Пауль флеминг (1609—1640)
Свою литературную деятельность Грифиус начал с латинских стихов. Когда поэту был 21 год, в польском городе Лисса вышел его первый сборник сонетов на немецком языке. В 1639 г. за ним последовал еще один — «Воскресные и праздничные сонеты». В этих сонетах отразились и горести народа, и скорбь поэта по поводу упадка родины, и надежда на лучшее будущее. Грифиус написал огромное количество стихов… Читать ещё >
Пауль флеминг (1609—1640) (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Пауль Флеминг родился в 1609 г. в небольшом городе Гартенштейн в семье священнослужителя. Начальное образование мальчик получил в городской школе, а когда ему исполнилось двенадцать лет, отец отправил его в Лейпциг. С 1628 по 1633 г. Пауль изучал в Лейпцигском университете философию и медицину. Тогда же он впервые начал писать, отчасти из-за гонорара, а отчасти и потому, что сочинительство в то время считалось неотъемлемой частью занятий образованного человека. Кроме того, на молодого Флеминга произвело огромное впечатление его знакомство с Мартином Опицем, творчество которого было для юноши критерием и образцом подлинной поэзии.
В 1633 г. Флеминг отправился с дипломатическим посольством в Персию и Россию. Его друг Адам Олеарий, секретарь посольства, должен был описывать их путешествие в прозе, задачей же Флеминга было создание путевых заметок в стихах. Вернувшись из поездки, которая длилась чуть менее шести лет, в Лейдене Флеминг получил степень доктора медицины и направился в Ревель (Таллин), где его ожидала невеста, но по дороге заболел и скоропостижно скончался в Гамбурге 2 апреля 1640 г.
Свою литературную деятельность Флеминг начал со стихотворений на случай (поздравления, рождественские стихи, эпиталамы и т. п.). Как и многие поэты своего времени, он писал на латыни, опираясь на традиции Овидия, Катулла, Проперция и Петрарки. Однако уже через несколько лет Флеминг обращается к родному языку и приходит к убеждению, что его выразительные возможности ничуть не уступают возможностям древних языков. Будучи учеником и последователем Опица, Флеминг стремился к тому, чтобы усовершенствовать и обогатить немецкую поэзию, придать ей звучность и образность, сочность и колорит. От классицизма он унаследовал четкость построения своих произведений, ясный слог и простоту словаря. От барокко — любовь к причудливым формам стиха, к необычному ритму, к игре размерами.
Поэтическое наследие Флеминга весьма обширно. Он — автор духовных гимнов, од, поэм, посланий, сонетов. Наибольший интерес представляет его любовная лирика, написанная в традициях петраркизма. Ей свойственны особая сила чувств, выразительность и непосредственность («Верное сердце», «Как бы он хотел, чтобы его целовали»).
Любовь для поэта — «источник радости и боли», болезнь и исцеленье, наслаждение и мука. Однако в отличие от ренессансных стихов Петрарки, у которого радость и боль сливаются в чувстве в равных пропорциях, равновесие счастья и муки у Флеминга нарушается в пользу страданий. Барочный драматизм берет верх над ренессансной гармонией. Влюбленный человек уже не свободен, он всецело подчинен «крылатому тирану» Купидону. Он бежит от самого себя и нигде не может найти пристанища («Обида»).
Часы покоя даром трачу, На ложе сна в огне горю И сам не знаю, что творю:
То засмеюсь, то вдруг заплачу.
В моих поступках смысла нет, Мои слова — бессвязный бред.
(перевод 0.6. Ру мера)
И все же для него нет ничего прекрасней любви. Когда любовь взаимна, весь мир наполняется солнечным светом, все вокруг веселится и ликует вместе с поэтом («Пляс»). Природа радуется его счастью: под песню ветра танцуют горы, резвятся стада, пенятся морские волны. «Под музыку сфер кружатся» планеты, поют нимфы, реки плетут венки для влюбленных, наяды ставят им «шалаш из молодой листвы».
Рядом с близким и верным сердцем человеку все по плечу. Оно никогда не предаст и не обманет, оно всегда будет рядом в нужную минуту:
Для него твоя удача —.
Всех отраднее удач.
Загорюешь, горько плача, И его услышишь плач.
И свиданье и разлуку —.
Все оно перенесет.
Загрустишь — развеет скуку, А отчаешься — спасет.
(здесь и далее перевод Л. Гинзбурга)
Стихи Пауля Флеминга, озорные, задорные, чувственные, всегда полны жизни, внутренних переживаний. Для него важно не только обрисовать окружающую действительность, но и выразить свое отношение к ней.
Путешествуя по России и Персии, он с неподдельным интересом повествует о жизни и культуре мало известных в то время в Европе стран. Он подробно описывает быт народов и встречающиеся на пути города. Именно ему мы обязаны первым поэтическим изображением Самары и Жигулей, Девичьей Горы и Царева Кургана. Русская природа не могла не привести в восхищение, а местные легенды и предания вдохновляли поэта на создание изящных стихотворных образов. Несколько сонетов он посвятил Москве, красота и величие которой привели Флеминга в восторг:
Краса своей земли, Голштинии родня, Ты дружбой истинной, в порыве богоравном, Заказанный иным властителям державным, Нам открываешь путь в страну истоков дня.
Поэт искренне восхищен тем, что увидел в России, и от всей души надеется, что эта великая держава станет другом Германии и союз их будет «прочей, как броня».
Наблюдая мирный труд русских крестьян, их спокойную, размеренную жизнь, поэт, разумеется, не мог не вспоминать о тех событиях, которые происходили в это время у него на родине. Вместе с искренней симпатией к русским людям в его душе пробуждается боль за свою истерзанную отчизну. Он не может не скорбеть о невзгодах, которые ей приходится выносить. Поэт просит Германию простить его за то, что в эту страшную для нее годину он далек от нее, что, повинуясь «жару любопытства», «вечно странствуя», он не исполняет ее велений.
Я лодка малая, привязанная к судну.
Хочу иль не хочу, а следую за ним.
И все же навсегда я остаюсь твоим.
Могу ли я тебя отвергнуть безрассудно?
И в поисках пути, в далекой стороне, Я смутно сознаю: я дома — ты во мне…
И Россия ему мила еще и потому, что ее голубое небо не тронуто войной, что здешним людям неведом тот ужас, который пришлось пережить ему самому.
Наши села сожжены, Наши рати сражены, Наши души гложет страх, Города разбиты в прах.
Поэт призывает немцев прекратить враждовать и сложить наконец оружие. Солдатская каска более подходит для того, чтобы птицы свили в ней гнездо, а клинки и кольчуги вполне можно переплавить на лемех и плуг. «Разве столько страшных бед/Стоят несколько побед?» — изумленно вопрошает Флеминг.
Жестокая реальность вплетает в его жизнелюбивую, страстную лирику тревожные мысли и мрачные предчувствия. Мир утратил прежнюю устойчивость. Нарушено исконное равновесие между макрои микрокосмосом. Человек потерял опору в жизни, а вместе с ней и ощущение самого себя.
Так я с самим собой безмолвный спор веду С самим собой мирюсь и снова в бой вступаю, Себя себе продав, себя я покупаю.
И мой заклятый враг в сей призрачной войне То валит с ног меня, то поддается мне…
Флеминг силится понять противоречивость человеческой натуры, которая содержит в себе все и ничто, жизнь и смерть, смысл и бессмыслицу. Чем обладает человек? Что у него есть? «Тень призрака. Конец, таящийся в начале. Шар, полный пустоты. Жизнь, данная вам зря. Звук отзвука. Ничто, короче говоря». В страданиях и сомнениях он обретает христианскую мудрость:
Я жив. Но жив не я.
Нет, я в себе таю Того, кто дал мне жизнь В обмен на смерть свою.
Вечна в человеке лишь душа, искра божья. Следует освободиться от всего суетного, преходящего. Лишь тогда можно постичь высшую идею.
Пауля Флеминга не случайно называют одним из талантливейших поэтов своего времени. Как писал впоследствии немецкий романтик, историк и критик литературы Август Вильгельм Шлегель, в нем уживались «душа, тянущаяся к богу» и «романтические дифирамбы», «немецкое сердце и восточная фантазия»[1].
За несколько дней до своей смерти, на смертном одре, Флеминг сам сочинил себе эпитафию. Да и вряд ли кто-нибудь другой сделал бы это лучше него:
Я процветал в трудах, в искусствах и в бою, Избранник счастия, горд именитым родом, Ничем не обделен — ни славой, ни доходом.
Я знал, что звонче всех в Германии пою.
Влекомый к странствиям, блуждал в чужом краю.
Беспечен, молод был, любим своим народом…
Пусть рухнет целый мир под нашим небосводом.
Судьба оставит песнь немецкую мою!
Прощайте вы, господь, отец, подруга, братья!
Спокойной ночи! Я готов в могилу лечь.
Коль смертный час настал, то смерти не перечь.
Она зовет, себя готов отдать я.
Не плачьте ж надо мной на предстоящей тризне.
Все умерло во мне… Все… Кроме искры жизни.
АНДРЕАС ГРИФИУС (1616—1664)
Андреас Грифиус (латинизированная им самим форма немецкого имени Грайф) родился в 1616 г. в силезском городе Глогау, в семье лютеранского архидьякона. Во время Тридцатилетней войны он потерял почти всех своих близких и долгие годы вынужден был скитаться, чтобы избежать гонений со стороны католических властей, преследовавших протестантские семьи. С 1634 по 1636 г. он учился в академической гимназии в Данциге, где получил отличное образование. После окончания гимназии Грифиус поступил гувернером в семью имперского советника Георга Шенборнера. С 1639 по 1644 г. он вместе со своими учениками, сыновьями Шенборнера, посещал в Лейденском университете лекции по природоведению, медицине и гражданскому праву. Последующие несколько лет Грифиус путешествовал по Франции, Италии и Голландии, знакомясь со знаменитыми юристами, теологами, писателями своего времени. В 1647 г. он вернулся на родину, в Глогау, и принял там пост синдика. В 1664 г., во время заседания земского представительства, Грифиус умер. Незадолго до смерти он был принят в «Плодоносящее общество», где получил прозвище «Бессмертный».
Свою литературную деятельность Грифиус начал с латинских стихов. Когда поэту был 21 год, в польском городе Лисса вышел его первый сборник сонетов на немецком языке. В 1639 г. за ним последовал еще один — «Воскресные и праздничные сонеты». В этих сонетах отразились и горести народа, и скорбь поэта по поводу упадка родины, и надежда на лучшее будущее. Грифиус написал огромное количество стихов, посвященных военной тематике. Война отняла у него все, чем он дорожил: дом, семью, друзей. Он своими глазами видел, как рушится родная Силезия, как превращаются в пепел и развалины города, в которых он рос, учился, где жила его семья. Ему чудом удалось избежать чумы, но к 1656 г., когда он вернулся в Глогау, из всех жителей города лишь триста человек остались в живых после эпидемии «черной смерти». Слово «война», в отличие от многих других понятий, не является в лирике Грифиуса метафорой. Война конкретна настолько, что живые завидуют мертвым, которым уже не придется страдать и видеть, как страдают другие.
Мы все еще в беде, нам горше, чем доселе.
Бесчинства пришлых орд, взъяренная картечь, Ревущая труба, от крови жирный меч Похитили наш труд, вконец нас одолели.
(перевод Л. Гинзбурга)
Сонет «Слезы отечества» (1636), пожалуй, самый знаменитый из своих сонетов, Грифиус написал, когда ему было всего двадцать лет. Само слово «слезы» в названии сонета указывает на то, что он имеет много общего с фольклорным жанром причитания. Это тоже своеобразное причитание, плач о судьбе родины, о ее страданиях.
В руинах города, соборы опустели.
В горящих городах звучит чужая речь.
Для лирики Грифиуса характерны короткие фразы, маленькие зарисовки, воссоздающие своей динамичностью всю картину происходящего, весь хаос реальности. Поэзии барокко свойственна манера составлять художественное произведение как мозаику, из множества деталей. Барочные поэты пытаются охватить весь окружающий мир, во всем его богатстве и многообразии. Лишь сплавив воедино все, даже самые мельчайшие части, можно говорить, по их мнению, о стройном единстве целого.[2]
Война длится уже восемнадцать дет. «Три раза по шесть лет», как пишет сам автор. Он не случайно раскладывает число «18» именно таким образом. Согласно Откровению Иоанна Богослова, число «666» имеет определенное значение, символизируя зверя, вышедшего из земли: «Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть»[3]. Очевидно, что в Откровении нашла выражение иудаистская мистика чисел, ведь по представлению иудаистов числа «3» и «7» были святыми. Отсюда тройная семерка как выражение святая святых. Если от каждой семерки отнять по единице, получается «666» — воплощение зла, безбожия, самого Антихриста. Таким образом, Грифиус в своем сонете указывает на главного, по его мнению, виновника войны и всех несчастий, приключившихся со страной, и предсказывает грядущий конец света и полное уничтожение всего святого на земле.
В произведениях немецких поэтов первой половины XX в. тема страданий отчизны оказалась печально созвучна поэтическому наследию периода Тридцатилетней войны. В 1937 г. писатель и теоретик искусства Иоганнес Роберт Бехер пишет свой сонет «Слезы отечества», а в 1954 г. издает антологию немецкой поэзии XVI—XVII вв. с тем же названием. Аналогия современных событий с этой скорбной эпохой в истории Германии была для него очевидна. Как и триста лет назад, страна утратила разумный порядок, как и тогда, она была ввергнута в пучину злобы и хаоса.
Потрясение родины, измученной опустошительной войной и общей неустойчивостью жизни, выливается у Грифиуса в идею «Vanitas» — суетности и непостоянства мира. Война, нужда и смерть приводят двадцатилетнего юношу к мысли о ничтожности всего земного: «Куда я ни взгляну, все бренно на земле». Сонету, начинающемуся с этой строчки, сам автор дал название «Vanitas vatitatum, et omnia vanitas» — известные слова Соломона. Его личные страдания и заботы — страдания всей страны, и поэтому через несколько лет он решает изменить начало сонета: «Куда ты ни взглянешь…» Благодаря этому «ты» читатель становится не просто собеседником, которому поэт поверяет страдания своей души, а другом, товарищем по несчастью.
Пройдут, что сон пустой, победа, торжество:
Ведь слабый человек не может ничего слепой игре времен сам противопоставить.
Мир — это пыль и прах, мир — пепел на ветру.
Все бренно на земле. Я знаю, что умру.
Но как же к вечности примкнуть себя заставить?!
В мире, который окружает поэта, ничто не вечно, а человеческая жизнь еще более мимолетна и быстротечна, чем дуновение ветра, чем дым, чем хрупкий цветок. В своем стихотворении «Мертвец говорит из своей могилы» Грифиус заявляет, что между живым и мертвецом нет в сущности никакой разницы:
Ты жив. Я мертв. Но ты и я —.
Почти одно и то же.
Я — твой двойник, я — тень твоя.
Во всем с тобой мы схожи.
Человек лишь гость на земле. Его пребывание на ней мимолетно в сравнении с вечностью. В других сонетах Грифиус сравнивает свою жизнь с быстро тающим снегом, догорающей свечой, сном, который исчезает после пробуждения. В сонете «К Евгении», сравнивая свою возлюбленную с чудесной розой, восхищаясь ее прелестью и очарованием, поэт тут же вспоминает, что ничто так не кратковременно, как красота, ничто так быстро не увядает, как молодость. Грифиус часто обращается к типичной для барокко теме непостоянства счастья, шаткости жизненных ценностей. Идея недолговечности всего земного обесценивает мир. Бренность — доказательство ничтожности. И то, что сотворила природа, и то, что создал человек, — все имеет свой конец. Блеск земного недолговечен. Разрушительный закон времени не знает исключений:
Ах, самый пышный цвет завянет непременно.
Шум жизни сменится молчанием гробов.
И мрамор и металл сметет поток годов.
Счастливых ждет беда… Все так обыкновенно!
К антитезам Грифиус, как поэт барокко, питает особое пристрастие, мир в его представлении наполнен трагически контрастными противоречиями. На смену одной власти приходит другая, рушатся непобедимые империи, увядает красота, удача сменяется бедами и несчастьями. Автор пытается донести до своего читателя мысль, что вся земная тщета бессмысленна:
Ты брал, шагая напролом, услады жизни с бою, Но титул, славу, двор и дом Ты не возьмешь с собою…
Как ни молись, как ни постись —.
Нельзя от смерти упастись1
Эмблемно-аллегорическое изображение реальности, свойственное поэзии барокко, получает в произведениях Грифиуса особую поэтическую силу и проникновенность. Образы, к которым он обращается, известны мировой литературе, однако творческую индивидуальность автора составляют не они, а та моральная проблематика, которая определяет выбор тем и образов. Грифиус не просто оплакивает свою эпоху, он стремится отыскать в ней то, что вечно, ради чего стоит жить. Красота и молодость любимой со временем уйдут, но останутся любовь и верность, которые придают жизни смысл, наполняют ее надеждой. Человек смертен, но, если он прожил свою жизнь честно и достойно, после него останутся доброе имя и память потомков. Постоянное напоминание о Страшном суде также должно, по мнению Грифиуса, заставить людей задуматься о том, как они должны жить, чтобы избежать мук ада.
Религиозные мотивы занимают особое место в поэзии Грифиуса. Библия для него — не только основной источник вероучения, это единственная несомненная истина, свет во тьме, дарующий утешение и надежду на лучшее будущее. Грифиус противопоставляет небесного творца всему земному: в мире все имеет свой конец, все суетно и тленно. Создатель же вечен, прекрасен и безгрешен, он — сама добродетель, сама истина, само благо. Воспевание творца занимает огромное место в лирике поэта.
О, огнь истинной любви! О, источник прекрасных даров!
О, мастер всех искусств! О, высшее святейшество!
О, трижды великий Бог! О радость, которая изгоняет все страдания!
О, целомудренный голубь!
(перевод мой. — О.Р.)
Эти строчки не случайно и по форме, и по содержанию напоминают молитву, поскольку непосредственная духовная связь человека с Богом в протестантизме основана именно на молитве. Через беседу с создателем человек приближается к нему, ощущает свою ценность для него, доверяет ему себя. Поэт молит, чтобы Господь дал ему способность воспринимать себя как утешение, как помощь в трудные минуты. «Огнь истинной любви». Огонь. Свет. Сияние. Этот символ часто используется Грифиусом и взят им непосредственно из Библии: «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его»[4]. Бог — это и есть прекрасный и неиссякаемый источник света, который облегчает человеческие страдания, утешает в бедах и дарит радость. В нем нет ничего темного, злого, греховного. Грех состоит как раз в отсутствии этого света. Ночь, темнота, мрак являются для Грифиуса символами одиночества, страха, потерянности человека. Не случайно поэт почти всегда называет ночь «темной», «мрачной», «черной». Вот как выглядит у него описание полуночи:
Ужас, безмолвие и темные страхи, мрачный холод окутывают землю.
Спят все, кто устал от работы и боли.
Это часы скорбного одиночества.
(перевод мой. — О.Р.)
Однако не все ночи для поэта одинаковы:
Ночь, более чем светлая ночь! Ночь, которая светлее, чем день.
Ночь, в которую родился свет, светлее, чем солнце.
(перевод мой — О.Р.)
Так поэт восхваляет ночь, когда Сын Божий появился на свет. Именно эту необыкновенную ночь Грифиус ставит в центр своего стихотворения о чуде рождения Иисуса Христа, именно к ней он обращается в начале и в конце своего сонета. Гиперболы, к помощи которых прибегает автор, призваны подчеркнуть ее особенность, значимость. Оксюморон «светлая ночь» парадоксален: ночь обычно связана с темнотой, а свет — атрибут дня. В других своих стихотворениях Грифиус действительно противопоставляет божий свет всему темному, мрачному, внушающему страх и ужас. День и ночь находятся у него в непримиримой оппозиции, но ночь, когда родился Иисус, важнее всех дней и ночей. Во мраке родился свет, благодаря которому исчезнут страх и боль, несчастья и горести, свет, который дает людям надежду, свет, который есть доказательство божьей любви к людям. В четырнадцати строчках этого сонета слово «ночь» повторяется 15 раз. Кроме природной темноты, есть еще и другая, духовная тьма: страдания, боль, грех, смерть. Эту темноту и должна уничтожить ночь Рождества Христова. Для Грифиуса ее важность заключается в том, что Творец подарил людям свой свет, озарив им ночь, сияние которой затмило все остальные дни и ночи.
«Ночные» стихотворения у Грифиуса — еще одно свидетельство пристрастия барокко к символам ночи, времени, когда глубже всего открывается внутреннее «я» человека. В одном из своих стихотворений Грифиус обращается к звездам, называя их факелами, которые светят сквозь ночь и черные тучи, цветами, которые украшают огромный небесный свод, вечно сверкающими алмазами. Их свет идет сверху, он спокойный, ровный. Это уже не лучи яркого солнца, не быстрая молния, не огонь, но это тот же божий свет. Свет, созерцание которого наполняет поэта ощущением блаженства. Это чуть ли не единственное стихотворение Грифиуса, которое изображает природу в позитивном смысле. Как правило, если поэт и описывает природу, то только для того, чтобы на ее примере продемонстрировать недолговечность всего земного. Везде в природе Грифиус видит отцветание, угасание, бренность, смерть. Звезды же — единственное, что остается постоянным и неизменным, несмотря на бег времени. Однако и в этом стихотворении поэт не преодолевает разделения земного и небесного, временной темноты и вечного света. Звезды сияют на небе, а это — место пребывания самого творца. Благодаря звездам ночь только на мгновение перестала внушать ужас и неприязнь поэту, но и за это краткое мгновение Грифиус благодарен им. Благодарен за то, что они, эти маленькие искорки, являют человеку милость божью, дарят утешение в суровые и жестокие годы.
Основной поэтической формой, которую разрабатывал Грифиус, был сонет, строгая ренессансная форма, требующая большого технического мастерства. Однако построение сонетов Грифиуса, как справедливо замечает одна из отечественных исследовательниц его творчества, весьма существенно отличается от обычного построения классицистического сонета.
В традиционном сонете содержание катренов должно было противопоставляться содержанию терцетов, а пуанта — разрешать этот конфликт. У Грифиуса же «первый катрен в образной форме показывает тему, второй — раскрывает ее более глубоко, указывает на ее символическое значение. В терцетах это углубление продолжается, сопровождаясь повышением эмоциональности стиха, и, наконец, в самых последних строках открывается подлинный смысл темы»[5]. Большинство сонетов Грифиуса написаны александрийским стихом, однако зачастую автор сознательно меняет метрику внутри одного стиха, чтобы придать ему большую эмоциональность и динамику. Таким образом, «сонет лишается той строгости, которая всегда была для него характерна»[6]. Барочные сонеты Грифиуса — явление необычайно интересное, сочетающее и в своей форме, и в содержании черты обоих литературных направлений.
В своих произведениях Грифиус старается следовать стилистическим идеалам, соответствовать нормам, предписанным поэтиками того времени.
Однако желание произвести впечатление на читателя, затронуть его душу заставляет автора интенсивно использовать риторические фигуры. Параллелизмы, антитезы, гиперболы и восклицания несколько утяжеляют его речь, хотя сам автор изо всех сил стремился сделать ее как можно более приятной для слуха, умышленно избегая иностранных слов, простонародных выражений, неточных или неравносложных рифм.
У нас в стране творчество Грифиуса изучено недостаточно глубоко. На русский язык переведено лишь несколько его сонетов, переводов драм не существует вообще. А между тем у себя на родине он известен прежде всего как один из создателей «высокой» немецкой трагедии. Именно с его творчеством связывают возникновение в Германии национальной драмы.
Политические события XVII в., религиозные конфронтации, многочисленные открытия в сфере естественных наук подняли театр на другой уровень, придали ему новый социальный статус. Появление профессионального театра требовало от немецких авторов создания качественно новой драматургии, самобытной, национальной.
В сороковые годы Грифиус обращается к жанру трагедии и создает целый ряд блестящих произведений. Его трагедии «Лев Армянин, или Цареубийство» (1646—1647), «Екатерина Грузинская, или Несокрушимая стойкость» (1648), «Убиенное величество, или Карл Стюарт» (1649), «Карденио и Целинда» (1649) и другие можно смело отнести к лучшим образцам немецкой драмы. Написанные стихами, они также являют собой одну из важнейших страниц поэтического творчества Андреаса Грифиуса. При написании своих трагедий автор опирается на опыт античной литературы: он делит их на пять актов, вводит хор, аллегорические фигуры (Месть, Вечность, Человек и т. д.), которые поясняют события, происходящие на сцене. Он исходит из аристотелевского принципа, что предметом трагедии должны быть важные, подчас роковые события, а ее героями — сильные люди, яркие индивидуальности.
В поисках сюжета для своих произведений автор обращается и к византийской истории начала IX в. («Лев Армянин»), и к трагическим событиям совсем недавнего прошлого («Карл Стюарт», «Екатерина Грузинская»). Осмысляя этические проблемы современной ему действительности, он ставит перед собой и перед читателем такие извечные вопросы, как «Что стоит человеческая жизнь?», «Может ли быть убийство во благо?», «Когда добро становится злом?» и др. Проблема борьбы за власть, к которой Грифиус неоднократно обращался в своих трагедиях, дает ему прекрасную возможность высветить людские пороки и добродетели с различных сторон, продемонстрировать, что один и тот же поступок в разных ситуациях может оказаться грехом и благом.
Огромное влияние, как на мировоззрение, так и на творчество поэта оказали идеи христианского стоицизма. Страх перед бренностью и разочарованность заставляли его смотреть на жизнь с некоторой долей безразличия, как бы со стороны. И все же, как любой человек, он не мог до конца отречься от земных радостей и закрыть глаза на несправедливость, не мог презрительно относиться к жизни. Он высказывался не против любых ее проявлений, а лишь против страшного мира зла, насилия и жестокости.
В отличие от трагедий, которые не часто ставились на сцене при жизни поэта, его комедии («Absurda comica, или Господин Петер Сквенц» (1658), «Хоррибиликрибрифакс» (1663) и двойная комедия «Влюбленный призрак"/"Возлюбленная Розочка» (1660)) пользовались огромной популярностью. Материал для них Грифиус черпал из реальной действительности, в которой его было больше чем достаточно. Грифиус не случайно обращается к уродливым, отталкивающим сторонам жизни. Анализируя состояние общества, он стремится понять и объяснить его. Многосторонняя критика быта и нравов, насмешливые, злободневные пьесы находили у уставшего от войны народа широкий отклик, поскольку были близки и понятны зрителю.
Слава и общественное признание пришли к Грифиусу еще при жизни, но в XVIII в. он, как и многие другие поэты барокко, был незаслуженно забыт, и лишь в начале XX в. интерес к его творческому наследию возник вновь. После Второй мировой войны, когда в Европе возникла обстановка сродни той, что Андреас Грифиус описывал в своих произведениях, читатели как бы заново открыли для себя его гневную, пронизанную болью лирику, бичующие нравственные пороки общества комедии, глубоко философские трагедии.
Грифиус жил в эпоху великих событий и грандиозных перемен. На его глазах менялся мир, менялась родная Германия, менялся привычный уклад жизни. Будучи одним из образованнейших людей своего времени, он не мог не откликнуться на насущные проблемы. Талантливый, своеобразный поэт, он открыл перед читателем одну из важных страниц жизни своей страны и всей Европы, сумел критически осветить многие вопросы своего времени.