Этическая рациональность как поисковая система

В условиях поддерживаемого с разных сторон этического модернизма сам этический разум в его публичном применении постепенно становится отдельной рациональной поисковой системой. Например, фактически именно это происходит, когда в парламентах развитых стран (не говоря уже о дискуссиях в печати) обсуждаются проблемы клонирования, исследования стволовых клеток и др. (Так, немецкий еженедельник Die Zeit назвал 2001 г. «годом биополитики» для Германии, поскольку Бундестаг провел большую его часть в шумном обсуждении сложных биоэтических проблем.) В поиске обоснования запретов или разрешений гем самым отрабатывается сама моральная аргументация.

С фундаментальной точки зрения, этическая рациональность, безусловно, должна развиваться — но не в смысле релятивистского, пассивно следующего за техническими нововведениями, «обновления». Напротив, задача практического разума в сфере морали состоит в том, чтобы преодолеть моральный релятивизм и сформировать рациональную платформу для обсуждения все новых этических проблем и решений.

У проблемы рациональных этических моральных обсуждений есть две стороны: теоретическая и процедурная.

Теоретическая, которой занимается моральная философия, состоит в необходимости развивать теоретические этические системы, которые были бы хорошо обоснованы и на базе которых можно принимать вполне разумные решения. В идеале следовало бы разработать такую охватывающую этическую систему, которая способна победить моральный плюрализм и предложить некую единую универсальную систему морального мышления. Однако эти теоретические проблемы все еще далеки от решения, и сам проект разработки универсальной моральной концепции остается в современных условиях дискуссионным.

Процедурная сторона заключается в обеспечении необходимых предпосылок и условий для того, чтобы публичные дебаты по ценностно усложненным проблемам имели рациональный характер и завершались выработкой вполне обоснованных решений. Независимо от того, как успешно продвинулась теоретическая этика, сложные политические решения с ценностным содержанием приходится принимать уже сейчас.

Эта проблема хорошо осознается и в теоретической этике, поэтому немало внимания уделяется сегодня теоретиками рациональной процедурной стороне этических обсуждений. Действительно, для моральной дискуссии должны быть обеспечены, прежде всего, сами правила обсуждения, соблюдая которые, можно рационально продвигаться к решению той или иной проблемы. В теоретической этике все больше признается, что этическая рациональность возможна только путем диалога различных точек зрения; что это некий коммуникативный процесс, а не суждение, логически выведенное или «вычисленное» на основе какой-то универсальной системы этических убеждений.

Моральные обсуждения содержат свои специальные темы и понятия. Семантика моральных обсуждений («моральный дискурс») по специальным проблемам этики (этика научных исследований, инженерная этика, биомедицинская этика, экологическая этика и др.) концентрируется вокруг ряда основных категорий, среди которых можно назвать такие, как моральные обязательства, справедливость, легитимность, честность (порядочность), нравственность. Эти понятия задают определенные направления в дискуссиях (рис. 4.4).

Рис. 4.4. Основные категории морального дискурса.

Моральные обязательства связаны с вопросами по поводу того, что следует делать (т.е. это предписания, долженствования) тому или иному социально ответственному субъекту (исследователям, экспертным группам, правительству и т. п.).

Справедливость — направление дискуссий о том, что должно быть обеспечено тому или иному субъекту (индивидам, социальной группе и др.) как носителю базисных и особых нрав. Это часто вопросы дискриминации и неравенств.

Дискуссии в терминах легитимности обосновывают или опровергают социально значимые решения (например, по поводу установления норм безопасности, распределения общественных ресурсов и т. п.).

Честность, или порядочность, — понятие, которое отсылает к подлинному подтексту того или иного социального процесса, явления, поведения (с точки зрения профессиональных этических кодексов, общественных норм и т. п.). Здесь обсуждаются, например, правдивость профессиональных групп или властей, разоблачаются политические игры и корыстные интересы организованных групп.

Но наиболее фундаментальным понятием морального дискурса выступает нравственность как некая абсолютная оценка того или иного поведения, способа действия самого по себе. Понятие нравственности задает предельную планку вопросов, спрашивая: «хорошо ли это вообще» с некоей универсальной точки зрения (которая, конечно, может различаться у разных участников).

Понятие фундаментального предела технологий (как чего-то категорически недопустимого) может быть воспринято только с такой предельной точки зрения — нравственности. Абсолютная нравственная оценка выступает на передний план для тех инновационных технологий, которые оказываются особо спорными по культурно-мировоззренческим основаниям: например, клонирование человека.

Как правило, все эти направления обсуждений могут переплетаться в реальных дебатах, придавая им обостренный, смешанный характер. Но рациональное обсуждение как раз и призвано разобрать проблему аналитически, без эмоций и понятийной путаницы. Рациональный диалог есть последовательное продвижение с аргументацией, ссылками на хорошо обоснованные, общепринятые принципы, к прояснению сути моральной проблемы («ядра» ценностного конфликта), позиций участников и (в идеале) — к достижению рационально мотивированного согласия участников, к выработке приемлемого решения.

Одна из наиболее важных проблем в современных моральных обсуждениях — широкое проникновение в них все той же технологической рациональности. Как отмечает Б. Дженнингс, на практике субъекты решений все чаще не столько находят морально значимые решения с помощью рассуждения, сколько, скорее, конструируют их^[1].

На сегодня широкую популярность среди других теоретических систем этики приобрел утилитаризм. Он довольно хорошо проработан и часто применяется для анализа моральных проблем. В основе его лежит важная абстракция «полезности» {utility). Ее еще в XVIII в. ввел И. Бентам как некую количественную или квазиколичественную сущность, соответствующую «благу» или «счастью» индивида или общества. Этический анализ, по Бентаму, должен заниматься оценкой того, насколько способствует то или иное действие приросту «полезности».

Основной принцип этического утилитаризма гласит, что задача наиболее правильного с этической точки зрения действия (выбора, решения) — это максимизация полезности для наибольшего количества людей.

Позже понятию полезности придали действительно количественный, формализованный вид (В. Парето и другие). Это дало возможность применять данное понятие в экономике (для оценки экономических благ). На сегодня понятие полезности и количественные методы его уточнения и измерения используются во многих областях (экономике, теории принятия решений, инженерном деле, менеджменте и другие). Таким образом, этический утилитаризм оказался вполне совместим с общим стилем технологической рациональности. Это и является основанием его широкой популярности в развитых странах при решении этических проблем.

Однако утилитаристский подход ограничен по многим причинам: он отвлекается от мотивов, обязанностей, моральных ценностей; он не может оценить внутреннюю мораль того или иного действия, поступка. Кроме того, в отношении усложненных ценностных проблем калькуляция полезности вообще невозможна или бессмысленна.

Таким образом, утилитаризм как метод морального мышления сам является близким аналогом технологической рациональности, в то время как задача морального обсуждения тех или иных специальных проблем состоит в выходе к более широкому ракурсу — в том числе, позволяющему обсуждать проблему в наиболее фундаментальных этических терминах (долг, нравственность, ответственность и др.). Поэтому моральное обсуждение требует учета различных точек зрения и комплексного применения различных теоретических подходов.

• [1] Jennings В. Possibilities of consensus: towards democratic moral discourse // Journal ofMedicine and Philosophy. 1991. № 16. P. 447—463.