Место и функции культуры в обществе

Культура в самом широком ее понимании и в своих двух проявлениях — материальном и духовном — единственная сила, связывающая некогда разрозненные биологические особи в единый общественный организм и превращающая их в человеческие существа. Культура объединяет, «цементирует» людское сообщество во времени и пространстве, предопределяет для него особую и, быть может, весьма опасную роль в общей системе мироздания, угрожая ей будущим атомным или экологическим апокалипсисом.

Предначертанная культуре задача — связывать людей в единое человечество — находит выражение в ряде ее конкретных общественных функций. Их число в работах разных авторов неодинаково, да и обозначаются они иногда по-разному. Как один из вариантов, можно было бы предложить следующий перечень функций культуры с некоторыми пояснениями: а) функция приспособления к среде, б) познавательная, в) информативная, г) коммуникативная, д) регулятивная, е) оценочная, ж) разграничения и интеграции человеческих групп, з) социализации (или человекотворческая).

Функция приспособления к среде может считаться самой древней и едва ли не единственно обшей для человека и животных, хотя в отличие от них Homo sapiens в деле защиты от стихийных сил пошел неизмеримо дальше других существ и вынужден приспосабливаться к двум видам обстоятельств — природным и социальным. Если для ископаемых людей первыми проявлениями культуры, прямо указывавшими на приспособление, были предметы одежды из звериной шкуры и огонь, то для нашего современника это или космический скафандр, или глубоководный батискаф, или сложнейшие конструкции и приборы. Все, что помогает первобытной, а позднее и цивилизованной человеческой особи выжить и благоденствовать в окружающей ее естественной среде, будучи порождением культуры, выполняет функцию приспособления. Однако человек «вписан» не только в мир природы, но и в общество, где, к сожалению, достаточно часто, несмотря на успехи цивилизации, а иногда и прямо по их вине, то и дело дает о себе знать звериный закон: «человек человеку — волк». И здесь тоже в рамках культуры (или антикультуры!) в течение тысячелетий вырабатываются средства приспособляемости: от государственных структур и законов, удерживающих людей от взаимного истребления, до оружия, изготовляемого в целях обороны или нападения. Именно на абсолютизации функции приспособляемости в обществе построена небезызвестная доктрина «социального дарвинизма».

Познавательная (или гносеологическая) функция находит свое выражение прежде всего в науке, в научном поиске. Наиболее ярко это проявилось в современной научно-технической революции. У познавательной функции культуры двойная направленность: с одной стороны, на систематизацию знаний и раскрытие законов развития природы и общества; с другой — на познание человеком самого себя. Как это ни парадоксально, на нынешнем этапе развития цивилизации первое направление неизмеримо преобладает над вторым. Человек постиг окружающий мир гораздо лучше, чем глубины собственной души, собственного интеллекта. До сих пор не утратили актуальности слова итальянского поэта эпохи Возрождения Франческо Петрарки (1304—1374): «Какая польза, спрашиваю я, в том, чтобы знать природу зверей, птиц, рыб и змей и не знать природы людей, не знать и даже не стремиться узнать, для чего мы существуем, откуда и куда направляемся»^[1]. Через 500 с лишним лет в другой, совсем непохожей на Италию стране, на Украине, выдающийся философ, просветитель и поэт Григории Саввич Сковорода (1722—1794) высказал ту же самую мысль: «Пока мы не познали, что в нас, какая нам польза знать, что вне нас? Да и можно ли, не познав себя, познать мир? Может ли тот, кто слеп дома, быть зрячим в гостях?»^[2]

Свидетельства незнания самих себя окружают нас повседневно: до сих пор во многом загадочны свойства экстрасенсов; не только длительное, на протяжении столетий, сохранение так называемых оккультных наук (астрология, магия и т. п.), но и их расцвет в последние годы как на Западе, так и в нашей стране; существование таких необъяснимых явлений, как телепатия (передача мыслей на расстоянии), телекинез (способность воздействовать мыслями на предметы), ясновидение (способность предвидеть будущее) и многие другие еще не раскрытые потенции личности. Все это до недавнего времени у нас просто отвергалось, а между тем трудно отрицать существование в человеке и космосе неких скрытых сил, недоступных для обычного человеческого опыта, но доступных для людей, обладающих особыми качествами или прошедших специальную психическую тренировку. При этом возникает и чисто логический вопрос о естественных границах человеческого интеллекта. Если мы согласны, что, скажем, собаке никогда не подняться до полного понимания мира, созданного человеком, то почему он самоуверенно полагает, что ему в перспективе доступно «абсолютное» знание мира, которого он сам не создавал?

Уже упоминавшийся английский исследователь Р. Хиггинс, например, прямо указывал на тот предел в постижении мира, к которому подошла наука. Связывая спасение человечества с «пробуждением религиозного духа», он пишет, что, «объяснив почти все, мы сознаем теперь, что не поняли почти ничего» и что люди «все больше сознают абсурдность современности в свете таинственного и неизмеримого, все чаще отказываются от того обедненного взгляда на мир и человека, который породила наука, выступая в роли дурной метафизики. Воскресшая духовная жажда устремляется к тысячам источников, многие из которых кажутся странными и экзотическими. Есть и обманные. Но граница всегда привлекала к себе всякого рода эксцентриков, изгоев и шарлатанов, торгующих волшебными эликсирами»^[3].

Говоря о естественных границах постижения тайн самого человека силами науки, не следует, однако, впадать в излишний пессимизм. У научного знания есть могучий союзник — интуиция и откровение. Внутренний мир личности в не меньшей, если не в большей степени раскрывается и с помощью других проявлений культуры — литературы и всех остальных видов искусства. Вспомним Шекспира, Достоевского, Толстого, Бальзака, выдающихся живописцев, скульпторов, музыкантов, актеров, поэтов, а в наше время и кинорежиссеров уровня Феллини, Бергмана или Тарковского, в творениях которых важнейшие законы существования человеческой души и ее бездонная глубина показаны гораздо убедительнее, чем в любых научных трактатах. Бердяев на эту тему писал: «Философы и ученые очень мало дали для учения о человеке. Антропологии мы должны учиться у великих художников, у мистиков и очень немногих одиноких и мало признанных мыслителей. В науке же первое место принадлежит Фрейду, Адлеру, Юнгу»^[4].

Информативная функция обеспечивает историческую преемственность и передачу социального опыта. У человечества нет иного пути сохранения, приумножения и распространения во времени и пространстве накопленных духовных богатств, как через культуру. Культура не наследуется или почти не наследуется генетическим и биологическим путем. Иными словами, человек приходит в этот мир как в той или иной степени чистый лист бумаги, на котором старшие поколения — носители предшествующей культуры пишут свои письмена. Считается, что биология в этом процессе не участвует, хотя темперамент, способности и таланты могут передаваться по наследству. Так происходит во времени. А в пространстве?

Представим себе, что какой-нибудь утонченный носитель культуры, скажем современный французский интеллектуал, переезжает на жительство из Парижа в Африку и находит себе супругу из племени зулу. Естественно, физическая близость и ребенок сами по себе не станут фактором распространения культуры, а вот взаимный обмен информацией в семье о жизни во Франции и о жизни коренных жителей в ЮАР прямо приведет их к общему духовному обогащению. Об этом когда-то очень хорошо сказал Бернард Шоу: «Если у вас яблоко и у меня яблоко и мы обмениваемся ими, то у каждого остается по яблоку. Но если у каждого из нас по одной идее и мы передаем их друг другу, то ситуация меняется. Каждый сразу же становится богаче, а именно — обладателем двух идей»^[5]. И даже трех или нескольких, ибо каждое сопоставление идей активизирует человеческую мысль.

Каналом передачи информации во времени и пространстве является не только духовная, но и материальная культура. Любое орудие производства или предмет потребления, как указывал еще Э. Б. Тайлор, представляя собой лишь очередное звено в неразрывной цепи родственных изделий или явлений, по законам семиотики, несет на себе определенную информацию о человеке, об общественных отношениях своей эпохи и своей страны. По отдельным черепкам и обломкам опытный археолог может воссоздать живую картину прошлого, так же как этнограф — быт и верования какого-нибудь далекого племени.

Коммуникативная функция культуры неразрывно связана с информативной, подобно семиотике, неотделимой от информатики. Носителями коммуникативной функции выступают главным образом словесный язык, специфические «языки» искусства (музыка, театр, живопись, кино и т. п.), а также язык науки с ее математическими, физическими, химическими и другими символами и формулами. Если первоначальные знаковые системы в течение длительного времени существовали и передавались из поколения в поколение, от человека к человеку лишь устно и графически, на сравнительно небольшие дистанции во времени и пространстве, то с развитием техники, новейших транспортных средств и средств массовой информации (печать, радио, телевидение, кино, аудиои видеозапись) коммуникативные возможности культуры, т. е. ее способность сохранять, передавать и тиражировать культурные ценности, неизмеримо возросли. Люди, которых уже нет в живых, продолжают существовать среди нас духовно, как это показывает судьба многих выдающихся личностей. Со второй половины XX в. после физической смерти многим из них фактически удалось обеспечить и свое аудиовизуальное бессмертие. К примеру, Высоцкий умер, но до сих пор остается и еще долго будет оставаться мощным фактором культурной коммуникации в книгах, фильмах, аудиои видеозаписях, причем его видят и слушают в самых отдаленных точках земли. Усиление коммуникативных возможностей культуры приводит к известному стиранию ее национальных особенностей и способствует формированию единой общечеловеческой цивилизации.

Регулятивная (или нормативная) функция проявляется прежде всего как система норм и требований общества к своим членам во всех областях их жизни и деятельности — труде, быте, межгрупповых, межклассовых, межнациональных, межличностных отношениях. Вспомним, что еще Т. Парсонс наряду с символичностью и волюнтаристичностью считал нормативность одним из важнейших признаков культуры. Главная задача регулятивной функции — поддерживать социальное равновесие в том или ином обществе, а также между отдельными группами людей в интересах выживания человеческого рода или любой его части.

Регулятивная функция культуры осуществляется на многих уровнях: высший из них — нормы морали, которых мы уже касались в разделе о нравственных ценностях. Конечно, они изменяются в ходе истории и от народа к народу. Однако по мере роста духовной культуры, развития средств массовой коммуникации, сокращения расстояний и неизмеримого усиления контактов и взаимообменов между народами растет осознание каждым жителем Земли своей индивидуальности и одновременно принадлежности ко всему человечеству. Взаимообогащаются и становятся все более общечеловеческими и нормы морали. Люди приходят к осознанию, что все они — пассажиры одного корабля, начиненного атомной смертью, и только единство, питаемое общей нравственностью, способно спасти их от гибели Древнейшим социальным институтом, формулировавшим и поддерживавшим нормы морали, была Церковь, ее различные религии и конфессии. Показательно, что, несмотря на определенные расхождения, основные заповеди всех крупнейших религий мира во многом совпадают, т. е. носят общечеловеческий характер. Этим они резко отличаются от норм так называемой классовой морали, согласно которым заповеди «Не убий!» противопоставляется призыв «Если враг не сдается, его уничтожают!», а заповеди «Не укради!» — призыв к «экспроприации экспроприаторов» или еще более выразительный — «Грабь награбленное!».

Следующим уровнем, на котором осуществляется регулятивная функция культуры, являются нормы права. Если нормы морали содержатся главным образом в религиозных текстах и документах, а также в светской морализаторской литературе, то нормы права, неизменно основываясь на первых и конкретизируя их (ср. убийство из ревности и убийство при отягчающих обстоятельствах), подробно излагаются в конституциях и законах. При этом они приобретают не только нравственную, но уже и юридическую силу. Различия в нормах права у разных народов гораздо более заметны, чем в нормах морали. Это объясняется конкретной историей каждой нации, ее темпераментом, достигнутым уровнем культуры и другими факторами. Весьма показательным представляется в разных государствах отношение к смертной казни: чем выше культура того или иного общества и его благосостояние, тем оно гуманнее к своим преступникам и выступает за ее отмену И наоборот, чем менее культурна, а следовательно, и беднее нация, тем ее граждане более охтоблены и безжалостны к правонарушителям.

Естественно, в обществах с контрастной классовой структурой, с ярко выраженными полюсами бедности и богатства, законодательство нередко приобретает классовую окраску и определенную тенденциозность в «капиталистическом» или «социалистическом» духе. Однако по мере размывания границ между классами и благодаря сознательным усилиям законодателей, юридические нормы самых развитых стран все более приближаются к общечеловеческому идеалу, хотя и не утрачивают полностью некоторых национально-культурных традиций. Идет активный международный обмен юридическим опытом и усвоение всего лучшего, что создано в этой сфере. В указанный процесс активно включилась и наша страна, ранее изолированная от мирового сообщества своей подчеркнуто классовой идеологией.

Неотъемлемой частью культуры, еще одним уровнем, где проявляется ее нормативная сторона наряду с моралью и правом, выступают обычаи и обряды. Обычай — устойчивая система поведения человека в разных сферах жизни и в разных ситуациях, ставшая нормой и передающаяся из поколения в поколение. Приняв форму определенного образца, обычаи весьма устойчивы и консервативны, сопровождая народы в течение веков, несмотря ни на какие общественные потрясения. Даже большевики, при всей их послереволюционной радикальности и жестокости, так и не смогли изжить в нашей многонациональной стране таких древних обычаев: поминки, калым, кровная месть, многие религиозные праздники и т. п. По сравнению с нормами права обычаи изменить гораздо труднее, почти невозможно, ибо «простой» народ, несмотря ни на что, живет не так, как указывает ему тот или иной режим, а как завещано предками. Обычаи в гораздо большей степени, чем нормы морали или юридические нормы, национально окрашены, сохраняют неповторимую самобытность и, больше того, как бы выражают душу народа. Их своеобразие во многом объясняется спецификой природной среды и сельскохозяйственной деятельностью — причина, по которой они более характерны для деревни, чем для города.

Обряды в отличие от обычаев носят чисто религиозный характер и тесно связаны с определенными конфессиями или видами веры. Это — символические коллективные действия, совершаемые верующими в церкви или ином специальном месте. Они формируют систему привычных для верующих представлений, отличаются большим консерватизмом и становятся неотъемлемой и дисциплинирующей потребностью верующего. С психотерапевтической точки зрения, обряды, несомненно, оказывают на религиозных людей положительное воздействие.

Помимо норм морали, права, обычаев и обрядов, регулятивная функция культуры проявляется и в нормах поведения на работе, в быту, в общении с другими людьми, в отношении к природе. Этот уровень нормативности включает широкий круг требований, начиная с элементарной опрятности и соблюдения принятых в данном обществе или в данной социальной группе правил «хорошего тона» и кончая общими требованиями к духовному миру человека и качеству его труда. Это, так сказать, повседневно-бытовой, «цивилизационный» уровень культуры, который весьма контрастно проявляется при посещении какого-нибудь супермаркета в Европе и в нашей провинциальной «лавке». К этому же уровню относятся правила воспитания, этикета, личной гигиены, культура общения с людьми и т. п.

Оценочная (аксиологическая) функция культуры выражается в том, что представляющие ее люди в теории и на практике стремятся ответить на вопрос, поставленный еще Сократом: «Что есть благо?» На протяжении всей истории человечества его наиболее светлые умы как бы классифицируют все предметы и явления окружающего мира с точки зрения их «полезности» или «вредности» для выживания грядущих поколений. В ходе практической деятельности происходит естественный отбор ценностей, производимых человеческим интеллектом как основной движущей силой культуры. По мере накопления опыта многие ценности пересматриваются и «отпадают», появляются новые, обогащающие уже сложившуюся традицию. У многих народов на разных этапах развития понятия о «добре» и «зле» и выработанные системы ценностей не совпадают, однако все они имеют и некое общечеловеческое «ядро», которое постепенно расширяется.

Чем примитивнее отдельно взятый индивид или общество, тем круг его ценностей ограниченнее и проще. В этом смысле существует огромная разница между первобытным человеком и современным мыслителем, между племенами «дикарей» и правовым государством.

При общей оценке культурного процесса нельзя сказать, что, выступая неустанным «оценщиком» окружающего мира, человек всегда правильно определяет «полезность» или «вредность» вещей и явлений. Опираясь на уже устоявшиеся традиции, он, как альпинист, движется к высотам культуры с победами и отступлениями. Но все-таки движется! И здесь интересно диалектическое взаимодействие между регулятивной и оценочной функциями культуры. Первая как бы требует: «Пусть будет так!», но вторая возражает: «Нет, давай подумаем, стоит ли это сохранять». Подобным образом в духовной жизни человека вершится постоянная борьба между охранительной традицией и «подправляющим» и обогащающим ее, новаторством.

Функция разграничения и интеграции человеческих групп сводится к следующему: как нельзя себе представить язык «вообще», ибо он существует лишь в виде множества конкретных языков, так и культура всегда предстает перед нами в какой-то определенной национальноисторической форме. Больше того, именно в этом многообразии и состоит богатство мировой цивилизации. Вот почему, как писал Н. А. Бердяев, «невозможно и бессмысленно противоположение национальностей и человечества, национальной множественности и всечеловеческого единства… Чувствовать себя гражданином вселенной совсем не означает потери национального чувства и национального гражданства. К космической, вселенской жизни человек приобщается через жизнь национальную»¹. А культура чаще всего и есть выражение национального духа.

В действительной жизни этносы, нации и страны разделены не столько географией и политическими границами, которые легко преодолимы и изменяемы, сколько своими культурно-психологическими особенностями, имеющими многовековую историю и огромную сопротивляемость к ассимиляции и чужеродным влияниям. Это исконная, целомудренная «душа» народа, по которой проходят последние рубежи его индивидуальности и суверенитета. Весь ход мировой истории учит: несмотря на утрату и экономической, и политической независимости, несмотря на попытки создания огромных «империй», малые этносы и народы сохранялись и возрождались как таковые именно благодаря верности своей культуре, психологическому складу, образу жизни, нравам и обычаям, вере и т. п. Не об этом ли говорит неудержимый взлет национального чувства у больших и малых народов распавшегося Советского Союза или культурное возрождение многочисленных национальных государств Азии, Африки и Латинской Америки, в разное время сбросивших имперское ярмо колониализма? Таким образом, культура выступает как могучий фактор дифференциации и разграничения между сравнительно небольшими, а порой и весьма значительными человеческими группами (ср. дихотомию «Восток-^Запад»), что не исключает, однако, и процессов их взаимного обогащения. Больше того, именно процессы межнационального обмена, по диалектическому закону отрицания отрицания, обеспечивают взаимосвязь между культурами разных эпох и народов, способствуя их «симфоническому» слиянию в многоголосую цивилизацию. Свидетельством тому служит появление всемогущего научно-технического слоя современной культуры, который не имеет национальной специфики, постепенно охватывая все страны и нейтрализуя тенденцию к размежеванию человечества по признаку рас и национальностей. Об этом хорошо сказал кн. Н. С. Трубецкой: «…все языки земного шара представляют собой некоторую непрерывную сеть взаимно переходящих друг в друга звеньев, как бы радужную. И именно в силу непрерывности этой языковой радужной сети и в силу постепенности переходов от одного ее сегмента к другому общая система языков земного шара при всем своем пестром многообразии представляет все же некоторое, правда, только умопостигаемое единое целое»^[6].

Функция социализации (или человекотворческая), по существу, связана с выполнением одной-единственной и важнейшей задачи: сделать из первобытной биологической особи разумного общественного человека. Иными словами, все перечисленные выше функции культуры — от приспособления до разграничения и интеграции человеческих групп — объединяются в этой одной синтетической функции и подчиняются ей. Процесс социализации заключается в усвоении человеческим индивидом определенной системы знаний, норм и ценностей, позволяющих ему действовать в качестве полноправного члена общества. При этом речь идет не только о том, что каждого из нас формирует и воспитывает окружающая общественная среда, но и о необходимости активной внутренней работы самого человека, стремящегося в любых условиях сохранить и усовершенствовать свою неповторимость. Если социализация по тем или иным причинам не сопровождается формированием полноценных личностей, то возникает общество «винтиков», безгласных обывателей, не способных к дальнейшему развитию, как это происходило в период «диктатуры пролетариата». И наоборот, господство индивидуализма ослабляет социальные связи, общепринятые нормы и ценности перестают приниматься во внимание, народ теряет свое органическое единство, и наступает период нестабильности. Идеальным для общественного развития является равновесие между коллективным и личностным. В послереволюционной России главным провозглашалось первое; в наши дни стрелка национального барометра качнулась в обратную сторону, предвещая новые проблемы. Их можно преодолеть, лишь всемерно повышая политическую культуру, добиваясь подлинной гармонии между обществом и отдельно взятой личностью, между процессом социализации и процессом становления личности каждого гражданина.

Приведенное выше раздельное рассмотрение основных функций культуры в обществе, конечно, весьма условно. В реальной жизни разграничить их так, как это сделали мы, невозможно. Они тесно сплетены, переходят одна в другую и практически представляют собой единый процесс, в целом обеспечивая движение человечества по извилистым и часто непредсказуемым путям прогресса.

• [1] Культура, человек и картина мира. М., 1987. С. 45.
• [2] Ци. по: Толстой Л. Н. Путь жизни. С. 21.
• [3] Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности. С. 65.
• [4] См.: Дмитриева Н. К., Моисеев А. П. Николай Бердяев. Жизнь и творчество. М., 1993. С. 189.
• [5] Основы марксистско-ленинской теории культуры. М., 1986. С. 27—28.
• [6] Евразия. М., 1992. С 146.