Смысл жизни как осознание жизни

Распространение неокантианского взгляда на смысл жизни в странах Западной Европы и в США было обусловлено развитием протестантской этики и духом капитализма (Вебер); практическому разуму чуждо схоластическое (онтологическое) теоретизирование о сверхчувственном (душе, духе), он ориентирован на феноменологию, на явленность вещей, на обмен ценностями; общим знаменателем всех вещей-для-нас как ценностей являются денежные знаки.

Отвлекая внимание от сверхчувственных трансцендентных реалий (Бога, души, вещи-в-себе, сущностей), кантианство исподволь формирует в своих сторонниках веру в априорную способность практического разума рано или поздно «просматривать насквозь» все то, что дано внешнему ощущению, сознанию; это формирует атеистическое и материалистическое отношение к миру как вещи-для-меня и к своей собственной персоне как средоточию ансамбля потребностей и интересов вкупе с сопряженными с ними целями.

По мнению неокантианца А. И. Введенского, важно, во-первых, различать цель и ценную цель (степень ценности цели обусловливает ее императивность и смысловое содержание); вовторых, смысложизненной целью нужно считать «абсолютно ценную цель», которую мы преследуем «ради нее самой»; в-третьих, такого рода цель лежит вне жизни: «Верить в смысл жизни логически позволительно только в том случае, если мы верим, что наша жизнь есть путь, ведущий нас к абсолютно ценной цели, лежащей вне нашей жизни и осуществляющейся через посредство жизни»^[1].

Определив смысл жизни как цель, ради которой безусловно стоит жить и о которой человеку свидетельствует совесть, Е. Н. Трубецкой уточнил: смысл жизни есть мировой строй и лад, в котором всякая жизнь достигает полноты; «эта цель-правда и есть тот смысл жизни, то есть та безусловная о ней мысль, которая должна в ней осуществляться»^[2].

Но если выносить цель жизни за рамки земной жизни, то не окажется ли, что моя жизнь есть всего лишь некий инструмент трансцендентного Абсолюта? И почему я должен делать целью своей жизни осуществление целей этого Абсолюта? Обострив заданный вопрос, Н. И. Кареев так на него ответил: я согласен подчиниться Абсолюту, если он не потребует ничего такого, чего бы я ни признал сам; с одним я, однако, никогда не примирюсь — с тем, чтобы смотреть на себя лишь как на орудие или средство для достижения совершенно мне посторонних целей^[3].

Многие советские философы, как и неокантианцы, понимали смысл жизни, во-первых, как осознавание жизни и, во-вторых, в контексте нормативных практических оценок. Например, С. Халназаров писал о смысле жизни как об осознании человеком своего сущностного отношения к миру и самому себе; В. Н. Чернокозова и И. И. Чернокозов определяли смысл жизни как осознание человеком основного содержания собственной жизни; Б. Н. Попов — как моральную установку личности и направленности ее действия, а также общественные процессы разумной оценки; В. П. Тугаринов и Л. Н. Коган отождествляли смысл жизни с некоей объективно существующей или намеренно ставящейся человеком целью жизни; Г. Ф. Косенко усматривал смысл жизни в способности человека содействовать реализации необходимых людям закономерностей общественного развития; Е. В. Грунт представила смысл жизни как ценность прожитой жизни, оцениваемой как тем, кто ее прожил, так и окружающими, обществом. Смысл жизни, по В. Э. Чудновскому, есть идея, содержащая в себе цель жизни человека, «присвоенная» им и ставшая для него ценностью чрезвычайно высокого порядка".

Все эти концепции смысла жизни отражают лишь одно измерение человека — его плотскую функцию души, практическое сознание, явно недооценивая целостность человека и тотальность его души. Смысл в том, чтобы жить сейчас, считает Н. Н. Трубников. В его книге «О смысле жизни и смерти» читаем:

…Нужно обратиться не к прошлому, нс к будущему, а к настоящему. И если нам удастся в нем найти возможность жизни, если мы в нем будем жить нс для того, чтобы жить завтра или послезавтра, мы удовлетворительно решим и проблему смерти. Если мы в нем будем жить ради того, чтобы жить сейчас, здесь и теперь, то уже не время будет двигаться вокруг нас, все время оставляя нас где-то на периферии движения жизни, нс оно будет идти помимо нас, как пейзаж мимо проходящего поезда или берега мимо плывущего корабля (наша общая очень вредная иллюзия восприятия времени, воспитанная у всех нас привычкой следить за стрелками часов и перелистывать страницы календаря). Нет, мы сами, отнюдь не как поезд, не как сцепленный с паровозом вагон по заранее проложенным железным рельсам и с заранее известными станциями, а как корабль, пусть как одинокая утлая ладья, направим свой путь к заветной цели в океане вечности, имея на борту избранный нами груз знаний и памяти. И тогда нам придется самим избрать, идти ли нам по ветру, куда он дует, куда влечет власть слепой стихии, или круче к ветру, против него, хотя и лавируя, делая галсы влево и вправо, но неуклонно приближаясь к свободно избранной цели.

Это новое времяощущение еще не задает нам цель, но оно помогает взять ответственность за направление движения на себя. Оно не вручает в виде награды рукоятку штурвала и компас, но оно пробуждает потребность в том и другом, оказывается необходимым условием становления ответственности за свою судьбу личности. Оно помогает человеку понять, что можно и не отдаваться на милость ветра и волн, что и в своей ладье он властен не ждать, что с ним будет, не ждать жизни, которая будет или может быть когда-то, но искать и созидать ее. Не ждать, куда бы его привели железные рельсы необходимости, если бы они были, или случайные порывы ветра, но выбирать, куда, с кем и с чем ему двигаться сейчас. И, выбирая путь, созидая свое настоящее, наполняя его, человек сам окажется способным выбирать, наполнять свое будущее, работать на него единственно достойным образом, то есть созидать его, иметь его¹³.

• [1] Введенский Л. И. Условие позволительности веры в смысл жизни // Смыслжизни в русской философии. СПб., 1995. С. 43, 47.
• [2] Трубецкой Е. Н. Смысл жизни // Там же. С. 278—279.
• [3] См.: Кареев Н. И. Мысли об основах нравственности // Там же.