Разрушительность в человеке

Шопенгауэр далек от мысли, что человек не связан с остальным живым миром. «Связь, даже единство человеческой природы с животною и всею прочей природой, то есть микрокосма с макрокосмом, выражена в таинственном, чреватом загадкой сфинксе, в кентаврах, в Артемиде Эфесской с размещенными под ее многочисленными грудями разнообразными фигурами животных, а также в египетских телах со звериными головами, в индийском Ганеше, наконец, в ниневийских быках и львах с головами людей, которые напоминают нам аватуру Вишну в образе человекольва».

Немецкий философ даже допускает, что эволюция могла пойти иным путем и разумное существо могло произойти от другого животного. Однако допуская слепую игру в природном царстве, Шопенгауэр предостерегает от экспериментов с человеческой природой. Тварность человека вызывала желание пересотворить человека по новым лекалам, что порождало и всякого рода философские остережения.

Огромные надежды связаны у человечества с преображением человеческой природы. О том, что человек может обладать неслыханной мощью, стать полным властелином Земли, раскрыть заложенный в нем потенциал, мечтали многие мистики и философы. При этом идеализация человека нередко порождала и противоположный ход мысли. Стремление изменить человека диктовалось зачастую рассуждениями о несовершенстве человеческой природы. Нередко отмечалось, что наряду с божественной искрой в человеке заложено много скверного. «Если мы как следует обдумаем, — писал Шопенгауэр, — как велика и как близко нас затрагивает проблема существования, этого двусмысленного, полного муки, мимолетного, сну подобного существования, настолько велика и близка нам, что, как только человек ее усмотрит, она затемняет и закрывает собою все другие задачи и цели»^[1][2][3]. «Люди вовсе ясно не сознают этой проблемы»^[4]. Немецкий философ также ссылался на буддийские писания, в которых говорится об ухудшении человеческого рода^[5].

Проблема создания в природе разного рода тварей, вроде химер или кентавров, не является новой для философии. Человечество хранит в памяти зловещие предания о помесях, созданных скрещиванием различных видов. Таковы среди прочих химера, грифон и сфинкс. Плиний и Диодор повествуют о чудовищных полуверблюдах-полустраусах, полульвах-полуорлах, о созданиях, рожденных лошадью от дракона или тигра.

Возьмем в качестве символа такого перекраивания человека образ кентавра, как он явлен нам в античной мифологии. Так называли древние греки лесных демонов, полулюдей-полуконей. Возможно, миф о кентавре отражал древнейшую ступень развития религии, когда богов представляли в виде животных или полуживотных. Слово «кентавр» было синонимом зверства и жестокости. Так называли мифических существ, лесных демонов, полулюдейполуконей. Традиция приписывала кентаврам буйный нрав. Миф о кентавре, по-видимому, отражает древнейшую ступень развития религии, когда богов представляли в виде животных или полуживотных. Вначале античные скульпторы изображали кентавров, присоединяя к фигуре человека заднюю часть туловища лошади. В более поздний период к туловищу и груди лошади прибавляли верхнюю часть человеческой фигуры. Почему древние люди соединяли человека и животное в одно существо?

Не исключено также, что человечество уже сталкивалось с проблемой человека, вывернутого наизнанку. Толкуют о планете рыболюдей, когда-то существовавших на земле. Докладывают о разноликих мутантах. Многие западные ученые выражают предположение, что древние цивилизации прошли через искушение клонирования. Так, мальтийские ученые, используя методы сравнительной анатомии, нашли здесь кости гигантов и карликов. Среди гигантов четко выявлялись кости лебедя размером со страуса, мыши размером с кошку и оленя размером с жирафа. Среди карликов находили кости медведя размером с собаку, волка размером с лисицу и бегемота размером с теленка. Увлечение клонированием отечественный профессор Э. Мулдашев назвал «дьявольской уловкой». Может быть, справедливо наитие А. С. Пушкина, который упомянул «кентавра мстящий дар».

«Слово „кентавр“, — пишет В. А. Кутырев, — уже никого не пугает. Напротив, становится романтическим. Есть журнал, издательство „Кентавр“ и кентавристика как научное направление. Но кентавр — это монстр, по-русски — чудовище. Нарушение законов природы, когда к телу одного животного приставляются органы другого. Или к естественному искусственное. И (или) когда они превышают меру человека, его норму. Страшное чудо. Ненормальные (сумасшедшие) идеи, которых наука жаждала в начале XX века, на его конец пришли. И осуществляются в виде уродовкентавров-монстров, чудовищ. XXI век будет веком чудовищ».

Так постепенно Шопенгауэр все зорче и зорче всматривается в человеческую испорченность, которая позволяет прийти к выводу о злополучии человеческого существования. Предвосхищая работу Э. Фромма «Анатомия разрушительного в человеке», А. Шопенгауэр приходит к выводу, что человек в свире¹

пости и беспощадности не уступит ни одному тигру и ни одной гиене. Причем речь идет, по мнению философа, не об отдельных человеческих поступках. Источник всего этого — во внутренней прирожденной сущности человека. А. Шопенгауэр утверждает: «В каждом человеке гнездится прежде всего колоссальный эгоизм, с величайшей легкостью нарушающий границы права, о чем свидетельствует в мелочах обыденная жизнь, в крупном же размере — любая страница истории»^[6][7]. Человек, в сущности, отмечает философ, хищное животное, которое не упустит случая напасть на более слабого, если он ему подвернется. Но дело не только в эгоизме. В каждой человеческой груди, рассуждает Шопенгауэр, таится огромный запас ненависти, гнева, зависти, «отравленной слюны и злобы». Все это накапливается в «выводном канале змеиного зуба», поджидая лишь случая, чтобы вырваться на простор, «подобно сорвавшемуся с цепи демону»^[4].

А. Шопенгауэр соглашается также с мнением французского мыслителя Ж. Гобино, который считал человека существом злобным по преимуществу. Таким образом, А. Шопенгауэр приходит к утверждению, что человек — единственное животное, которое причиняет другим страдания без всякой дальнейшей цели. Более подробно в философской антропологии эта тема изучена Э. Фроммом, который также исследует злокачественную агрессивность, свойственную человеку. Однако у американского автора нет ссылок на Шопенгауэра. Между тем именно он подмечает, что животные никогда не причиняют другим страдания без всякой надобности. Ни одно животное не мучит только для того, чтобы мучить. Чему он обязан своим дьявольским характером, который злее зверского.

«Итак, пишет А. Шопенгауэр, в сердце каждого из нас сидит дикий зверь, который только и ждет случая, чтобы посвирепствовать и понеистовствовать в намерении причинить другим горе или же уничтожить их, если они станут ему поперек дороги; отсюда именно проистекает страсть к войне — страсть, которая вечно держит настороже сознание, данное ей в виде стража, постоянно его обуздывающего и сдерживающегося в известных пределах. Во всяком случае, страсть эту можно назвать радикальным злом в угоду тем, по крайней мере, для которых слова заменяют объяснение. Я же говорю: этот зверь в нас — воля к жизни, которая, все более озлобляясь среди вечных страданий жизни, стремится облегчить собственные муки тем, что причиняют его другим. Но на таком пути она постоянно развивается в настоящую злобу и жестокость»^[9].

• [1] Там же, т. 6, с. 291
• [2] Там же, с. 318
• [3] Шопенгауэр А. Собр. соч. в 6 томах, т. 5, М., 2001, с. 386−387
• [4] Там же
• [5] Шопенгауэр А. Собр. соч. в 6 томах, т. 6, М., 2001, с. 159
• [6] 36 Кутырев В. А. Философский образ нашего времени (безжизненные мирыпостчеловечества). Смоленск, 2006, с. 130−131
• [7] Там же, с. 166
• [8] Там же
• [9] 2