Человек системы. 
Психология социального отчуждения

Система, которая, по словам В. И. Ленина, «непримирима к какой бы то ни было индивидуальности», имеет набор инструкций, следуя коим человек защищается от ожиданий семьи и давления среды. Акцентуированный чиновник (по К. Леонгарду), пряча за исполнительностью недостаток интуиции и мужества (а порой и интеллекта), демонстрирует там роли-функции, не чувствуя ответственности за происходящее. Но, будучи вытолкнут из «экологической ниши», оказывается перед лицом их ожиданий, как маменькин сын в казарме.

Истерический отказ от сотрудничества в сферах семьи и среды после отставки в системе — нередкий повод для обращения к психологу. Конверсионные расстройства здоровья могут достигать большой глубины.

А аддиктивная имитация самоутверждения — вообще банальный случай в работе с людьми такого склада.

Человек среды

Можно оставаться формально в системе, но быть человеком среды, когда режим («братия», по А. Зиновьеву) живет не правилами, а указаниями свыше. В нашем отечестве такое смешение ролей еще не изжито (культ личности возрождается при любом политическом раскладе), но в нормальном обществе те, кто ориентирован на неформальные закономерности межличностных отношений, отличаются своеобразной подменой статуса подражанием.

Здесь нет нужды в конформизме и ином сознательном приспособленчестве. Человек отождествляет себя с лидером не на когнитивном, а на аффилиативном уровне зависимости. «Я — часть этого великого человека, я хочу того же, что и он, его внимание даже в порядке помыкания возвышает меня и т. п.». Рафинированный пример примата среды — уголовная субкультура, но и в обыденной жизни немало случаев, когда люди предпочитают оставаться «под каблуком». Психические отклонения начинаются с момента, когда человеку приходится принимать собственные решения под свою ответственность. Чаще всего речь идет о внезапной потере «попечителя».

Человек семьи

Семья — это община в миниатюре (по Ф. Энгельсу). Человек, которому нравятся ее интересы, в принципе ориентируется на общественное мнение в своих мыслях и поступках. Его желание покровительствовать слабым, умение брать на себя ответственность, принимать людей такими, как есть, распространяется и на систему (где коллектив под его руководством переходит на доверительные отношения), и на среду. Так что подобный склад наиболее адаптивен.

Психическое напряжение возникает, как правило, при угрозе пожертвовать сложившимися привязанностями под давлением обстоятельств.

Как заявила одна из героинь Г. Грина: «Родина — это куда больше семья, чем парламентская система. Я сочувствую французским офицерам, которые в 1940 году предпочли забыть о своей карьере, а не о своих семьях». В обыденной жизни люди такого склада очень чутко реагируют на охлаждение в семейных отношениях. Депрессия среди неудачников в семье — обычное дело.

Помимо конфигурации личностное пространство имеет такую характеристику, как консистенция. Обычная метафора о «твердости духа» здесь как нельзя более кстати. Она означает, в частности, в какой мере личностное пространство может перемещаться внутри социального. Есть герои, которые начинают воевать, как только от них требуется сместить ролевую структуру с привычного места. Есть антигерои, готовые двигаться в любом направлении. «Я поступил подло, сотрудничая с оккупантами, быть может. Но зато разумно. Этого никто мне не запретит делать. И вовсе не обязательно во всем следовать за большинством», — говорит один из персонажей романа К. Филипповича «Антигерой». Но в обычной жизни безоговорочная твердость, как и явная беспринципность, встречаются редко. Большинство людей хочет лишь в чем-то иметь корни, с тем чтобы иметь опору, выстраивая отношения с окружающими (желательно, выбранными по собственному вкусу, а также с теми, от кого не уйдешь).

Ситуация тоже может быть разной. Агрессивной, как сельская община, которая «гнула, ломала и калечила личность» (по К. Марксу), или равнодушной, предоставляющей человеку «свободу колодника, вытолкнутого в степь» (по А. Герцену), но в обыденной жизни о столь серьезных конфликтах речь, как правило, не идет. Тем не менее между личностным и социальным пространством все время присутствуют нестыковки, заставляющие человека тратить силы на достижение гармонии, что без психических издержек удается далеко не всегда.

Самым тяжелым испытанием для личности бывает пресловутое «промывание мозгов». Изобретен этот термин в политической борьбе, когда идеологического противника нужно было заставить отказаться от его убеждений (за которые тот уже принял страдания и готов к новым жертвам, предел которых и следовало установить победителям). Формула несложна: лишить человека возможности сопротивляться, предоставить выбор — жизнь или поступок против своих принципов (необязательно в плане идеологической дискуссии, просто предать самого себя), поинтересоваться мнением по спорным моментам в идеологии. Прекрасно описал такую методику Д. Оруэл в своем известном романе «1984», где его герой, борец с тоталитарный режимом, выбрав донос на любимую женщину, не просто начинает думать иначе, а ловит себя на том, что отныне он любит «старшего брата», как в романе называют диктатора. Иной выбор продемонстрировал наш известный писатель А. Фадеев, застрелившийся 13 мая 1956 года. «Не вижу возможности дальше жить, так как искусство, которому я отдал свою жизнь, загублено самоуверенно-невежественным руководством партии и теперь уже не может быть поправлено…

Литература

 — эта святая святых — отдана на растерзание бюрократам и самым отсталым элементам народа… и уже нет в душе никакого стимула, чтобы творить… Жизнь моя как писателя теряет всякий смысл, и я с превеликой радостью, как избавление от этого гнусного существования, где на тебя обрушиваются подлость, ложь и клевета, ухожу из жизни".

В обыденности, где обстоятельства не столь драматичны, агрессия бывает направлена на честь и достоинство чаще всего в форме элементарной провокации с целью подчинить или отомстить. Народная пословица гласит, что семейная жизнь делится на два периода: до того, как тебя сознательно унизили, и после того. Проявившие толерантность делают шаг назад. Иногда это длится годы, а иногда лишь до известного предела, после чего следует неконструктивный и зачастую разрушительный поступок против того, кто владеет ситуацией, или против себя. Не следует забывать, что семья служит ареной преступлений против личности чаще, чем улица.

Самоубийства в армии или самовольные оставления части хорошо воспитанными ребятами нередко бывают следствием подобной интервенции против личности, когда достоинство человека становится предметом жестокой и целенаправленной забавы.

Однако в повседневной практике при нормальном течении жизни нестыковки личностного и социально пространства вызывают разве что огорчения, истощающие жизненную активность.

Когда речь идет о неспособности к отчуждению из-за слабости Я-концепции, также есть несколько вариантов. Во-первых, не все становятся душою взрослыми при равных условиях воспитания (недаром именно с этой фразы Г. Салливэна мы начали лекцию). О «вечно зо пятнадцатилетних», у которых сохраняются смысловой (я — жертва обстоятельств) и эмоциональный (что поделать, я хочу) барьеры, имеется необозримая литература. Предки называли людей такого склада негодящими, в XIX в. (в свете теории эволюции видов) — нравственно дефективными или конституционально неполноценными, в XX в. — почти больными (психопатами), пока профессиональное сообщество психологов не занялось проблемами подросткового возраста, и стало очевидно — это вариант дизонтогенеза (ретардации) личностного развития. Им должны заниматься главным образом педагоги.

Более подробно этот вариант мы рассмотрим в лекции, посвященной вопросу о так называемой почве growth в разделе ее аномальных отклонений.

Во-вторых, онтогенез личности может тормозиться из-за исторических обстоятельств. Сам образ жизни, многовековые традиции могут не пускать человека в глубину его личностного пространства, накрепко приколачивая Я-образ к ролям-функциям, вынося нравственные ценности за его пределы. Как заметил В. Буковский, в нашем отечестве до недавнего времени «любое неотъемлемое право человека отнимало у государства, которое подобно параноику всем навязывало свои критерии, единицу власти», так что любой индивидуализм рассматривался как предосудительный эгоизм. И хотя правовые, социальные и культурные институты за последние годы стремятся к расширению личностных перспектив нестесненного отчуждения, пока до реализации идеи, высказанной К. Марксом, что «человек чувствует себя независимым только тогда, когда является себе господином, а господином он является в свою очередь, когда обязан сам себе своим существованием», дело еще явно не дошло. В этом отношении европейская традиция с ее вниманием к отчуждению экзистенциальному, когда слабость собственного «Я» заботит человека больше, чем оценка его поведения со стороны, представляется неким этапом онтогенеза личности, который мы еще не достигли. Создается впечатление, что вся наша культура притормозила на стадии подростковой (языческой) нравственности. Что-то нас останавливает от того, чтобы оторваться от поступка в понимании греха и заняться мотивами и побуждениями (вместо «не укради» — не пожелай украсть).

О соотношении экзистенциального и реального в феномене отчуждения при разных исторических обстоятельствах мы поговорим в следующей лекции, посвященной филогенезу личности.

Рекомендуемая литература

Антонян Ю. М. Психологическое отчуждение личности. — Ереван, 1987. Асмолов А. Г. Психология индивидуальности. — М., 1986.

Бернс Р. Развитие Я-концепции и воспитание. — М., 1986.

Выготский Л. С. Развитие высших психических функций. — М., 1960. Крайг Г. Психология развития. — СПб., 2000.

Лисина М. И. Проблемы онтогенеза общения. — М., 1986.

Мухина В. С. Феноменология развития и бытие личности. — Воронеж, 1990. Психология подростка / под ред. А. Реана. — СПб., 2003.

Снайдер М., Снайдер Р. Ребенок как личность. — М., 1994.

Фельдштейн Д. И. Психология развития личности в онтогенезе. — М., 1989. Фестингер Л. Тория когнитивного диссонанса. — М., 1998.

Эриксон Э. Детство и общество. — СПб., 1996.