Тема свободы личности поэта

Пушкин — первый русский поэт, посвятивший себя целиком искусству, более того, первый, кто отказался от всякой государственной службы ради права быть поэтом. Всем своим творчеством стремился он ответить на вопрос «что есть поэзия?». Тема назначения поэзии и миссии поэта имеет два аспекта: социальный и философский. С лицейской скамьи отстаивая свое право на занятия литературой и только ею, Пушкин шел на открытый конфликт с обществом. Общество так и не смирилось с этим: ярким тому примером служит присвоение Пушкину Николаем I звания камер-юнкера — приличного для молодого человека и недостойного взрослого мужчины.

В достаточной степени нежелание государственной системы «признать» литературу вызывалось страхом перед ее воздействием на умы и сыграло роль в формировании в России особого от ношения к творцам. Действительно, ни одна литература мира так не осознавала своей пророческой миссии, как русская. И здесь смыкаются социальный и философский аспекты проблемы назначения поэзии. Юный Пушкин под влиянием идей Просветителей, которые проповедовал в Лицее профессор Куницин, под влиянием бесед с Чаадаевым, с будущими декабристами видит назначение поэзии в служении общему делу — делу освобождения России от устаревшей государственной системы. В оде «Вольность» он определяет это так:

Хочу воспеть Свободу миру, На тронах поразить порок.

С Михайловского периода открывается в творчестве Пушкина цикл поэтических деклараций, утверждающих в сознании русских читателей новый, еще не виданный в России высокий общественный статус поэта и поэзии.

Второе изгнание Пушкин переносил тяжело и мучительно. Поэт не только устоял, но и поднялся на новую ступень в своем творческом развитии. От гибели поэта спасла близость к народной жизни, вера в свои творческие силы, в великое значение художественного слова.

Поэзия, как ангел-утешитель, Спасла меня, и я воскрес душой, ;

Г. Краснухин считает, что «поэт у Пушкина выступает не проповедником, которому благоговейно внимают слушатели, но их оппонентом, защищающим от них собственную суверенность, не признающим за ними право на так называемый «социальный заказ». Наконец, поэт подобен эху, которое хотя и откликается «на всякий звук», но само не знает отклика — ему «нет отзыва».

Поэт не должен восхищать или удивлять толпу ни гневными инвективами в её адрес, ни чудовищными её разоблачениями. Пушкин сравнивал это с фиглярством, с фокусничаньем, понимая, какое любопытство вызывает у толпы каждый подобный наставник морали и как легко насыщается такое любопытство. Фиглярством со стороны поэта будет здесь облечение всего этого в художественную форму, которая может поразить воображение необычной рифмой, невиданным тропом, волнующим перифразом. Потому и отказывается Пушкин от «социального заказа» толпы, что такой заказ не имеет никакого отношения к нравственной природе поэзии.

В своих стихотворениях о долге поэта Пушкин писал о трех заповедях искусства, составляющих нравственное триединство: пробуждать в душах чувства добрые, утверждать свободу как главную человеческую ценность и призывать к милосердию.

Пушкин писал: «Поэт! не дорожи любовию народной», но это значило только: не позволяй делать из себя кумира и помни, что такая любовь преходяща. Не обольщайся восторгами, лестью, экзальтированным внимаем толпы: «Ты сам свой высший суд», вот и суди себя по вечным законам искусства! Гроссман Л., «Записки Д’Аршиака: Петербургская хроника 1836 года». М., «ТЕРРА», 1997, с.20−25.

Стихотворение «Пророк» было написано в 1826 году. Содержание стихотворения было навеяно событиями 14 декабря 1825 года и скорбью Пушкина о гибели «братьев, друзей, товарищей». Это стихотворение сюжетное, в нем изображен процесс постепенного перерождения в мудрого пророка. Текст насыщен славянизмами, придающими речи торжественный, приподнятый тон, который органически связан с библейской темой. Но христианский миф, библейский колорит — это лишь одеяние, художественный прием. За аллегорией и символикой отчетливо проступает сама реальность, мысли Пушкина о высоком назначении поэта. Всё то житейское содержание, что наполняет сердца и умы занятых людей, весь их мир должен стать для истинного поэта пустынею мрачной… Он жаждет духовного удовлетворения и влачится к нему. С его стороны больше ничего и не требуется: алчущие и жаждущие насытятся…

Поэт-пророк изощренным вниманием проник в жизнь природы высшей и низшей, созерцал и слышал все, что совершается, от прямого полета ангелов до извилистого хода гадов, от круговращения небес до прозябания растения. Что же дальше? Кто прозрел, чтобы видеть красоту мироздания, тот тем мучительнее ощущает безобразие человеческой действительности. Он будет бороться с нею. Его действие и оружие — слово правды. Но для того, чтобы слово правды, исходящее из жала мудрости, не язвило только, а жгло сердца людей, нужно, чтобы само это жало было разожжено огнем любви.

Мысль о гражданственности творчества с особенной силой высказана в строках: «Глаголом жги сердца людей».

Много спорят о том, кто скрывается за главным героем стихотворения — поэт или пророк. По-видимому, все-таки и то, и другое. Пушкин впервые ощутил в зрелой русской литературе особое её на Руси предназначение, унаследованное от литературы допетровской, — быть Словом, объединяющим в себе художественный образ и дар пророчества.

Поэт, который является верным слугою Бога, — эхо русского народа, ибо он носитель народной святыни. Но в момент творчества поэт должен быть неподкупным. «Истинный поэт не есть что-то отдельное от народа; он его собственный орган, его слух, глаз и глас», — справедливо говорит В. С. Непомнящий. И «Памятник» Пушкину не акт осознания художником своих «заслуг», но акт утверждения великой миссии поэта, что он, поэт, подвластен лишь веленью Божию.

Литература

Учебник-хрестоматия. М., «Просвещение» 2005, с. 142−146.

Пушкин часто обращается в своих произведениях к теме свободы и независимости. Для него в тридцатые годы этот вопрос стал особенно важным. В это время поэтом овладело чувство отчуждения от окружающей среды, непреодолимое стремление вырваться из неё. Из враждебной атмосферы был лишь один путь освобождения — бегство. Это было невозможно, но Пушкин мечтал об этом. Он писал жене: «Дай Бог тебя увидеть здоровою, детей целых и живых! Да плюнуть на Петербург, да подать в отставку, да удрать в Болдино, да жить барином». Понятно, почему тема одиночества прозвучала в целом ряде стихотворных произведениях Пушкина в тридцатые годы.

Тему одиночества можно проследить в «Страннике». Непонимание проявляют не только те люди, окружающие странника, но и те, кого он считает самыми близкими. Они не понимают его до конца, не видят «верный путь», избранный героем стихотворения:

И дети и жена кричали мне с порогу, Чтоб воротился я скорее. Крики их На площадь привлекли приятелей моих;

Один бранил меня, другой моей супруге Советы подавал, иной жалел о друге, Кто поносил меня, кто на смех подымал, Кто силой воротить соседям предлагал;

Иные уж за мной гнались…

В стихотворении присутствует еще один образ — юноша с книгой. Образ — символический. Книга — символ мудрости и всеведения. Именно юноша дает страннику совет покинуть чуждый ему мир и тем самым обрести бессмертие. Но «врата спасения» названы «тесными». Символический путь едва-едва освещен, «тесные врата спасения» явно не могут принять толпу, эту путь избранных. Странник должен решить сам, пойдет ли по этому пути, несмотря на то, что его все отговаривают, считают безумным, не собираются следовать за ним. И он делает свой выбор:

…но я тем боле Спешил перебежать городовое поле, Дабы скорей узреть — оставя те места, Спасенья верный путь и тесные врата.

Прибегая к аллегорической форме и аллегорическим образам Пушкин размышлял и над своей собственной судьбой, и над судьбой поэта вообще в России.

Пушкин в стихотворении часто прибегает к архаизмам. Значимость поднятой темы требовала высокого стиля, поэтому поэт обращается к архаичной, торжественной лексике: скорбию, согбен, тягчит, почли, внемля, взор, влача, вопросил, познай, перст, узреть и др. В то же время странник плоть от плоти тех людей, среди которых ему суждено жить. Потому словам высокого стиля явно противопоставлены разговорные слова и просторечные обороты: уличен, потупя голову, ломая руки, вопли, ужас, коль, махнув рукой, крушусь, отселе, бельма, ступай, поносил, воротить силой.

Судьбу пророка («Пророк») и судьбу странника можно сопоставить. В «Страннике» поэт продолжает размышлять о судьбе гения, гонимого и непонятого современниками («Поэт», «Поэту», «Эхо»). Эти размышления, несмотря на аллегорическую форму, избранную Пушкиным, тесно связаны с реальной действительностью и свидетельствуют о творческой зрелости поэта, о реалистической направленности.

Литература

Учебник-хрестоматия. М., «Просвещение» 2005, с. 147−154.

Стихотворение «Поэт», написанное в 1827 году, — квинтэссенция пушкинских размышлений о сущности поэта. Он становится гордым, «диким и суровым», то есть погружается в себя, в свои творческие думы. Поэт не может творить, находясь среди обычных людей, в мирской суете. Вдохновение требует одиночества, свободы от повседневности. Вспомним замечательные слова из стихотворения «19 октября», написанного в 1825 году: пушкин лирика поэт бессмертие Служенье муз не терпит суеты;

Прекрасное должно быть величаво…

Пушкин как бы «останавливает мгновенье» — перед поэт, запечатленный в момент вдохновения: он «и звуков и смятенья полн».

Здесь нет зрительного образа. Его заменяют психологические детали, передающие начало творческого процесса, когда в душе поэта, охваченной «смятеньем» мыслей и чувств, теснятся хаотичные, нестройные звуки.

Литература

Учебник-хрестоматия. М., «Просвещение» 2005, с. 154−156. Одно из последних стихотворений Пушкина «Я памятник себе воздвиг нерукотворный», было написано в 21 августа 1836 года. «Свободная гордость», «скромная, благородная лира», стремление служить своей поэзией одной лишь свободе, отказ воспевать царей, сознание глубокой связи с народом — все это оставалось неизменным во взглядах Пушкина в течение всей его творческой жизни.

Литература

Учебник-хрестоматия. М., «Просвещение» 2005, с. 156−159.