Анализ формы отдельных категорий и тем

Мы уже обращали внимание на два любопытных момента из 9-го сегмента, которые могут свидетельствовать о некоторой искусственности конструкции зрелости, созданной И.

Критический нарративный анализ

Проводя критический нарративный анализ, мы фокусировали внимание на том, какова функция нарратива, создаваемого И.; как она позиционирует в рассказе себя и других героев. В теории позиционирования, ряд идей которой берут на вооружение сторонники критического нарративного анализа, предполагается, что люди обнаруживают себя в некотором «моральном порядке», задаваемом структурой прав и обязанностей (The Self and Others, 2003). Какой «моральный порядок» подразумевается занимаемой И. позицией? По отношению к чему она занимает позицию и какую?

В рассказе И. присутствует определенный тип «заботы о себе»: позиционируется самодостаточный индивид, который полностью владеет ситуацией, который в принципе мог бы быть и один (у него нет выраженной потребности в близости), но он с благодарностью принимает возможность быть с кем-то. Такой индивид обязан не впадать в зависимость и держать все иод контролем, осознавать обстоятельства и в любви сохранять дистанцию между собой и другим (не впадать в симбиоз). У него есть право выбора партнерских отношений и право (и обязанность) преодолевать свою «болезненность», если таковая случается, и переосмысливать случившееся. Любопытно, что другой человек становится тем, по отношению к которому осуществляются зрелые или «болезненные» действия, по отношению к которому занимается та или иная позиция вне зависимости от позиции этого другого человека. В рассказе И. оба мужчины практически никак не представлены, лишь названы и, по сути, играют роли промежуточных персонажей, их легко поменять местами. Здесь главное, какую позицию занимает сама И., а она имеет право и обязанность по отношению к любому из мужчин занять позицию зрелого, самодостаточного субъекта. Следует заметить, что второй мужчина описывается как отличающийся от всех, с кем женщина встречалась до этого. Интересно, что яркие прошлые отношения случались с такими же «яркими» людьми, а героем сегодняшних спокойных отношений является другой человек, противоположность «ярким, холеричным, эмоциональным»; качества героя четко соответствуют «качествам» рассказываемой истории.

Нарратив зрелости и самодостаточного субъекта играет роль ресурса, позволяющего контролировать тревогу, посредством наделения себя качеством субъектности, полнотой контроля в актуальных отношениях и возможностью позитивного переосмысления и принятия любого опыта. Позитивное переосмысление — попытка достичь связности, когерентности опыта. И от того, насколько оно удается, насколько удастся выстроить непротиворечивую единую историю, зависит ощущение успеха в достижении позиции субъектносги. Хорошая история, в которой все взаимосвязано, — критерий ощущения личностной успешности. Очень интересно, как личный опыт И. начинает опосредоваться рядом психотерапевтических концептов, психологическим языком (симбиоз, преодоление зависимости, сепарация, зрелость и независимость) — это дискурсивное действие хорошо вписывается в более широкую культурную тенденцию психологизировать проблемы. В непосредственной коммуникации с интервьюером И. позиционирует себя как субъекта, компетентного в психологических объяснениях и хорошо понимающего, что с нею происходит. Ее рассказ с характерными для него психологическими упрощениями и стереотипами превращается в репетицию психотерапевтического (и более широкого — обыденно-психологического) мифа.

Следует также обратить внимание на то, что героиня с самого начала занимает подчеркнуто «реалистическую» позицию: субъект, которого она представляет, доволен тем, что есть, у него нет желаний («я нс хочу никаких безумств» и т. п., «мне достаточно того, что он есть в моей жизни»). Фигура зрелого субъекта появляется на сцене в момент смерти «субъекта желающего». Можно предположить, что реалистический нарратив — это способ преодоления «желающего субъекта», т. е. субъекта нехватки, нужды в другом, влюбленности, субъекта, занимающего очень шаткое положение. Лейтмотив такого нарратива — ничего не желать и жить тем, что есть. Его основная функция — совладание с тревогой неопределенности и достижение стабильности.

Анализ субъектных позиций, которыми наделяются персонажи рассказов, может опираться на идею М. Бамберга (Bamberg, 2004) о двух основных «силовых линиях», присутствующих в рассказах. В самом общем виде они могут быть представлены как организация содержания рассказа по типу «личность для мира» (person-to-world) или по типу «мир для личности» (world-to-person). В организации рассказа по первому типу субъект позиционируется как детерминируемый какими-то внешними силами: биологическими, социальными (или психологическими, чаще всего неосознаваемыми, как это происходит в рамках психологического дискурса); а во втором типе организации субъект сам становится основанием действий, влияний и т. п. В приведенном нами рассказе о любви респондентки И. наблюдается смена позиционирования от первой истории ко второй. В первой героиня позиционируется как субъект, действия и поведение которого определяются некими психологическими силами (нуждой в другом, боязнью одиночества, потребностью в близости); этот субъект оказывается зависимым от сил, действующих в нем же самом (организация содержания по типу «личность для мира»). Во второй истории любви наблюдается попытка сдвига в позиционировании: героиня уже пережила период зависимости, теперь она позиционируется как субъект своих действий (организация содержания по тину «мир для личности»). Насколько ей действительно удается занять такую позицию, сложно сказать (выше мы указывали на некоторые моменты, свидетельствующие о «разрывах» в позиционировании). Тем не менее очевидно, что сам рассказ И. служит тому, чтобы эту новую, привлекательную для нее позицию обозначить и укрепить. Она как будто закрывает книгу, героиня которой жила болезненными потребностями. Новая героиня обретает полноту контроля над внутренними силами (в основном путем «снижения градуса»: «я уже все это получила сполна», «всем насладилась» и т. п.). Она не может контролировать то, что вне ее («я не знаю, чем эти отношения закончатся»), однако благодаря обозначенной позиции она получает относительную независимость даже от внешнего за счет полноты контроля над собственным отношением («чем бы они ни закончились, я все равно буду благодарна и т. д.»).

Психологические функции нарратива раскрываются сторонниками психоаналитических вариантов нарративного анализа. Б. Бут и соавторы (Boothe et al., 2010) выделяют четыре основные психологические функции нарратива:

• 1) обновление, переконструирование или повторение переживания здесь и сейчас;
• 2) социальная интеграция, укрепление эмоционального принятия опыта;
• 3) совладание с негативными аффектами, контроль бессознательной эмоциональной жизни;
• 4) исполнение желания, символическое разрешение внутреннего конфликта.

Функции большинства рассказываемых нарративов можно так или иначе соотнести с приведенным перечнем. Однако Бу ге с коллегами имеют в виду преимущественно истории пациентов психотерапевтов. Поэтому можно ожидать, что список психологических функций рассказываемых в самых разных ситуациях жизненных историй не будет исчерпываться четырьмя обозначенными. Исследователь, проводящий нарративный анализ, всякий раз должен ставить перед собой задачу, в том числе раскрыть психологические функции нарративов, с которыми он работает. В приведенном примере основная психологическая функция рассказа И., как мы это отмечали, состоит в совладании с тревогой неопределенности. Однако можно говорить и о других функциях, в частности функции социальной интеграции, связанной с примеркой на себя позиции компетентного субъекта психологического дискурса, а также функции переконструирования опыта для достижения его большей связности.