Народная примета как текст и проблемы лингвистики фольклорного текста

Лингвистическая наука (как отечественная, так и зарубежная) последних двух-трех десятилетий демонстрирует повышенный интерес к тексту как объекту исследования. Ученые полагают, что комплексное изучение «целого текста» (термин И. К. Фигуровского) — естественный период в новейших лингвистических изысканиях, поскольку традиционное поуровневое изучение не может дать истинных выводов о природе и развитии текста (см.: Гиндин 1981; Гальперин 1981; Москальская 1981; Болотнова 1992; Николаева 2000 и др.).

Столь частое обращение к тексту как объекту лингвистического изучения объясняется ещё и тем, что современная наука стремится «объяснить язык как глобальное явление, как цельное средство коммуникации, стремится глубже изучить связи языка с различными сторонами человеческой деятельности, реализуемыми через текст» (Тураева 1986: 5).

Термин «текст» приобретает множество научных интерпретаций (и не только в лингвистике), отражая тот взгляд, тот научный принцип, которого придерживается в данный момент данный исследователь. Действительно, если признать, что «вся наша культура есть совокупность взаимовлияющих текстов» (Абрамов 1996: 114), то совершенно объяснимо столь многообразное толкование этого понятия в современной гуманитарной науке. «Специфика [текста] состоит в его сложности и многогранности, что обусловливает необходимость разноаспектного изучения текста в его отдельных гранях, сторонах. Следствием этого является тот факт, что, с одной стороны, текст выступает как объект, общий для различных отраслей филологии, а с другой стороны, каждая филологическая наука стремится к строгому вычленению своего предмета из общего объекта» (Купина 1977: 7).

Представители многих научных направлений и сфер активно работают с текстамиособенно часто этот термин используют сторонники семиотического направления, предлагающие весь окружающий мир рассматривать как некое единство разноуровневых текстов. Безусловно, существуют и противники столь широкого и всеохватного «вовлечения огромного количества текстов-знаков в круг рассмотрения семиотики» (см., напр.: Храпчен-ко 1985:6).

Следует констатировать как факт, что для современного состояния лин гвистики текста характерно широкое междисциплинарное сотрудничество многих смежных и, на первый взгляд, весьма далеких друг от друга наук (скажем, биологии и лингвистикифизики, лингвистики и психологии: см., напр. Тарасов 1983; Тройская 1995 и др.).

Активизация междисциплинарного сотрудничества в рамках лингвистики текста обусловлена, по словам Н. А. Слюсаревой, «спецификой единицы языкового общения, которой, при ближайшем рассмотрении оказалось не слово и не предложение, а текст, т. е. определенным образом организованная и структурированная совокупность предложений с единым коммуникативным заданием — выражение коммуникативной потребности человека» (Слю-сарева 1982: 4). К сожалению, лингвистика текста еще не имеет до конца оформленного, принятого за основу большинством ученых метода лингвистического анализа вербального текста (см.: ЛЭС 1990: 267).

Этапы становления лингвистики текста как относительно молодой ветви современной языковедческой науки, поиск ею своего метода, а также наиболее актуальные проблемы отечественной и зарубежной лингвистики текста будут рассмотрены в отдельном разделе первой теоретической главы.

Тема представленного к рассмотрению исследования связана с фольклорным текстом, вопрос о статусе которого, при всем множестве не решенных, но активно обсуждаемых проблем, в лингвистике текста практически не ставился до сих пор. Живое (в устном бытовании) фольклорное произведение не всегда может иметь признаки завершенности и полноты, свойственные «организованному», письменному тексту. Качества фольклорного текста (завершенность, распространенность, тематическое единство и проч.) напрямую зависят от мастерства исполнителя, от подготовленности слушателя, от состава исполнителей и слушателей и ряда других надлингвистических факторов, создающих совершен, но конкретную ситуацию его существования — социокультурный дискурс.

Вариативность различных, жанровtфольклора неодинаковаТак, паремии (пословицы, поговорки), загадки, особенно рифмованные, поэтически оформленные, имеют незначительные вариации, прежде всего лексические: Зачем тебе корова, была бы жена здороваНа что коровабыла бы жена здорова-:Начто тебе коровабыла бы жена здорова: По степениiвариативностиим могут быть противопоставлены, прозаические жанры, особенно несказочной прозы (предания, былички, легенды, устные рассказы и др.). Ониподвержены более значительным вариациям,, затрагивающим: практически все языковые уровни. Между «полюсами» наиболее устойчивых к вариациям фольклорных жанров и менее устойчивых могут быть расположены, другие жанры фольклора, в: разной степени варьирующиеся в живом, устномбытовании (былина, сказка, народная драма и др.).

Устность бытования * сближает фольклорный s текст с устноречевыми высказываниями, что является для ряда исследователей важнейшим показателемего «не-текстовости». Однако нередко отмечается, что наиболее оформленные традицией фольклорные памятники (например, былина, песня, сказка и др.) имеют множество признаков текста, кроме одного — они не являются фактом письменной формы языка (см.: Гальперин 1981).

Фольклорное произведение, безусловно, отражает живую народную языковую традицию, что неизбежно сближает его с речевыми неписьменными жанрами. Но в отличие от собственно устноречевых произведенийоно включает в себя художественно-обработанные народно-речевые формулы, т. е. вербальные единицы, имеющие, в ряду прочих, и эстетическую нагрузку.

Ряд ученых полагает, что в архаический период существования эти формулы не очень отличались от формул живой речи. Так, А. А. Потебня утверждал, что лишь значительно позже: «возникают различия между письменным? и устным языком, гораздо больше, чем те, которые до письменности были между относительно архаичной речью мерной песни, пословицы, заговора и немерным просторечием» (Потебня 1905: 234). «Высокий стиль фольклора обусловлен, — замечает и И. Л. Оссовецкий, — высокоразвитым устным языком старшей поры» (Оссовецкий 1952: 101).

Д. С. Лихачев (Лихачев 1998: 69), Е. Б. Артеменко и другие исследователи высказывают предположение «о возможности такого периода в > истории древнерусской! литературы, когда в < единойi жанрово-художественной системе объединялись (вследствие своей близости — Т.С.) жанры литературы и жанры фольклора» (Артеменко 1988: 5).

Близость фольклорного произведения, к памятникам письменно-литературным, ипрежде всего, в своейэстетической «нацеленности», в науке не вызывает сомнения. Этого не опровергают даже те ученые, которые категорически исключают всякое устное произведениеиз категории текста. «В художественном произведении? (в фольклорном, в том. числе) эстетико-познавательная функция» трансформирует все другие функции языка, преломляя их в желаемом направлении" (Гальперин 1981: 24).

Презумпциятекстуальности i любого"фольклорного произведения кроется в специфике устноречевого творчества-, в процессе которого тексты не порождаются, а преобразуются из протосмыслов, поскольку являются трансляторами этих самых протосмыслов. Поэтому вариативность и изменчивость текстовых образований в фольклоре — неизбежная и естественная суть устно-поэтического творчества.

Очевидно, что в применении к: фольклорному тексту следует находить новые, отличные от применяемых к письменным текстам, и теоретические и практические пути анализа. Учитывая специфику бытования и хранения текстов фольклора, учитывая технические вопросы фиксации живого устнопо-этического материала, необходимо четче и строже определить терминологическую (общетеоретическую) базу лингвистического анализа таких текстов.

Общим вопросам определения статуса фольклорного текста как специфического явления народной: вербальной культуры, а также «представлению» актуальных проблем теории лингвистики фольклорного текста будет посвящена отдельная часть первой главы диссертации. Основные категории фольклорного текста в сравнении с категориями письменного текста будут рассмотрены во второй главе работы.

Материалом исследования послужил один из малых жанров русского фольклора — народная примета. Выбор этих произведений в качестве материала для изучения фольклорного текста и его категорий обусловлен двумя основными причинами.

Первая причина заключена в том, что примета может иметь все три, отмеченных (по признаку вариативности) «текстовых статуса»: она может быть оформлена как народная паремия с минимальными возможностями к варьированию (с рифмой, четким ритмом, поэтическими элементами): На Евдокеи погожо — все лето пригожа (Сахаров, II, 34) — примета может иметь переходную текстовую форму (т. е. иметь признаки паремии, но с более свободным порядком слов и текстовым оформлением): У кого глаза горят — о том молва идет (Стрижев, 244) — наконец, примета может быть «вплетена» в устную речь и иметь весьма размытые границы. Лингвистическое описание возможных текстовых реализаций народной приметы поможет решению весьма актуального для фольклористики вопроса жанровой квалификации маргинальных текстовых форм в фольклорной традиции, каковыми, по сути, являются приметы.

С постановкой этого вопроса связана проблематика «фольклорности» элементов устной речевой культуры в целом и, как следствие, оправданность их лингвистического анализа как устойчивых и постоянных элементов фольклорной коммуникации. Для теории фольклора чрезвычайно важными оказываются жанровые и онтологические признаки того или иного устнопо-этического произведения. Обнаружение текстовых категорий (лингвистический аспект) в маргинальных фольклорных текстах даст возможность говорить о безусловной «текстовости» любого фольклорного текста. Лингвистический анализ строения, содержания, способов текстовой реализации приметы весьма актуален для дальнейшей разработки метода комплексного изучения языка любого фольклорного произведения.

Второй причиной обращения к примете как материалу исследования являетсято, что проблема её «текстового состояния», возможность определения формальных и содержательных признаков «текста фольклорной приметы», не являлась до сих пор предметом специального рассмотрения ученых-филологов.

Примета — достаточно древнее и одновременно активно бытующее в современном речевом общении вербальное образование. Глубокий мифологический подтекст множества современных приметных речений, устойчивые ассоциативные: механизмы «логических сцеплений» предметови явлений, отраженные в современных: приметах, — все эти i качества<- характеризуют ее (примету) как «живой», естественный показатель «повседневностифольклорного мышления» (Богданов 2002: 6).

Примета растворена: в повседневности, вспонтанной устноречевой коммуникации- - в этих условиях вызывает особый интерес вопрос о возможностях ее: текстовойа следовательно-, содержательнойи формальнойидентификации.

Отметим, что в случае с приметой как жанром = фольклора в науке нет определенной ясности. В ряде исследованийпосвященных русской обрядовой поэзии, о жанровой! сути приметы говорят зачастую как о неопределенной и в известном смысле не вычленяемой из речевого потока. «В науке пока ещё нет удовлетворительного определения приметы, — пишет, например, В. К. Харченко. — И даже в толковых: словарях: примета рассматривается как г синоним суеверия» (Харченко 1992: 78).

По нашим данным, попытки изучения приметы как явления народной культуры всё же предпринимались. Так, в 1984 г. Е. Г. Павлова в статье «Опыт классификации народных примет» дает определение и выводит первые классификационные разряды примет: «Приметой мы называем паремию с доминантной прогностической функцией- - пишет она. — Своим функциональным признаком — прогнозом — она отличается от всех других непрогностичных народных паремий» (Павлова 1984: 294).

О. Б. Христофорова определяет примету «как истолкование некой ситуации (реальной или увиденной во сне), которое используется носителями традиции для построения своего поведения» (Христофорова 2003: Фольклор и постфольклор) и вслед за Е. Г. Павловой выделяет основные структурно-типологические разряды приметных текстов.

В: К. Харченко дает также весьма полное и аргументированное определение приметы как жанра и феномена национальной культуры: «Народная примета — это проверенное многократными наблюдениями или традиционно принятое и передаваемое из поколения в поколение предсказание событий, выраженное в краткой, отточенной форме» (Харченко 1992: 78). Исследовательница видит в многообразии текстового оформления приметы некую «отточенную форму».

Фольклорность" приметы проистекает, как кажется, из основных свойств этого речевого произведения: активность и устойчивость бытования, наличие конкретных коммуникативных функций, среди которых не последнее место занимает эстетическая, презентация так называемого общественного знания, коллективного авторства, демонстрация традиционных мотивов, наличие более или менее однообразной формы, способной к варьированию и устойчивости одновременно. Наконец, важным свойством фольклорности приметы следует считать и её общекультурное происхождение и существование.

Многие записи примет представлены в работе впервые, так как извлечены автором из материалов полевых экспедиций, организованных в разные годы филологами — сотрудниками, студентами и аспирантами (Ленинградского) Санкт-Петербургского государственного университета. В тексте работы использованы собственные экспедиционные материалы автора под кодом СДК-29, собранные в селе Лампожня Мезенского района Архангельской области в 1986 г.

Впервые в качестве материала для исследования текстовых свойств фольклорного минижанра были привлечены сновидческие приметы.

Записи примет, представленные в работе, извлечены из различных письменных источников: это, прежде всего, авторитетные собрания? фольклорныхматериалов В. Даля (Даль 1880) — И. Сахарова (Сахаров- 1885), П. Шейна (Шейн 1898), Е. Бурцева (Бурцев 1901), Л. Ермолова (Ермолов 1911) и др.- публикации научных журналов — «Этнографическое обозрение» (Романов 1889), «Живая старина» (Якушкина 1999) и др. В качестве источников использовались и научные работы, посвященные интересующей нас проблематике (Беляков 1981; Некрылова 1991; Криничная 2001 и др.).

Общее: количество приметных текстов, привлеченных к исследованию, составляет 16 тысяч единиц:

Большая? часть быличек, легенд, сказок, заговоров и других жанров фольклора, необходимых для решения поставленных в работе г задач,. извлечена из целого ряда авторитетных научных изданий, сборников фольклорных произведений (см. список источников).

В качестве материала для исследования дои постжанрового состояния сновидческой приметы привлекались современные устные сновидческие, рассказы (характеристика материала — в части 6.1.).

Итак, к исследованию привлекались различного типа записи, поэтому необходимо сделать несколько исходных замечаний, касающихся их собственно текстовой и фольклорной «квалификации».

Во-первых, материал неоднороден по способу фиксации и способу «представления» текстов примет. Записи полевых экспедиций (СДК) — проводились вусловиях живого общения с информантами, часто при помощи аудиоаппаратуры. Такие фольклорные тексты более близки к понятию «живой текст», чем, например, записи примет ученого-биолога начала XX века А. С. Ермолова. Причем, как замечает сам собиратель народных изречений, ему помогали «добровольные корреспонденты», научная квалификация которых нам не известна.

Материалы В. Даля, И. Сахарова, Н. Иваницкого, Е. Якушкиной заслуживают большего «филологического» и «этнографического» доверия, поскольку в этих записях сохранены диалектные, областные, просторечные языковые элементы, свидетельствующие о «непосредственном» общении авторов собраний со своими информантами. Однако и эти записи следует квалифицировать как: «обработанные», поскольку определенную редакторскую правку получает каждое печатное издание;

Во-вторых, привлекаемый к исследованию материал неоднороден и по языковым характеристикам: Сохраненные в собраниях В. ДаляИ. Сахароваа также П. Шейна и нек. др. источниках языковые, прежде всего лексические, элементы говора, диалекта практически? отсутствуют в книгах Ю. Белякова, JI. Минько, А. Разумова, И. Заянчковского и др. Синтаксис многих приметных текстов, представленных в различного г рода: письменных источниках, также кажется? «додуманным», приведеннымк некоему литературному образцу. Определенная нейтрализация: народноречевого1 «колорита» таких: записей очевидна.

Любая запись всегда фиксирует текст на данном историческом отрезке времени, являясь отчасти фактом «смены идеологических и историко-культурных кодов, в которых закрепляютсяэтапы развития <. > сознания» (Путилов: 1975: 155), отчасти — показателем «творческого переосмысления исходных семантически многозначных элементов текста» (Чистов 1983: 145), отчасти — свидетельством профессионального филологического или нефилологического отношения к самому факту записи.

Подбор материала в нашей работе производился на основе базового положения о том, что научному анализу должны подвергаться лишь те фольклорные записи, которые дают представление о возможностях варьирования устного текста «в пределах того, что мы предлагаем называть зонами варьирования» (Чистов 1983: 145). Каждый из представленных источников — факт научного (нефилологического, в том числе) сбора фольклорного материала.

В большой степени замечание об известной условности («не совсем подлинности») зафиксированных на письме вариантов примет соотносится и с самим способом бытования этих маргинальных речевых образований, порой растворенных в живой речи. В повседневном общении примета часто аморфна, ее структура будто скрыта в потоке спонтанной речи, однако при необходимости заострить внимание на закономерности каких-либо причинно-следственных или временных взаимосвязей, она вычленяется из потока речи без известных затруднений, причем по традиционной для приметы текстовой схеме, соответствующей логике замеченных соотношений: Это весьма характерно для практики полевых экспедиционных записей.

Учитывая сказанное, обозначим нашу позицию в вопросе о правомерности отношения к различным записям примет как «полноправным» фольклорным текстам. Вариативность — естественный способ существования любого фольклорного произведения. К. В. Чистов на IX Международном съезде славистов высказался вполне определенно об основном качестве фольклорного текста: «Вариативность — форма функционирования фольклорного текста <.>, вне которой он никогда не существовал и существовать не мог <.>» (Чистов 1983: 145).

Редакторская или собирательская правка могут быть восприняты как сознательные вариации издательского свойства. Очевидно и то, что любое «вмешательство» в речевое, часто аморфное, произведение не может быть бесконечным. Литературная правка, как ни парадоксально, лишь более выпукло, несколько «образцово» подчеркивает идеальную модель конкретного речевого высказывания.

Важно заметить, что само существование (априори) определенной модели оформления приметного содержания, сама возможность «додумывания», доведения конкретного варианта записи до некого образца, приводят к выводу о том, что текстовая форма — это форма выражения конкретной рече-мыслительной операции, и если эта модель легко и безошибочно воспроизводится, несмотря на свою «текучесть» и некоторую «растворенность» в речи, она есть не что иное как единица системная, существующаяна уровне понятийном.

В таком случае для 1 нас равноважны и равнозначны любые фиксации исходноймодели: (полные, неполные, усеченные, адаптированные, развернутые- «додуманные») — они, в своем множестве, лишь подтверждают существование прототекста, исходной* содержательной модели, концепта текстаназванного в диссертации термином «текстема»;

Сущность и дефиниции? понятия! «текстема» рассматриваются? в отдельном разделе первой теоретической главы.

Жанровый статус: приметы, её место в системе традиционных поэтических форм русского фольклора — вопрос литературоведения и фольклористики. Назовем? лишь очевидные признаки фольклорности? приметыпод которыми мы понимаем: устойчивость бытования- (как формы, так и содержания), способность к внутреннему саморазвитию содержания^ способность к реализации — традиционных для > фольклора мотивовналичие традиционных художественных приемов и, наконец, вычленяемость инвариантной модели:

3ai критерий определения жанра приметы следует, видимо, брать признак функциональной заданности, коммуникативной нацеленности текста, а также наличие вычленяемой, устойчивой? логической структуры, эту коммуникативную нацеленность выражающей;

Новизна исследования: связана с: малоизученностью категорий! фольклорного • текста в — коммун и кативном аспекте. Специфика фольклорного? текста — устность бытования и художественно-композиционная оформлен-ность — требует, как кажется, особых замечаний теоретического порядкапоскольку вi общей теорииi лингвистики * текстам вопрос: об особом = статусе текстов традиционного фольклора практически не ставился.

Актуальность представленного к рассмотрению исследования определяется/ двумя моментами. Во-первых, назрела необходимость в изучении не только фиксированной? модели конкретного фольклорного текстано и способов,, «механизмов» его тексто-варьированияи тексто-изменения в устном бытовании — естественной среде его существования. Важно понять, почему на уровне традиции фольклорный текст как явление национальной’культуры сохраняется практически неизменным и в народном сознании остается узнаваемым в составе любого жанра;

Во-вторых, фольклорный5 текст как целое до сихпорне становился объектом пристального внимания теории лингвистики текста, и тем более, в> коммуникативно-когнитивномаспекте. Материалом! болыпеш части: немногочисленных исследований? по лингвистике фольклорного текста: являлась необрядовая поэзияпричемоснову этих исследований? составляло преимущественное изучение одного языкового уровня? (лексика или синтаксис, чаще всего).

Цель исследования! — учитывая специфику фольклорного материала, а также междисциплинарный характер современной лингвистики текста, дать комплексный лингвистический? анализ народной приметы * как объекта: исследования лингвистики фольклорного текста.

Задачи исследования:

1. На основе анализа современных научных работ по лингвистике текста, методов лингвистическогоисследования целого текста определить степень разработки теории фольклорного текста, выявить специфику фольклорного текста как объекта лингвистического изучения, рассмотреть его лингвистические категории.

2. Ввести термин, «текстема» как понятие, обозначающее «прото-текст», реализующийся или материализующийся черезконкретный вариант, в данный момент и в данное время зафиксированныйслушателем / собирателем / издателем (т. е. адресатом фольклорной коммуникации).

3. Привлекая материал множества зафиксированных на письме вариантов проявления одной текстемы, определить кратчайшийи суммарныйварианты текста, проследить способы распространения и? содержание распространения суммарного варианта. Сделать выводы о лингвистических стабилизаторах, сдерживающих варьирование текста до бесконечности.

4. Рассмотреть текстовые модели! (логическийуровень), в которых «останавливается» живое: фольклорное произведениеДать > содержательную и структурную классификации? приметы! как фольклорного произведения и текста.

5. Дать когнитивную характеристику приметы как традиционного текста, фиксирующего! особенности! познавательного" опыта! человека на различных этапахего развития;

6-. Проследить, способы и принципы" тексто-образования, тексто-изменения!штексто-варьированшнустойчивого, с точки зрения универсального содержания, традиционного текстарассмотреть «механизм» сворачивания и разворачивания фольклорного текстапри неизменности традиционного содержания.

7. Рассмотреть, особенности^ текстового оформлениясновидческих примет как разновидности народных примет.

8. На основеспонтанных устноречевых текстов! (рассказов! о снах) проследить возможность / невозможность сворачивания и разворачивания текста до уровня сновидческой приметы.

Объект исследования! — языктекстов! фольклорныхпроизведений: приметысонника! (сновидческих примет), устных сновидческих рассказов (развернутых сновидческих. примет) — Многие текстыне имеют строгих структурно-синтаксических свойств. Именно эта видимая «текучесть», речевая вариативность приметы, устного рассказа, с одной стороны, и достаточно устойчивый" набор (на уровне логических структур) моделейих оформляющих, — сдругой, позволят определить особый статус ш специфические категориифольклорного s текста, поскольку потребуют многоаспектного • взгляда на проблему «текстуальности» устного народнопоэтического произведения в целом.

Предмет исследования — примета как фольклорный текст с характерными лингвистическими свойствами, признаками! и категориями. Выделенные в. результате лингвистического^ анализа наиболее устойчивые модели реализацииi приметного содержания? (структурно-синтаксический, логический уровни) имеют весьма-интересную плоскость рассмотрения — как этнокультурные1 явления, являющиесяпо теории? когнитивных исследований, «продуктом структур человеческого познания» (Кибрик- 1994: 126).

Когнитивные? наблюдениянад формой! различныхжанров? фольклора' позволяют думать об особых видах фиксации? мышлением окружающего мира: Если под конкретным вариантомфольклорного произведения видеть скрытый"текст (первообраз текста), то понятно, что и в устной традиции и в письменном творчестве средневековья «текст отражал мировосприятие и мировоззрениеон I создавал конструктивные образцы мысли * ичувства» (Кол е-сов 1989: 9).

Методы?исследования!продиктованы поставленными-задачами:и спецификойизучаемого материала:. Во-первых, для выявления-объемапонятия- «фольклорный текст», а также установления основных категорий фольклорного текстанеобходимым окажетсянаучное обобщение (реферирование) теоретическихработ по исследуемойпроблематике (лингвистикатекста — лингвистика: фольклорного текста): Во-вторых, по причине малоизученности приметы как объекта лингвистического рассмотрения,. в работе будет применен описательныйметод. В-третьих, для выяснениятекстовых признаков приметы необходим структурно-типологический метод анализа имеющихся в нашемраспоряжениид записей примет. В-четвертых, метод когнитивного анализа? текстовых реализаций приметного содержания позволит выявить ментальные основыl «фольклорной логики». В-пятых, вработе будет предпринята попытка текстемного анализа имеющегося в нашем распоряжении материала. Совокупность предполагаемых методов исследования может дать основу для выработкиспецифическойметодологии лингвистического анализа фольклорного текста.

Основные положения, выносимые на обсуждение:

1. Лингвистический анализ фольклорного текста должен учитывать естественную в фольклорном сознании и коммуникации изоморфность слова, действия и предмета. Поэтому важными оказываются онтологические и генетические признаки конкретного фольклорного произведения. Необходимо иметь в виду и то, что язык фольклорного произведения не может быть рассмотрен изолированно, в отрыве от культурной и прагматической ситуации своего существования, поэтому при его изучении необходимы междисциплинарные усилия.

2. Фольклор — специфическое «языковое знание» (термин И. А. Боду-эна де Куртенэ). Эта специфика кроется в особом пралогическом (с точки зрениясовременной логики) взгляде на окружающую действительность: попытка словесно упорядочить мир — основа всей языковой деятельности в фольклоре. Если традиция — повторение языкового знания, то фольклорное произведение безусловно служит идее повторяемости, спиралевидного бытия, которая более доступна массовому сознанию в условиях жесткой борьбы за выживание.

3. Примета — попытка познания мира во взаимосвязях. Опорой этих связей выступает «метка», знак, чаще всего — предмет в своей двоякой сущности — собственно материальной и символической, поэтому слово в тексте заменяет действие, текст — ситуацию в целом. Примета фиксирует объективные (погодные, например) и необъективные (мифологические, например) соотношения, однако логика их вербального осмысления, текстового структурирования в обоих случаях одинакова, что свидетельствует об их тождестве в общей парадигме познания.

4. Фольклорный текст имеет два статуса: «устный текст» (живой, незафиксированный) и «письменный текст» или «текст записи» (статичный вариант, перекодированный, фиксированный). Для лингвистики фольклорного текста оба статуса — равноважны: устный текст демонстрирует устойчивость традиционных форм отражения действительности, записи — способность этих содержательных форм быть остановленными, изученными в статике, то есть, говоря языком лингвистики текста, — быть объектами лингвистического изучения, быть т е к с т, а м и. В этом смысле каждая запись, каждая фиксация должна восприниматься как неокончательный вариант, как одна из возможных реализаций некоего прототекста, существующего в культурном знании народа.

5. Сравнительный анализ вариантов одного прототекста выявляет его устойчивые (инвариантные) и изменчивые зоны. Лингвистический анализ этих зон демонстрирует неодинаковое (с точки зрения языковых уровней) варьирование языковых элементов. Наиболее устойчивым к варьированию оказывается собственно текстовый уровень. Многочисленные речевые варианты как бы произрастают из этого — прототекста, своеобразного эмбриона ряда текстов-вариантов. Это системная, понятийная текстовая единицаона может быть названа текстемой.

6. Определенная коммуникативная функция в многочисленных речевых повторениях порождает модель фольклорного произведения (форма тек-стемы). Лексическое наполнение модели в живом речевом существовании подвержено весьма активному варьированию, синтаксическое — более стабильно. Распространение модели зависит от многих причин. Но распространение неизбежно — в этом главная особенность вариативных текстов. Под распространением следует понимать и сворачивание и разворачивание первичного текста, поскольку сворачивание, как правило, предполагает «сгущение мысли» (термин А. А. Потебни), а «разворачивание» — расширение информативного поля текста.

7. Лингвистическому анализу подвергается лишь запись (т. е. конкретный, фиксированный вариант текстемы). Однако при наличии множества вариантов одного текста (= текстемы) возможен и анализ инвариантной модели, понимаемой нами как слепок когнитивных структур мышления, фиксирующей способы вербального познания мира.

Теоретическая значимость работы видится в поиске метода лингвистического анализа специфического языкового и культурного явления — фольклорного текста. Выводы об исконной познавательной функции формы и содержания фольклорного текста могут лечь в основу новых исследований о природе и характере фольклорного текста. Результаты исследования могут стать частью масштабного изучения глубинных механизмов фольклорного мышления, архаичного и современного одновременно. Лингвистика фольклорного текста как отрасль традиционной лингвистики текста может дать ответы на многие вопросы, касающиеся вербальной характеристики «общественного бессознательного» (К.- F. Юнг), «мифологии повседневности» (К. А. Богданов).

Практическая значимость заключается в том, что материал диссертационного исследования может стать основой спецкурса «Лингвистика фольклорного текста», имеющего важное значение для студентов и аспирантов, интересующихся проблемами лингвофольклористики. Выводы лингвистического порядка могут существенно дополнить учебный курс «Устное народное творчество», традиционно ориентированного на факты и теоретическую базу литературоведения.

Структура работы: диссертация состоит из введения, шести глав, заключения, списка источников и литературы, а также трех приложений.

6. 4. Выводы.

1. Устный сновидческий рассказ: можно? рассматривать как особое текстовое состояние сновидческой i приметы. С одной стороны, сно-видческая: примета может быть содержательным «стимулом» для создания: развернутого текста снорассказа. Такойустныйрассказ реализует постжанровое состояние текста приметы. С другойстороны, сновидче-ская примета может быть. итогом, содержательнымвыводом=сюжетногорассказа-повествования < о f сне. В i этом"случаеустный рассказквалифицируется как дожанровое состояние текста сноприметы.

2. Рассмотренные способысвертыванияи- развертывания? текста приметы: вразличных его * состояниях дают основаниеговорить о том, что «механизм» и логика этих процессов и в случае с фольклорными текстами, и в современных устных сновидческих рассказах, в принципе, идентичны.

3. Модели самихрассказов, в"которыепомещается реальность сна, рождаются"в потоке речи спонтанноэто, строго говоря, типизированные речевые конструкциисоздающие устный текст рассказа о сне.

4. Любой такой рассказ есть неизбежная интерпретация сновидения, и, чаще всего, интерпретация творческая, поскольку связана с неизбежной переработкой увиденного, неизбежным, по мере рассказывания, осознанием происходивших: во сне событий. Интерпретация выражается з прежде1 всего желанием логично и в соответствиис реальностью отобразить увиденное во сне.

5. Лингвистические средства интерпретационного характера являются специфическими «знаками», маркирующими именно этот тип устного рассказа (лексические и синтаксические, прежде всего): присутствие частых вставных конструкций с семантикой сравнения реальности сна и яви («как будто .») или со значением узнавания («вроде это было в нашем доме») — использованием «персонажной» лексики, характерной только для снорассказов (например, названия умерших покойников, выступающих в роли активных субъектов действия) и нек. др.

6. В любом рассказе о сне (и развернутом и кратком) можно выделить несколько структурно-семантических пластов, способных стать «поставщиками» знаковых символов сна, имеющих прогнозирующее значение.

7. Смысловое членение текста снорассказа не подчиняется ни синтаксической, ни логической стратификации текста. Основным показателем границ смыслового отрезка является наличие в нем информации либо о субъекте повествования ([s]), либо о сновидческом знаке ([р1]), либо о его пророчестве ([р2]).

8. Примета вычленяется по заданным лексико-грамматическим моделям, являясь своеобразным текстом-кодом, текстом-знаком, сохраняющим основные семантические и общекультурные соотношения (обусловленность) между знаком сна и реальным событием.

9. Любой носитель культуры имеет возможность создавать и разрушать тексты снорассказов, будучи не в состоянии ничего изменить той ее части, которую следует называть «коллективной традицией», «культурным знанием» народа.