Ибн Рушд. 
Рассуждение, выносящее решение относительно связи между религией и философией[1]

ИБН РУШД Абуль Валид Мухаммад ибн Ахмад, более известный под латинизированным именем АВЕРРОЕС (1126−1198) — испано-арабский философ и врач. Родился в Кордове (Испания) в знатной семье. Будучи исключительно талантливым и разносторонним человеком, Ибн Рушд занимал несколько важных постов. Подобно отцу и деду, он служил кадием (судьей) в Кордове, а затем в Севилье; благодаря глубоким познаниям в медицине Ибн Рушд был назначен придворным врачом. На протяжении почти всей жизни Ибн Рушд пользовался преимуществами своего положения и дружбы с халифами, которые ему благоволили, поддерживая развитие образования и научных исследований. В этих благоприятных условиях он написал труды по естествознанию и философии. Его сочинение «Опровержение опровержения» («Тахафут ат-тахафут») было написано в защиту греческой философской традиции против нападок ортодоксального мыслителя аль-Газали. Пытаясь выяснить истинный смысл философии Аристотеля, Ибн Рушд написал обширные комментарии к большей части аристотелевских произведений, которые принесли ему славу и сделали влиятельной фигурой среди еврейских и христианских философов. В поздний период жизни мыслитель стал жертвой религиозных гонений на науку и философию, был сослан и заключен в тюрьму, но незадолго до смерти восстановлен в правах. Однако преследования на религиозной почве положили конец его влиянию на мусульманскую мысль. Умер Ибн Рушд в Марракеше (Марокко) в 1198 г. К концу XII в. большинство произведений Ибн Рушда было переведено на латинский язык. Комментарии к трудам Аристотеля получили общее признание; его даже прозвал и Комментатором. Тем не менее трактовка Ибн Рушдом отношения философии и религии, послужившая причиной его расхождений с традиционной мусульманской мыслью, вызвала один из самых известных споров в христианской философии XIII в. Философская истина, на его взгляд, содержится в трудах Аристотеля; религиозная истина есть истина, приспособленная к пониманию обычного человека. Данное понимание философии и религии было воспринято некоторыми христианскими последователями Ибн Рушда, которые истолковали его таким образом, что существует два рода истин — философская и религиозная, — которые могут противоречить друг другу и тем не менее оставаться истинами (теория двойственной истины). Приняв теорию двойственной истины, последователи Ибн Рушда без труда согласились с его толкованием идей Аристотеля, даже с теми из них, которые находились в разительном противоречии с христианским учением. Хотя идеи Ибн Рушда отвергались и даже были официально осуждены в 1277 г., его последователи хранили как теорию двойственной истины, так и его интерпретацию Аристотеля. На всем протяжении позднего Средневековья и в эпоху Возрождения его труды служили источником вдохновения для тех, кто считал необходимым разделение философии и науки, с одной стороны, и теологии — с другой. Этот взгляд имел важные отзвуки даже в сфере политической мысли, поскольку именно аверроисты в XIV в. приводили доказательства в пользу отделения церкви от государства. Кроме комментариев, значительная часть которых уцелела, в латинском и арабском вариантах сохранились труды Ибн Рушда по грамматике, астрономии, медицине и праву.

Цель настоящего рассуждения — рассмотреть с точки зрения религии, является ли изучение философии и логических наук чем-то разрешенным религией, чем-то предосудительным или чем-то предписанным ею либо как нечто похвальное, либо как нечто обязательное (Цель трактата формулируется в терминах мусульманского права (фикха) в соответствии со шкалой оценки человеческих действий с точки зрения их допустимости или недопустимости, образуемой «пятью степенями» (ал-ахкам ал-хамса): обязательные (ваджиб), рекомендуемые и одобряемые (мандуб), общедозволенные и нейтральные, не влекущие за собой награду или наказание (мубах), порицаемые (макрух) и запретные (махзур)).

Если дело философии, говорим мы, заключается единственно лишь в исследовании и рассмотрении сущего в той мере, в какой оно содержит в себе указания на творца, т. е. в той мере, в какой оно выступает как [совокупность] творений (а творения указывают на творца лишь постольку, поскольку познается способ их сотворения, и, чем полнее будет знание о способе их сотворения, тем полнее будет знание о творце), и если религия побуждает к рассмотрению сущего и настаивает на этом, то ясно, что обозначаемое этим именем с точки зрения религии либо обязательно, либо похвально.

Что касается того, что религия призывает к рассмотрению сущего посредством разума и требует его познания разумом, то об этом свидетельствует не один стих книги Аллаха, благословенного и всевышнего, вроде сказанного им: «Назидайтесь, обладающие зрением!» (LIX, 2). Здесь предписывается необходимость рационального или одновременно рационального и религиозного рассмотрения… Итак, религия побуждает к познанию всевышнего Аллаха и его творений посредством доказательства. Но возжелавшим познать Аллаха, благословенного и всевышнего, и его творения посредством доказательства предпочтительнее или даже необходимо узнать сначала, каких видов бывает доказательство, каковы условия его [обоснованности] и чем отличается аподейктическое рассуждение (Аподейктический силлогизм (ал-кийас ал-бурхани) — силлогизм, опирающийся на посылки, принятие которых обязательно (таких, как аксиомы, данные чувственного восприятия, данные опыта). Анодейктические силлогизмы — исключительное достояние философов (ал-фаласифа)) от рассуждения диалектического (Диалектический силлогизм (ал-кийас ал-джадали) — силлогизм, составленный из вероятностных, «общепринятых» посылок (ал-машхурат). Такие силлогизмы характерны для теологии (илм ал-калам)), риторического (Риторический силлогизм (ал-кийас ал-хитаби) — силлогизм, составленный из мнений (ал-мазнунат). Риторические рассуждения свойственны речам, обращаемым к «широкой публике», «массе». Мусульманские философы — предшественники Ибн Рушда, кроме того, говорили о поэтических рассуждениях, основанных на образных высказываниях. Те и другие рассуждения типичны для религии) и софистического…

Мы утверждаем со всей решительностью: всякий раз, когда выводы доказательства приходят в противоречие с буквальным смыслом вероучения, этот буквальный смысл допускает аллегорическое толкование по правилам толкования, [принятым] в арабском языке. По поводу этого положения не возникает сомнений ни у одного мусульманина, колебаний — ни у одного верующего. Так насколько же более велика его достоверность в глазах тех, кто [сам] разрабатывает эту мысль и проверяет ее, ставя своей целью соединение того, что постигается разумом, с тем, что передается [религиозной традицией ]!

Более того, говорим мы, всякий раз, когда-то, что провозглашается в священных текстах, по своему буквальному смыслу противоречит тому, к чему ведет доказательство, если подвергнуть священные тексты тщательному изучению, пролистать все прочие его части, в его высказываниях можно [всегда] найти такие, что и по своему буквальному смыслу подтверждают или почти подтверждают аллегорическое толкование. В этом отношении мусульмане единогласно утверждают о необязательности как буквального понимания всех высказываний священных текстов, так и переосмысления их всех посредством аллегорического толкования буквального смысла. Разногласие среди них возникает лишь по поводу того, какие из этих высказываний допускают аллегорическое толкование, а какие — нет. Ашариты (Аша;

ригы — представители одной из основных школ спекулятивной теологии ислама (илм ал-калам), эпонимом которой стал Абу-ль-Хасан Али б. Исмаил ал-Ашари (873−935). Умеренный рационализм ашаритов противостоял догматизму ханбалитов.), например, подвергают аллегорическому толкованию стихи [Корана, где говорится] об «обращении» Аллаха (II, 27; VII, 52; XVI, 10), и хадис, [в котором рассказывается] о «нисхождении» [его] («Господь наш нисходит каждую ночь к небу дольного мира…») между тем как ханбалиты (Ханбалиты — последователи Ахмада 6. Ханбаля {780−855), мусульманского теолога, отрицавшего возможность рационалистического толкования догматов религии.) понимают эти [тексты] в их буквальном смысле.

Причина, по которой священные тексты оказались содержащими в себе буквальный и внутренний смысл, заключается в различиях между природными способностями людей, их врожденными предрасположениями к составлению суждения. Причина же, по которой в [Коране] содержатся высказывания, противоречащие друг другу по своему буквальному смыслу, заключается в том, чтобы побудить людей, твердых в знаниях, к примиряющему их толкованию. Именно на эту мысль указывается в словах всевышнего: «Он гот, кто ниспослал тебе писание; в нем есть стихи, расположенные в порядке…» — и так далее до его слов «и твердых в знаниях» (III, 5)…

Вместе с тем мы полагаем, что Абу-Хамид допустил в отношении философов-перипатетиков ошибку, приписав им высказывания, согласно которым Аллаху, святому и всевышнему, вовсе не ведомы единичные предметы. В действительности же они утверждали, что всевышний знает единичные предметы, но это знание не однородно с нашим знанием о них, поскольку наше знание обусловлено познаваемым, возникая и изменяясь вместе с возникновением и изменением последнего, в то время как со знанием Бесславного Аллаха о сущем дело обстоит противоположным образом: его знание обусловливает познаваемое, т. е. сущее. Поэтому, кто уподобляет эти два [вида] знания, тот отождествляет сущности и свойства противоположностей и тем самым [проявляет] высшую степень невежества. Если «знанием» именуются и возникшее во времени знание, и знание вечное, то здесь просто употребляется омоним. К противоположным вещам подобным образом относят многие имена, например «джаляль» — к великому и малому, «сарим» — к свету и мраку. Здесь нет определения, которое охватывало бы сразу оба [вида] знания в противоположность тому, что воображают себе современные нам мутакаллимы. Этому вопросу мы посвятили особое рассуждение, к [написанию] которого побудил нас один из наших друзей. (Речь идет о «Дополнении» к настоящему трактату, которое ИбнРушд посвятил, по-видимому, халифу Абу Якубу.).

Вообразимо ли, чтобы перипатетики говорили, будто всеславный Аллах не объемлет вечным знанием единичные предметы, если они утверждают, что правдивые сновидения заключают в себе предсказания о единичных [событиях], которые должны произойти в будущем, и что это предваряющее знание возникает у человека во сне благодаря извечному знанию, упорядочивающему Вселенную и управляющему ею. Причем, по их мнению, Аллаху ведомы иначе, чем нам, нс только единичные предметы, но и универсалии, ибо известные нам универсалии также обусловлены природой сущего, между тем как с его знанием дело обстоит противоположным образом. Вывод, к которому ведет доказательство, заключается в том, что это знание очищено от атрибутов универсальности и единичности. Так что по этому [вопросу], т. е. о том, считать их или нет неверующими, спорить бессмысленно. Что же до вопроса о том, вечен мир или он имеет начало во времени, то, с моей точки зрения, расхождение между мутакаллимамиашаритами и древними философами едва ли нс сводится к расхождению в употреблении имен. Это особенно касается древних [мыслителей], так как они были согласны между собой относительно наличия трех видов сущего, из которых два составляют крайности и одно — нечто промежуточное между ними. Они были согласны между собой и относительно наименования этих крайностей. Но их мнения разошлись относительно промежуточного [вида].

Одну из этих крайностей составляет такое сущее, которое возникло благодаря чему-то другому и из чего-то, именно благодаря некоей действующей причине и из некоей материи. Этому сущему, т. е. его существованию, предшествовало время. Так обстоит дело с телами, образование которых воспринимается чувством: образование, например, воды, воздуха, земли, животных, растений и тому подобного. Все — и древние [мыслители] и ашариты — согласны между собой, называя этот вид сущего возникшим.

Противоположную этой крайность составляет такое сущее, которое не возникало благодаря чему-то и не образовано из чего-то. Этому сущему не предшествует время. Все представители той и другой группы согласны между собой и в данном случае называя это сущее извечным. Такое сущее постигается благодаря доказательству. Это Аллах, всеславный и всевышний, который есть действующая [причина] Вселенной, причина ее бытия, тот, кто сохраняет ее (славен он и велико его могущество!).

Что же касается того вида сущего, которое занимает промежуточное положение между этими двумя крайностями, то это то, которое не возникло из чего-то и которому не предшествовало время, но которое есть сущее благодаря чему-то, а именно благодаря некоему действователю. Это мир в целом. Все согласны с наличием в мире этих трех качеств. Мутакаллимы допускают, что этому виду сущего время не предшествует, или вынуждены делать это, поскольку время с их точки зрения, есть нечто находящееся в сочетании с движением и телами. Они согласны с древними [мыслителями] также относительно того, что будущее время, равно как и будущее существование, бесконечно. Расходятся же они [с ними] лишь относительно прошлого времени и прошлого существования. Мутакаллимы считают, что прошлое время имеет предел (таково же учение Платона и его последователей), между тем как Аристотель и его школа утверждают, что оно, так же как и будущее время, бесконечно.

Этот последний [вид] сущего, ясное дело, имеет сходство как с действительно возникшим существованием, так и с существованием извечным. Те, в чьих глазах сходство его с извечным возобладало над сходством с возникшим, назвали его извечным, а те, в чьих глазах его сходство с возникшим возобладало над сходством с извечным, назвали его возникшим. На самом же деле оно не есть ни действительно возникшее, ни действительно извечное, ибо действительно возникшее с необходимостью подвержено уничтожению, а действительно извечное беспричинно. Некоторые — Платон и его последователи — назвали его «возникшим совечным [времени]», поскольку время, с их точки зрения, ограничено в прошлом.

Итак, учения о мире не настолько далеки друг от друга, чтобы одни из них объявлять неверием, а другие — нет. Подобные взгляды для этого должны быть предельно далеки друг от друга, т. е. составлять противоположности, подобно тому как это полагают мутакаллимы в отношении данного вопроса, утверждая, будто «вечность» и «возникновение» применительно к миру в целом составляют противоположности, хотя и из сказанного нами явствует, что дело обстоит иначе…

Поэтому мы полагаем, что со стороны любого, кто обязан верить в буквальный смысл [священных текстов], было бы неверием давать им аллегорическое толкование, поскольку таковое вело бы его к неверию. Тот же, кому положено давать [им] аллегорическое толкование, разглашая его перед ним, тем самым подстрекает его к неверию, а подстрекающий к неверию — сам неверующий. Поэтому необходимо, чтобы толкования излагались только в аподейктических книгах, так как в этом случае они будут доступны лишь аподейктикам. Если же их излагают в неаподейктических книгах, используя в них поэтические, риторические и диалектические способы [рассуждения], как это делает Абу-Хамид, то грешат и против религии, и против философии даже тогда, когда при этом имеют лишь благие намерения, ибо, стремясь предумножить таким путем число ученых, тем самым, не преумножая числа ученых, преумножают порок. Из-за этого-то одни принялись поносить философию, другие — религию, а третьи — примирять одну и другую…

Вообще же все, что допускает в этих [высказываниях] аллегорическое толкование, постижимо лишь с помощью доказательства. Обязанность избранных — давать им такое толкование, а обязанность публики — понимать их буквально в обоих отношениях, т. е. с точки зрения понятия и суждения, поскольку по природе своей она на большее неспособна… Что же касается публики, которая не способна на что-то большее, чем риторические высказывания, то ее обязанность состоит в принимании [священных текстов] в их буквальном смысле и ей вовсе не следует знать таких толкований.

Итак, с точки зрения [разумения] священных текстов люди [делятся] на три разряда. К одному разряду относятся те, кто вовсе не способен к толкованию [священных текстов]; это риторики, составляющие широкую публику, ибо нет ни одного здравомыслящего человека, который был бы лишен [способности к] риторическому суждению. К другому разряду относятся те, кто способен к диалектическому толкованию; это диалектики только по природе или по природе и по навыку. К третьему разряду относятся те, кто способен к аподейктическому толкованию; это аподейктики по природе и по науке, т. е. по философской науке. Последний вид толкования не подлежит разглашению перед диалектиками, а тем более перед публикой. Разглашение какого-нибудь из подобных толкований перед человеком, не способным к их [уразумению], — эго особенно касается аподейктических толкований, так как они наиболее далеки от доступных всем знаний, — ввергает в неверие и того, перед кем оно разглашается, и того, кто его разглашает. Ибо последний ставит своей целью доказательство несостоятельности буквального смысла [священных текстов] и истинности своего толкования [их], но если он опровергнет буквальный смысл в присутствии человека, который окажется способным [уразуметь лишь] буквальный смысл и в глазах которого толкование останется недоказанным, то это приведет к неверию, если дело будет касаться основоположений религии. Толкования, стало быть, не подлежат ни разглашению перед публикой, ни доказательству в риторических или диалектических книгах…

Я имею в виду то, что философия — это спутница и молочная сестра религии, и поэтому обида, исходящая от тех, кто утверждает о своей причастности к ней, самая горькая, не говоря уже о вспыхивающей между ними вражде, ненависти и распре, в то время как они спутники по природе, друзья по сущности и врожденному предрасположению. Ее обижали также многие невежественные друзья из числа тех, кто утверждает о своей причастности к ней, а именно имеющиеся в ней секты. Но Аллах ведет всех по верной стезе и поспешествует всем в любви к нему, и соединяет сердца их в богобоязни, и устраняет от них ненависть и злобу милостью своей и милосердием. Аллах уже устранил многое из этого зла, невежества и ложного образа действий посредством этой победоносной власти (Речь идет об Алмохадах), проложил тем самым дорогу многим из благ, особенно для того разряда людей, которые следуют по пути исследования и желают познать истину. И сделал он это, призвав людей придерживаться среднего пути богопознания, возвышающегося над низким уровнем тех, кто следует авторитетам, но расположенного ниже смуты мутакаллимов, и указав избранным на необходимость совершенного исследования основоположений религии.

• [1] Перевод с арабского языка осуществлен А. В. Сагадеевым. Впервые опубликован в работе: Сагадеев А. В. Ибн Рушд (Аверроэс). М.: Мысль, 1973.