Временная перспектива и психическое здоровье

Существует еще одна чрезвычайно важная составляющая психического здоровья человека — его способность самостоятельно определять цели своей жизни, способность к самопроекции себя в будущее, наличие вего ментальности протяженной и содержательно насыщенной временной перспективы будущего.

Эта проблема затрагивается многими исследователями, в особенности теми, кого интересует целостный процесс развития личности и индивидуальности человека на протяжении всей его жизни. Так, Ш. Бюлер, которая рассматривала в качестве главной движущей силы развития врожденное стремление человека к самоосуществлению (которое она отличала от самореализации и самоактуализации), убедительно показала, что полнота самоосуществления, самоисполненности прямо связана со способностью человека ставить перед собой цели, адекватные его внутренней сущности (1957), и что обладание такими жизненными целями — условие сохранения психического здоровья личности (1961). С ее точки зрения, причиной неврозов выступают не столько сексуальные проблемы или чувство неполноценности, как учит психоанализ, сколько недостаток направленности, самоопределения. Обретение же целей жизни приводит к интеграции личности. Методогической основой таких рассуждений выступает для Ш. Бюлер концепция фон Берталанфи и, в частности, его идея о свойственной живым системам тенденции к подъему напряжения, необходимому для активного преодоления среды. Понятно, что эта концепция противоположна фрейдистскому пониманию движущих сил поведения человека как стремления к снятию напряжения.

Таким же принципиальным противником принципа гомеостаза выступает и В. Франкл, который полностью разделяет понимание Ш. Бюлер самоосуществления как осуществления смысла, а не осуществления себя или самоактуализации. «Самоактуализация, — пишет Франкл, — это не конечное предназначение человека. Это даже не его первичное стремление. Если превратить самоактуализацию в самоцель, она вступит в противоречие с самотрансцендентальностью человеческого существования. Подобно счастью, самоактуализация является лишь результатом, следствием осуществления смысла. Лишь в той мере, в какой человеку удается осуществить смысл, который он находит во внешнем мире, он осуществляет и себя. Если он намеревается актуализировать себя вместо осуществления смысла, смысл самоактуализации тут же теряется. Я бы сказал, что самоактуализация — это непреднамеренное следствие интенциональности человеческой жизни. Никто не смог выразить это более лаконично, чем великий философ Карл Ясперс, сказавший: «Человек становится тем, что он есть, благодаря делу, которое он делает своим» (В.Франкл, 1990, с.58−59).

Отсутствие осмысленной цели в жизни является по Франклу одной из причин невроза, ноогенного невроза, проявляющегося прежде всего в скуке и апатии, во внутренней пустоте, вследствие чего он и ввел понятие «экзистенциального вакуума». Франкл отмечает, что феномен экзистенциального вакуума в последнее время одновременно усиливается и распространяется. Даже фрейдистские психоаналитики признают, что все больше пациентов страдают от отсутствия содержания и цели в жизни.

Проблема поиска смысла своего существования, определенияжизненных целей важна для сохранения психического здоровья любого человека и в любом возрасте. Но есть период в жизни человека, когда она становится действительно ключевой, определяющей, — это период юности. То, что юноша, или старший школьник, стоит на пороге взрослой жизни, что он обращен в будущее, что обращенность в будущее составляет «аффективный центр» всей его внутренней жизни (Л.И.Божович), признается практически всеми психологами и, по-видимому, уже не требует доказательств. Однако общепризнанность этих утверждений сама по себе не решает чрезвычайно острой сегодня практической проблемы помощи нашим подросткам, юношам и девушкам в поиске себя, определении своего места в мире, в той предельно сложной ситуации, в которой все мы оказались.

Помните, какими размышлениями заканчивает Томас Манн свой замечательный роман «Волшебная гора» о человеке, молодость которого пришлась на период перед первой мировой войной, на начало XX века: «Человек живет не только своей личной жизнью, как отдельная индивидуальность, но — сознательно или бессознательно — также жизнью целого, жизнью современной ему эпохи; и если даже он считает общие и внеличные основы своего существования чем-то безусловно данным и незыблемым и далек от нелепой мысли критиковать их, как был далек наш Ганс Касторп, то все же вполне возможно, что он смутно ощущает их недостатки и их воздействие на его нравственное самочувствие. Перед отдельным человеком могут стоять самые разнообразные задачи, цели, надежды и перспективы, и он черпает в них импульсы для более высоких трудов и усилий; но если в том внеличном, что окружает его, если, несмотря на всю внешнюю подвижность своей эпохи, он прозревает в самом существе ее отсутствие всяких надежд и перспектив, если ему открывается ее безнадежность, безысходность, беспомощность и если на все — сознательно или бессознательно — поставленные вопросы о высшем, сверхличном и безусловном смысле всяких трудов и усилий эта эпоха отвечает глухим молчанием, то как раз у наиболее честных представителей человеческого рода такое молчание почти неизбежно вызывает подавленность, оно влияет не только на душевно-нравственный мир личности, но и каким-то образом на ее организм, на ее физический состав. Если эпоха не дает удовлетворительных ответов на вопросы „зачем“, то для достижений, превосходящих обычные веления жизни, необходимы либо моральное одиночество и непоследовательность, — а они встречаются весьма редко и по существу героичны, — либо мощная жизненная сила. Ни того, ни другого у Ганса Касторпа не было, вот почему его, вероятно, все же следовало назвать посредственностью, хотя ничуть не в обидном смысле этого слова» (Т.Манн, 1959, с.48).

Кажется, что это описание «внеличного», эпохи, которая не дает удовлетворительных ответов на вопрос «зачем», прямо относится к тому, с чем сталкивается сегодня наш молодой соотечественник. Разрушение старой системы социальных ценностей при отсутствии сколь-либо внятных перспектив не может не влиять на душевно-нравственный мир подростков и юношей, да и непосредственно на их организм.

Подтверждением этому могут служить результаты социологического опроса, проведенного весной 1991 года (В.С.Собкин, П. С. Писарский, 1992).

Изучение авторами иерархии предпочитаемых жизненных ценностей показало огромную значимость для современных старшеклассников материальных ценностей. Этот факт согласуется с теми данными, которые получили мы при анализе особенностей мотивации, связанной с будущим, у московских школьников. Пользуясь методикой мотивационной индукции Ж. Нюттена, мы провели два срезовых обследования — одно в начале 80-х гг., до перестройки, второе — спустя 10 лет, в начале 90-х, после перестройки. Сравнение этих материалов показывает, что в мотивации «послеперестроечных» старшеклассников значительно больше мотивов, связанных со стремлением быть богатым, иметь машину, шикарную одежду, дом в Лондоне и т. п., чем это было у «доперестроечных». А ведь и тогда, по мнению многих исследователей подросткового и юношеского возраста, наши школьники отличались слишком большим прагматизмом.

Т.Томэ называет такой тип развития в юношеском возрасте прагматическим: «Здесь мы находим ориентацию на целесообразность, на экономическое — по возможности — отвергание раздражений и на способы ухода от источников беспокойства, чему придается первостепенное значение. Этот принцип „урегулирования“ определяет связь как с настоящим, так и с будущим» (Т.Томэ, 1978, с. 183). Этот тип развития он рассматривает как полюс, противоположный классической форме развития в юношеском возрасте, которую описал Шпрангер (Spranger, 1960) и которую сам Томэ связывает с «творчески ориентированной» тематикой личностного события (он исходит в своих рассуждениях из теории тематического структурирования, фиксирующей тесную связь между доминирующими мотивами и ценностными ориентациями, с одной стороны, и внутренними и внешними действиями — с другой). «Не сводя понятие творчества лишь к высочайшим образцам художественного или научного труда, „творчески ориентированной“ мы называем такую структуру событий, которая направлена относительно далеко в будущее, по форме и организации относительно независима от содержаний, обычно считающихся целесообразными или „разумными“, и проявляется путем активного включения различных новых познавательных и формирующих возможностей в собственный образ жизни индивида» (Т.Томэ, 1978, с. 182- 183).

Эти два полюса, по Томэ, различаются и тем, что на одном, прагматическом, мы сталкиваемся с доминированием гомеостатического принципа, а на другом — с доминированием принципа развития. Конечно, у любого молодого человека есть обе тенденции — и гомеостатическая, и творческая, однако соотношение их может быть очень различно благодаря биологическим, биографическим и социологическим факторам.

Заметное доминирование у наших современных юношей и девушек прагматической формы развития личности, по всей видимости, связано прежде всего именно с социологическим фактором. Ведь, пожалуй, единственный ответ эпохи на вопрос «Зачем?», который может расслышать посредственный (как говорит Манн, «не в обидном смысле слова») сегодняшний подросток, — это именно ответ «Чтобы быть богатым, экономически независимым, чтобы иметь миллионы и т. п.» Об этом все популярные телепередачи, вся реклама, и этому мало что противостоит в сегодняшней нашей жизни. Но важно и еще одно обстоятельство. Советская система действительно сформировала особый тип личности, одной из важных особенностей которой является принципиальное отсутствие у человека потребности самому выбирать собственные жизненные ценности, самому строить свои жизненные планы, готовность некритично принимать как истинное, как необходимое, как свое то, что дается откуда-то «сверху». Ведь если проанализировать, скажем, психологическую литературу советского периода, посвященную проблеме воли, то практически вся она посвящена тому, как развивается или, точнее, формируется способность человека подчинять свои действия, свою жизнь выполнению некоторой задачи, достижению некоторой цели. При этом практически не обсуждается вопрос о тоМ, откуда берутся «сами эти задачи и цели, а ведь воля, сам процесс воления — это прежде всего самостоятельный выбор цели. Умение же подчинить себя выполнению задачи или достижению цели — это не воля в строгом смысле слова, а произвольность. Понятно, зачем советской системе были нужны, люди с развитой произвольностью, но с неразвитой волей. Эта абулия была мало заметна во времена, когда ценности и цели навязывались «сверху», более того, она создавала даже определенный внутренний комфорт, зато теперь, когда старая система ценностей рухнула и ушло само «навязывание» целей и ценностей, возникли многие сложности, прежде всего чисто психологические. Родители, обращающиеся в психологические консультации по поводу своих детей-подростков и старших школьников очень часто приходят с одной и той же жалобой «он (она) ничего не хочет», «он (она) не знает, чего хочет».

Сказанное выше, кстати, не следует понимать в том смысле, что в процессе воспитания подрастающего поколения вообще надо избегать приобщения детей к определенным моральным и социальным ценностям. Что-то такое, по мнению Франкла, происходит в современной Америке: «Массовый панический страх того, что смысл и цель могут быть нам навязаны, вылился в идиосинкразию по отношению к идеалам и ценностям. Таким образом, ребенок оказался выплеснутым вместе с водой, и идеалы и ценности были в целом изгнаны… Для разнообразия процитирую вместо очередного глубинного психолога вершинного психолога — Джона Гленна: «Идеалы — это основа выживания» (В.Франки, 1990, с.66).

Итак, мы возвращаемся к тому, с чего начали, — к признанию важности наличия у человека, в особенности у молодого человека, идеалов, ценностей, жизненных целей, причем не любых, а способствующих действительно прогрессивному развитию личности, они важны именно как основа выживания, как основа психического здоровья и здоровья организма. Были проведены исследования, показывающие, что для различных категорий трудных подростков (делинквентов, неуспевающих, подростков с аддиктивным поведением и т. п.) характерны отсутствие жизненных целей, обеднение, сужение и деформация временной перспективы (Н.Н. Толстых, А. С. Кулаков, 1989, В. С. Хомик, 1985, и др.). Различные деформации субъективной перспективы будущего, процесса целеполагания обнаруживаются и при изучении больных шизофренией, неврозами, другими психическими заболеваниями (В. В. Ковалев, 1976). Но важно отметить, что развитие способности к целеполаганию, развитие содержательно наполненной и длительной перспективы будущего — это и вопрос психического здоровья обычных, нормальных и даже особо одаренных детей, подростков и юношей. Сегодня, когда общая социальная ситуация развития подрастающего поколения в нашей, стране не способствует формированию оптимистического отношения к будущему, уверенности в завтрашнем дне, когда она достаточно агрессивно начинает навязывать одну единственную ценность — материальное благополучие или даже сверхблагополучие (ценность, неплохую саму по себе, но только если она не главная, не единственная у человека в нежном и хрупком подростковом возрасте), сегодня роль практической психологии в развитии конструктивного отношения к будущему, в развитии воли как воления, как умения самому стать хозяином своей жизни, своего будущего, может быть особенно велика,;

Очевидно, на каждом возрастном этапе необходимы свои способы развития тех личностных способностей и образований, о которых мы говорим. К примеру, в очень интересном диссертационном исследовании Л. А. Кожариной (1992) было показано, как, какими средствами можно развивать волю у детей-дошкольников (не произвольность, а именно волю, выступающую на этом этапе развития личности как инициативность, активность, изобретательность в игре) и какое благотворное влияние оказывает развитие воли на весь ход психического и личностного развития ребенка. Мы пытались найти способы активизации и организации процесса целеполагания, развития временной компетентности у старших школьников (Н.Н.Толстых, 1990). Однако следует разработать целостную программу развития способности к целеполаганию, воли, временной перспективы, охватывающую весь период дошкольного, школьного, а возможно, и вузовского обучения. Необходимость в такой программе особенно остро ощущается тогда и там, когда и где дети, подростки, юноши оказываются в трудных условиях жизни — экономических, экологических и пр. Об этом свидетельствуют данные, полученные при обследовании старшеклассников, проживающих в районах, пострадавших от Чернобыльской катастрофы.

.