Вопрос о воздействии человека на среду

Впрочем, вопрос, о котором идет речь, входит в состав и другого более общего вопроса, именно вопроса о воздействии человека на окружающий его мир явлений. Никто не станет отрицать того, что воздействие человека на природу вполне возможно и в большей или меньшей мере достигает своих целей. При этом человек пользуется тем знанием природы, каким он в данную минуту обладает, заставляя силы природы служить своим целям. Прикладное естествознание в XIX в. расширило нашу власть над природою до такой степени, о какой в прежние века и мечтать было нельзя. Но если знание законов, по коим происходят явления в мире природы, дают нам известную власть над этими явлениями, то нет основания думать, чтобы мир человеческой жизни, как индивидуальной, так и социальной, наоборот, не мог быть предметом нашего воздействия, Нужно было бы еще доказать, что в области культурных и социальных явлений знание может иметь лишь одно теоретическое значение, что ни о каких прикладных науках в этой области и речи быть не должно. Мы думаем, что пытаться доказывать такой тезис — дело безнадежное. С большим успехом можно было бы, пожалуй, доказывать противоположный тезис. Все процессы, какие мы только наблюдаем в мире природы, происходят сами собой, независимо от наших желаний и наших поступков. Они происходили бы и в том случае, если бы людей и вовсе не существовало. Другое дело — мир общественных явлений: эти последние в последнем анализе сводятся к людским деятельностям или взаимоотношениям, да и сами взаимоотношения эти слагаются из отдельных людских поступков. Когда человек оказывает воздействие на окружающую его природу, тут происходит, так сказать, вмешательство извне в какие-либо процессы, в природе совершающиеся: человек стремится прервать какой-либо процесс, замедлить его, дать ему другое направление или, наоборот, усилить, ускорить, поддержать процесс, а во многих случаях и дать начало новым процессам, так сказать, искусственно их вызывая. Но общественная жизнь, сама слагающаяся из отдельных человеческих поступков, уже по одному этому есть результат постоянного в нее вмешательства со стороны отдельных личностей, составляющих из себя общество. Общественная жизнь не имеет бытия вне людей и независимо от людей, и само ее внутреннее содержание заключается именно в человеческой деятельности, постоянно ее творящей. Это вмешательство бывает сознательным или бессознательным, преднамеренным или невольным, произвольным или вынужденным, целесообразным или нецелесообразным, успешным или неудачным: оно может быть также научным или утопическим. Кто желал бы доказать, что стремление к воздействию на общественную жизнь не имеет смысла, тот должен был бы прежде всего доказать, что в образовании общественных явлений человеческая деятельность столь же не при чем, как и в образовании явлений природы. И этого, впрочем, было бы еще недостаточно. Нужно было бы еще доказать, что по самой сущности своей общественные явления и не могут поддаваться человеческому воздействию, а это значило бы, что общественные явления в этом отношении существенно отличны от явлений естественных, которые, имея существование, независимое от человека, тем не менее до известной степени поддаются человеческому воздействию. Другими словами, надлежало бы привести какие-либо разумные доводы в пользу мнения, будто человек, имеющий возможность действовать в своих целях на природу, совершенно бессилен по отношению к своей собственной общественной жизни. Но это было бы нелепостью, ибо сама общественная жизнь была бы совершенно немыслима, если бы такое мнение соответствовало действительности.

Всякая социальная организация преследует общественные цели, т. е. прибегает к известного рода средствам для того или другого рода воздействия на общество, хотя бы в лице его отдельных членов. Все дело, конечно, в тех границах, какие в этом отношении существуют как для сил человека, так и для того, что можно назвать податливостью объектов его воздействия. Эти границы могут быть определены только наукою, но они не остаются неизменными, ибо, с одной стороны, успехи знания увеличивают силы человека, а с другой стороны, само развитие общественности делает в наше время возможными такие явления, которые были совершенно немыслимы в более отдаленные времена. Когда не существовало еще знания законов природы, на нее думали действовать магическими средствами. Вера в магию была соединена с преувеличенным представлением о той силе, какая может быть в распоряжении человека, знакомого с магическими средствами, и с преувеличенным же представлением о податливости природы, свободной от каких бы то ни было собственных законов. Социологический утопизм вполне соответствует подобному умственному настроению: он также придает слишком большое значение человеческому воздействию и слишком мало принимает в расчет, что общественные явления подчиняются известного рода законам. Но реакция против утопизма заходит слишком далеко, когда приводит к полному отрицанию всякой силы и всякого значения за человеческим воздействием на течение общественной жизни. Становиться на такую точку зрения в социологии столь же ненаучно, как отрицать и возможность технического воздействия на природу на том лишь основании, что магическое воздействие на природу нелепо. Помимо своего высокого теоретического значения общественные науки имеют еще значение практическое: они создают основание для прикладных дисциплин, из коих каждая учит, как следует действовать на ту или другую сторону социальной жизни для достижения известных жизненных целей. Социология в данном случае не должна составлять исключения. Вырабатывая общую теорию исторического процесса и определяя ту роль, какую в нем играет действие личности на общество, она является своего рода наставницею жизни в гораздо более широком смысле, чем тот, с каким древние давали это имя истории.