Возражения должника по бумаге и их ограничения

Дальше. Сто сорок пятая статья «Возражения по документарной ценной бумаге». Вот, собственно, как раз наши последние лекции. Читаем. Опять оно это самое «Лицо, ответственное за исполнение по документарной ценной бумаге…» — (должник значит) — «…вправе выдвигать против требований владельца ценной бумаги только те возражения, которые вытекают из ценной бумаги…» — да, логично; если, скажем, какое-то условие исполнения содержится в самой ценной бумаге, и оно при этом не исполнено, то да, разумеется, — возражение, основанное на содержании ценной бумаги, это само собой, — «…или основаны на отношениях между этими лицами», то есть строго личные возражения, о которых мы тоже говорили. Согласен.

Идем дальше. «Лицо, составившее документарную ценную бумагу…» — вот еще одно интересное обозначение: опять говорится не о должнике, а о составителе бумаги! На самом деле иногда такое различение и вправду имеет смысл, ибо не всякое лицо, составляющее ценную бумагу, становится должником по ней, — я об этом скажу еще ниже, — другое дело, что для целей данной (цитируемой) нормы ГК оно совершенно не нужно, что будет видно буквально вот сейчас, как только мы дочитаем ее до конца. Дочитываем: такое лицо (составившее бумагу) «… отвечает (!) по ценной бумаге и в случае, если документ поступил в обращение помимо его воли». Ну, мы рассматривали похожие случаи, прямо вот такой, о котором здесь говорится, не рассматривали, но его легко рассмотреть. Я составил вексель в пользу некоего господина, положил этот вексель на стол и пошел пообедать. Дело в офисе происходило. В мое отсутствие господин — тот самый, в пользу которого составлен вексель, — заглянул в мой кабинет и сказал: вау!!! На столе лежит вексель в мою пользу, а вы и молчите! Как прекрасно! Господин забрал этот вексель и вышел с ним из кабинета. Я вернулся — векселя на столе нет. Я туда, я сюда! — где вексель? А господин мне и отвечает: спасибо, я его уже забрал! Ну надо же!!! Ты, конечно, замечательно сделал, что забрал, но я же ведь не рассчитывал тебе его просто так выдавать-то! Заплати мне за него, пожалуйста! Мы ж с тобой именно так договаривались: ты мне — деньги, я тебе — вексель. Или верни мне его, пожалуйста. А господин мне отвечает: а… я… вот это… типа… в общем, я пошел. Вот вам пример: вексель попал в обращение помимо воли его составителя. Вопрос: перед всяким ли лицом составитель будет обязан по бумаге? Очевидно, что перед первым приобретателем, который вот так, мягко говоря, нехорошо с ним поступил, не будет… в силу чего же? Вот они — возражения, основанные на отношениях между данными лицами, должником и первым приобретателем бумаги, строго личные возражения. А перед всеми остальными добросовестными приобретателями — да, будет обязан. Значит, разбираемый нами второй абзац пункта 1 статьи 145 не вполне точен: составитель бумаги будет отвечать по бумаге, попавшей в оборот помимо его воли, но перед кем? — перед всяким формально легитимированным держателем, иным, нежели первый приобретатель. Если первый приобретатель сам поспособствовал тому, что документ оказался в обращении помимо воли должника, то довольно странно было бы заставлять последнего платить такому приобретателю.

Что вы говорите? Если у нас бумага на предъявителя? Все то же самое. Единственное, что может здесь немного отличаться… понимаете… Отношения, связанные с выдачей бумаги, отражаются не только и не столько в самой бумаге, сколько в каких-то иных документах, чаще всего в тех, которые отражают содержание договоров. Вот пусть у нас будет облигация на предъявителя. Как она появляется в обороте? Приобретатель вносит некоторую сумму денег, а эмитент выдает облигацию. Вот это ведь что такое перед нами? Договор. Письменный, устный, в виде ли обмена какими-нибудь документами, или переписки, — неважно. Теми или иными способами эмитент (должник) по облигации (хотя бы и на предъявителя!) может доказать, что он с определенным первым приобретателем достиг соглашения о выдаче бумаги за определенное предоставление, которое потом или вовсе не было выдано, или оказалось каким-то дефектным, или, быть может, отпало впоследствии, то вот такое возражение эмитент облигации сможет противопоставить даже формально легитимированному ее держателю, если им будет ее первый приобретатель. Ведь прежде чем платить по облигации, эмитент же все равно удостоверится в его личности. Это важно даже не с точки зрения учения о ценных бумагах, а с точки зрения бухгалтерии: должен же знать эмитент, кому именно он заплатил (отдал деньги), правильно? И вот убедившись в личности формально легитимированного держателя, эмитент и скажет: ага! Так ты и есть тот самый Сидоров, который обещал мне при покупке облигации заплатить за нее деньги и не заплатил! Странно, как это я тебя сразу не узнал. И у тебя еще хватает наглости явиться с требованием о платеже по облигации?! Словом, первому приобретателю ценной бумаги должник вправе противопоставить личные возражения в любом случае, и неважно, является ли она бумагой на предъявителя, ордерной или именной. Не надо понимать выражение «бумага на предъявителя» в том смысле, что ее держатель может ходить с ведром на голове, то есть никому не показываться и не раскрывать своей личности. Это совсем другой вопрос — об участии в гражданских отношениях, то есть вопрос, никак не относящийся к учению о ценных бумагах. Гражданин по общему правилу, а юридическое лицо всегда выступают в обороте под своими именами, и только в прямо предусмотренных законом случаях гражданин вправе действовать под псевдонимом или анонимно. Обращение ценных бумаг — это не тот случай, когда гражданин вправе действовать анонимно. Я предъявил бумагу, но кто я — не скажу — надену маску, чтоб меня не узнали — так не бывает.

Дальше. Третий абзац первого пункта статьи 145 — это такая большая общая оговорка ко всему, что было в этой статье сказано ранее: «Предусмотренные настоящим пунктом правила об ограничении возражений не применяются в случае, если владелец ценной бумаги в момент ее приобретения знал или должен был знать об отсутствии основания возникновения прав, удостоверенных ценной бумагой…». Самый простой вариант — об отношениях первого приобретателя и должника; более сложный (мы и такой пример уже приводили на прошлом занятии), когда у нас вексель, выданный в оплату за товары, которые потом оказались некачественными, оказывается уже в руках не его первого приобретателя, а в руках… ну, какого-то из последующих его приобретателей по индоссаменту. Вариант первый — этот самый первый приобретатель, который совершает индоссамент, никому ничего не сообщает о дефектности основания своего права. Соответственно, ни один из последующих приобретателей об этой дефектности не знает. Вариант второй: первый приобретатель совершает индоссамент, вручает вексель, получает деньги и с облегчением вздыхает, говоря: ну слава богу! Прямо гора с плеч! Приобретатель по индоссаменту спрашивает: в каком смысле — «гора с плеч»? «Ну как же?! — отвечает первый приобретатель, — я ведь не мог бы предъявить такой вексель к платежу, мне бы в нем отказали». «Почему?!». «Ну… потому что на самом деле основания для его выдачи-то на самом деле не было». Вот если события развиваются именно таким образом… в такой последовательности… то, в принципе ничего страшного для нашего нового приобретателя и нет, ибо он узнал о дефектности основания выдачи уже после того, как он его приобрел. Но если события будут развиваться наоборот, если отчуждатель векселя сначала расскажет приобретателю о дефектности своих прав, а последующий приобретатель несмотря на вот этот рассказ все-таки вексель приобретет, то и ему также можно будет выкатить все возражения, о которых он в момент приобретения векселя знал. Почему? Потому что он недобросовестный приобретатель. Он точно знает, что платить по векселю нет оснований, и тем не менее говорит: ничего страшного, я прикроюсь своим формально легитимированным статусом при предъявлении веселя, получу по нему деньги, разделю их с вами (уважаемым отчуждателем), после чего мы разбежимся, а потом уже пусть нас ищут. Вот это, мягко говоря, нехорошо.

Итак, правила об ограничении возражений формально легитимированному держателю ценной бумаги можно не применять по отношению к тому, кто и в момент приобретения бумаги знал или должен был знать об отсутствии или недействительности основания возникновения прав из ценной бумаги… ну или (там дальше второй вариант есть) — «…об отсутствии прав предшествующих владельцев ценной бумаги». Ну, скажем, некто приобрел ценную бумагу, зная, что у одного из ее предшествующих держателей она была похищена. Здесь, конечно, может возникнуть вопрос о том, как доказать, что в момент приобретения лицо все это знало или должно было знать? Ну вот смотрите: если формально легитимированный держатель бумаги — ее первый приобретатель, то тут ничего доказывать не надо. Естественно, обо всех отношениях, лежащих в основании выдачи бумаги, он знает. Как он может не знать об отношениях, в которых он сам же и участвует? Точно также обстоит дело и в том случае, если формально легитимированный держатель бумаги — тот, кто выкрал ее у какого-нибудь законного держателя. А вот как доказать, что о подобном дефекте знал кто-то из последующих приобретателей — тот, кто в этих отношениях не участвует, постороннее лицо? Этот вопрос, конечно, гораздо сложнее, но составляет он… чье же бремя? Бремя должника. Не может он доказать того, что какой-нибудь… ну, условно, седьмой приобретатель знал о дефектности основания выдачи бумаги или о том, что у третьего ее держателя таковую выкрали? — ну, значит, не может. Значит придется ему с таким держателем ценной бумаги расплатиться. Если должник считает, что сможет это доказать и готов взять на себя риск ошибиться в оценке этих доказательств — не вопрос, пусть отказывает в платеже по бумаге данному ее конкретному держателю, после чего через некоторое время встречается с ним в суде, куда и приносит вагон своих доказательств. Какие это могут быть доказательства? — понятия не имею, зависит от обстоятельств конкретного случая.

Вот возьмем, скажем, публикацию: на каком-нибудь сайте написали или в «Новостях» сообщили, что вексель такой-то, выданный таким-то такому-то, на самом деле является безосновательным, ибо поставленные против него товары являются некачественными. В оценке такого доказательства возможны два варианта: формально легитимированный держатель векселя ознакомился с таким сообщением до приобретения векселя или не ознакомился? Вопрос: обязано ли частное лицо подобные сообщения читать? Очевидно, нет: законом не установлено обязанности систематического ознакомления с объявлениями об украденных, безосновательных, недействительных, пропавших и иных подобных (дефектных) ценных бумагах. У нас ведь даже нет ни обязанности публиковать такие объявления, ни таких печатных органов, которые подобные объявления обязаны печатать. Один договорится с газетой «Иркутская правда», другой опубликует сообщение об утрате ценных бумаг на «Facebook'e», третий — в «Одноклассниках», четвертый — в «Налоговом вестнике Краснодарского края», пятый — на сервере «Сбербанка» или «Газпрома» и так далее. Вы хотите сказать, что всякий, прежде приобретения известной ценной бумаги, должен ознакомиться со всеми мыслимыми изданиями, в которых хотя бы теоретически (!) могло бы появиться сообщение о дефекте планируемой им к покупке ценной бумаги? Конечно же нет; ни один суд не согласится с наличием подобной «обязанности». Обратиться к должнику, выдавшему ценную бумагу? Нет такой обязанности и не может быть — вспомним свойство публичной достоверности ценных бумаг. Если подобную обязанность — «снестись» с должником по бумаге и спросить, а действительно ли такая-то бумага была вами выдана? все ли нормально с ее основанием — наличествует ли оно? законно ли? действительно ли? не отпало ли впоследствии? и так далее — установить, то пропадет самый смысл института ценных бумаг. Точно также у нас обращаются любые общегражданские требования. Кроме того, о дефектности основания выдачи бумаги и сам должник по ней может узнать гораздо позднее ее приобретения определенным лицом; наконец, должник по бумаге уж точно не знает о дефекте оснований последующего обращения бумаги. В этих вопросах должник даже если и хотел бы — не смог бы оказать новому потенциальному ее приобретателю никакого содействия. Значит, что же выходит? — прежде приобретения ценной бумаги надо не только к ее должнику обращаться, но и ко всем тем, через чьи руки она прошла? Вы можете себе представить, насколько обременительным может оказаться самый поиск таких лиц? А даже если он будет успешным — что он нам даст? Ведь законодательство не обязывает таких лиц что бы то ни было сообщать о тех отношениях с собственным участием, в ходе которых они приобрели бумагу. А установи такую обязанность — она никак не мешала бы им… говорить неправду…

В общем, с какой стороны ни посмотри, нельзя — невозможно — упрекнуть формально легитимированного держателя ценной бумаги в том, что он с чем-то там не ознакомился и к кому-то там не обратился для того, чтобы убедиться в «нормальности» выдачи и обращения ценной бумаги. Кстати: если уж у нас Пленум Верховного Суда разъясняет законодательство в том смысле, что даже уставы юридических лиц их контрагенты (!) читать не обязаны (даже для того, чтобы понимать, кто и какие полномочия имеет) — вправе положиться просто на закон — то уж тогда обязанности лазить по Интернету и перелопачивать бумажные публикации на предмет того, а не найдется ли в них объявление о безосновательной выдаче или краже какой-нибудь его интересующей ценной бумаги, установить тем более нельзя. Другой вопрос, что в силу… быть может случайного, а может и закономерного стечения обстоятельств… (ну, например, вследствие того, что данное конкретное лицо регулярно читает «Иркутскую правду»), в данной конкретной ситуации действительно может оказаться более основательной презумпция того, что известное лицо должно было наткнуться на соответствующее сообщение и прочесть его именно до приобретения спорной ценной бумаги. И если несмотря на это оно спорную ценную бумагу все-таки приобрело, то вот в этом случае ему и можно будет выдвинуть возражения, проистекающие из того дефекта, о котором он наверняка или точно прочитал. «Я узнал, что тот или иной вексель безосновательный — вот теперь я его тем более куплю и посмотрю, что из этого выйдет — хоть раз в жизни в настоящем приключении поучаствую!». Вот если должник каким-то образом сможет доказать, что, приобретая ценную бумагу, вы действовали вот с таким намерением — намерением нанести ущерб должнику, — вот тогда он и сможет выдвинуть против вас как формально легитимированного держателя ценной бумаги соответствующие возражения. А вот, как он сможет это доказать, — это (как я уже говорил), к другому доктору, то есть на кафедру гражданского процесса. Круг доказательств, допустимых для использования в такого рода делах, закон никак не ограничивает. Годятся любые доказательства.

Что же тогда здесь — вот в этом доказательственном вопросе — главное? Главное состоит в том, чтобы судья, оценив доказательства «по своему внутреннему убеждению» и «во всей совокупности» (именно этого требует наше законодательство), пришел к такому выводу, такому убеждению: да, действительно, истец Сидоров, покупая этот данный вексель, знал и о его безосновательности, и о дефектах обращения, и больше того, как раз именно по этим причинам его и купил! Так прямо и сказал (нескольким свидетелям, например): «Основательные бумаги я уже много раз покупал, дай-ка куплю безосновательную и краденую! — погляжу, что из этого выйдет! К тому же и должник по этой бумаге такой, которому я не прочь насолить, и потерпевший от ее кражи, предшествующий держатель — один из моих личных врагов, — так что сам бог послал мне этот вексель, чтобы я со всеми ними „разобрался“!» Вот если показаниями свидетелей, какими-то записями, письмами, перепиской по электронной почте между отчуждателем и приобретателем бумаги, звукозаписями переговоров и телефонных разговоров приобретателя с отчуждателем или иными лицами (родственниками, знакомыми, коллегами, начальством и другими), скриншотами, хэштеками, интернет-протоколами и прочими доказательствами это подтверждается, — ОК, можно выдвигать возражения. Самыми разными могут быть обстоятельства всякого конкретного случая. Спрашивать, «какими доказательствами?» — штука очень неблагодарная: в разных обстоятельствах могут быть разные доказательства. А может ли быть так, что доказать недобросовестность приобретателя будет невозможно? Да, конечно, может быть и так. Но тогда должнику по ценной бумаге придется с таковым рассчитаться, после чего разыскивать того, из-за чьих действий бумага оказалась в обороте безосновательно. Точно также придется действовать и тому, у кого бумагу украли — разыскивать того, кто украл, и требовать с него возмещения ущерба. Кстати, таковой — если будет найден — вполне может «сдать» и формально легитимированного, «как бы добросовестного» приобретателя — того самого, чью презумпцию добросовестности опровергнуть не удалось. Чтобы всю лямку ответственности в одиночку не тянуть.

Давайте мы все-таки дочитаем до конца третий абзац первого пункта статьи 145 — а то все отвлекаемся и отвлекаемся. «Предусмотренные настоящим пунктом правила об ограничении возражений не применяются в случае, если владелец ценной бумаги в момент ее приобретения знал или должен был знать об отсутствии основания возникновения прав, удостоверенных ценной бумагой, в том числе о недействительности такого основания…»; второй вариант — о чем еще недобросовестный приобретатель может знать — «…либо об отсутствии прав предшествующих владельцев ценной бумаги, в том числе о недействительности основания их возникновения, а также в случае, если…» (третий вариант) «… владелец ценной бумаги не является ее добросовестным приобретателем (статья 147.1)». Вот интересно: а два предыдущих-то варианта — они что же, к добросовестному приобретателю-то относились? Я точно знаю, что бумага оказалась в обороте безосновательно и ее… приобретаю. Это что же я — добросовестный, что ли? Я точно знаю, что бумагу у одного из моих предшественников украли и… все равно ее покупаю, — что же я, сверхдобросовестный, что ли? Конечно нет. Поэтому вот этот третий вариант (со слов «а также») он довольно странен, ибо на самом деле весь третий абзац пункта 1 статьи 145 посвящен случаям, когда владелец ценной бумаги не является ее добросовестным приобретателем.

Идем дальше. Пункт второй. «Лица, ответственные за исполнение по ордерной ценной бумаге…» — ну про это мы уже говорили («ответственные за исполнение»), — «… не вправе ссылаться на возражения других лиц, ответственных за исполнение по данной ценной бумаге». То есть, получается, что по одной и той же ценной бумаге может быть обязано сразу несколько лиц. Что это могут быть за случаи? Об этом аспекте мы пока еще не говорили и… я надеюсь, что мы сегодня все-таки дойдем до векселей и об этом поговорим… пока же скажу буквально два слова. Во-первых, есть такие ценные бумаги, расписываясь на которых, например, в качестве индоссанта (учинившего передаточную надпись), вы сами становитесь лицом, обязанным по бумаге. И вот у вас есть вексель с одиннадцатью, допустим, подписями — соответственно, у вас бумага с одиннадцатью обязанными лицами — одним векселедателем и десятью индоссантами. Вы обращаетесь с требованием, допустим, к векселедателю, а тот… предположим, доказывает вашу недобросовестность, проявленную при приобретении векселя — тот факт, что вы в момент приобретения знали о дефекте основания выдачи векселя. На этом основании он отказал вам в платеже. Вы почесали затылок и сказали про себя примерно следующее: «Ну что ж, ладно! Векселедатель доказал мою недобросовестность — ничего не поделаешь. Я ведь и вправду, когда вексель этот приобретал, знал о дефекте основания его выдачи и знал, что нет оснований по нему платить. Но ведь существует же еще целый ряд обязанных по векселю лиц — индоссанты! Дай-ка я обращусь… ну, скажем, в своему непосредственному предшественнику — последнему (десятому) индоссанту. Тому самому, у которого я вексель… обманным путем выманил: обещал заплатить и не заплатил за него». Какова перспектива такого требования? Правильно: нулевая, ибо, естественно, индоссант «выкатывает» соответствующее возражение. Поэтому естественно, что с таким требование векселедержатель обращаться не станет — индоссанта, являющегося его непосредственным предшественником, он пропустит и обратится с требованием к какому-нибудь другому индоссанту — девятому, восьмому… пятому… третьему… и так далее. И вот вы такой держатель является с иском, допустим, к третьему индоссанту, который сам против этого держателя никаких личных возражений не имеет. Но он уже осведомлен о ситуации — и решение по спору данного векселедержателя с векселедателем он прочитал, и про требование к индоссанту-предшественнику (десятому индоссанту) ему рассказали. Итого, третий индоссант знает о возражениях, которые имеют против требования векселедержателя десятый индоссант и векселедатель. Представим себе, что он говорит векселедержателю следующее: «Уважаемый! Я лично к тебе претензий не имею, но их имеют, как минимум, векселедатель и десятый индоссайт (а может быть и еще кто-нибудь, только я об этом пока не знаю, мне еще по этому поводу просто никто не позвонил). Вот поэтому — со ссылкой на чужие (!) возражения, и я и отказываю тебе в платеже!». Законно ли это? И вот второй пункт статьи 145 ГК отвечает на этот вопрос: нет, это незаконно. Свои собственные возражения — пожалуйста, выдвигай. Но пользоваться возражениями других обязанных лиц — чужими возражениями — должник по ценной бумаге права не имеет^[1].

Третий пункт статьи 145 ГК. «Против требования об исполнении по документарной ценной бумаге лицо, указанное… [опять вот это выражение] в качестве ответственного за исполнение по ней, может выдвинуть возражения, связанные с подделкой такой ценной бумаги или с оспариванием факта подписания им ценной бумаги (подлог ценной бумаги)». Мы об этом тоже на прошлом занятии немножко говорили. Говорили о том, что публичная достоверность не устраняет возражений, касающихся подлога или подделки ценной бумаги. В этой части все абсолютно верно. Хотя и здесь небольшую оговорку сделать тоже нужно, как раз применительно к ситуации, когда речь идет о ценной бумаге, способной накапливать подписи обязанных лиц. В который раз обращаемся к векселю с одиннадцатью подписями: одной — векселедателя и десятью — индоссантов. Ведь может же какая ситуация сложиться? С самим векселем все нормально, но подписи одного или нескольких индоссантов (скажем, второго, пятого и восьмого) — подложные. А может быть и так: все подписи индоссантов нормальные, но вот сам вексель — подделка (и, соответственно, подпись векселедателя — подлог). Как тут быть? В частности, (а) может ли векселедатель в первом случае апеллировать к фактам подлога подписей индоссантов, или (б) индоссанты во втором случае ссылаться на то, что поставили свои подписи на вексель, оказавшийся подделкой? Цитированная на сей счет норма ГК никаких ограничений не содержит и, стало быть, вроде бы требует положительного ответа на оба вопроса — (а) да, может и (б) да, могут. В то же время мы уже говорили о том, что существует ведь и общее правило насчет возражений по ценной бумаге: по общему правилу можно заявлять лишь строго личные возражения и те, что основаны на тексте самой бумаги; иные возражения можно противопоставлять только недобросовестному приобретателю. Если принять его во внимание, то ответы получатся совсем другие: для случая (а) — да, векселедатель вправе апеллировать к тому, что права векселедержателя основаны на подложных подписях, но только при условии, что он докажет его недобросовестность; для случая (б) — нет, те, кто дал на бумагу свои подлинные подписи, не могут апеллировать ни к факту подделки самой этой бумаги, ни к факту подога подписей основного должника по ней или кого бы то ни было из своих предшественников^[2].

• [1] Сказанное надлежит скорректировать с учетом уже многократно обсужденногоабзаца 3 пункта 1 статьи 145 ГК, из которого видно, что должник по бумаге вправезаявлять хотя бы и формально легитимированному, но недобросовестному держателюне только свои собственные (личные) возражения, но и такие возражения, которыепроистекают из «…отсутствия прав предшествующих владельцев ценной бумаги, в томчисле… [из] недействительности основания их возникновения…», то есть принадлежатне самому должнику, а другим лицам. Стало быть, в нашем примере третий индоссантконечно не получит права апеллировать к возражениям векселедателя (лица, к которому он сам будет иметь требование по бумаге в случае ее оплаты), однако воспользоваться возражениями четвертого, пятого, шестого и так далее (восходя до десятого) индоссантов, если таковые имеются и могут быть противопоставлены ими векселедержателю, может, поскольку он сам (третий индоссант) станет обязанным перед нимив случае оплаты векселя любым из них.
• [2] Правильность этих выводов подтверждают статьи 7 и 8 Положения о векселях.