функционирования в контексте. Скажем, название романа венчает идеологический контекст и, благодаря своей символической природе и громадному обобщающему смыслу, способно как будто «заместить» собою все произведение. Столь же широк охват символики эпиграфа, который непосредственно входит в контекст, организует структуру романа. Наконец, еще один центральный символ — «поэма „Великий инквизитор“ — вступает в непосредственные контекстные отношения с широким идеологическим содержанием романа, в которых он проясняет это содержание и раскрывает свой многогранный смысл. Общее созвучие всей символики „настраивает“ разнообразный художественный материал романа на раскрытие важнейших тем, на постановку и решение кардинальных идеологических проблем — настраивает» на контекстные отношения.

Проблемы в романе «Братья Карамазовы» не только поставлены на художественном материале. Как элемент, раскрывающийся в кон/ тексте, та или иная проблема сама оказывается действенным фактором организации контекстных отношений. Многие важные элементы художественной системы романа соотнесены друг с другом и вступают в контекстные отношения в свете центральной проблематики произведения. Особое внимание было уделено нами проблеме народа, и не случайно. Эта проблема в контекстных отношениях романа выступает как повторяющийся компонент, а в идеологическом контексте в целом — как цель и средство познания. Она раскрывает здесь многие моменты своей бесконечности и сложностивсякре новое обращение к ней проясняет, в свою очередь, смысл поступков и судеб героев, концепцию целого произведения.

В нашей работе мы проанализировали далеко не все художественные элементы, способные выступать в качестве организующих факторов контекста. Например, целые концепции романной и реальной действительности представляют и разговор Ивана Карамазова с Чертом, и суд над Дмитрием (причем отдельно — речи прокурора и защитника), и «беседы и поучения'.1 старца Зосимы. Все этотоже своеобразные «узловые» моменты идеологического контекста романа, от которых тянутся нити контекстных связей к разнообразному художественному материалу произведения. Их широкий комментарий, видимо, мог бы раскрыть новые стороны организации идеологического контекста, новые его свойства. Это составляет перспективу дальнейших исследований итогового произведения Достоевского, для настоящей же работы подобный масштаб рассмотрения богатейшего содержания «Братьев Карамазовых» недоступен. Поэтому мы и не ставили себе целью освоение «идеологического контекста» в его целом, потому и сформулирована тема работы^же и предварительной — «К проблеме идеологического контекста.» .