Неклассический рационализм (э. Гуссерль)

Немецкий философ Эдмунд Гуссерль (1859—1938) считается основателем феноменологии, философского учения об интенциональной жизни сознания. Исходный пункт феноменологии — книга Гуссерля «Логические исследования» (т. 1—2; 1900—1901). На формирование взглядов Гуссерля оказали влияние идеи марбургской школы. Гуссерль высоко ценил науку, ее независимость от «духа времени», критически дистанцировался от «мировоззренческой философии», которая учит человека, как жить, навязывает ему представления о совершенном обществе и путях его достижения. Однако кризис человеческого существования, проявившийся в Первой мировой войне, а затем в фашистских движениях, особенно в утверждении фашизма в Германии, побудили его к тому, чтобы но-новому взглянуть и на философию, и на науку. Он пришел к выводу, что кризис человеческого существования не рок, не фатум; что он во многом обусловлен и вместе с тем отражается в кризисе европейских наук. Это находит свое воплощение в том, что европейским наукам, в которые начиная с Просвещения так верило человечество, сегодня нечего сказать о смысле жизни человека, о его духовности, субъективности. Естественные науки, да и науки о духе, превратились в вид теоретической техники, которая направляется не разумом, а скорее, практическими потребностями и интересами; тем самым они, в сущности, отказались от идеала подлинной науки и радикализма научной самоответственности. То же самое и в современной философии; если прежняя философия была ориентирована на человека, то сегодня она, «обезглавленная» позитивизмом, изучает, описывает только факты, только объективное, игнорируя самые важные для человека проблемы: сущность бытия, смысл его жизни. Философия потеряла всякую веру в то, что способна научить людей мудрости, рациональному самопознанию.

Нужно отметить, что Гуссерль отнюдь не отвергает ни науку, ни философию. Без них, полагает он, не разрешить жизненные проблемы человека. Важно увидеть и вскрыть недостатки паук, причем именно философия способна это сделать, но, разумеется, философия, освобожденная от собственных «пороков». Анализируя причины кризиса современных наук, философ считает, что они коренятся в отказе или, по крайней мере, в недооценке необходимости постижения учеными «последних основ» своей деятельности либо в неверном постижении этих основ. Так, некоторые ученые обращаются к математике, видя в ней образец точных и строгих предпосылок для научной деятельности. Гуссерль считает, что апелляция к математике не вполне обоснованна. На самом деле математик никогда не является чистым теоретиком, он всего лишь изобретательный техник, конструирующий теорию, которая при этом отнюдь не получает своего окончательного обоснования. Не обоснован также поиск предпосылок научной деятельности в такого рода метафизических построениях, как, например, утверждение о том, что внешний мир существует, что он существует в пространстве и во времени, что всякое становление причинно обусловлено и т. д. Подобные объективные характеристики, по мнению Гуссерля, отнюдь не являются само собой разумеющимся фактом, не обладают аподиктичностью, естественной очевидностью. Поиск «последних основ», безусловно, нужен; без апелляции к ним ученый не может быть абсолютно уверенным относительно функций используемых им понятий и суждений, вообще относительно результатов своей теоретической работы. Однако «последним», главным источником как научного знания, так и человеческой деятельности является философия, ибо именно она стремится к аподиктической очевидности, безусловной истине, которая бы исключала всякое сомнение и всякую относительность, характерные для истин науки.

Если ученые ориентируются на практические цели, то философы преследуют чисто теоретические интересы. Философии присуща постоянная познавательно-критическая рефлексия, она стремится выяснить, какова сущность «вещи», «события», «пространства», «времени» и т. п. В отличие от науки и культуры философия не содержит в себе никаких элементов наивности и необоснованности; ей свойственны абсолютный радикализм и универсализм; она ведет постоянную борьбу как с догматизмом, так и со скептицизмом. В поисках «последних оснований» ее взор направлен на самое себя, она руководствуется теми интенциями, которые присущи самому сознанию. При этом философия не противостоит науке; они взаимосвязаны; философия привносит в науку подлинный дух теоретического познания, считает Гуссерль. Но сегодня и наука, и философия нуждаются в радикальном реформировании, их надо освободить от объективизма, натурализма, позитивизма, психологизма, от одностороннего, узкого, ограниченного рационализма. В наибольшей степени это относится именно к философии: ей надо вернуть подлинные радикализм и универсализм.

В этой связи философ апеллирует к Сократу pi Платону. По его мнению, сократовский метод познания был методом достижения полной ясности, аподиктической очевидности в отношении всех процессов сознательной деятельности; в этой очевидности Сократ находит источник всякого обоснованного знания. Заслугу Платона Гуссерль видит в том, что он создал философию как науку, которая должна исследовать высшие, «чистые идеи», характеризующие сущность самого познания; только со времени Платона, считает Гуссерль, философия стала развиваться как универсальная наука. Философия Сократа и Платона, «первая философия» (после смерти Аристотеля этот термин был вытеснен термином «метафизика»), была абсолютно беспредпосылочной наукой; она обосновывала прежде всего себя, но именно поэтому она неизбежно приобрела форму универсальной методологии, или науки о тотальности чистых (априорных) принципов всякого возможного познания. И только на основе такой науки, считает Гуссерль, правомерно существование позитивных наук, поскольку они используют те рациональные методы, которые разработаны в «первой философии». Однако, отмечает он далее, Античность не поняла сократовско-платоновской идеи субъективности, до Нового времени философия пребывала в догматическом объективизме. Переход к трансцендентальному субъективизму впервые осуществил Р. Декарт, открытие принципа «Я мыслю», а также попытка обосновать знание посредством этого принципа является его величайшей заслугой. Ego cogito Декарта — это подлинный архимедов пункт всякого серьезного философствования, и всякий, кто хочет быть настоящим философом, должен следовать картезианскому пути рационального самопознания, подчеркивает Гуссерль. Однако Декарт, продолжает Гуссерль, под влиянием схоластических предрассудков чрезмерно субстантивировал Ego, и это стало источником «абсурдного трансцендентального реализма». Наряду с укреплением тенденции рационализма (Н. Мальбранш, Б. Спиноза, Г. В. Лейбниц, вольфовская школа, И. Кант) философия Декарта, отмечает Гуссерль, послужила исходным пунктом также и эмпиризма (Т. Гоббс, Дж. Локк, Дж. Беркли, Д. Юм).

Гуссерль признает заслуги Дж. Локка, отмечая, что он много сделал для обоснования и понимания внутреннего опыта субъекта, однако, отказавшись от декартовского радикализма, впал в «наивный догматизм объективизма». Картезианскому платонизму Локк противопоставил натуралистический психологизм. Он не понял сущности деятельности сознания, и прежде всего роли «Я», поскольку отождествлял имманентные переучивания сознания с чувственными данными; не делал различия между представлением в смысле наглядного представления и представлением в смысле представления значения, под которым следует понимать интенцию сознания. В конечном счете, подчеркивает Гуссерль, Локк так и не осознал качественную специфику мышления всеобщих предметов, не понял своеобразия синтетической деятельности сознания, которая обусловлена продуцированием интенциональной предметности. По мнению Гуссерля, эмпиризм вообще слеп в отношении интуитивной данности общих понятий; логика рассуждении эмпирика такова: раз общее не может быть дано, значит, оно не существует. Между тем возможность интуитивного восприятия общего вытекает из природы самого сознания, причем общее существует не в какой-то особой сфере «чистых идей» (как у Платона); напротив, оно — результат деятельности сознания: общее есть, в сущности, тот конститутивный предмет, который конституируется синтетическими актами сознания и дан сознанию непосредственно. Разумеется, речь здесь идет не о чувственном образе, не о чувственном содержании, а о категориальном созерцании, разъясняет Гуссерль. Только так, говорит он, можно преодолеть ограниченность натуралистической трактовки сознания и исследовать те акты сознания, в которых конституируются различные типы предметности, в том числе и общие понятия, их смысловые образования и значения.

Философия Локка, по мнению Гуссерля, положила начало новому скептицизму, по сути даже агностицизму, который проявился у Дж. Беркли и Д. Юма. Новый скептицизм, в отличие от античного, не отрицал возможности объективной науки и объективного метода. Внимание скептиков привлекали прежде всего отдельные теоретико-познавательные проблемы, и в частности проблема объяснения познания исходя из внутреннего созердани я. Первую попытку разработать теорию трансцендентации исходя из имманентных данных сознания предпринял Джордж Беркли, однако натуралистическое истолкование сознания не позволило и ему правильно решить проблему конституирования мира, полагает Гуссерль. Дэвид Юм попытался обосновать психологизм нового типа, радикальность которого заключалась в том, что психология рассматривалась в качестве основы объективных наук. Его психология была попыткой создать науку о «чистых данностях» сознания. Это был уже «эскиз чистой феноменологии», но еще в облике исключительно сенсуалистической и эмпирической философии. Если Беркли является сенсуалистом только в отношении внешнего опыта, то номиналистическая редукция всех идей к чувственным восприятиям говорит о том, что Юм — законченный сенсуалист, считает Гуссерль.

В целом, продолжает философ, эмпиризму были присущи серьезные недостатки: натурализация сознания, непонимание специфики чистого «Я», отсутствие феноменологической редукции и, как следствие этого, непонимание интенционалыюсти как основной характеристики сознания. Тем не менее эмпиризм был важным предварительным шагом (на пути подрыва объективизма) к созданию трансцендентальной науки и субъективности. К сожалению, догматический рационализм Нового времени не понял сути проблем, поставленных эмпиризмом, поэтому вместо разработки науки о чистой субъективности попытался построить онтологию по образцу математики. В частности, Б. Спиноза построил свою «Этику» на традициях геометрии. По сути дела, считает Гуссерль, познавательная рефлексия вплоть до Канта была не трансцендентальной, а теоретикопознавательной. И. Кант сделал важный вклад в разработку проблемы субъективности; он подверг критике догматизм рационалистической философии и впервые выявил подлинные трансцендентальные мотивы рационализма, исследовал условия возможности познания вообще и особенно формы возможной объективности. Однако и его «критический разум» был, по мнению Гуссерля, все же достаточно далек от трансцендентальной философии как науки о предельном обосновании. Философия Канта, хотя и ниспровергла господствующий рационализм, тем не менее обратилась к исследованию анонимно протекающей субъективной деятельности. Ограниченность кантовского исследования субъективности Гуссерль объясняет тем, что, критикуя эмпиризм, Кант отождествляет субъективность с душой, а последнюю понимает натуралистически как психофизический компонент, находящийся в пространстве и времени. По мнению Гуссерля, ближе всего к идее трансцендентальной феноменологии как «праматери всех возможных научных методов» был Г. В. Лейбниц.

Чтобы преодолеть как кризис наук, так и кризис философии, необходимо, считает Гуссерль, возродить идею универсальной науки, идею «теологического единства», систематичности научного знания; необходимо исследовать и возродить дух «первой философии», которая предшествовала всем прочим философским дисциплинам и теоретическим наукам, анализируя их методологические и теоретические предпосылки. Опираясь на разработку традиции трансцендентальной субъективности в предшествующей философии, Гуссерль и создает свою трансцендентальную феноменологию, универсальную философскую феноменологию. Какова логика его рассуждений? Бесспорно, те или иные определенные вещи, предметы, их свойства существуют, они даны, наличны, мы их чувственно воспринимаем и потому верим, наивно верим, что они реальны; это наша «естественная позиция». Однако подлинное познание — это познание не определенных конкретных вещей, а их сущностей, их идеальных значений, смыслов, их возможностей, идей. Конкретные вещи могут исчезнуть, но их идеальная сущность, идеальная возможность всегда остается. Но как познать сущность, идеальную возможность предмета? Позитивные науки, как правило, не ставят перед собой подобной задачи. Это проблема философии, но современная философия, как отмечалось, не столько ищет сущность, смысл бытия, сколько «последние причины» бытия в качестве «начал мира». Необходимо же, утверждает Гуссерль, осмыслить, что и как определяет предмет, вещь, их сущность.

Именно феноменология, феноменологическая философия приводит нас к подлинному знанию, ибо исследует подлинные источники всякого познания — саморазмышления познающего о самом себе и своей познавательной деятельности. Именно «Я», познающая субъективность, трансцендентальный самоопыт, имея аподиктическую ценность, есть, но мнению Гуссерля, первоисточник всех смысловых образований, и именно здесь коренится основа научности. Стало быть, задача феноменологического исследования заключается в том, чтобы направить рефлектирующий взгляд на постоянно текущий поток жизни собственного сознания, ибо именно «Я» придает переживаниям сознания смысловое содержание. Но чтобы прийти к анализу интенциональной деятельности сознания, к воирошанию о том, как определяет себя бытие сознания, надо, считает философ, отказаться от «естественной» точки зрения, надо перестать наивно верить в реальность чувственно воспринимаемых предметов, надо встать в позицию «незаинтересованного наблюдателя». Надо совершить эпохе^[1] (греч. epoche — остановка, прекращение). Эпохе не означает отрицание бытия мира; мир естественной жизни сохраняется, но «заключается в скобки», т. е. исключается, не принимается во внимание. Во всяком случае, исследователь не должен априори подчиняться претензии мира па бытие; эту претензию нужно подвергнуть анализу, «тематизировать».

Как осуществить феноменологическое эпохе? Гуссерль считает, что здесь уместно обратиться к картезианскому сомнению, радикальному скептическому epoche Декарта, который поставил иод сомнение истинность всех прежних утверждений. Лишь «Я есмь» — абсолютно аподиктическая очевидность, причем очевидность содержательная, включающая в себя все cogito, в которых дан мир. К сожалению, Декарт не сумел с помощью epoche достичь чистого «Эго»; он отождествил «Эго» с душой человека, тем самым психологизировал его, но так или иначе открыл совершенно новый вид философствования, для которого был характерен поиск собственных последних оснований в субъективном. Следующие за Декартом эмпирики отождествили подлинную науку с опытной эмпирической наукой. Между тем, считает Гуссерль, каждой опытной науке соответствует эйдетическая наука, которая посредством эйдетического созерцания (непосредственного опыта, предшествующего всякому теоретическому размышлению) способна рационализировать опытные науки. Он полагает, что сегодня при анализе природы всеобщих предметов, т. е. идей, сущностей предметов, по-прежнему широко распространены две ошибки: с одной стороны, метафизическое гипостазирование всеобщего, признание его реального существования вне мышления (платоновский реализм), а с другой — психологический релятивизм. В современных условиях большую опасность представляет именно психологический релятивизм, исходящий из локковской теории абстракции, согласно которой идеи отдельных признаков абстрагируются из реальных предметов.

Гуссерль весьма жестко дистанцируется от психологизма. Феноменология исключает любые предпосылки: исследование должно строиться на чисто феноменологической основе, всякое полагание того или иного значения должно быть установлено только на основе анализа самих феноменов, переживаний сознания. Хотя феноменология говорит о восприятиях, суждениях, чувствах и т. п., она имеет в виду отнюдь не конкретные психические процессы, а восприятия, суждения, чувства как таковые, т. е. то, что с безусловностью характеризует их как «чистые акты». Феноменология выявляет конститутивные элементы познания, т. е. идеальные смысловые связи, без которых невозможна объективность познания. Подобно тому, как чистая математика является необходимым фундаментом точного естествознания, точно так же и феноменология, в сущности, есть фундамент психологии, но не только ее: осознание специфики идеальных предметов по сравнению с реальными (индивидуальными) предметами позволяет заложить основу также чистой логики и чистой теории познания. Такая позиция является, конечно, идеалистической, отмечает Гуссерль, однако этот идеализм не метафизический, а теоретико-познавательный; его характерной особенностью является то, что он видит в идеальном необходимое условие возможности объективного познания вообще, но не интерпретирует это идеальное психологически. С точки зрения феноменологии, каждому действительному опыту (восприятию) соответствует чистый (трансцендентальный) опыт «как если бы». Этот опыт — царство чистых, априорных возможностей; изучая эти априорные возможности как таковые, феноменология тем самым «предписывает» априорные правила самой действительности. Здесь не только идеализм, но, в сущности, и субъективизм, даже трансцендентальный солипсизм, соглашается Гуссерль, но это необходимая ступень, которая преодолевается трансцендентальной интерсубъективностыо как высшей ступенью феноменологического исследования. Трансцендентальная интерсубъективность исследует и учитывает «вчувствования» других трансцендентальных субъектов, анализирует конституирование интерсубъективных отношений. Так феноменология, по мнению Гуссерля, приходит к принятию чего-то подобного монадологии, гениально предвосхищенной в работах Лейбница.

Итак, с точки зрения Гуссерля, познание начинается с декартовского сомнения, при котором cogitationes рассматривается в качестве изначальной данности. Если содержание объективных наук трансцендентно сознанию, то cogitatio имманентно созерцающему познанию. И если при объективном подходе всегда возникают трудности, связанные с тем, что сомнение вызывает сама трансценденция, поскольку совершенно непонятно, как познание может выйти за пределы самого себя и характеризовать внешнее ему бытие, то в случае имманентного познания этой трудности не существует. Здесь, правда, признает Гуссерль, возникают свои проблемы, связанные с познанием предметности, отношений между познанием и предметом, с конституирующей деятельностью сознания. Именно чтобы исключить все трансцендентальное из сознания, необходимо провести феноменологическую редукцию, т. е. отказаться от всех объективных индуктивно-дедуктивных методов анализа, освободиться от психологической апперцепции и объективации; только заключив весь естественный мир в «скобки», можно уяснить сущность интенционалыюй деятельности сознания, созерцать, переживать его феномены во всей их эйдетической чистоте, во всей их очевидности, абсолютной самоданности, подчеркивает Гуссерль.

Если опытные (объективные) науки есть науки о фактах, то феноменология усматривает сущность, чистую сущность, или эйдос, предмета. Феноменологическое (сущностное) созерцание имеет дело не с индивидуальными характеристиками предмета, а с его необходимыми, всеобщими, сущностными свойствами. С точки зрения феноменологии, естественный мир является ни чем иным, как коррелятом сознания. Мир трансцендентных вещей всегда должен быть соотнесен с сознанием. Феноменологическая редукция, исключая все трансцендентальное, позволяет сосредоточить внимание исследователя на самом сознании, на «чистом сознании», на самом «гераклитовском» потоке переживаний, феноменов сознания.

Переживания всегда интенциональны, поскольку само сознание всегда ориентировано интенционально, всегда направлено на что-либо, всегда есть сознание чего-либо, всегда относится к чему-то. Гуссерль с уважением отзывается о Ф. Брентано, который впервые определил сознание как «сознание о…» и усматривал в интенциональности сущность всей психической жизни. Однако Гуссерль отверг попытку Брентано рассматривать интенциональные отношения по аналогии с каузальными. Интенциональные отношения, считает философ, невозможно понять исходя из каузальной детерминации, поскольку они не имеют аналогий, а являются абсолютно своеобразными; тот интенциональный объект, который обусловливает мое сознание, не существует вне меня: он имманентен сознанию и, следовательно, не может оказывать на мое сознание каузального воздействия.

Сознание само придает смысл, значение предметам, открывает их сущность, идею, т. е. производит, конституирует их. Настраивание, направление сознания в сторону идеи, смысла, значения предмета Гуссерль называет идеацией; посредством идеации исследователь придает предмету, схваченному в потоке переживаний, соответствующее сущностное значение, варьируя в фантазии их возможные варианты. Причем, отмечает Гуссерль, созерцание сущности отнюдь не содержит больших трудностей или «мистических» тайн, чем восприятие. Когда мы интуитивно постигаем предмет с полной ясностью, в его полной данности, данное становится сущностью. Когда мы в таком же чистом созерцании, переходя от восприятия к восприятию, возвышаемся до такой данности, которая есть Восприятие, «восприятие в себе», это самотождественное существо различных изменчивых отдельностей восприятия, то мы созерцательно постигаем сущность восприятия. «Докуда простирается интуиция, созерцательное сознание, дотуда простирается и возможность соответствующих „идеаций“… или „созерцание сущности“». Это последнее охватывает, стало быть, всю «психическую» сферу, всю сферу имманентного. Для каждого человека, свободного от предрассудков, самоочевидно, что «сущности», постигнутые в сущностном созерцании, могут, по меньшей мере в общих чертах, быть зафиксированы в устойчивых понятиях, и этим открывается возможность для устойчивых и «в своем роде объективно и абсолютно-значимых утверждений» («Философия как строгая наука», 1910—1911).

Описывая интенциональную деятельность сознания, Гуссерль считает важным отметить еще два момента. С одной стороны, наблюдатель имеет дело с интенциональными предметами как таковыми в их общей определенности и соответствующих модусах (достоверное, возможное бытие, субъектно-временные модусы); в данном случае речь идет о поэтическом смысле переживаний. С другой стороны, он имеет дело со способами деятельности сознания (восприятия, воспоминания, их модусные различия); в таком случае речь идет о ноэмическом смысле переживаний.

Итак, с точки зрения Гуссерля, феноменология, исследуя сферу трансцендентального, чистого сознания, чистых переживаний, чистого «Я», является дескриптивной, беснредносылочной наукой. Она не прибегает ни к каким теоретическим средствам, а опирается только на чистую рефлективную интуицию. С помощью интуиции, фантазии, фикции она посредством свободных вариаций конструирует имманентные предметы, свободные от всего фактического, придает им «бытийственный» смысл, который и является искомым эйдосом предмета. При этом важно иметь в виду, что фантазия исследователя, хотя и является жизненным элементом феноменологии и всех эйдетических наук, все же действительна лишь в модусе «как если бы», т. е. квазидействительна.

Большое значение отводит Гуссерль феноменологии в понимании принципиального различия между естествознанием и науками о духе. Впервые эту проблему поставил Вильгельм Дильтей (1833—1911). В 1894 г. в своей книге «Идеи об описательной и расчленяющей психологии» Дильтей подверг критике экспериментальную психологию, неправомерность переноса ею естественно-научной методологии на науки о духе. В психике экспериментальная психология стремится обнаружить конечное число однозначно определенных элементов, которые можно было бы связать между собой определенными каузальными связями, и на этой основе объяснить все богатство психической жизни. Но психология и науки о духе относятся не к внешнему опыту, а к гем духовным связям, которые даны во внутреннем опыте, возражал Дильтей. Специфика же внутреннего опыта состоит в том, что в нем нет деления на самостоятельные элементы. Психические процессы невозможно разложить на какие-либо составляющие. Психические состояния внутренне связаны, они доступны лишь внутреннему «взгляду». В этом, по мнению Дильтея, коренное отличие наук о духе от естественных наук. Если последние с помощью гипотез могут лишь объяснять, то значение наук о духе — понимать; опираясь на интуицию, они должны воспроизвести те духовные связи, которые характерны для единства духовной жизни. Духовность в себе имеет специальный вид каузальности — каузальность мотивации. Мотивационные взаимодействия нельзя вывести из внешних обстоятельств, они доступны лишь интуитивному усмотрению и описанию.

Однако, по мнению Гуссерля, Дильтей не смог показать, как на основе внутреннего опыта можно достичь большего, чем индивидуальное понимание, т. е. как можно раскрыть общие психические законы и тем самым обосновать науки о духе. Гуссерль считает, что в «Логических исследованиях» он преодолел психологизм, ибо доказал, что идеальные предметы есть единство значения и в их смысловом содержании нет ничего от психических актов и других объективных переживаний. Бесспорно, психические акты принадлежат реальному миру, однако это не значит, что их смысловое содержание связано с реальным миром, подчеркивает Гуссерль. С точки зрения феноменологии, утверждает он, природа есть совокупность пространственновременного мира, совокупность возможного опыта. Говоря о природе, необходимо исключить все предикаты, не относящиеся к ней, а именно ценности, целевые объекты и т.и. «Природа существует для теоретического субъекта, она принадлежит к его сфере коррелятов», материальная природа познается начиная с восприятия тех наглядных чувственных предметов, которые окружают нас. Существенный признак материальных предметов заключается в их протяженности; кроме того, материальные предметы в отличие от одушевленных разложимы и изменчивы; неотделимыми свойствами материальных систем являются реальность, субстантивность и каузальность. При конституировании же одушевленной природы, продолжает Гуссерль, необходимо учитывать специфику души; душа в отличие от чистого «Я» характеризуется определенным единством, а именно «единством духовных возможностей, которые, в свою очередь, опираются на более элементарные чувства». Душа познается в опыте психическом, душа, в отличие от физических вещей, никогда не схематизирует себя; душевные состояния всегда историчны и потому неповторимы. Душевная жизнь развивается не на основе каузальности, а на основе внутренних мотиваций.

Что касается человека, то в данном случае, считает Гуссерль, необходим двойной подход: наряду с его природными характеристиками должны быть проанализированы и духовные качества. Однако, чтобы понять духовный мир человека, важно исследовать феномен персональности, т. е. тех отношений, которые складываются между субъектом и окружающим его миром. Отношения личности к предметам своего окружения всегда обусловлены не каузальными, а мотивационными (практическими, персональными) зависимостями. Окружающая человека действительность, как правило, уже оценена, и как раз эта предварительная оценка (не всегда в полной мере осознанная самим субъектом) предопределяет характер отношения человека к ней. Важно также учитывать, что социальный мир — это коммуникативный мир. Социальность конституируется посредством особых социальных актов сознания (коммуникативных актов); в их основе лежит «вчувствование», в котором познаются переживания другого, его мотивация. Субъект конституирует объекты своего окружения; это, конечно, не значит, что субъект конституирует также и содержание восприятия, нет, оно является преданным по отношению к активности сознания. Однако духовный мир, полагает Гуссерль, имеет неоспоримое онтологическое преимущество по отношению к естественному миру. Это объясняется тем, что природа всегда релятивна, в то время как дух абсолютен. Материальные вещи — не более чем экземпляры всеобщего, что как раз и объясняет возможность категориального содержания. Вещи не являются индивидуальностями, их характеристика полностью определяется отношением вещи к окружающему миру. Дух же всегда предполагает переживание, ту или иную установку сознания, мотивацию. «Я» — не просто чистый полюс сознания, а одновременно носитель своих возможностей, в которых коренится индивидуальная история субъекта.

Феноменология, полагает Гуссерль, проясняет и суть науки, научного исследования. Опытным наукам, являющимся источником естественного познания, предшествуют эйдетические науки. Каждый регион опытных наук характеризуется рядом априорных категорий (например, вещь вообще, душа вообще), которые лишь используются в опытных науках, но исследуются только рациональными, т. е. эйдетическими науками. Феноменологическая философия ставит научное познание в непосредственную связь с продуцирующей деятельностью субъективности, рассматривает результаты познания как необходимый коррелят этой деятельности, внося тем самым полную ясность в решение проблемы истинного знания. Лишь феноменологический анализ позволяет в полной мере понять сущность основных категорий реального мира: материи, тела, души, душевного «Я» и т. п., поскольку уясняет их на основе интуиции, т. е. непосредственно усматривает в первоначально данном созерцании. Но для этого надо осуществить трансцендентальную редукцию: подвергнуть критике непосредственный опыт, освободить «Я» от всех конкретных мотиваций и интересов, прийти к чистому принципу «Я еемь» с присущей ему аподиктической очевидностью. В частности, если имеется утверждение «Я хочу, чтобы была хорошая зимняя погода», чисто трансцендентальное желание в данном случае будет заключаться в словах: «Я хочу»; именно оно предшествует реальному высказыванию и безотносительно к тому, существует мир или не существует. Таким образом, если в естественной установке опытных наук акты сознания, посредством которых мы устанавливаем контакты с миром (тетические акты), не принимаются исследователями во внимание, то феноменологическая установка, напротив, нацелена прежде всего на исследование этих фактов; редуцировав все конкретно-реальное, она имеет дело лишь с актами переливаний сознания в их абсолютной чистоте, достигая тем самым высшей, трансцендентальной ступени очевидности знания.

• [1] Эпохе — центральное понятие древнегреческого скептицизма; введено Пирроном из Элиды (ок. 360 — ок. 270 до н.э.), основателем скептицизма (пирронизма), который считал, что человеческие суждения о вещах произвольны, поэтому следует воздерживаться от каких-либо суждений вообще (эпохе) и пребывать в состоянии атараксии и апатии.