Лубок на экране в эпоху административной системы

Как мы обнаружили, первые десятилетия XX века представляют своеобразный ренессанс лубка, правда, в кинематографических формах. Однако несмотря на стремительную эволюцию кино, и в 30-е годы кино не отказывается от лубочного наследия. Лубочная стихия характерна для комедий И. Пырьева и Г. Александрова. При этом нельзя не отметить, что эта стихия своим духом пропитывала и высокие жанры, в том числе и исторический. С помощью лубка режиссерам 30—40-х годов удавалось сохранить контакт с массовой аудиторией даже в том случае, когда речь шла о фильмах с ложными историческими установками. Сила и притягательность лубка заключалась в его очевидной народности. Как мы уже показали, происхождение лубочных мотивов в кино 1930;х имеет свою историю. Вообще, в разных видах искусства лубок функционировал на протяжении многих столетий. В 1920;е годы его распространение характерно и для живописи, специфические жанры которой функционировали в массах деревенской и городской публики. Однако в 1920;е годы столь популярный в массах лубок в живописи оказался на подозрении и за свою «кулацкую» идеологию подвергся остракизму. Тем не менее, критикуя лубок за идеологическую нейтральность, теоретики конца 1920;х видели в нем колоссальную организующую силу, пытались его подвергнуть идеологической обработке. Такие попытки сохранили жизнь лубка в искусстве, правда, в идеологизированных формах. Кроме того, особенность этого слоя культуры заключалась в том, что уже с 1930;х годов лубок заметно перемещался из неофициальных (крестьянских и мещанских) пластов в «высшие» пласты государственного искусства, представляемые в 1930;х годах кинематографом. Поэтому можно утверждать, что кино 1930;х приобретало более сложную структуру, чем это имело место раньше. Высшие его уровни ассимилировали отечественную историографию, о чем свидетельствовали исторические фильмы, а низшие — фольклорные пласты литературы. Правда, все эти обогащающие кино как искусство пласты не могли получить самодвижения, оказываясь элементом идеологических структур.

Ополчаясь на лубок 1920;х за то, что он не отражает ни коллективизацию, ни индустриализацию, а лишь веселящихся молодаек и парней в кумачовых нарядах («Веселятся все, начиная от несознательных младенцев и кончая ветхими стариками»), критик негодует по поводу отсутствия в нем идеи классовой борьбы:

Все подобные лубки, беря советские темы, искажают их, дают нам не крестьян, а пейзан, тип которых был выработан в дореволюционном лубке, опошляют важнейшие политические лозунги, замазывают подлинное лицо советской деревни³⁸³.

Действительно, перестроить лубок под концепцию усиления классовой борьбы по мере построения социализма трудно, ведь фольклор представляет традиционные формы осмысления исторического бытия. Так, в начале 1930;х исследователь фольклора писал:

Если перемены в социальной жизни (в эпоху сдвигов, революций) сразу же отражаются на идейном содержании поэзии, то не всегда сразу же сказываются они на ее форме. Особенно наглядно в этом можно убедиться, наблюдая жизнь фольклора. Например, узбекские бакши в наше время поют не только традиционные поэмы, идущие порой из глубокой феодальной старины, но исполняют и огромные поэмы о Ленине, о Сталине, об Октябре, о колхозной революции и т. д.³⁸⁴

Кинематографической реальностью фольклорные традиции оказывались лишь в идеологической упаковке, т. е. будучи переработанными в духе политического курса. При этом нельзя утверждать, что наиболее ярко лубок проявился лишь в комических жанрах кино 1930— 1940;х годов. Объектом лубочной переработки в живописи 1920;х оказывались самые разные факты и лица современной истории. Например, на лубочной картине «Калинин среди узбеков» всесоюзный староста изображался неким Гарун-аль-Рашидом в маскарадном костюме. На картинке «Я Калинина люблю» он предстал в образе приказчика, в которого влюблена деревенская красавица. В связи с актуальностью исторических и военных эпизодов отечественной истории в кино 1930;х вспомним, что еще в лубочных картинках 1920;х весьма популярными были батальные сцены. Продолжением дореволюционного лубка типа «Подвигов рядового Аввакума Волкова» явились картинки «Схватка с врангелевцами», «Штурм Зимнего дворца», «Прорыв польского фронта», «Бой под Царицыном», «Гибель Чапаева» и т. д.³⁸⁵ Многие сюжеты из истории гражданской войны, превратившись в лубочные сюжеты еще в 1920;е годы, стали основой для их кинематографической версии с 30-х годов. Ярким свидетельством этого явился фильм братьев Васильевых «Чапаев». Лубочность присуща всем жанрам кино 30—40-х годов без исключения (как «высоким» так и «низким»). С помощью использования лубочной культуры идеологические клише становились массовой публике понятными. Дух лубка пропитывает и романы, и фильмы 1930;х, легкомысленно изображающих предстоящую войну. Так, вспоминая предвоенный роман «Первый удар», в котором немцев за одни сутки разбивали в пух и прах, К. Симонов осуждал издателей за полумиллионный тираж³⁸⁶. Критик 1920;х годов был прав, отмечая, что лубочные картинки «культивируют дух военного авантюризма, войны ради самой войны, ее эффектов, ее показной стороны»³⁸⁷. Лубок откладывает печать и на фильмы типа «Кубанские казаки», «Свадьба с приданым», в которых, как в лубке 20-х, «иначе почти и не „отдыхают“, как только с гармошкой и плясом»³⁸⁸.

В тех редких случаях, когда все-таки дается что-то вроде работы, работа эта также сопровождается всеобщим весельем, бутафорскими позами и напоминает театральное представление, а не труд³⁸⁹.