Правовая природа добровольного отказа от преступления

Добровольный и полный отказ от преступного поведения в качестве основания для непривлечения лица к уголовной ответственности или устранения наказуемости виновного наблюдались в уголовных кодексах: Австрии (см. § 16, 240, 243, 277, 279 и др.), Германии (см. § 24 УК ФРГ), Грузии (см. ст. 21), Дании (см. § 22), Испании (см. ст. 16); Кыргызской (см. ст. 29 [1997 г.]; ст. 40 [2017 г.]), Латвийской (см. ст. 16) и Литовской (см. ст. 23) республик; Норвегии (см. § 50 Общегражданского УК Норвегии); республик: Беларусь (см. ст. 15), Казахстан (см. ст. 26), Польша (см. ст. 15, 17, 23), Сан-Марино (см. ст. 28), Таджикистан (см. ст. 34), Узбекистан (см. ст. 26); а также Украины (см. ст. 31), штата Нью-Йорк США (см. § 40.10), штата Техас США (см. ст. 15.04, 71.05).

В УК Японии (см. ст. 228-Ш) добровольный отказ от преступления как обстоятельство, смягчающее наказание или освобождающее от него, завуалирован под явку с повинной лица до того, как оно приступило к практическому осуществлению преступления. В УК КНР (см. ст. 24), Швейцарии (см. ст. 21) добровольный отказ от совершения преступления отнесён к основаниям освобождения от наказания либо назначения более мягкого наказания. В УК Республики Молдова (см. ст. 53, 56) — к основаниям освобождения от уголовной ответственности, а в Законе об уголовном праве Израиля — к основаниям освобождения от уголовной ответственности в связи с раскаянием (см. ст. 28, 34).

Российское уголовное право (законодательство) прежде определяло добровольный отказ как обстоятельство, устраняющее наказание. Согласно ст. 119 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., не подвергалось наказанию [при соответствующих условиях] лицо, по собственной воле остановившее приготовление к преступлению или покушение на него¹. Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, 1864 г., в ст. 17 предусмотрел освобождение от наказания, если покушение на проступок останавливалось по собственной воле подсудимого^[1][2]. Аналогичное освобождение предусматривалось и ст. 51 Уголовного уложения 1903 г. в отношении лица, отказавшегося от соучастия в преступном деянии и своевременно принявшего все зависящие от него меры для предотвращения преступления^[3]. Согласно ст. 14 УК РСФСР 1922 г., покушение, не доведённое до конца по собственному побуждению покушавшегося, каралось как-то преступление, которое фактически им совершено.

В советский период развития отечественного уголовного законодательства (см. ст. 16 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г.; ст. 16 УК РСФСР 1960 г.) норма о добровольном отказе от совершения преступления не входила непосредственно в институты неоконченного преступления и освобождения от уголовной ответственности (наказания) (хотя и располагалась вслед за ст. 15 «Ответственность за приготовление к преступлению и за покушение на преступление»). Возможно, поэтому формировавшаяся на основе данного законодательного положения следственно-судебная практика и точки зрения учёных на правовую природу института добровольного отказа от совершения преступления приобрели далеко не однозначный характер.

Действующее уголовное законодательство России предоставляет добровольно отказавшемуся от доведения преступления до конца поощрительное право избежать уголовной ответственности независимо от мотивов добровольного отказа. Причём Пленум Верховного Суда РФ в п. 6 постановления от 15.06.2004 № 11 «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса Российской Федерации» (утратило силу)¹, характеризовал добровольный отказ от совершения изнасилования или насильственных действий сексуального характера как обстоятельство, исключающее уголовную ответственность за соответствующее преступление. В этом случае лицо может отвечать лишь за фактически совершённые им действия при условии, что они содержат состав иного преступления. Ранее подобное положение было закреплено в п. 12 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 25.03.1964 № 2 «О судебной практике по делам лоб изнасиловании», а также содержалось в п. 16 утратившего силу постановления Пленума Верховного Суда РФ от 22.04.1992 № 4 «О судебной практике по делам об изнасиловании».

Позицию Пленума Верховного Суда не без оснований приняло большинство правоведов. Вместе с тем единой концепции данной интерпретации правовой природы добровольного отказа от преступления не получилось, поскольку одни из авторов предложили относить добровольный отказ к числу обстоятельств, исключающих преступность деяния, другие — к исключающим наличие состава преступления, третьи — к исключающим наличие уголовной ответственности^[4][5].

В литературе получила отражение и такая точка зрения учёных-правоведов: добровольный отказ от совершения преступления отражает освобождение от уголовной ответственности. Одни из авторов, как представляется, не вполне определённо назвали добровольный отказ обстоятельством освобождения от уголовной ответственности, по сути видя в нём обстоятельство, исключающее уголовную ответственность¹. Другие же — сознательно ввели добровольный отказ в разряд оснований освобождения от уголовной ответственности^[6][7][8].

Законодатель постсоветского периода определил место добровольному отказу от совершения преступления в новом УК России (1996 г.) среди этапов преступного поведения (см. ст. 31 в гл. 6 «Неоконченное преступление»). Однако на законодательном уровне рассматривался и вопрос о включении данного отказа в число оснований освобождения от уголовной ответственности. Проект УК РФ, подготовленный в 1994 г. рабочей группой Государственно-правового управления Президента России, статьёй 76 «Освобождение от уголовной ответственности в связи с добровольным отказом от преступления» открывал гл. 11 «Освобождение от уголовной ответственности»^[9].

Трудно сказать, почему при обсуждении Проекта УК РФ (1996 г.) норма о добровольном отказе была перенесена с первоначально предложенного места в системе оснований освобождения от уголовной ответственности к стадиям неоконченного преступления. Думается, что правовая природа нормы уголовного закона не может измениться ординарным волеизъявлением законодателя. Почему же антикриминализационная норма оказалась среди криминализующих уголовно-правовых норм? Ответ на этот вопрос не прост и не скор.

Думается, добровольный отказ является разновидностью именно освобождения от уголовной ответственности, но не потому, что отсутствует состав преступления (см. позицию П. И. Гришаева, Н. Ф. Кузнецовой, К. А. Панько, Н. В. Лясс). Преступное деяние, которое лицо отказалось довести до конца, отражает неоконченное (составом) преступление, реализовывать уголовную ответственность в связи с которым нецелесообразно ввиду изменения отношения к преступлению в сознании и поведении лица, его совершившего. Речь идёт о начатом деянии по реализации преступного умысла, но не доведённом до логического завершения.

Если мы абстрагируемся от наличия в этом случае преступления, пусть и неоконченного своим составом, то непременно возникнут затруднения в юридической квалификации деяния как приготовления к преступлению или покушения на преступление. Появятся вопросы: как установить наличие предварительной именно преступной деятельности? Нужно ли привлекать лицо к уголовной ответственности за приготовление к тяжкому или особо тяжкому преступлению, если оно отказалось от его совершения на этапе покушения? Какова грань между наличием и отсутствием состава преступления при оконченном покушении и добровольном отказе от данного преступления? На каком основании привлекать лицо к уголовной ответственности, если в ходе следственно-судебного разбирательства выяснится, что таковое добровольно, но не окончательно отказалось от доведения преступления до конца, а равно, если добровольно и окончательно отказавшиеся от преступления организатор или подстрекатель не смогли предотвратить его совершение исполнителем? Наконец, является ли прекращение уголовного дела за отсутствием состава преступления в отношении добровольно отказавшегося от доведения преступного деяния до конца основанием возникновения права на его реабилитацию, которое включает в себя право на возмещение имущественного вреда, устранение последствий морального вреда, восстановление в трудовых, пенсионных, жилищных и иных правах^[10], и насколько справедливо положительное решение вопроса о возмещении вреда добровольно отказавшемуся от преступления лицу?

Неоконченное (составом) преступление свидетельствует не только о возникшей уголовной ответственности, но и о том, что при наличии достаточной совокупности фактических данных лицу должно быть предъявлено обвинение, а следовательно, уголовная ответственность может быть реализована. Однако виновный имеет возможность избежать данной реализации, если он добровольно и окончательно отказался от доведения преступления до конца и при этом не совершил друтого преступления. Иными словами, при наличии указанных условий лицо освобождается от уголовной ответственности, а если придерживаться законодательной терминологии, то лицо не подлежит уголовной ответственности (см. ст. 31 УК РФ).

С одной стороны, данная законодательная формулировка показывает императивный характер уголовно-правовой нормы. С другой — рождает вопрос: не означает ли требование законодателя не привлекать лицо к уголовной ответственности запрет предъявления виновному обвинения? Момент предъявления обвинения (подписания лицом постановления о привлечении его в качестве обвиняемого или, при отказе этого лица от подписи, записи в данном постановлении следователем, что обвиняемому текст постановления объявлен [дознаватель составляет обвинительный акт или постановление] — см. ст. 171, 172, 225, 226⁷ УПК РФ) является отражением момента привлечения лица к уголовной ответственности. Думается, что такого запрета существовать не должно. Более того, для решения задач уголовного законодательства в соответствии с принципами уголовного права и для поддержания законности правоприменительной деятельности данную уголовно-правовую норму в перспективе следовало бы применять к лицам, которые не только добровольно и окончательно отказались от доведения преступлений (составами) до конца, но и которым предъявлено обвинение в совершении приготовления к преступлению или покушения на преступление.

В том, что добровольный отказ от преступления, предусмотренный ст. 31 УК РФ, является основанием освобождения от уголовной ответственности, убеждено 69% опрошенных практических работников, компетентных принимать решения об освобождении от уголовной ответственности (наказания)^[11]. Разделяя данную точку зрения, было бы легкомыслием пренебречь доводами оппонентов, которые непременно поставят под сомнение место добровольного отказа от преступления в системе освобождения от уголовной ответственности, указывая на то, что норма о добровольном отказе не без основания расположена в гл. 6 УК РФ — «Неоконченное преступление».

Таким образом, единого понимания правовой природы добровольного отказа от преступления уголовное право не содержит.

Согласно разъяснениям высшей судебной инстанции России, добровольный отказ от преступления следует признать обстоятельством, исключающим уголовную ответственность за соответствующее преступление. Однако в доктрине современного отечественного уголовного права добровольный отказ от доведения преступления до логического завершения представлен как обстоятельство, исключающее преступность деяния или состав преступления, либо уголовную ответственность, а равно в качестве основания освобождения лица от уголовной ответственности. Наиболее обоснована последняя из представленных доктринальных позиций, которую желательно реализовать при совершенствовании уголовного законодательства.

В перспективе уголовно-правовую норму о добровольном отказе от преступления следует не только закрепить в УК РФ среди норм об освобождении от уголовной ответственности, но и применять её в отношении того лица, которое своевременно, добровольно, окончательно отказалось от доведения преступления (составом) до конца и которому предъявлено обвинение в совершении приготовления к преступлению или покушения на преступление.

• [1] См. Российское законодательство X—XX вв.еков: в 9 т. / под общ. ред. О. И. Чистякова. М.: Юрид. лит., 1988. Т. 6: Законодательство первой половины XIX в. / отв. ред. тома О. И. Чистяков. С. 197, 320.
• [2] См.: Российское законодательство X—XX вв.еков: в 9 т. / под общ. ред. О. И. Чистякова. М.: Юрид. лит., 1991. Т. 8: Судебная реформа / отв. ред. тома Б. В. Виленский.С. 397, 429; Саатч1анъ А. Л. Сводъ законовъ уголовныхъ. СПб.: Изд. юрид. кн. магазина, 1911. С. 492; Сводъ Законовъ Россшской имперш. Уставъ о наказан! яхъ, налагае-мыхъ мировыми судьями. Пг.: Гос. тип., 1914. С. 12.
• [3] См. Российское законодательство X—XX вв.еков: в 9 т. / под общ. ред. О. И. Чистякова. М.: Юрид. лит., 1994. Т. 9: Законодательство эпохи буржуазно-демократическихреволюций / отв. ред. тома О. И. Чистяков. С. 287.
• [4] Пленум Верховного Суда РФ в абз. 2 п. 7 постановления от 04.12.2014 № 16"О судебной практике по делам о преступлениях против половой неприкосновенности и половой свободы личности", заменившего постановление от 15.06.2004 № 11"О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132Уголовного кодекса Российской Федерации", указал на то, что если лицо добровольнои окончательно отказалось от совершения изнасилования или насильственных действийсексуального характера (но не вследствие причин, возникших помимо его воли), содеянное им независимо от мотивов отказа нужно квалифицировать по фактически совершённым действиям при условии, что они содержат состав иного преступления.
• [5] См.: Курс советского уголовного права: в 6 т. / под ред. А. А. Пионтковского, П. С. Ромашкина, В. М. Чхиквадзе. М.: Наука, 1970. Т. 2: Часть Общая. Преступление. О
• [6] ЗС. 433 (Л. А. Пионтковский); Лумпова И. А. Институт освобождения от уголовнойответственности в Проекте УК // Проблемы уголовной ответственности и её дифференциации. Ярославль, 1994. С. 93; Панченко П. Н. Стадии совершения преступления: лекция. Н. Новгород: НЮИ МВД России, 1995. С. 37; Уголовное право. Часть Общая: учебное пособие в 4 т. / под ред. И. Я. Козаченко. Екатеринбург: УрГЮА, 1995. Т. 4. С. 28(С. Н. Сабанин); Учебник уголовного права. Общая часть / под ред. В. Н. Кудрявцева, А. В. Наумова. М.: Спарк, 1996. С. 177,179—180, 223 (Н. Ф. Кузнецова, А. А. Тер-Акопов).
• [7] См.: Комментарий к УК РСФСР. М.: Юрид. лит., 1984. С. 35—36 (Я. И. Гришаев) ;Курс уголовного права. Общая часть: в 2 т. / под ред. Н. Ф. Кузнецовой, И. М. Тяжковой.М.: Зерцало, 1999. Т. 1: Учение о преступлении. С. 377 (Н. Ф. Кузнецова); Панько К. А. Добровольный отказ от преступления по советскому уголовному праву. Воронеж: ВГУ, 1975. С. 27; Уголовное право. Часть Общая / под ред. Н. А. Беляева, М. Д. Шаргород-ского. М.: Юрид. лит., 1969. С. 227—228 (Я. В. Лясс).
• [8] См.: Васильевский А. В. Дифференциация уголовной ответственности и наказания в Общей части уголовного права: дис. … канд. юрид. наук. Ярославль, 2000.С. 5, 127, 205; Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / отв. ред. A. В. Наумов. М.: Юристъ, 1999. С. 122 (Л. В. Наумов); Курс российского уголовногоправа. Общая часть / под ред. В. Н. Кудрявцева, А. В. Наумова. М.: Спарк, 2001. С. 644(С. Г. Келина); Наумов А. В. Российское уголовное право. Общая часть. М.: БЕК, 1996.С. 28А—285; Рыбак А. 3. Сопутствующее преступлению поведение как обстоятельство, устраняющее уголовную ответственность и (или) наказуемость деяния (юридическаяхарактеристика и правоприменительная практика): автореф. дис. … канд. юрид. наук.Н. Новгород, 2003. С. 9, 22; Уголовное право. Общая часть: учебник / под общ. ред. B. И. Радченко. М.: ЗАО Юстицинформ, 2004. С. 405, 409 (В. И. Селивёрстов).
• [9] См. Уголовный кодекс: часть Общая // Российская юстиция. 1994. № 6. С. 51—55.
• [10] См. ст. 133 УПК РФ; постановление Президиума Верховного Суда РФ от 10.04.2006№ 59-П06ПР по делу Иванькова // ВВС РФ. 2006. № 9. С. 5.
• [11] Опрошено 95 человек.