Сон и сновидение

Состояние сна и сопровождающие его сновидения представляют так много своеобразных особенностей по сравнению с нашей душевной жизнью в бодрствонном состоянии, что необходимо остановиться на них несколько подробнее. Уже с физиологической стороны мы имеем здесь целый ряд характерных отличий: полная или почти полная неподвижность во время сна, общее понижение жизненных процессов, сказывающееся в замедлении дыхания и кровообращения, уменьшении притока крови к мозгу (как это установлено позднейшими исследованиями), наконец, уменьшении общего обмена веществ, — все это указывает на то, что во сне процессы окисления и распада в организме значительно понижаются и начинают, наоборот, преобладать процессы восстановления. Благодаря этому и происходит то обстоятельство, что продолжительный и глубокий сон освежает человека, восстанавливает его силы и повышает его жизнедеятельность.*.

В связи с этими физиологическими особенностями сна стоят и его психические особенности. Эти последние со времен глубочайшей древности привлекали к себе внимание человечества, и для объяснения строились самые разнообразные теории. И в настоящее время психологи то и дело продолжают возвращаться к этой непонятной и загадочной области. Достаточно указать хотя бы на недавние работы Фрейда и его последователей, привлекшие к себе всеобщее внимание и широко пользующиеся для объяснения сновидений теорией бессознательного.

Одно время в связи с теорией Ломброзо пытались объяснить сновидения атавизмом, видя в них своеобразное воскрешение психики первобытного человека. И действительно, есть известные черты, сближающие между собой оба названные состояния. В сновидениях человек, подобно дикарю или ребенку, мыслит преимущественно конкретными образами; самые отвлеченные идеи представляются ему в этом состоянии обыкновенно в виде образов. В то же время сны большею частью отличаются нелогичностью и бессвязностью. Во сне наше мышление принимает зачастую крайне поверхностный характер. Опыт наш как бы суживается, мы становимся легковерными, критическая способность ослабевает, и мы без всякого удивления созерцаем такие вещи, которым ни за что бы не поверили в бодрственном состоянии; всякие чудеса во сне осуществляются совершенно свободно, принимаясь нами как нечто само собою разумеющееся. Наконец, различного рода инстинкты и чувственные влечения во сне пробуждаются нередко с гораздо большей силой, чем в бодрственном состоянии. Во сне человек делается иногда крайне кровожадным: случается, что совершенно мирный, чуждающийся всякого насилия человек, проснувшись, с удивлением вспоминает, как он во сне за одно только оскорбительное слово выстрелил в своего противника из револьвера, отрубил ему голову мечом и без всякого сожаления наступил ногою на бездыханный труп. Чувственные влечения (например, половые) также пробуждаются нередко во сне с очень значительной силой.

Все эти обстоятельства как бы действительно указывают на то, что во сне в человеке пробуждается дикарь, с его несдержанными инстинктами, с его первобытным мышлением, бедностью опыта и отсутствием критического отношения к окружающей действительности. Тем не менее теория эта все-таки имеет против себя слишком существенные возражения для того, чтобы быть принятой. Нарушение мыслительной деятельности во сне носит зачастую слишком резкий, иногда карикатурный характер. Нередко во сне мы доверяем таким нелепостям, которым никакой дикарь, никакой ребенок не мог бы поверить, и тут же, рядом с этим возникают представления из нашей современной жизни, являющиеся результатом нашего культурного опыта. Мы видим себя летающими на аэропланах и едущими по железной дороге, ученые думают о своих научных опытах, работах и открытиях, — и в то же время без всякого удивления допускаются такие поступки, которые явно не соответствуют всему нашему жизненному опыту: например, летание по воздуху без помощи каких-либо приспособлений, моментальное превращение одного человека в другого и т. д. Это соображение, вместе с некоторыми другими, заставляет нас склониться в пользу другой теории, гораздо более правдоподобной.

Уже то обстоятельство, что физиологически состояние сна связано с общим понижением жизненных отправлений, заставляет нас думать, что это понижение должно коснуться также и процессов, совершающихся в коре головного мозга. И действительно, целый ряд данных свидетельствует о понижении этих корковых процессов во время сна. Наблюдения показывают, что рефлексы у спящего человека несколько повышены, а между тем повышение рефлексов обычно сопровождает собой ослабление задерживающей деятельности высших корковых центров. Далее, произвольная иннервация во сне уменьшается. Вероятно, многим из вас приходилось испытывать во сне мучительное чувство, когда вы видите, что за вами гонятся, вас настигают; вы изо всех сил стараетесь бежать и с ужасом замечаете, что не можете двинуть ни одним членом; хотите кричать, а вместо этого у вас вырывается подавленный стон или слабый крик. Даже во время пробуждения бывают моменты, когда человек уже проснулся, сознает окружающее, иногда даже успел открыть глаза и видит то, что находится перед ним, — ив то же время, однако, не может двинуть ни одним членом: произвольная двигательная иннервация у него еще не вполне восстановилась.

Все это свидетельствует о том, что корковые мозговые процессы во сне представляются ослабленными. Л мы знаем, что именно кора головного мозга является той частью нашего организма, деятельность которой наиболее тесно связана с высшими, наиболее сознательными психическими проявлениями: отсюда понижение сознательной деятельности во время сна. И действительно, сон, если он достаточно глубок, сопровождается обыкновенно полным прекращением сознания; в противном случае возникают сновидения, которые своей отрывочностью и бессвязностью свидетельствуют о нарушении одного из характернейших признаков сознания, именно единства. Теряется связь как между отдельными сновидениями, так и между снами и бодрственным состоянием; этим обусловливается то обстоятельство, что сновидения так часто и легко забываются нами. Далее, те колоссальные логические ошибки и скачки, которые мы сплошь и рядом совершаем в сновидениях, также указывают на ослабление высших, регулирующих и направляющих психических функций. Гуляя во сне в лесу, я вдруг замечаю, что это уже гуляю не я, а какой-то другой человек, сознание которого каким-то странным образом связано с моим сознанием. Затем внезапно оказывается, что это уже не лес, а гостиная в квартире моих знакомых. И эти странные беспричинные перемены нисколько не удивляют меня. Ассоциативная деятельность в данном случае всецело овладевает нашей психикой, и то, что обыкновенно ее регулирует, именно высшие мыслительные функции (направляющие понятия, суждения, умозаключения) представляются нарушенными. Этим же объясняется и то отсутствие критического отношения к сновидениям, о котором я говорил выше. Точно так же повышение аффектов, инстинктивных влечений и чувственных побуждений во сне тоже может быть объяснено с этой точки зрения ослаблением деятельности высших регулирующих функций. Там, где воля сознательная и планомерная ослаблена, там инстинкты выступают на первый план. Наконец, в связи с ослаблением высших функций стоит также наблюдающееся во сне преобладание наглядных, конкретных образов над абстрактным мышлением (так как это последнее требует значительно большего напряжения), а также то сужение круга представлений и ослабление апперцепции, о котором я говорил выше.*.

Таким образом, все характерные черты сновидений — их бессвязность и отрывочность, их нелепость и фантастичность, наконец, трудность восстановления их в памяти достаточно объясняются наступающим во время сна общим нарушением сознательной деятельности и, в частности, ослаблением направляющих и регулирующих факторов сознания. Что же касается поводов, дающих толчок к возникновению сновидения, то таковыми очень часто являются различные внешние раздражения, смутно воспринимаемые сонным сознанием и получающие оценку, совершенно несоответствующую их интенсивности и значению; так, ощущение легкого холода от спустившегося со спины одеяла вызывает во сне представление о зимней стуже и о купании в проруби, стук от захлопнувшегося окна кажется грохотом землетрясения, вызывая немедленно и соответствующие зрительные образы, и т. д. Поставленные в этом направлении эксперименты ясно показали, какую важную роль в возникновении наших снов играют эти случайные чувственные раздражения.

Надо сказать, однако, что только что изложенная теория сновидений, очень распространенная и имеющая за себя много данных, встретила в последнее время решительную оппозицию со стороны венского психиатра профессора Фрейда и его школы. Фрейд применил к исследованию сновидений метод, который он назвал психоанализом и который еще раньше оказал ему значительные услуги при изучении различных навязчивых состояний и некоторых других болезненных симптомов. Метод этот состоит в том, что исследуемый субъект приглашается сосредоточить все свое внимание на бывшем у него сновидении, но не размышлять о нем, а лишь замечать и тотчас сообщать исследователю все возникающие при этом мысли, хотя бы они и казались маловажными и не идущими к делу; затем все высказанные мысли и замечания сопоставляются с содержанием сна и служат для его истолкования.

При помощи такой методики Фрейд произвел целый ряд наблюдений и самонаблюдений, приведших его в конце концов к совершенно новой, подробно разработанной и в высшей степени своеобразной теории сновидений. В противоположность изложенному выше мнению Фрейд утверждает, что всякое сновидение отнюдь не является случайной, бесцельной игрой сонной фантазии, а, напротив, есть результат сложной душевной работы, совершающейся, правда, за пределами нашего сознания, но от этого нисколько не теряющей в своей планомерности и целесообразности. Всякое сновидение представляет собой исполнение вовне какихлибо скрытых, интимных желаний, в которых человек наяву и сам себе не решается признаться. В детском возрасте как желание, так и его исполнение во сне гораздо проще, и поэтому истолкование детских снов гораздо легче. У взрослых же на пороге сознания стоит своего рода цензура — различного рода моральные и другие соображения, не пропускающие в сознание скрытых желаний; во сне эта цензура несколько ослабевает, и запретные мысли проникают в сознание, — но только в измененном до неузнаваемости виде. Таким образом, всякому «явному содержанию» сновидения, обычно краткому и загадочному, соответствует гораздо более обширное «скрытое содержание», которое может быть раскрыто только путем психоанализа. Для замаскирования истинного смысла сновидения наша бессознательная деятельность пользуется целым рядом приемов, иногда довольно неожиданных: сгущением или концентрацией, т. е. совмещением нескольких мыслей в один общий образ; перемещением или заменой одних представлений другими, — сходными, но совершенно не относящимися к делу; драматизацией, т. е. превращением различных соотношений и отвлеченных мыслей в яркие, конкретные образы и т. д.

Теория Фрейда, тесно связанная с его общими воззрениями на природу бессознательного, нашла себе как горячих приверженцев, так и ожесточенных противников; указывали, между прочим, на произвольность многих построений Фрейда, на поспешность выводов, на несовершенство самого метода, допускающего в широких размерах внушение и самовнушение, и т. д. Во всяком случае, как разработка, так и обсуждение вопросов, связанных с этой теорией, еще далеко не могут считаться законченными, так что окончательная оценка ее принадлежит будущему.