Функциональная характеристика местоимений в аварском языке

Настоящая диссертация посвящена функциональной характеристике местоимений аварского языка — одного из наиболее своеобразных лексико-грамматических разрядов, проявляющих типологически существенные особенности не только в области семантики и формальной морфологии, но и в области синтаксиса. Хотя местоимения обнаруживают целый ряд свойств формального характера, выделяющих их из других частей речи, как представляется, особенно важные свойства демонстрируют местоимения в функциональном аспекте.

Выбор данной темы для исследования, ее актуальность вызваны рядом взаимообусловленных обстоятельств. Прежде всего, следует указать на то, что дагестановедческая грамматическая традиция вплоть до недавнего времени ограничивалась описанием лишь формальных свойств местоимений (образование, склонение и т. п.). Как известно, грамматический анализ местоимений аварского языка находит соответствующее место практически во всех грамматических исследованиях, начиная с работ А. Шифнера и П.К. Услара1.

Как указывал П. К. Услар, в функции личных местоимений третьего лица единственного и множественного числа в аварском языке используются указательные местоимения. Кроме того, по его наблюдениям, «личные местоимения 1-го и 2-го лиц не имеют в своем составе показателей грамматических классов, согласование глагола с ними зависит от реального пола лица, на которое указывает местоимение» [Ус.

1 В достаточно обширном списке грамматических исследований особо следует выделить следующие основополагающие работы по аварской грамматике: БсЫейгег 1862- Услар 1889- Жирков 1924; 1936; Чикобава, Церцвадзе 1952; Микаилов 1964; Мадиева 1965; 1981; Саидов 1967; Алексеев, Атаев 1997 и др. лар 1889: 100]. По мнению П. К. Услара, родительный падеж личных местоимений может квалифицироваться в качестве притяжательного местоимения [там же: 95]- к разряду возвратных местоимений П. К. Услар относил и личные местоимения, осложненные присоединением усилительно-выделителыной частицыго (дуцаго 'ты сам', ниже-цаго 'мы сами' и т. д.) [там же: 96] и т. д.

Последующие исследователи также останавливались лишь на характеристике словоизменения местоимений, ограничиваясь, если говорить об употреблении, лишь иллюстративными примерами. При этом высказывались различные суждения по поводу лексико-грамматической интерпретации отдельных видов местоимений. По мнению Г. И. Мадиевой, например, [1981: 81], «аварские местоимения делятся на следующие разряды: личные, лично-возвратные, указательные, вопросительные, неопределенные, отрицательные, определительные». В работе М. Е. Алексеева и Б. Атаева говорится о личных, возвратных, указательных, вопросительных, неопределенных и определительных местоимениях. В то же время, по их мнению, «выступая в отрицательных предложениях, неопределенные местоимения с частицейниги или вопросительные с частицейго приобретают значение отрицательных местоимений: дида щивниги! Ущиего вихьич1о 'я никого не видел'» [1997: 58]. Иными словами, этот разряд местоимений в их книге не выделяется. Неоднозначные суждения о классификации местоимений и их особенностях встречаем и в других работах. Актуальность проблемы исследования структуры и семантики местоимений в дагестанских языках стимулирует постоянное обращение к ней специалистов-дагестановедов. Об этом свидетельствует, в частности, публикация тематического сборника «Местоимения в языках Дагестана» (Махачкала, 1983), собравшего статьи по различным аспектам рассматриваемой проблемы. Не менее пристальный интерес к рассмотрению прономи-нальных систем самых разнообразных по типу языков проявляется и за пределами Кавказа. Отметим в связи с этим известные труды К. Е. Майтинской «Местоимения в языках разных систем» [1969] и Е. М. Вольф «Грамматика и семантика местоимений» [1974], сборник статей «Теория и типология местоимений» под ред. И. Ф. Вардуля (1980). Типологические исследования местоимений заняли важное место и в мировой лингвистике.

В специальной статье 3. К. Тарланова [1977: 89] утверждается, «что наибольший интерес исследователей вызывают прежде всего вопросы, связанные с изучением личных местоимений, — сколько их? Каков их статус? Чему они соответствуют во внеязыковой действительности? Каков смысл форм множественного числа личных местоимений? и под.» На наш взгляд, подобная характеристика задач, стоящих перед дагестановедами в области изучения местоимений, является слишком поверхностной. Как показывает анализ специальной литературы, в поле зрения дагестановедов находились следующие проблемы:

1. Общий состав. В основном проблема заключается в том, какие лексические единицы квалифицировать в качестве местоимений. Хотя в дагестанских языках представлены, как правило, однотипные системы, в различных описаниях мы находим существенно варьирующие группировки. Например, в андийском языке (говор с. Риквани) различаются следующие виды местоимений [Сулейманов 1962: 61]:

I. Личные;

II. Лично-указательные;

III. Возвратно-указательные;

IV. Определительные;

V. Вопросительные;

VI. Неопределенные.

2. Словоизменительные особенности. Этот аспект в большей степени явился предметом собственно грамматических описаний различных дагестанских языков в разделах, посвященных местоимению. Личным местоимениям в лезгинских языках, сравнительно активно изучаемым, как и сами эти языки в целом, уже с конца XIX в., посвящена значительная литература. 3. К. Тарланов [там же: 90] пишет об этом следующее: «Начиная с грамматических очерков Р. Эркерта по ряду языков лезгинской группы (так называемому кюринскому, рутуль-скому, цахурскому, агульскому, табасаранскому), складывается традиция снабжать общеграмматические исследования развернутыми обзорами падежных и числовых форм местоимений, в том числе и личных. Но обзоры эти представляют собою, как правило, схемы сугубо иллюстративного плана, поэтому, естественно, далеки от задач теоретического освещения проблем, связанных с природой местоимений вообще».

Единственным известным исключением отмеченной выше закономерности является монография Т. Е. Гудава «Ботлихский язык» [1962], в которой анализ проводится не по частям речи, а по грамматическим категориям — падежа, числа, класса и т. д.

В целом ряде работ особенности склонения местоимений выдвигаются на первый план. Ср. одну из первых специальных публикаций по этому вопросу А. С. Чикобава [1942], статью В. И. Кикилашвили «Особенности склонения указательных местоимений в хиналугском языке» [1987] и др. Среди наблюдений, содержащихся в специальной литературе, отметим частое совпадение эргатива и номинатива (об этом см. в том числе и специальную статью С. М. Хайдакова [1967]), супплетивизм прямой и косвенной основ у личных местоимений, склонение указательных местоимений по модели адъективов и др.

3. Словообразовательные связи местоимений. При исследовании данной проблемы языковеды обращали внимание прежде всего на характер исходных основ, средства словообразования, устройство конкретных прономинальных систем. Как, например, отмечает П. Т. Магомедова [1983: 86] в статье о местоименном словообразовании в чамалинском языке, «основным источником пополнения разрядов местоимений в чамалинском языке служат вопросительные местоимения им. «кто?», ед «что?" — производные от них, образованные разными путями (аффиксация, словосложение, встречаются во всех неосновных разрядах местоимений. Исходными единицами местоименных новообразований могут служить (правда, в редких случаях) и личные местоимения (см. ниже). В образовании местоимений принимают участие и другие знаменательные слова: себ «один», гъадам «человек», дА «вещь», «случай» и различные формы глагола бук1ла «быть»». Связи указательных местоимений с соответствующими наречиями прослеживаются в статье Ш. И. Микаилова [1972].

Кроме того, в ряде работ было продемонстрировано использование самих местоимений в качестве исходных основ. Так, А. К. Абдуллаев на материале цезского языка выявил возможности образования абстрактных имен от личных местоимений с помощью суффиксалъи. Ср.:

Местоимения Абстрактные имена ди 'я' ди-лъи ми 'ты' ми-лъи жа 'он, она, оно' жа-лъи эли 'мы' эли-лъи межи 'вы, ваш' межи-лъи.

К сожалению, автор не дал функциональной характеристики этих образований, ограничившись замечанием о том, что «эти производные практически непереводимы на русский язык» [1983: 80]). Э. М. Шейхов в статье «Вопросы образования и истории указательных местоимений в лезгинском языке» [1983] ограничивает рассмотрение вопроса одним разрядом местоимений.

4. Диалектные особенности местоимений. В статьях Ф. А. Гани-евой «Система местоимения джабинского диалекта лезгинского языка» [1983], П. А. Саидовой по материалам закатальского диалекта аварского языка [1983], С. М. Темирбулатовой на материале хайдакского [1983], Н. Д. Сулейманова по агульским диалектам [1983], Я. Г. Сулейманова по говорам андийского языка [1983] дается, как правило, общая характеристика диалектных прономинальных систем в сопоставлении с местоимениями литературного языка, т. е. на диалектном материале рассматриваются проблемы, выделенные в других позициях данного обзора. Нередко синхронный обзор в таких работах (например, в [Абдуллаев 1992]) сопровождается существенной исторической частью.

5. Позиция местоимений среди других частей речи. Обычно необходимость обоснования выделения местоимения в качестве самостоятельной части речи в грамматических описаний не осознается, поскольку имплицитно предполагается наличие данной лексико-грамматической категории в исследуемом языке. Противоположное мнение по данному вопросу высказывается в грамматике арчинского языка: «Местоимения не образуют отдельной части речи, а распределяются, в зависимости от своей функции, между субстантивами и адъ-ективами», но в то же время" местоимения, во-первых, являются очень употребительным классом слов и, во-вторых, обнаруживают ряд характерных регулярностей в формообразовании." [Кибрик 1977: 123−124].

6. Классификация местоимений. Как отмечает Б. Р. Курбанов [1998: 6], «исследователи в этом аспекте чаще следуют некоторой традиции, нежели опираются на определенные априорные принципы. Во всяком случае нередкие дискуссии по связанным с этим аспектом (ср. вопрос о личном местоимении 3-го лица, о притяжательных, отрицательных, относительных и некоторых других разрядах местоимений) вопросам вызваны именно столкновением двух данных подходов». Тем не менее, в ряде работ предлагаются новые рубрикации, отсутствующие в других классификациях. Б. Б. Талибов в статье, посвященной цахур-ским местоимениям [1983: 12], предложил следующее разбиение: «Ца-хурские местоимения в зависимости от того, указывают ли они на предмет (лицо) или на его качество, а также в зависимости от лексико-семантической структуры и грамматических связей с другими словами делятся на местоимения неатрибутивные (зы „я“, гъу „ты“, ши „мы“, шу „вы“, вудж „сам“, гьушшу „кто“, гьиджо „что“ и др.) и местоимения атрибутивные (ма-на „тот“, „та“, шена „тот“, „та“, гъайна „этот“, йизда „мой“, йигъна „твой“, йишда „наш“, вушда „ваш“ и др.). Такое деление оправдано как с формальной, так и с функциональной точки зрения. Неатрибутивные местоимения склоняются по образцу имен существительных с той лишь разницей, что при склонении имен существительных падежные аффиксы присоединяются непосредственно к неизменяющейся основе, а при склонении неатрибутивных местоимений их основы претерпевают внутренние изменения». На основе предлагаемых классификаций в ряде случаев разрабатывается и соответствующая терминология. Ср. предлагаемые И. X. Абдуллаевым [1983: 41] термины: «Обобщительные местоимения подразделяются на собирательные и обобщающе-выделительные (или обобщающе-разделительные). Собирательные местоимения указывают на совокупность лиц и предметов и на полноту охвата чего-либо: циняе „все“, щала „весь“. Обобщающе-выделительные местоимения указывают на лицо или предмет как на обобщенного представителя вообще людей или предметов. Они указывают на общность через выделение единичного предмета из совокупности однородных: цума-ца „всякий“, гъарца „каждый“». Ср. также оригинальный термин «дейктоним», введенный 3. Г. Абдуллаевым [1993].

Своеобразная трактовка притяжательных местоимений была высказана в специальной статье Э. М. Габибовой и А. А. Сулейманова [2002: 12]: «Притяжательные: вег1 (букв, «сам»), вег1ла (род. п. от вег1) — 1 грам. класс (класс мужчин) — perl (букв, «хозяйка, владелица, обладательница), рег1ла (род. п. от perl) — II грам. класс (класс женщин) — бег1 (букв, «хозяин, обладатель») — III грам. класс (класс вещей). Таким образом, в притяжательных местоимениях дейбукского говора представлен живой чередующийся показатель грамматического класса — в, р, б, д.

Показатель IV грамматического класса д представлен в форме множественного числа притяжательных местоимений д-ег1ти (букв, «хозяева, владельцы, обладатели»).

Например: КьапШнела ддегШте, ддураддухъена! «Владельцы головных уборов, выходите!» Машинтела ддегШте, хйушеялла сиян кьинддигьубтера? «Владельцы машин, хоть вы почему опоздали?» «.

Семантика рассматриваемой в статье лексемы никоим образом не соотносится с классом притяжательных местоимений. Хотя «притяжательный» определяется как «выражающий значение владения, обладания чём-л., собственности, принадлежности» [Ахманова 1966], что является справедливым и по отношению к данному слову, местоимением его назвать трудно. Между тем, мнение о генитиве данного слова как о возвратно-притяжательном местоимении [Абдуллаев С. Н. 1954: 139- Абдуллаев 3. Г. 1993: 19] имеет достаточно веские основания.

7. Проблемы сравнительно-исторического анализа.

Обзор местоимений аварского и андийских языков в сравнительном аспекте дается в ряде работ Б. М. Атаева [1985; 1996: 76−87 и др.]. Он же [1983] исследует генезис форм инклюзива и эксклюзива в аваро-андо-цезских языках и реконструирует соответствующие праформы. В другой своей статье [Атаев 1993] он реконструирует прономиналь-ную систему аварского языка в целом. Свод аварской прономинальной лексики общевосточнокавказского происхождения представлен в статье М. Е. Алексеева и Б. М. Атаева [2001]. Исследуя классные формы местоимений в аварских диалектах, И. А. Исаков [1983: 68] пришел к следующему выводу: «. можно предположить, что классные экспоненты исторически входили в состав формантов не только основных (именительного, эргативного, дательного и аффективного, но и местных падежей аварского языка. Трансформация формантов падежей серии нада, например, могла произойти путем выпадения классных экспонентов следующим образом». На материале лакского языка история отдельных местоимений и местоименных основ была рассмотрена И.Х. Абдуллае-вым [1964; 1983; 1992а]. Указательные местоимения и система личных местоимений в историческом аспекте были исследованы в специальной брошюре В. П. Назарова [1974]. Попытка установления исходной структуры личных, указательных и вопросительных местоимений в языках лезгинской группы, равно как и характера ее эволюции и освещения некоторых других связанных с этим вопросов была предпринята в кандидатской диссертации В. И. Кикилашвили [1986]. Интерес представляет также разработка вопросов лезгинской прономинальной системы в специальных статьях У. А. Мейлановой «Ареальные изменения и развитие некоторых разрядов местоимений в лезгинском языке» [1983] и др.

8. Семантические оппозиции в прономинальной системе. Образуя относительно замкнутые семантические подсистемы, местоимения одного и того же разряда вступают в определенные корреляции, оппозиции. Исследователи, анализируя эти противопоставления, выявляют семантическую доминанту противопоставленных единиц, те признаки, которые выделяют их среди других членов оппозиции, определяют отношения маркированности-немаркированости и т. п.

Одной из интереснейших оппозиций, не раз привлекавших внимание дагестановедов, является оппозиция инклюзива-эксклюзива. К исследованию данной дихотомии обращались С. Л. Быховская [1940]. С синхронно-типологической и сравнительно-исторической точки зрения эта проблема была исследована в диссертации О. А. Гулыги [1979].

При изучении указательных местоимений на первый план выступают вопросы их градации по степени удаленности референта от говорящего и слушающего, а также роли в их противопоставлении иных пространственных ориентиров. Так, характеризуя указательные местоимения в собственно бежтинском говоре бежтинского языка, М. Ш. Халилов [1983: 70] подчеркивает, что здесь «сохранены три ступени указательных местоимений: близость к говорящему (гьуди, вагъди „этот“), близость к слушающему (гъули, вагъали \ вагъли „этот“), удаленность от говорящего и слушающего (гъуги, вагъаги И вагъги „тот“)» .

8. Функциональная характеристика. По словам Б. Р. Курбанова [1998: 6], «этот аспект практически не был предметом специального анализа, поскольку такие сферы лингвистики, как лингвистика текста, логический анализ языка и др., не получили пока в дагестановедении распространения. Имеющиеся по данной проблеме сведения обычно ограничиваются отдельными замечаниями в связи с исследованиями структуры предложения и т. п.» Об этом же упоминается и в специальной статье У. А. Мейлановой [1983: 4]: «Многие вопросы происхождения, образования, развития и функционирования различных разрядов местоимений (выделено нами. — М.М.) в дагестанских языках остаются до сих пор полностью не выясненными. Лезгинский язык в этом плане не является исключением». Таким образом, специфика функциональной сферы дагестанских местоимений во многих аспектах оставалась до сих пор нераскрытой. В последние годы появились работы, в которых предлагается опыт систематического анализа функционирования прономинальных систем [Курбанов 1996; 1998; Гусейнова 1996 и др.]. С функционально-типологической точки зрения были специально рассмотрены возвратные местоимения дагестанских языков [Тестелец, Толдова 1998]. Аварский же язык, несмотря на сравнительную многочисленность публикаций по проблемам местоимений, с точки зрения их функционирования остается слабо изученным.

В силу этого имеется настоятельная необходимость всестороннего исследования и решения многих проблем, которые не так часто ставились в дагестановедении, таких, например, как роль местоимений в формировании различных конструкций предложения, в выражении субъектно-объектных отношений, в организации текста и др.

Целью исследования является структурный и семантический анализ одной лексико-грамматической категории аварского языка на двух структурных уровнях — морфологии и синтаксиса. Достижение этой цели требует решения нижеследующих конкретных задач:

1. Выявление и описание семантического поля «прономинально-сти» в целом и составляющих его единиц в рамках лексико-грамматической иерархии аварского языка.

2. Определение границ местоимения в морфологии — как самостоятельной лексико-грамматической категории, т. е. части речина основе комплекса морфологических, синтаксических и семантических критериев.

3. Выявление специфических характеристик в структуре и функциях отдельных разрядов аварских местоимений в парадигматическом и синтагматическом плане.

4. Уточнение и упорядочение используемой для выделения отдельных разрядов местоимений терминологии.

5. Установление типологически обусловленных закономерностей в функционировании отдельных групп местоимений аварского языка.

6. Генетическая и ареальная характеристика аварских местоимений. Многие синхронные специфические особенности местоимений, в частности, касающиеся их склонения, как предполагают дагестановеды, восходят к общедагестанскому состоянию: «При недостаточной изученности проблемы частей речи в дагестанских языках не только в историческом, но и в синхронном аспекте трудно сказать, какие лексико-грамматические классы слов, помимо субстантивов, охватывала категория падежа. Тем не менее, имеются основания для утверждения о падежном словоизменении некоторых разрядов местоимений, обладавших при этом рядом специфических особенностей (супплетивный способ образования косвенной основы, нерегулярность образования отдельных падежных форм и некот. др.» [Алексеев 1995: 95].

Научная новизна работы связана прежде всего с тем, что подобное исследование функциональных особенностей прономинальной системы проводится на материале аварского языка впервые. Это позволяет сформулировать типологически обоснованное определение данной лек-сико-грамматической категории в аварском языке, а также выявить ее специфику в сравнении с прономинальными системами других дагестанских языков.

В связи с этим отметим, что в диссертации содержатся новые наблюдения в области грамматики аварского языка, вытекающие из особенностей функционирования местоимений в текстах различных жанров. Новыми являются также некоторые трактовки зависимости отдельных особенностей прономинальной системы от общей контенсив-но-типологической характеристики языка.

Теоретическая значимость заключается в новых подходах к аварской и, более того, к дагестанской грамматической традиции в области описания различных сфер проявления дейксиса, что имеет существенное значение для семантико-синтаксических исследований дагестанских языков. В связи со сравнительно-историческим компонентом данной работы заметим, что местоимения, являясь органической частью грамматической структуры языка, нередко демонстрируют такие реликтовые особенности словоизменения и словообразования, которые утрачены другими лексико-грамматическими разрядами.

Практическая ценность заключается в приложении конкретных положений диссертации и ее выводов в курсах по грамматике аварского языка, в ходе составления школьных и вузовских учебников аварского языка, руководств для самостоятельного изучения аварского языка, методических пособий, справочников, двуязычных грамматических словарей и т. д.

Приемы и методы исследования, используемые в работе, концентрируются в основном вокруг методик конкретного лингвистического анализа грамматических явлений по материалам их функционирования в тексте и в системе языка с учетом методов функциональной грамматики, логического анализа языка и т. п. В отдельных случаях данное исследование содержит элементы сопоставительного, или контрастивного анализа, используя сравнительно-типологический метод: «Нельзя также не учитывать тех возможностей, которые предоставляет сопоставление для более полного раскрытия языковой специфики, многие аспекты которой ускользают из поля зрения языковедов, описывающих язык без обращения к внешнему эталону. Более того, при отсутствии серьезной сопостави-тельной традиции многие грамматики дагестанских языков имплицитно как бы повторяют в своей принципиальной схеме русскую, игнорируя непроизвольно своеобразие грамматической структуры и словарного состава описываемых языков» [Шейхов 1994: 3]. Кроме того, весьма эффективным оказывается сопоставление данных различных дагестанских языков, показывающее специфику исследуемого языка на фоне общедагестанской структуры.

Следует также подчеркнуть полезность применения в практике грамматических исследований результатов общей типологии, особенно ее контенсивно-типологического направления, ориентированного на учет семантических факторов. «Именно семантический фактор, — как отмечает Г. А. Климов, позволяет в этом случае найти определенные основания для сопоставления формальных средств самых разных языков» [Климов 1983: 14−15].

Материалом исследования послужили прежде всего материалы, извлеченные из произведений классической и современной аврской литературы. В трактовке этих материалов автор опирался на грамматические описания аварского языка, начиная с основополагающего труда П. К. Услара, а также теоретические положения, содержащиеся в трудах отечественных и зарубежных типологов.

Апробация работы и публикации. Диссертация обсуждалась на кафедре русского языка ДГМА. Основные результаты исследования отражены в четырех публикациях автора общим объемом 2 а.л.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, а также списков использованной литературы и сокращений источников.

Выводы об исконности противопоставления инклюзива и эксклюзива на наш взгляд убедительно верифицируются наличием двух четко дифференцированных основ. Исконное противопоставление инклюзива и эксклюзива во множественном числе личных местоимений, кроме того, «хорошо соотносится с гипотезой о былом активном строе нахско-дагестанских языков» [Климов, Алексеев 1980: 271]. нуж 'вы'. Родственно анд. бисси-л, ботл. бишти, год. бытте, кар. бишди, ахв. уш-ти, уш-ди, багв. бишти, чам. бити, тинд. бисса, бежт. миже, гунз. миже, цез. межи, гин. межи, хварш. мижо, лак. зу, дарг. xly-ша, таб. учву, арч. жеен, цах, шу, рут. ее, буд. вин, крыз. вин, уд. ва1н, хин. зур [ср. Трубецкой 1930: 79- Бокарев 1961: 66- Лексика 1971: 229- Гигинейшвили 1977: 114- Николаев, Старостин 1994: 1086].

2. Вопросительные местоимения щив (и, б) 'кто'. Наиболее представительный список соответствий аварской лексеме находим в [Лексика 1971: 230], гдн ряд, впервые предложенный Н. С. Трубецким [1930: 80] дополняется знакчительным материалом, хотя и не всегда приемлемым по фонетическим соображениям: ахвах. чуй, карат, гъемул, тинд. имала, чамал. им, багул. гьеми, ботл. энв, годоб. эву, эйи, эби, эбе, анд. 'емигъил, бежт. сук1о, цез. шеби (себи шеби), хварш. гьиба, гинух. лъу {се 'что'), гунз. сук1у, дарг. че, ча (се, си 'что'), лак. цу, арчин. квири, лезг. вуж, табас. гьудж // фужу, фудж, фуж, агул, фуш, фиш, рутул. выш, гьуш, цахур. гъишуна, гьащу-на, гьищу, гъащу, гьиджо (что?), хиналуг. кишу (крыз. шив? шийу?), удин. шуа. В связи с этим иные этимологические решения предложены С. Л. Николаевым и С. А. Старостиным [1994: 986]. лълъи- 'кто (косв. осн.)'. Н. С. Трубецкой сопоставлял [1930: 80] с цез. лъу-, анд. лълъе-, арч. лъа- (косв. осн.), агул., таб. фи 'что'. Несколько шире см. в [Лексика 1971: 230], где соответствия данной основы приведены в форме дательного падежа: ахвах. лълъол1а, карат. гъак1ова, тинд. лълъолъала, чамал. лълъелъа, багул. лълъо-гьо, годоб. лълъе-лъи, анд. лълъе-й-ъил, бежт. лъо-л, цез. лъа-р, хварш. лъу-л, гинух. лъу-з, гунз. сай, дарг. чис, ши-с, гъи-с, лак. щи-н, лезг. низ, нез, табас. ши-лис (з), агул, гъи-нас, ше-с, рутул. гъа-лыс, цахур. ша-вус, хиналуг. к’шу, удин. шу. По фонетическим причинам формы даргинского, лакского и лезгинских языков С. Л. Николаев и С. А. Старостин [1994: 1062] исключают из данного ряда и находят здесь другие соответствия. ссун- 'что (косв. осн.)'. Близкие основы фиксируются в ахвах. ссун-, бежт. су-к1о, гунз. су-к1у, дарг. се, лак. сса- (косв. осн). Сопоставлено еще [Трубецкой 1930: 80]- Николаев, Старостин 1994: 958]. ки— основа вопросительных слов кида 'когда', киг1ан 'сколько', кин 'как', кина-б 'какой'. Параллели этой основе находят С. Л. Николаев и С. А. Старостин [1994: 710], ср. арч. кви 'кто', дарг. чир. ка-ла 'где', лак. -ку- 'который'.

3. Возвратные местоимения жи- 'сам, себя'. Н. С. Трубецкой [1930: 80] объединял с арч. же-, инжа-, чеч. ш, шА, анд. жи-, лезг. жув, вуч, таб. учв, агул, уч, рут., цах. -ыдж, уд. ич и (под вопросом) лак. ц. С. Л. Николаев и С. А. Старостин [1994: 958] дополняют это сближение ахв. жи-, кар. же-, год. жи-, цез. жо, гин. зо, хварш. жи, бежт. жуъ, гунз. жу, крыз. идж. См. также Ги-гинейшвили 1977: 114- Алексеев 1985: 73−74.

4. Указательные местоимения гъе-б, гьа-б 'этот'. Первое сопоставление Н. С. Трубецкого [1930: 80] дополняют С. Л. Николаев и С. А. Старостин [1994: 958]: анд. гъе-, гъо-, ботл. гьо-, год. гьа-, кар. гъа-ди-, ахв. гъа-, тинд. а-, багв. а- (тж. основы с суфф. *-н), бежт. гъу-ги, гьо-го, цез. гъо-в-да, хварш. а-в-ду, гинух. гьа-го, гунз. г-г, о-гу, хин. гьа, гьаь, лезг. гьа, табас. гьа-тму, агул, гъа-ми, рутул. гье-ми, цахур. гъа-ман, арч. гьи-нц, уд. гьа-ке, гьа-ме, хин. гьа, гьаь. гъо-б 'этот'. Лексема находит соответствие в языках лезгинской группы, ср. таб. гъу-му, арч. гъу-ду, хин. гъи [Алексеев 1985: 80- Николаев, Старостин 1994: 958].

Как видим, основные прономинальные единицы аварского языка с большей или меньшей степенью надежности могут быть возведены к общевосточнокавказскому состоянию. $ 2. Лексические и морфологические единицы аварского языка, имеющие прономинальное происхождение.

Развитие прономинальной системы приводит к тому, что многие ее элементы начинают фигурировать в иных функциях. Результатом одного из подобных процессов в аварском языке является наличие вопросительной частицыш/-щ. Об этой частице Ш. И. Микаилов писал: «Во всех аварских диалектах для выражения прямого вопроса употребляется вопросительная частица, в состав которой входит сибилянт ш. По всей вероятности, он является геминированным, ибо в письме очень часто употребляют щ. Однако уверенности в этом у нас нет. Установить это очень важно, так как от этого зависит дальнейшее объяснение происхождения самой частицы. В частности можно допустить что предком ее является вопросительное местоимение щиб? „что?“» [1964: 167]. К этой гипотезе присоединяются и другие исследователи. В частности, М. Е. Алексеев пишет [1988: 63]: «Во всяком случае генезисш (> анц. -с) прозрачен: это усеченное вопросительное местоимение щи-КП „кто, что“ [см. Микаилов 1964: 167]. Так как соответствующая морфема представлена в большинстве диалектов, ее возникновение увязывается уже с древним общеаварским состоянием или более ранним периодом» .

Более того, основываясь на фактах аварского языка, М. М. Гаджиев высказал гипотезу о происхождении лезгинского вопросительного суффиксани, восходящего, по его мнению, к активному эргативному) падежу вопросительного местоимениея ни? «кто?». К этому же местоимению автор возводил и соединительный союз ни. Для подкрепления этой версии М. М. Гаджиев ссылается на параллели из аварского языка, где «также аффикс вопросительного наклонения „иш“ исторически восходит к вопросительному местоимению „щи-в || щи-б“ (кто, чтов, б — клас. показ.): — Дуца кеч1 ах! улищ! „ты песню поешь ли?“ и: Гьалъаба бихьулеб жо щиб? „там (вверху), видимая вещь что“ т. е. „что там видно?“» [Гаджиев 1954: 19].

В специальной статье Ш. И. Микаилова высказывается гипотеза о местоименном происхождении указательных частиц гьеле и гъале: «Как гьале, так и гьеле происходят, на наш взгляд, от сочетания указательных местоимений гьаб и гьеб с глаголом балагъизе „смотреть“ в форме повелительного наклонения (балагье „смотри“), т. е. *гьаб балагье >*гьабалагье > *гьалайе (ср. южнав. гъабеле // гъабиле? гьале и *гъеб балагье > *гьебалагье > *гьелайе > гьеле соответственно. Большое число звеньев в цепи *гьаб балагьеА>гьа-ле обусловлено очень частым употреблением этого сочетания в живой аварской речи и, таким образом, довольно громоздкое сочетание гьаб балагье неизбежно должно было стереться, отшлифоваться до максимально краткой формы типа гьале, которую и имеем теперь повсюду на территории распространения аварского языка» [Микаилов 1972: 18].

Г. Т. Бурчуладзе восстанавливает исконное местоимение *та на основе сопоставления лезг. а-ма, ат1а-ма, агул, (бурщ., худиг.) мн. ч. ма-р, гьа-ма-р 'эти', крыз. ла-маь-н, цах. ма-н 'этот' и др. (уд., таб., арч.], а также лак. му: 'этот'. Из данных аварского языка автор привлекает нахъа <- *ма-хъа 'сзади, позади' < 'позади этого'. В этот ряд включаются и грузинские параллели, что представляется нам более проблематичным.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Как показывает проведенный в диссертации формальный, семантический и функциональный анализ местоимений аварского языка, эта часть речи отличается от других лексико-грамматических категорий высокой степенью обобщенности и отсутствием постоянной предметной отнесенности. При наличии различных подходов к определению местоимения, которые отражаются в различной терминологии для обозначения этой лексико-грамматической группы, они не отражают ее сущность в целом, а лишь акцентируют внимания на одном из подраз-рядов местоимений, это означает, что основным критерием, используемым для выделения местоимений как самостоятельной части речи, является семантический. Этот же критерий дает возможность классификации местоименной лексики, предполагающий выделение таких разрядов как дейктические, анафорические и кванторные местоимения.

Семантические особенности местоимений, по-видимому, обусловили и некоторые морфологические свойства местоимений как в плане словоизменения, так и в плане словообразования. Так, личные местоимения характеризуются а) наличием суффикса-детерминантан в форме абсолютива, б) нестандартным образованием эргатива и генитива. Возвратные, вопросительные и определительные местоимения характеризуются нестандартностью и ущербностью числовой парадигмы. Кроме того, вопросительные местоимения супплетивно образуют косвенную основу. Что касается указательных местоимений, то они имеют специфический маркер субстантивации в косвенной основе, что сближает их с прилагательными.

К словообразовательным особенностям указательных и вопросительных местоимений можно отнести наличие специфических словообразовательных гнезд, включающих наречия места, образа действия, числительное и др.

Грамматическая роль местоимений в предложении сближает его в самых разных языках мира с именными частями речи, поскольку они употребительны в функциях, типичных для имени существительного: подлежащего, именной части составного именного сказуемого, прямого и косвенного дополнения, определения (в генитиве или абсолютиве), а также различных обстоятельств.

При общей семантической характеристике местоимения могут быть подразделены в соответствии со спецификой в значении и функциях на ряд подгрупп, или разрядов: личные, возвратные, взаимные, указательные, вопросительные, определительные, неопределенные, отрицательные, притяжательные и относительные. Не все эти разряды могут быть выделены в аварском языке, однако круг значений, присущих каждому из них, находит свое выражение и здесь.

Личные местоимения указывают на лица, участвующие или не участвующие в общении, по их отношению к говорящему лицу, противопоставляя формы инклюзива и эксклюзива 1 лица множественного числа. Использование личных местоимений в составе простого предложения во многом определяется его структурой. В побудительном предложении наличие местоимения часто оказывается избыточным. В то же время в повествовательных предложениях, в отличие от тех языков, где налицо личное согласование, в аварском использование полных форм местоимений не влечет за собой избыточности. Функции личных местоимений третьего лица выполняют субстантивированные формы указательных местоимений, что в целом характерно и для других дагестанских языков.

Анализ использования местоимений, наряду с другими средствами внутренней организации текста, дает следующую картину: а. Основный участник события вводится сочетанием нарицательного имени с именем собственным. б. Второстепенный участник события может быть введен нарицательным именем. в. При одновременной кореферентности двух участников события они кодируются разными способами (например, нарицательное имя и местоимение). г. В рамках одного эпизода основной участник события обычно кодируется местоимением. д. Смена эпизода сопровождается сменой кодировки основного участника — с помощью нарицательного или же собственного имени. е. Во второстепенном эпизоде возможна максимальная компрессия текста, когда основной (для эпизода) участник события получает нулевую форму выражения.

Возвратные местоимения обычно указывают на объект, тождественный субъекту того же предложения, то есть в предложении реальное значение возвратных местоимений обычно совпадает с реальным значением подлежащего. В функции возвратных используются также личные местоимения 1-го и 2-го лица с частицейго.

Ряд особенностей возвратных местоимений имеет непосредственное отношение к синтаксису, к структуре простого предложения. Трансформация рефлексивизации в аварском языке, как и в других дагестанских, обычно замещает на возвратное местоимение одну из тождественных лексем, если другая занимает в предложении позицию подлежащего. В аварском языке возвратно-притяжательное местоимение имеет нейтральный по отношению к аккузативности/эргативности характер, так как рефлексивизации может подвергаться притяжательное местоимение, не только тождественное субъекту, но и объекту. Решающую роль здесь играет, на наш взгляд, статус темы высказывания. Актантные возвратные местоимения, в отличие от притяжательных, более последовательно замещают лексемы, тождественные субъектному имени.

Иной контекст употребления возвратных местоимений представляют зависимые обороты различной структуры и семантики. Как показывают наши материалы, возвратные местоимения, как правило, выступают и в зависимых оборотах (будь то причастный, деепричастный, масдарный или инфинитивный оборот) для передачи референта, тождественного субъекту главного оборота. Функции аварских возвратных местоимений включают также выделение (= рус. сам).

Общим и основным в значении указательных местоимений является указание на предмет, близкий или отдаленный от говорящего во времени или пространстве.

Вопросительные местоимения содержат в себе вопрос о лице, предмете или признаке, не известном говорящему. В аварском языке с функциональной точки зрения представляется оправданным рассмотрение единой группы вопросительных слов, включая и вопросительные прилагательные, числительные и наречия.

Функции вопросительных местоимений в аварском языке не ограничиваются собственно вопросительными. Здесь, в частности, широко распространены примеры использования вопросительных местоимений в восклицательных предложениях и риторических вопросах.

Определительные местоимения служат средством уточнения того предмета, о котором идет речь, они придают ему значение выделения или обобщения. Неопределенные местоимения указывают на неопределенный предмет (лицо) или признак.

Отрицательные местоимения в аварском языке по существу отсутствуют, поскольку их функции здесь выполняют определительные местоимения, выступающие в отрицательном предложении.

В функции притяжательных местоимений в аварском языке употребляются формы родительного падежа личных и возвратных местоимений. Их особенностью является возможность образования от них адъективных форм {дир — дир-аб 'мой' и т. д.). Употребление подобных выше форм привлекает внимание с точки зрения сочетемости с различными семантическими группами определяемых существительных, в частности, с терминами родства, названиями частей тела и др.

Относительных местоимений в аварском не выделяют, а функции связи придаточной части сложного предложения с главной, как это формулируется в описательных грамматиках, выполняют причастные и иные отглагольные формы. В то же время здесь имеются примеры а) использования вопросительных местоимений и наречий в зависимых предложениях, выражающих уступительное значениеб) использования вопросительных местоимений и наречий в зависимых предложениях, соотносимых с одним из членов главного предложенияв) использования вопросительных местоимений и наречий в зависимых предложениях — косвенных вопросах и др.

В результате сравнительно-исторического анализа прономиналь-ной системы дагестанских языков были получены реконструированные системы местоимений прадагестанского и праавароандоцезского уровней.