Историческая социология. 
Современные социологические теории

Историческая социология получает с 1960;х гг. все расширяющееся признание в мировом и национальных социологических сообществах. Она представляет собой социологический анализ современности, точнее — современного капиталистического общества как культурно-исторической целостности с использованием методов истории и методов социологии, значительного количества исторического материала. В таком анализе участвуют не только социологи, но и историки, делающие социологические обобщения своих исследований. Можно назвать социологов, которых историки считают представителями своего «цеха», а именно М. Вебер и социолог-экономист В. Зомбарт в Германии, М. М. Ковалевский (1851 — 1916) и Н. И. Кареев (1850—1931) в России, но составлять список представителей исторической социологии вряд ли целесообразно. Он был бы слишком длинен и затруднил бы выделение ключевых фигур и нарадигмального ядра.

Рис. 12.1. Историческая социология.

Становление парадигмы

Согласно метафоре исследователя II. В. Романовского, историческая социология имеет «две жизни» и предысторию, что позволяет периодизировать ее развитие, начиная с немецкоязычного региона, где она впервые возникла.

Предыстория (с 1870-х гг. до начала Первой мировой войны) связана с тем, что германская академическая наука того времени имела ярко выраженную историческую ориентацию, подготовленную романтизмом и немецкой классической философией, затронувшую литературоведение, политэкономию, философию, теологию и, конечно, историю.

Принцип историзма состоит в признании сущностного отличия естественных наук от социальных, что требует принципиально иных методов для изучения последних. Природа представляет собой вечное повторение явлений, не осознающих своей цели, в то время как история складывается из уникальных действий, часто преднамеренных и целенаправленных. Главный аргумент: свобода воли человека и уникальность исторических событий в принципе не допускают обобщенных описаний.

На фоне успехов естественных наук последней четверти XIX в., в частности, эволюционной теории Ч. Дарвина, наряду с исторической ориентацией в социальных и гуманитарных науках определенное место в немецкоязычном научном регионе занял позитивизм (труды классиков позитивизма к тому времени были переведены на немецкий язык). Обладал влиянием на умы марксизм, развивалась политическая экономия. Между ними завязалась острая методологическая полемика по вопросам социального познания.

Одним из направлений споров являлся вопрос о том, можно ли использовать логику теоретизирования, понятийный аппарат и методы естественных наук в изучении исторического процесса. Участник полемики В. Дильтей (Wilhelm Dilthey, 1833—1911) дал в работе «Введение в гуманитарные науки»^[1] (1883) новое всеобъемлющее обоснование методов социальных наук. Другой ее участник В. Виндельбанд (Wilhelm Windelband, 1848—1915), хотя и не верил, что мир делится на части — общество и природу, однако настаивал на разных методах их изучения. В своей лекции «История и естествознание» в Страсбургском университете в 1894 г. он сформулировал различие номотетического и идеографического знания. Историческое знание является идеографическим. Пауки о природе дают номотетическое знание, общие закономерности, в то время как социальноисторическое знание описывает единичные, конкретно-исторические события. Еще один участник спора Г. Риккерт (Heinrich Rickert, 1863—1936) в книге «Границы естественнонаучного образования понятий»^[2] (1902) также сформулировал тезис об уникальности «наук о культуре» в противоположность естественным наукам, ищущим общие закономерности.

Среди сторонников особого метода «наук о культуре» есть различия. Например, Виндельбанд и Риккерт были не согласны с тезисом Дильтея об онтологическом различии природы и общества, но также придерживались идеи разных методов их познания: реальность является природой, если ее рассматривать в аспекте общего, она же является историей в аспекте особенного. Риккерт согласен с идеей поиска общих социальных законов, он утверждает, что «вполне возможно пытаться построить и систему понятий, в которой находили бы выражение природа общественной жизни, то есть общее ее различным формам и, если возможно, се законы. Попытки этого рода характеризуют как „социологию“. Хотя эта, не могущая особенно похвалиться своим наименованием наука, не может особенно похвалиться и до сих пор достигнутыми ею результатами, однако с логических точек зрения не приходится возражать против естественнонаучного трактования общественной действительности». Он утверждает, что «никто не может воспретить естествознанию исследование объектов, с которыми имеет дело история в обычном смысле слова»: «Тем не менее, эти изображения никогда не могут становиться на место истории»^[3]. Иными словами, Риккерт признает притязания социологии, основанные на дуализме природы и общества, но принижает ее значение по сравнению с исторической наукой.

Другим событием, повлиявшим на становление исторической социологии и давшем импульс для полемики, стал спор о методе в немецкой исторической науке 1890-х гг. К тому времени сформировалась радикальная версия историзма, требовавшая изображать прошлые эпохи исключительно в понятиях их времен, взятых из первоисточников, как-то имело место в «Истории Рима» (1854—1856) Теодора Моммзена (Theodor Mommsen, 1817—1903), где «она впервые изложена на основании корпуса исторических источников, найденных автором во время путешествий по Италии, на основании достоверных документов, а не сказаний и легенд»^[4]. Ему оппонировал профессор истории Лейпцигского университета Карл Лампрехт (Karl Lamprecht, 1856—1915), выступивший против старых методологических канонов в немецкой исторической науке, внеся в нее социальнопсихологический подход, позволявший обосновать тезис о значимости экономических и социально-психологических структур, коллективного поведения по сравнению с действиями героев и вождей. Иными словами, в противоположность Моммзену Лампрехт предложил не ограничивать историческую науку изучением государственной деятельности и политики правителей и полководцев, а признать причинно-следственные отношения между разными сценами общественной жизни при обработке исторических материалов.

Возникновение исторической социологии было подготовлено также полемикой в экономической науке об объективности и универсальности экономических законов, в которой сложилось направление, придающее большое значение национальному фактору, определяющему особенности действия этих законов в результате конкретно-исторических исследований и анализа статистики. Этот необычайно острый «спор о методах» развития экономической науки возник между немецким экономистом, историком и государственным деятелем Г. фон Шмоллером (Gustav von Schmoller, 1837—1917) и основателем австрийской экономической школы К. Менгером (Carl Menger, 1840—1921). Если Шмоллер отклоняет метод изолированного абстрагирования экономического явления и выступает за конкретно-историческое изучение экономического поведения индивидов, то Менгер в работе «Исследование метода социальных наук и политической экономии в частности»^[5] (1883) отклоняет использование истории для обнаружение экономических законов, усматривая за теорией функцию реконструирующей социальное целое из его частей.

Итак, в последней четверти XIX в. в немецкоязычном культурном регионе под влиянием принципа историзма произошло столкновение методологических позиций социальных и гуманитарных наук позитивистской социологии с академической наукой, давшее начало спорам о методах социального познания, существенным для формирования исторической социологии.

Первый период исторической социологии (с середины 1910;х до середины 1960;х гг.) или ее «первая жизнь» также связана с немецкоязычным культурным и интеллектуальным регионом. Значителен вклад методологических идей В. Зомбарта, М. Вебера и его младшего брата А. Вебера (Alfred Weber, 1868—1958) и многих других мыслителей.

Макс Вебер, как отмечено выше, с полным основанием считается не только выдающимся социологом, но и специалистом, но всемирной истории. В его обширном творчестве имеется ряд идей и разработок, важных для исторической социологии. В одной из них — «„Объективность“» социально-научного и социально-политического познания" (1904) — создана концепция социологии как «науки о действительности». «Социальная наука, которой мы хотим заниматься, — наука о действительности. Мы стремимся понять окружающую нас действительную жизнь в ее своеобразии — взаимосвязь и культурную значимость отдельных ее явлений в их нынешнем облике, а также причины того, что они исторически сложились именно так, а не иначе»^[6], — пишет Вебер, признавая, как закономерности истории и причинное объяснение, так и уникальность социальных феноменов. «Отправным пунктом интереса в области социальных наук служит, разумеется, действительная, то есть индивидуальная, структура окружающей нас социокультурной жизни в ее универсальной, но тем самым, конечно, не теряющей своей индивидуальности связи и в ее становлении из других, также индивидуальных по своей структуре культур»^[7], — заключает он. Данные методологические установки М. Вебера, а также его концепция идеальных типов как инструментов познания, постановка вопроса о том, почему европейский капитализм стал именно таким обществом, а не каким-либо иным, повлияли на другого родоначальника исторической социологии экономиста и социолога В. Зомбарта (Werner Sombart, 1863—1941), который в книге «Современный капитализм»^[8] (1902) стремился осуществить синтез центральных элементов идеографического и номотетического метода.

Зомбарт против как абстрактного, аисторического теоретизирования, так и простой классификации собранного фактического материала. Он считает, что нужны новые теоретики и новые эмпирики, умеющие организовать фактический материал вокруг определенного принципа объяснения. В отдельных явлениях можно найти разные мотивы, пишет Зомбарт, но в каждую эпоху, по его мнению, есть доминирующий мотив экономического поведения, единый комплекс причин. Экономическая наука должна определить и типологизировать его. Зомбарт отклоняет идею социальной теории, верной на все времена. Такая теория охватывала бы лишь некоторые черты экономической жизни, а не ее целостность. Для разных периодов истории должны быть свои теории.

В Предисловии к изданию 1913 г. книги «Буржуа: этюды по истории духовного развития современного экономического человека»^[9] он отмечал, что попыткам изобразить духовную сущность нашего времени не хватает «широкого фактического обоснования — обоснования духового анализа историческим материалом». Только существо «исторических соотношений» дает верное понимание «духа времени». Глубокое истолкование смысла исторических данных приводит к их сплетению в «интересный венок мыслей». «Простое нагромождение материала нас, несомненно, также не сможет удовлетворить»^[10][11], — констатировал Зомбарт.

Рис. 12.2. В. Зомбарт. До 1930 г.^3.

Существенное значение для становления новой парадигмы имеет зомбартовское уважительное размежевание с историческим материализмом, превратившимся в идеологию, утратившую научность. «Но ныне такое „материалистическое понимание истории“ непременно должно расстаться с ролью нашего единственного путеводителя. Оно уже исполнило свой долг. Теперь нам предстоит сделать следующий шаг. И если мы сегодня отказываемся от „экономического воззрения“ на историю, верой и правдой служившего целому поколению, то даем ему отставку с тем же чувством, с каким отправляем на покой старого преданного слугу, — не потому, что он вообще ни на что не годен, а лишь потому, что состарился и уже не столь сноровист, как прежде; слугу, которого чтят и в дальнейшем. И, следовательно, мы отказываемся от „материалистического понимания истории“ не потому, что считаем его „ложным“ — как метод единообразного понимания исторических явлений оно не более ошибочно и не более истинно, чем другие, — а просто потому, что оно больше не приносит плодов… Все, что за последнее время удалось с его помощью добыть в исторических описаниях, оказалось пустой породой. К тому же теперь, когда оно вошло составной частью в политическую программу одной партии, оно воистину сделалось годным лишь па роль буки, которым пугают детей»^[12], — пишет он. И далее резюмирует: «…Пока мы не ограничим наше рассмотрение строгими рамками какой-либо одной, четко определенной хозяйственной системы, мы будем вслепую размахивать жердью в густом тумане („историки“!)»^[13][14].

Таким образом, в немецкоязычном культурном регионе в первой четверти XX в. сложились основные элементы парадигмы исторической социологии. Ее истоки лежат в методологической полемике между представителями немецкой академической среды с марксизмом, позитивизмом и др. номотетическими науками об обществе. Среди социологов существенен вклад М. Вебера и В. Зомбарта, создавших парадигмальное ядро исторической социологии.

Второй период — распространение исторической социологии в национальных сообществах (с середины 1960;х гг.). После прихода к власти нацистов в Германии, установления авторитарных режимов во многих странах европейского континента, социология оказалась в весьма неблагоприятных условиях, но не прекратила свое существование полностью. Большинство интеллектуалов все-таки эмигрировали из Германии и Австрии в основном в США.

В американском социологическом сообществе поначалу не было почвы для развития исторической социологии: история страны была на порядок короче европейской, культурное разнообразие выражено слабее. Эмпирическая социология была ориентирована на массовые опросы, в теоретической были влиятельны теория социальных систем Парсонса и структурный функционализм. Сказался и уход из жизни европейских родоначальников исторической социологии, у которых не было большого количества последователей.

Интерес к исторической социологии возобновился в 1960;е гг., когда она приобрела не только «вторую жизнь, но и новое качество»: «Новая историческая социология начинает „измерять“ прошлое, профессионально примерять все возможные методы социологии к данным минувшего», — отмечает В. Н. Романовский. В те годы вышли в свет новые значительные историко-социологические исследования, не всегда посвященные евро⁴

пейскому капитализму и его формам. Например, книга Н. Элиаса «Придворное общество»^[15] (1969) посвящена Франции, хотя она была написана в начале 1930;х гг. в Германии. Есть и другие примеры. Позитивную роль сыграл и «веберовский ренессанс» тех лет в теоретической социологии.

Состоялась институционализация исторической социологии, сначала в виде создания новых журналов, первым из которых был журнал «Сравнительные исследования общества и истории» (Comparative Studies in Society and History, основанный в 1958 г.), затем последовало множество др., в том числе создание рубрики «Историческая социологии» в российском журнале «Социс». В 1983 г. в Американской социологической ассоциации была основана секция исторической социологии, аналогичные шаги сделаны и др. национальными социологическими сообществами. «Пространственное расширение исторической социологии охватило географические регионы всей планеты», — констатирует В. Н. Романовский^[16]. Качественно новое состояние исторической социологии позволяет сформулировать ее парадигмалыюе ядро.

• [1] Dilthey W. Einleitung in die Geisteswissenschaften: Versuch einer Grundlegung fuer dasStudium der Gesellschaft und dcr Gcschichtc. Leipzig: Dunckcr & Humblot, 1883.
• [2] RickettH. Die Grenzen der naturwissenschaftlichen Begriffsbildung: eine logische Einleitungin die historischen Wissenschaften. Tubingen [u.a.]: Mohr, 1902.
• [3] Риккерт Г. Границы естественнонаучного образования понятий. СПб.: Наука, 1997.С. 247.
• [4] Лурье Ф. М. Теодор Моммзен и его «История Рима». Предисловие к изданию // Моммзен Т. История Рима. Т. 1. СПб.: Наука; Ювента, 1997. С. 7.
• [5] Менгер К. Исследование метода социальных наук и политической экономии в частности // Менгер К. Избранные работы. М.: Издательский дом «Территория будущего», 2005.
• [6] Вебер М. «Объективность» социально-научного и социально-политического познания" // Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 369.
• [7] Там же. С. 371.
• [8] Sombart W. Der moderne Kapitalismus. 3 Bde. Leipzig: Duncker und Humbolt, 1902.
• [9] Somban W. Der Bourgeois. Zur Geistesgeschichte des modernen Wirtschaftsmenschen. Munchen, Leipzig: Duncker & Humblot, 1913.
• [10] Зомбарт В. Буржуа: этюды, но истории духовного развития современного экономического человека // Зомбарт В. Собр. соч. В 3 т. Т. 1. С. 2.
• [11] Автор фотографии Никола Першайд.
• [12] Зомбарт В. Исследования по истории развития современного капитализма // Зом-барт В. Собр. соч. В 3 т. 'Г. 3. С. 250.
• [13] Там же. С. 250−251.
• [14] Романовский В. //. Историческая социология. М., 2009. С. 65.
• [15] Элиас Н. Придворное общество. М.: Языки славянской культуры, 2002.
• [16] Романовский В. И. Историческая социология / В. Н. Романовский. М., 2009. С. 94.